и
революционные гимны, а также выражали протест произволу автоинспекции. Я  от
своего  имени  выражала  свое  порицание  всем  мужчинам  земли  в  целом  и
Себастьяну в частности. По прибытии на место Марк  как  истинный  джентльмен
широким жестом указал мне на неубранную постель,  куда  я  и  свалилась  без
малейшего  промедления,  заснув,  кажется,  еще  до  того,  как  моя  голова
коснулась подушки.
   В комнате меня уже ждал завтрак на европейский  манер  -  тосты,  джем  в
вазочке, плошка с кукурузными хлопьями, масло, кофейник  с  горячим  кофе  и
сахар. В любой другой день такое угощенье вызвало бы у меня,  мягко  говоря,
скепсис - бутербродики с джемом и хлопья для  моего  алчного  организма  как
слону дробина Но после вчерашних подвигов желудок пребывал  в  расслабленном
состоянии, и меню Марка оказалось для него как раз кстати.
   - А хорошо вчера погуляли, - сказал Марк, наблюдая, как я намазываю  тост
джемом поверх масла.
   - Да уж, - хмыкнула я. - Давненько я так не развлекалась.
   - Не хочешь продолжить сегодня вечером?
   После того как он произнес эту фразу, я отчего-то поперхнулась  тостом  и
долго кашляла,  а  Марк  стучал  меня  по  спине.  Потом  я  вытерла  слезы,
выступившие на глазах от кашля, и ответила:
   - Почему бы и нет?  -  добавив  про  себя:  "Вилы  тебе  в  бок,  дорогой
Себастьян".
   - Вот и отлично. Диктуй  телефон.  Эй!..  -  Марк  привстал  с  кресла  и
завертел головой. - Куда ты смотришь? Что случилось?
   - Я...  Э...  Мне  почудилось,  что  на  стенке  сидит  большой  паук,  -
пробормотала я.
   - Это с похмелья, - усмехнулся Марк. - Крыса у меня тут водилась,  черные
тараканы тоже, но пауков, к счастью, никогда  не  было.  Слушай,  у  меня  в
холодильнике есть превосходная копченая колбаса, позавчера  прибывшая  прямо
из Германии. Не хочешь попробовать? Вы, русские, насколько  я  знаю,  любите
плотно позавтракать.
   - Что значит "вы, русские"? А сам-то ты кто?
   - Чистокровный баварец. Твое изумление делает  большой  комплимент  моему
органичному вхождению в русский быт и культуру.
   - А в каком издательстве ты работаешь?
   -  Русское  отделение  одного   из   крупнейших   немецких   издательств.
"Эдельвейс". По глазам вижу, что ты даже не слышала этого названия... Так  я
несу колбасу?
   Я печально кивнула. Вряд ли было разумным рассчитывать на то, что одно из
крупнейших немецких издательств заинтересуется опусами девицы, о которой и в
России-то никто не знает. Разве что мне удастся через него  познакомиться  с
кем-то еще.
   Впрочем, не писательская карьера занимала в данный момент мои мысли.  Как
только Марк покинул комнату, я вскочила с дивана и в один  прыжок  очутилась
возле компьютерной тумбы, на самом верху которой стояла  в  рамке  вишневого
дерева большая фотография - мужчина и женщина смеются в пене прибоя.
   Эти двое были Марк и Евгения. Евгения Прошина,  актриса  театра  и  кино,
убитая в ночь с пятницы на субботу.
   На кухне звякала посуда, а я, застыв  как  вкопанная  перед  фотографией,
шевелила губами.
   Я раскрою это дело, я! И утру тебе нос,  самодовольный  и  самовлюбленный
индюк!
   Недолго думая, я по очереди быстро дернула на себя левой рукой каждый  из
четырех  ящиков  тумбы,  производя  правой  торопливые  манипуляции   с   их
содержимым. Кольцо на пальце тускло поблескивало,  видимо,  не  одобряя  мой
способ добывать необходимую информацию. Лучше бы помогло! Времени на  чтение
бумаг не было, а найти что-нибудь полезное очень хотелось.
   Должно быть, кольцо поняло, что стараюсь я не для личного  блага,  а  для
общего дела, потому что, когда мои пальцы коснулись одного листа, оно  вдруг
вспыхнуло и часто заморгало.
   - Спасибо, - тихонько пробормотала я и, быстро сложив его в четыре  раза,
запихнула в... Ну,  куда  запихнула,  туда  запихнула,  какая,  в  общем-то,
разница. Главное,  когда  Марк  вернулся,  я  уже  сидела  на  нем,  пытаясь
изобразить апатию и расслабленность.
