болото между  "Капибарой"  и  направлением,  которое
указала девица, а  вторую  оставил  на  корме  лодки.  И  тут  же  начал
разжигать следующую пару.
   Анатолий принял решение.
   - Якадзуно, в машину! - крикнул он. - Да не  в  лодку,  а  в  машину!
Фесезл, тащи ее на заднее сиденье, Якадзуно, за руль... ах,  да,  ты  не
умеешь водить... тогда на пассажирское сиденье и доставай пистолет.  Без
моей команды не стрелять! Говелойс, дымовую завесу над лодкой и назад на
полной скорости! Сигналом будут три выстрела в землю. Жди полчаса,  нет,
час, потом сваливай, скажешь всем, что  ничего  не  получилось.  Все  на
местах? Вперед! Говелойс, быстрее отваливай! Якадзуно, стреляй... нет...
хотя больше некому... давай, стреляй, куда хочешь, два  раза,  только  в
лодку не попади, ради бога!
   "Капибара" взревела мотором и выпрыгнула из грязи метров аж на  пять.
Странно, как Якадзуно не выпал.
   - Я ничего не вижу! - заорал Якадзуно. - Куда стрелять?
   - Да куда угодно!
   Якадзуно сделал два выстрела, электрические пули  подняли  на  воздух
настоящий шквал кипящей грязи, и из городского квартала ударил  пулемет.
Отлично, нервишки все-таки не выдержали. Теперь Анатолий  был  уверен  в
успехе.
   - Якадзуно, - сказал он уже спокойнее,  -  когда  я  остановлюсь,  ты
глушишь  мотор  и  остаешься  с  девицей.  Фесезл,  ты   действуешь   по
обстоятельствам. Не забывай, у людей  без  маски  видимость  ограничена,
люди в маске видят все.
   До границы города оставалось совсем немного.  Анатолий  дважды  резко
нажал и отпустил педаль газа,  машина  совершила  два  безумных  прыжка,
придушенная девица на заднем  сиденье  ударилась  головой  и  застонала.
Процессор сообщил, что расчет траектории  завершен,  и  Анатолий  вдавил
педаль в третий раз.
   "Капибара" взлетела на воздух. Анатолий  открыл  водительскую  дверь,
вскочил на сиденье и изо всей силы прыгнул вверх и вбок с криком:
   - Якадзуно, за руль!
   Анатолий  уже  не  увидел,  как  Якадзуно  отреагировал  на  команду.
Анатолий включил  все  мускульные  усилители  и  в  следующее  мгновение
покатился по пластмассовой посадочной площадке.
   Площадка оказалось более скользкой, чем он ожидал,  но  ему  все-таки
удалось остановиться, не свалившись в грязь. Анатолий вскочил  на  ноги,
задрал голову вверх и сразу увидел то, что ожидал увидеть.
   С третьего этажа на него смотрело  лицо  в  такой  же  маске,  как  у
плененной девушки. Первый выстрел Анатолия угодил  этому  лицу  точно  в
лоб, три следующие пули вонзились в потолок комнаты, из окна которой оно
выглядывало. Комната тут же превратилась в огненный ад.  Краем  сознания
Анатолий отметил, что здание не достроено, а это очень и очень  упрощало
дальнейшее.
   Впрочем, упрощать уже было нечего. Анатолий взлетел вверх по лестнице
и обнаружил в разгромленной комнате два  догорающих  трупа  и  сошки  от
пулемета. Видать, пулемет выкинуло из  здания  взрывной  волной,  жалко.
Хотя, может, ящеры его и найдут...
   Через пять минут стало ясно, что в здании никого больше  нет,  врагов
было только трое. А еще через минуту Фесезл притащил целехонький  ручной
пулемет, выловленный из болотной жижи. Только сошки у  него  отвалились,
но это не важно, гораздо важнее, что в соседней  луже  Говелойс  выловил
два битком набитых магазина, а третий магазин торчал в  самом  пулемете.
Сто двадцать патронов - это сила.

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

1

   Пленницу звали Тхе Ке, ей было двадцать лет, до  революции  она  была
студенткой геологического факультета университета Вернадского, а  сейчас
она и сама точно не  знала,  кто  она  теперь.  Позавчера  Джон  Рамирес
объявил о приеме в братство новых членов, и Тхе Ке немедленно записалась
в эту организацию.
   Большинство  студентов   вступали   в   братство   из   меркантильных
побуждений, они считали, что раз теперь власть в руках братства, то  без
вступления в него карьеру не сделаешь. Кое-кто даже сравнивал братство с
СС, правда, когда Тхе Ке спросила, что такое СС, ей никто так  ничего  и
не объяснил.