   Пропажа  моей  сумочки  обнаружилась,  когда   за   Марком   заехал   его
подчиненный,  чтобы  отвезти  начальника  на   какую-то   деловую   встречу.
Напряжение ослабленных волнениями и алкоголем извилин ничего не дало - я так
и не смогла вспомнить, распрощалась ли я со своим скарбом во время  суматохи
в клубе или посеяла ее во время наших с Марком скитаний по  ночному  городу.
Так или иначе, искать дорогую  потерю  не  имело  смысла,  что  весьма  меня
опечалило: в сумке был хороший носовой платок, почти новая губная  помада  -
та самая, что полмесяца провалялась за креслом, десять долларов, сто  рублей
десятками и - главное - ключи от квартиры, где деньги лежат. Хорошо  хоть  я
забыла паспорт дома - иногда и рассеянность бывает полезной.
   Спасти меня могли двое. Вернее, теперь только один, потому что обращаться
за помощью к Себастьяну я не стала бы, даже лежа на смертном одре.

Глава 13

МИНИСТР И КОНСЬЕРЖКА

   Даниель надавил ложечкой на лимон, и  чай  в  дымчатой  прозрачной  чашке
посветлел, став золотисто-оранжевым.
   - Курите. - Крупная рука с ухоженными  ногтями  подвинула  ему  массивную
фарфоровую пепельницу, скрипнув янтарной запонкой по темной полировке стола.
   Даниель сжал губами фильтр сигареты и, резко поворачивая большим  пальцем
колесико зажигалки, поднял глаза на сидевшего напротив министра финансов.
   Министр был гладко  выбрит,  черные  волосы  на  лысеющем  черепе  лежали
волосок к волоску, рубашка сияла белизной на зависть рекламе  отбеливателей,
узел  галстука  казался  воплощением   безупречности,   а   на   поверхность
темно-серого костюма не посмела бы сесть ни одна, даже самая наглая пушинка.
Но глаза на бесстрастном лице смотрели, словно в прорези маски -  столько  в
них было безысходной тоски.
   - Поймите, бесполезно расспрашивать меня о ее врагах. Я, конечно,  знаком
со многими из тех, с кем она постоянно общалась, но у меня никогда  не  было
ни времени, ни, откровенно говоря, желания присоединяться к их компании.  Мы
предпочитали встречаться друг с другом без посторонних, только в присутствии
родных или давних и близких друзей семьи. Я не думаю, чтобы кто-нибудь из ее
окружения мог совершить... - Министр вдруг тяжело перевел  дыхание  и  отпил
глоток минеральной воды из стоявшего перед ним тяжелого стакана для виски. -
Разумеется, у нее были недоброжелатели, она ведь актриса, а актерский мир  -
это беспрестанное столкновение амбиций, творческие  люди  обидчивы,  ранимы,
тщеславны. И  чем  незаурядней,  тем  труднее  характер.  А  моя  дочь  была
незаурядным человеком, можете мне поверить, даже если не брать в  расчет  ее
актерский талант. Так что желать ей зла могли многие. Но  реально  причинять
зло, не считая обычных театральных и киношных интриг и подсиживания...  Вряд
ли кто-нибудь действительно способен на это. И потом, ведь  у  актеров  есть
прекрасная возможность избавиться от негативных переживаний - все  уходит  в
игру. Главное, чтобы у актера были роли, тогда  он  может  пережить  все  на
свете, уверяю вас.
   Даниель вспомнил, что в материалах о министре, которые он изучал,  прежде
чем пойти на встречу с ним, промелькнула фраза о том, что министра  финансов
можно, не погрешив против  истины,  назвать  не  только  самым  образованным
членом правительства, но и одним из самых умных  людей  современной  России.
Впрочем, даже самые умные люди могут заблуждаться относительно своих  детей,
ведь родительская любовь слепа.
   - А что вы можете сказать о ее личной жизни? - спросил  Даниель.  Министр
нахмурился:
   - Практически ничего. Она не знакомила меня со своими мужчинами,  видимо,
среди них не было ни одного, к кому можно было отнестись серьезно.
   - И вы даже не знаете, как зовут того, с кем у нее последнее  время  были
близкие отношения?
   - Нет, к сожалению. Я считал, что не должен контролировать ее  жизнь,  не
должен ни во что вмешиваться. Теперь-то я понял, что ошибался. К  сожалению,
слишком поздно... А ведь мне нужно было начать тревожиться за нее еще  после
этой гнусной истории с ее бывшим мужем.
   - Что за история?
   На лакированную крышку стола легла пухлая красная папка.