   Нельзя сказать, что Тхе Ке совсем не  интересовала  будущая  карьера.
Карьера ее очень даже интересовала, но она вступила в братство не  из-за
этого. Ей очень понравился  Джон  Рамирес,  большой  и  могучий,  внешне
страшный и грубый, а на самом деле очень добрый и  отзывчивый,  но  дело
было и не в этом. Дело было в том, что Тхе  Ке  неожиданно  поняла,  что
идеалы братства ей близки.
   Тхе Ке никогда не любила песни Леннона, они  казались  ей  такими  же
старомодными и попсовыми, как Моцарт или Тэту. Из музыки  Тхе  Ке  могла
воспринимать без отвращения только кислотный  трэш.  Но,  послушав  речь
Джона Рамиреса, она поняла, что то  абстрактное  добро,  о  котором  пел
Леннон, имеет реальные шансы воплотиться в жизнь, причем не где-нибудь в
отдаленном будущем, а прямо здесь и сейчас. Тхе Ке стала одной из первых
новых сестер, и когда Полина Бочкина  спросила,  кто  готов  добровольно
выйти на  дежурство,  Тхе  Ке  не  стала  искать  нелепые  оправдания  и
согласилась сразу же, даже не спрашивая, что ей предстоит.
   Ей поручили патрулирование окраин  Олимпа.  Большинство  свиноголовых
сгорели в ядерном огне в первый день  революции,  но  некоторым  удалось
сбежать. Они прятались в  пригородах  и  на  окрестных  плантациях,  они
сбивались  в  стаи  и  пытались  прорваться  в  столицу  планеты,  чтобы
сокрушить революцию. Военные собаки  еще  не  понимают,  что  проиграли,
говорила сестра Полина, но они и не поймут этого, пока мы им не покажем,
что наша  революция  способна  себя  защитить.  Сейчас  решается  судьба
революции, сказала Полина, и Тхе  Ке  поняла,  что  это  правда,  судьба
революции решается именно сейчас.
   Тхе Ке записалась  в  добровольцы,  получила  электрический  пистолет
армейского образца, прошла трехчасовую виртуальную тренировку,  и  после
этого ее отправили на  патрулирование.  В  напарники  ей  достались  два
молодых человека, она отказалась называть их имена,  но  Анатолий  и  не
настаивал. Эти люди уже давно  входили  в  братство,  давно  знали  друг
друга, а один из них даже имел метку бойца класса D, и кроме пистолета у
него был еще ручной пулемет. Тхе Ке спросила, что от нее требуется, и ее
ждало первое разочарование.
   От нее ничего не требовалось Никто не ждал, что она будет участвовать
в бою наравне с остальными, никто не был готов доверить ей свою жизнь. В
любой войне нужно пушечное мясо, это  очевидно  каждому,  кто  хоть  раз
задумывался над этим вопросом, но Тхе Ке  не  понравилось,  что  в  этой
войне роль пушечного мяса отводилась ей. При обнаружении подозрительного
объекта Тхе Ке должна была перехватить  его  и  выяснить,  что  за  люди
находятся внутри машины. Далее следовало доложить  старшим  товарищам  и
действовать согласно их указаниям. Тхе Ке прекрасно понимала, что если в
машине окажутся солдаты, она проживет ровно столько, сколько нужно пуле,
чтобы преодолеть расстояние до ее головы. Никакой любитель не  сравнится
в скорости реакции с профессиональным бойцом, а это значит,  что  первое
же боевое столкновение окажется для нее последним. Тхе Ке понимала,  что
кто-то должен занять отведенное ей место, что глупо подвергать опасности
жизни опытных воинов, когда можно обойтись тем, кого не  жалко,  но  все
равно она не  могла  убедить  себя  в  том,  что  это  справедливо.  Она
понимала, что так проявляется ее  эгоизм,  но  ничего  не  могла  с  ним
поделать.
   Когда на горизонте показалась лодка ящеров,  Тхе  Ке  подумала,  что,
может быть, все обойдется. Она скажет ящерам, чтобы они убирались назад,
и они уберутся, потому что  трусливые  ящеры  боятся  людей,  достаточно
направить на ящера пистолет, и он сразу убегает, это все знают.  Тхе  Ке
не думала тогда, как она будет объясняться с ящерами, она думала  только
о том, что это не имперские солдаты, а значит, у нее есть шанс  остаться
в живых.