   - Я приготовил для вас все материалы. Прочитайте, изучите. Если возникнут
какие-то вопросы, звоните мне, буду рад объяснить.
   - А что это за слухи  о  вашем  родовом  проклятии?  -  внезапно  спросил
Даниель, когда красная папка перешла в его руки.
   - О чем вы? - изумился министр.
   - Я читал в какой-то газете рассказ о том, что в вашей семье за последнее
столетие было несколько таинственных случаев насильственной смерти.
   - Чушь какая! - отрезал министр. - Что это была за газета?
   - Не помню. Очевидно, какой-то бульварный листок, раз  это  сообщение  не
соответствует истине.
   - Если вспомните, обязательно сообщите мне. Мой принцип - ложь,  особенно
в прессе, не должна оставаться безнаказанной. Люди слишком верят  газетам  и
телевидению. Растиражированная клевета - это как жирное пятно на одежде...
   ...  Ложечка  снова  позвякивала  в  чашке  Даниеля.  Только  чашка  была
старенькая, синяя с золотой каймой, с едва заметной трещиной возле ручки,  а
чай пах мятой и еще какими-то травками.
   - Нет, сынок, уж я и мальчикам из милиции-то говорила: никого не  видела,
ни единой души. Да и тихо было этой ночью, даром что с пятницы  на  субботу,
почти никто не ходил, кроме самих-то жильцов.
   - Татьяна Тимофеевна,  -  вкрадчиво  произнес  Даниель,  -  а  может,  вы
отходили куда-нибудь? Или отвлеклись, а? Дело-то житейское.
   Консьержка - сухонькая  старушка  неопределенного  возраста,  кутавшаяся,
несмотря на летнюю жару, в серый шерстяной платок, замахала руками:
   - Что ты, что ты, сынок! Разве ж это можно! Разве ж я не знаю, что с меня
спросится за это.
   - Татьяна Тимофеевна. Ведь, если мы не поймаем этого убийцу, погибнет еще
кто-нибудь. И в этом будет и  ваша  вина.  -  Даниель  смотрел  на  старушку
пристально.
   Та вздохнула и отвела глаза. Помедлила и нерешительно сказала:
   - Только уж  ты,  сынок,  не  говори  больше  никому.  Пенсия-то  у  меня
маленькая, а работу сейчас молодые себе найти не могут, не то что старики.
   - Никому не скажу, - заверил ее Даниель.
   - Сразу после  полуночи,  как  гроза-то  началась,  я  телевизор  у  себя
выключила, потому что, говорят, от грозы он испортиться может.  Выключила  и
взяла вязание - шапку для племянниковой дочки. Стала вязать, и вдруг  в  сон
меня потянуло, прямо ужас. Никогда со мной такого не было!  Сплю-то  я,  как
старая стала, плохо и мало - лягу, бывало, и ворочаюсь, и ворочаюсь,  а  сон
не идет. А тут вдруг - глаза так  сами  и  закрываются.  Думаю,  надо  чайку
вскипятить, может, дрему-то отгоню. Подумала и хотела встать, да и  заснула!
Проснулась через час только. Гляжу - дверь-то в подъезде раскрыта, да  возле
нее от дождя лужа целая натекла. Я заахала, да бегом вытирать.
   - Вы кого-нибудь видели? - быстро спросил Даниель.
   - Никогошеньки. Закрыла дверь, вытерла лужу эту проклятую - и  обратно  к
себе, в будку. А сон как рукой сняло.
   - Значит, кто в подъезде был, вы не видели.
   - Нет, сынок. И собака как забегала, не видела.
   - Какая собака? - Даниель со звоном выронил ложку.
   - Да с улицы забегала, от дождя, поди, пряталась.  Да  я  ее-то  саму  не
видела, только следы грязные. Я их заодно с лужей вытерла.
   - А может, еще какие следы там были? От ботинок, от туфель?
   Консьержка покачала головой:
   - Нет, не было. Только собачьи.  Да  здоровенные  такие.  А  что  ты  так
взволновался-то, сынок?
   Не отвечая,  Даниель  с  отсутствующим  видом  взял  из  вазочки  круглое
печенье,  сунул  его  за  щеку  и,  сделав  большой  глоток  чаю,  задумчиво
пробормотал вполголоса:
   - Никогда  бы  не  подумал,  что  работа  сыщика  может  оказаться  таким
испытанием для мочевого пузыря. Бедные люди!

Глава 14

ЧУДЕСНЫЙ МИР ИСКУССТВА

   Дверь  мне  открыла  Надя.  И,  как  всегда,  без  лишних  предисловий  и
приветствий ляпнула:
   - Ты откуда такая? Дома не ночевала, что ли?.. Проходи, проходи!