   Когда в лодке обнаружилось два человека, она все  еще  надеялась.  Ей
так хотелось верить, что  они  говорят  правду,  что  они  действительно
геологи, что они действительно потерпели аварию и их спасли ящеры. Хотя,
если  подумать  здраво,  какие  могут  быть  геологи  в   самом   сердце
Олимпийских болот? И с каких это пор ящеры  спасают  людей,  попавших  в
беду в их владениях?
   Сейчас Тхе Ке пребывала в полной прострации. Нельзя сказать, что  она
была сломлена, она до сих пор  отказывалась  отвечать  на  все  вопросы,
связанные с обороной города. Анатолий подозревал, что она толком  ничего
не  знает,  но  он  не  мог  ни   подтвердить,   ни   опровергнуть   это
предположение. Не пытать же ее!
   Подумав, Анатолий решил рискнуть. Вряд ли  у  мятежников  под  ружьем
очень много бойцов и тем более вряд ли они ожидают  встретить  серьезную
атаку со стороны правительственных войск. Если в первый  день  революции
они грамотно заложили и подорвали заряды, сейчас правительственных войск
почти не осталось,  а  те,  что  остались,  деморализованы.  Так  что  у
мятежников нет необходимости окружать город  сплошным  кольцом  обороны,
можно ограничиться только блокпостами на важнейших дорогах. А  если  это
так, получается, что путь к центру города открыт. Могут быть еще патрули
на улицах... ничего, как-нибудь справимся.
   Анатолий поднял голову и огляделся по сторонам. Якадзуно стоял спиной
к нему и смотрел невидящим взглядом в  толщу  тумана.  Фесезл  сидел  на
собственном хвосте рядом с Тхе Ке и всем своим видом демонстрировал, что
внимательно следит, чтобы она не сбежала и не начала  драться.  Говелойс
приноравливался  к  пистолету,  отнятому  у  Тхе  Ке,  он   прохаживался
взад-вперед по площадке и время от времени резко  вскидывал  пистолет  и
прицеливался в разные предметы. Он не соврал, когда говорил,  что  много
играл в виртуальности.
   - Говелойс! - позвал ящера Анатолий. - Пистолет на предохранителе?
   - Да, конечно, - Говелойс чуть-чуть обиделся. - Я же не дурак какой.
   - Хорошо. Как лодка?
   - Нет больше лодки.
   - Затонула?
   - Наполовину. Лежит на мели, корпус пробит. Двигатель цел, его  можно
снять...
   - Нельзя, у нас нет времени.
   - Может, хотя бы аккумулятор?
   - Тоже нельзя. Значит, так. Все  забираемся  в  машину,  я  за  руль,
Якадзуно рядом, будешь штурманом. Вы  трое  назад,  Фесезл  сзади  меня,
будешь держать пулемет наготове,  если  что,  подашь.  Сам  стрелять  не
пытайся, там специальный сканер, нужна метка класса D или выше.
   - Что будет со мной? - спросила Тхе Ке.
   - Пока прокатишься с нами, а потом решим. Все, поехали!

2

   Произнесены  последние  слова  панихиды,  зазвучала   тихая   музыка.
Транспортер на большом мраморном  столе  пришел  в  движение,  и  пустая
деревянная коробка отправилась в  кремационную  камеру.  Глупо,  подумал
Рамирес, совершать богослужение вокруг пустого ящика, потом сжигать его,
а пепел сгоревшего дерева складывать  в  урну  и  потом  захоранивать  с
почестями. Но, с другой стороны,  любые  похороны  -  в  первую  очередь
символ, почести оказываются не трупу, а той  душе,  что  обитала  внутри
него, когда человек был живым. И кому какое дело, что  находится  внутри
гроба - семьдесят килограммов подтухшего мяса или вообще ничего?
   В углу стола раскрылся неприметный люк, из которого выехал  маленький
лифт с установленной на нем  урной.  Все,  кремация  закончена.  Рамирес
выступил вперед.
   -  Спасибо,  господин  Кобато,  спасибо,   господин   Ваджь-яхва,   -
поблагодарил он православного священника и муллу, проводивших церемонию.
Вообще-то к служителям веры принято  обращаться  "отец",  но  для  члена
братства такое обращение недопустимо.
   - Братья и сестры! - начал речь Рамирес. - Сегодня  мы  хороним  двух
достойнейших людей, отдавших нашему делу самое дорогое, что у них было -
свою жизнь. Брат Илья Коровин и сестра Алсу Усмани пожертвовали собой во
имя всеобщего счастья, во имя того, чтобы наша революция не задохнулась,
умывшись кровью, а открыла новую  эру  в  жизни  планеты.  Наша  планета
станет раем, и когда  это  произойдет,  в  этом  будет  заслуга  и  Ильи
Коровина, и Алсу Усмани. Наш народ их никогда не забудет.