   - С чего ты взяла, что я не ночевала дома7
   - Потому что представить тебя при  свете  белого  дня  на  каблуках  и  в
коротком платье у меня лично фантазии недостает.  Вечером,  на  какое-нибудь
увеселительное мероприятие, ты это, так уж и быть,  наденешь.  Но  в  первой
половине дня?! Как там говорил Станиславский, узнав  про  свадьбу  Чехова  и
Книппер? "Не верю!" Если только ты не решила соблазнить Себастьяна.
   - А может, я охочусь на Даниеля, об этом ты не подумала? - хихикнула я.
   - Еще не подумала, так  что  у  тебя  есть  примерно  три  минуты,  чтобы
спастись бегством, - утешила меня Надя.
   - Вообще-то мне действительно нужен Даниель, - призналась  я  и  в  общих
чертах поведала ей о событиях прошлой ночи, умолчав, правда, о том, что  моя
приятельница и мой новый знакомый оба  знали  убитую  актрису  и,  возможно,
могут пролить свет на ее смерть. При упоминании о Себастьяне и шатенке  Надя
почему-то прошептала себе под нос: "Неужели я была не права?"  -  а  на  мой
вопросительный взгляд только махнула рукой.
   - Одним словом, если Даниель не откроет мне дверь, ее придется ломать,  а
для этого обращаться к слесарю, а без подтверждения прописки дверь вскрывать
не будут - паспорт я забыла дома, - закончила я и тревожно спросила:
   - А Даниель скоро придет?
   - Ну, чтобы взломать замок, нам в принципе можно было бы обойтись  и  без
Даниеля. У меня есть один  знакомый  -  бывший  домушник,  ему  любой  замок
открыть - как семечко разгрызть. Он дает  объявления  в  газете  -  для  тех
граждан, у которых проблемы, как у тебя, и от клиентов отбоя нет! А  Даниель
уже успел спозаранку слетать по делам, а теперь его понесло в гараж. Так что
ты иди туда.
   - А ты?
   - А я, если ты случайно забыла, сижу на  телефоне,  как  завещал  великий
Ленин, как учит Коммунистическая партия Советского Союза. Дорогу  до  гаража
сама найдешь?
   - Разумеется, - ответила я.
   В согнувшейся над капотом черной "Победы" фигуре  в  натянутом  на  голое
тело  комбинезоне,  перепачканной  с  ног  до  головы  в  масле   и   прочей
горюче-смазочной дряни, узнать Даниеля было непросто, тем более что лицо его
закрывала маска для сварочных работ. Результатом этих работ была  украшавшая
закругленный нос "Победы" крылатая фигурка.
   - Вообще-то эту штучку надо крепить на решетку радиатора, - снимая  маску
и любовно протирая фигурку тряпочкой, смоченной какой-то вонючей  жидкостью,
сказал Даниель. - Но у "Победы" конструкция не та.
   - Послушай, - поинтересовалась я, - ведь  ты  же  можешь  плавить  металл
одним взглядом, зачем тебе возиться с автогеном?
   В дно металлической мойки со звоном ударила струя воды, и ладони Даниеля,
энергично вращавшие кусок мыла, покрылись хлопьями черной пены.
   -  Ну,  во-первых,  мало  ли,  что  я  могу.  Нам  здесь,  среди   людей,
рекомендуется поменьше искрить пальцами, размахивать крыльями  и  увлекаться
спецэффектами в таком  же  духе.  Если,  конечно,  спецэффекты  не  являются
изначально частью поручения. А во-вторых, если бы ты вдруг научилась  летать
и у тебя была бы альтернатива: поехать на машине или  полететь,  что  бы  ты
выбрала?
   - Конечно, полететь!
   - А почему?
   - Никаких пробок на дорогах, никаких гаишников, никто не мешает.
   - И только-то? - В перерывах между словами Даниель плескал воду на лицо и
шею. - Вот не думал, что писатели такие приземленные.
   - Ну и потому, что летать гораздо интереснее, что ли.
   - Вот! А мне интереснее пользоваться автогеном.
   - И в детективов вы с Себастьяном играете по той  же  причине?  -  дерзко
спросила я.
   Даниель фыркнул, тряхнул  головой,  сдернул  с  гвоздика  синее  махровое
полотенце и уткнул  в  него  лицо,  а  когда  вынырнул  из  его  складок  на
поверхность, спросил:
   - А с чего ты взяла, что мы играем?