   Братья и сестры! Вчера пролилась первая  кровь.  Мы  знали,  что  так
будет, но никто не ждал, что это  будет  так  скоро.  Враг  не  дремлет.
Военные свиньи все еще ждут своего часа, который  никогда  не  настанет.
Остатки имперской армии прячутся в болотах  и  джунглях,  недобитые  псы
зализывают раны, сбиваются в стаи и ждут, когда накопят достаточно  сил,
чтобы напасть.
   Братья и сестры! Будьте бдительны. Я знаю, кое-кто из вас думал,  что
братство предоставит вам путь к  грядущей  карьере,  прямой,  удобный  и
бесплатный. Вы правы, братство предоставит вам путь, но он будет  труден
и опасен. Служение великому делу всегда трудно и опасно, и наше дело  не
является исключением из этого правила. Нас всех  ждет  большой  труд,  и
этот труд будет вознагражден, когда на Деметре настанет эпоха  всеобщего
единения. Мне печально говорить об  этом,  но  первая  жертва  не  будет
последней, кому-то из вас придется положить жизнь на алтарь во имя того,
чтобы эта эпоха настала. Видит Бог, я хотел бы всем сердцем, чтобы можно
было обойтись без этого.
   Брат Илья Коровин и сестра Алсу Усмани  навсегда  останутся  в  нашей
памяти. Не важно, что они состояли в братстве всего два дня, но  за  эти
два дня они успели сделать достаточно, и  память  о  них  будет  вечной.
Александр  Багров  уполномочил  меня  официально  сообщить  вам:   когда
революция победит, на одной из площадей Олимпа будет сооружен монумент в
память тех, кто сложил головы во  имя  революции.  Мы  могли  бы  начать
строительство уже сейчас, но братство считает не правильным заботиться о
мертвых, когда нужно позаботиться  о  живых.  Мертвым  придется  немного
потерпеть.
   Братья и сестры! Хребет имперской гадины сломлен, но она еще  жива  и
опасна. Подобно мифологической гидре, она обрастает все новыми и  новыми
головами. Хитрые и коварные агенты прячутся среди нас, они повсюду,  они
используют каждую возможность, чтобы смутить неокрепшие  души,  зародить
тень сомнения в справедливости нашего дела.  Еще  раз  повторяю,  будьте
бдительны!
   Сейчас мы живем в судьбоносное время, на наших глазах решается судьба
целой планеты. Если мы победим, мы построим  новый  мир,  в  котором  не
нужно будет убивать или умирать, в котором каждый будет каждому как брат
или   сестра.   Если   мы   проиграем,   на    Деметре    восторжествует
рабовладельческий империализм, который  уже  опутал  Гефест  метастазами
раковой опухоли. Мы не позволим превратить нашу планету в новый  Гефест,
мы  не  вправе  обрекать  наших   детей   на   ужасы   существования   в
нечеловеческих условиях. Мы и только мы определяем будущее наших  детей,
только мы в ответе за него. Дадим миру шанс!
   - Дадим миру шанс! - хором выкрикнули две тысячи глоток.
   Рамирес утер пот со лба и вернулся в круг присутствующих на панихиде.
Сейчас должны выступить родственники, однокурсники...
   - Ты молодец, - прошептала на ухо Полина. - Я договорилась, твою речь
покажут    по     телевидению.     Телебашню     должны     восстановить
завтра-послезавтра, и в первом же выпуске новостей  покажут  твою  речь.
Там будут двое - Багров и ты, представляешь?! -
   Рамирес недовольно поморщился. Вот еще,  не  хватало  превратиться  в
живую икону. Да, у него хорошо получается произносить речи, но  это  еще
не повод ставить обычного человека, не сделавшего для  революции  ничего
заметного,  рядом  с  настоящим  вождем,  с  тем,  кто  все  задумал   и
осуществил. Рамирес понимал, что для общего дела будет полезно, если  по
телевизору покажут хорошую речь, поэтому он ничего не  возразил  Полине,
но сам не почувствовал от ее слов никакого удовлетворения. Он не страдал
болезненным честолюбием.

3

   Анатолий  оказался  прав,  оборона  столицы  была   совсем   никакая.