   - Разве вы не можете узнать все, что вам  нужно,  не  затрачивая  на  это
никаких  усилий?  Разве  вам  нужно  ходить  куда-то,  разузнавать,  искать,
допрашивать? Извини, но, по-моему, вы просто развлекаетесь от нечего делать.
   Даниель  повесил  мокрое  насквозь  полотенце  обратно  на   гвоздик   и,
накручивая прядь волос на указательный палец, сказал:
   - Ты слишком все упрощаешь. Вот тебе пример: дельфины, которые,  кажется,
творят чудеса в воде, на суше совершенно беспомощны.
   - Ну, не сравнивай ангелов с дельфинами.
   - Не забывай, что между нами, ангелами, а также людьми и дельфинами  есть
одно существенное сходство, о котором все почему-то  забывают.  Мы  -  живые
существа. А значит, не всемогущи, не всевидящи, не всезнающи. Понятно?
   Я  перевела  дух  и  задала  один  из  вопросов,  давно   терзавших   мое
любопытство:
   - А бог? Он что, не живое существо? Какой он вообще?
   - Я закончил, - сказал Даниель, и я как-то сразу поняла, что краткий курс
богословия из его уст мне услышать не  судьба.  -  Пойдем  домой,  перекусим
что-нибудь. Надя, артистка, только зря тебя туда-сюда  гоняла.  А  потом  мы
поедем к тебе и откроем твою дверь.
   - Ну вот! - взвизгнула я. - Про дверь же ты  знаешь,  а  я  ни  слова  не
сказала!
   - Не превращайся в идиотку в духе доктора Ватсона! - хмыкнул  Даниель.  -
Это же элементарно! Пока ты шла, Надя успела позвонить мне на мобильный.
   Поглощая приготовленные Надей креветки с чесноком, Даниель  поделился  со
мной новостями. Я в это время мучилась по разнообразным причинам: во-первых,
оттого,  что  я  своим  параллельным  расследованием  наказываю  не   только
Себастьяна, но и его ни в чем не повинного друга, который к  тому  же  очень
хорошо ко мне относится, во-вторых, оттого, что совершенно не умею готовить,
а в-третьих, оттого, что размеры моего желудка явно не  были  рассчитаны  на
предложенную мне порцию.
   - Вот что мы имеем на сегодня, - закончив  рассказ  о  встречах  с  отцом
Прошиной и консьержкой из ее дома, Даниель потянулся за пепельницей.  -  Да,
вот еще - Захаров полазил по картотеке, и выяснилось, что эпизодов,  похожих
на наш, в их практике, к сожалению, не было.
   - Почему "к сожалению"? - спросила я.
   - Потому что нет ничего неприятнее, чем  начинать  расследовать  серийные
убийства с первого эпизода. Потому что серийные убийства на то  и  серийные,
что жертв всегда больше, чем одна. А с первого раза поймать  маньяка  никому
еще не удавалось. Значит, мы будем долгое время жить с предчувствием чьей-то
гибели, и это предчувствие будет периодически  сбываться.  А  главное  -  мы
будем ждать эту смерть с ужасом и нетерпением, потому что чем больше  жертв,
тем больше улик и зацепок, тем больше вероятность поймать гада, который  все
это делает. Если только...
   - Что?
   - Если только не выяснится, что убийство Прошиной совершил не маньяк. И я
уже знаю одного человека, который является весьма подходящим  кандидатом  на
роль убийцы.
   - Кто?
   - Ее бывший муж. Лев Крымов.
   - Не тот Крымов? Не писатель? - спросила Надя.
   - Он самый.
   - Подожди-ка, - сказала я. - Была какая-то неприятная история,  я  что-то
помню. Но ведь это было очень давно.
   - Смотря что называть словом "давно", - откликнулся Даниель. -  Два  года
назад - не такой уж большой срок, по-моему.
   -  Что  за  история?  -  спросила  Надя.  -  Вы  же  знаете,  сплетни   о
знаменитостях - не мой жанр.
   - История печальная и в каком-то смысле поучительная, - сказал Даниель.
   Молодой, но уже довольно широко известный в  узких  кругах  московской  и
питерской богемы писатель Лев Крымов написал роман, замечательный не столько
сюжетом  -  очередной  перепевкой  архитипического  сюжета   о   разлученных
возлюбленных, соединяемых в финале счастливой смертью, сколько самой  тканью
повествования,  затейливо  сотканной  из  современных  реалий  и  отсылок  к
прошлому, уголовной хроники и религиозных  трактатов,  матерных  частушек  и
белых стихов, подлинных цитат и ловких  стилизаций,  насмешливых  реверан