Путешествие до проспекта Акаций прошло без приключений, только один  раз
Анатолию пришлось загнать "Капибару" в переулок, пережидая, пока пройдет
встречная машина. Он был уже готов  выставить  в  окно  пулемет,  но,  к
счастью,  это  не  потребовалось  -  те,  кто  сидел  внутри  встречного
"Муфлона", не обратили на них ни малейшего внимания.
   Дом 22 по проспекту Акаций  представлял  собой  большой  и  роскошный
элитный бордель. Ибрагим ждал их в одном из  отдаленных  номеров.  Чтобы
попасть туда, пришлось использовать целых три электронных ключа,  причем
последний  открыл  бронированную  дверь,  способную   выдержать   прямое
попадание стограммовой гранаты.
   Ибрагим выглядел плохо. Он был сильно обожжен, лицо и руки исцарапаны
и  покрыты  засохшими  струпьями.  Он   сильно   исхудал,   черты   лица
заострились, Анатолий даже подумал... но  нет,  сканер  подтвердил,  что
трансформация Ибрагима не  выходит  за  пределы  класса  С,  который  на
окраинных    планетах    присваивается    всем    психически    здоровым
совершеннолетним людям. И еще  Ибрагим  зачем-то  сбрил  все  волосы  на
голове, включая брови и ресницы.
   Похоже, мысли Анатолия отразились на его  лице,  потому  что  Ибрагим
криво ухмыльнулся.
   - Ты правильно подумал, - сказал он, - у меня на самом деле класс  F.
Просто мой процессор надо уметь правильно спрашивать.
   - Что случилось? - спросил Анатолий.
   - Что-что... революция  случилась.  Мы  думали,  у  них  только  одна
статуя, но, выходит, были и другие каналы доставки, а мы их  проморгали.
Все правительственные учреждения уничтожены точечными ударами, и ни один
детектор не обнаружил ни одной бомбы. От  всего  нашего  комплекса  одна
только воронка и осталась.
   - Знаю, - кивнул Анатолий, - видел. А потом, когда выжившие собрались
у этой воронки, последовал повторный удар.
   - Вот даже как, - присвистнул Ибрагим. - А я - то думал,  почему  это
никто не отзывается... Он грязно выругался.
   - Что за проблема? - спросил Анатолий.
   - Какая проблема?
   - Ты сказал Якадзуно, что у тебя какая-то проблема.
   - А, это... У меня развивается агранулоцитоз.
   - Что развивается?
   - Третья стадия лучевой болезни. Антибиотики мне не нужны, организм и
сам справится, с моей-то трансформацией... но за мной  нужно  ухаживать,
ближайшую неделю я буду балансировать на  грани  сознания,  да  и  потом
слабость долго еще не пройдет.
   - Сколько ты схватил?
   - Примерно девятьсот.
   - Чего?
   - Рентген, чего же еще. Такая  доза  любого  с  ног  свалит.  У  меня
началась интоксикация, к вечеру я буду лежать  и  бредить.  Посидишь  со
мной?
   - Тут надежное место?
   - До первого Иуды. Эта точка упомянута  в  центральной  базе  данных.
Когда братство до нее доберется, они нас возьмут.
   - Тут такая дверь...
   - А что дверь? Запустят в вентиляцию какую-нибудь отраву  и  все.  На
тебя феназин действует?
   - Конечно. А на тебя что, нет?
   - На меня нет. Как у тебя дела? Ты тоже похудел.
   - Перелом позвоночника. Мы с Якадзуно ехали в ваш комплекс, когда они
нанесли повторный удар.
   - Да, кстати! Где Якадзуно?
   - В соседней комнате. Я думаю, нам пока лучше поговорить наедине. Там
еще двое ящеров и одна баба из братства.
   - Агент или пленница?
   - Пленница. Нас перехватили на въезде в город, бойцы братства  сидели
в засаде, ее выставили как приманку. Единение, блин, да любовь...
   -  Любая  революция  прикрывается  красивыми  словами.  Телевизор  не
смотрел?
   - А что, телевидение заработало?
   - Пока только спутниковое. Этот клоун Багров каждый  день  выступает.
Одна демагогия. Как на улицах?
   - Спокойно, даже патрулей нет. И люди куда-то попрятались.  Мы,  пока
сюда ехали, только одну машину встретили.
   - Сволочи! Накрыли всех, как щенков. Опоздали мы с  тобой,  Анатолий,
совсем чуть-чуть опоздали, но от этого еще обиднее. А знаешь, что  самое
противное?
   - Что?
   - Что теперь придется работать на них.
   - Как это на них? Почему?
   - Потому что ничего