19-го. Позже

   Вчера ночью ко мне в комнату заглянула черная кошка и исчезла. Не ус-
пел я снова взяться за перо, как ворвался сумасшедший, на нем был халат,
на голове чеснок, а в руках знаменитый кол, с которым он не расстается.
   Оказывается, что кол у него осиновый, и чтобы добыть  его,  он  ходил
куда-то далеко, так как у нас в окрестности осины нет.
   Старик вбежал и принялся что-то искать в двух моих комнатах. Он  заг-
лядывал под кровать, в шкаф, под стулья, за портьеры и  даже  смотрел  в
печке.
   - Нету, ушел.
   - Да кто ушел, кого вы ищете? - спрашиваю я.
   - Да "его". Эхе-хе, понимаю, сюда-то не сунется! -  весело  засмеялся
сумасшедший, показывая на знак пентаграммы, вырезанный им на пороге моей
комнаты.
   - Знаешь, - продолжал он, - я двери-то чесноком, чесночком замазал  и
завесил, так "он" в окно да черной кошкой... сюда, вверх... а я за  ним,
да, видишь, ноги старые, не поспел, ушел он... - Старик тяжело  вздохнул
и присел на стул.
   Из отрывочных фраз и бормотанья я, наконец,  понял,  что  он  завесил
чесноком двери капеллы, а сам сторожил "его" с колом. Этот-то "он"  ста-
рика - выходит не кто иной, как Рита, она же вампир.
   Будь передо мной не старик, я бы вздул его, несмотря на все  его  су-
масшествие. Я думал тогда, что всякий вздор, даже  сумасшествие,  должен
иметь меру.
   Пока я соображал, как образумить старика, он вдруг  опомнился,  вско-
чил, схватил меня за руку и зашептал:
   - Идем, идем, "он", наверное, у итальянца, у художника, засосет  "он"
беднягу.
   Постараться вырваться, нечего было и думать, и я покорно пошел,  вер-
нее, побежал за сумасшедшим. Он быстро взобрался по лестнице,  в  третий
этаж, где живет итальянский художник, и затем мы, словно воры, тихо ста-
ли красться по коридору.
   Подошли к комнате итальянца. Старик осторожно приотворил дверь.  Ком-
ната была залита лунным светом, окно открыто, и занавес на  нем  отодви-
нут.
   Каково же было мое удивление, а потом бешенство, когда я увидел,  что
Рита, моя невеста, полулежит на груди итальянца, к нему поцелуем.
   Должно быть, я крикнул, потому что Рита подняла  голову  и обернулась
... и о ужас, ужас!.. При ярком  свете месяца глаза  ее  светились  сла-
дострастием и злобой, а по губам текла свежая, алая кровь.
   - Видишь, видишь, - закричал старик и кинулся вперед... Сильный порыв
ветра хлопнул створками окна, взметнул штору и ударил ею по старику, тот
упал.
   Я поспешил к нему на помощь, но луна померкла и в  комнате  воцарился
мрак. Нескоро я отыскал спички и свечку.
   При слабом освещении я оглянул комнату  -  никого  нет.  Сумасшедший,
охая, поднимался с полу, итальянец мирно спал.
   Я готов был все признать за галлюцинацию, как старик подошел к крова-
ти и, поднимая за плечи художника, спокойно объявил:
   - Вот я и прав, "она засосала его". В самом деле художник был  мертв.
Лицо бледное, руки болтаются, как плети, на ночной рубашке свежая кровь.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
   Боже всесильный, что же это? Голова моя не выдержит... лопнет... Ведь
выходит, что Рита "не мертвый"... что она сосет кровь живых людей... Как
я могу это понять и связать?.. Рита... кровь... нет и нет.  Это  я,  под
влиянием старика, схожу с ума... Это он мне навязывает свою  болезненную
идею... в то же время я сознаю, что я здоров, вполне здоров...  а  впро-
чем, все сумасшедшие считают себя здоровыми..."
   - Что же дальше?
   - Тут для графа Карло начинается страшный период сомнений, еще  более
ужасный, чем муки ревности, и он признается, что был на волосок от поме-
шательства.
   На счастье, вернулся из Рима старый Петро. Он сильно  похудел  и  еще
больше постарел. Но зато торжественно спокоен и самоуверен.
   - Господь Бог помиловал меня, а святой отец благословил послужить ми-
ру, я теперь ничего не боюсь. И за вас, мой дорогой господин,  буду  бо-
роться со всею нечистою силой. Я вас спасу, не унывайте! - говорил он.
   Петро провел целый день в деревне и уже знает все несчастия,  постиг-
шие замок.
   - Затем он рассказал о папе, о монастыре, где выдержал покаяние. "Так
там хорошо, так хорошо, век бы не ушел, - сознается  он,  -  вот  только
спешил сюда, боялся за вас, ну, да слава Богу, не опоздал!"
   Потом понемногу, деликатно Петро начал знакомить Карло со смертью ма-
тери и т.д. Но, увидав печаль на лице своего любимого  господина,  спро-
сил: "Так вы знаете, все знаете. А кто сказал?"
   Карло сознается, что знает многое, а сказал старый доктор.
   - Так вот она, причина его сумасшествия, не сдержанная клятва, -  со-
ображает Петро, - а куда он уехал? Вам известно?
   - Да никуда он не уезжал, а живет у меня в замке.
   После признания Карло, что он знает тайну матери, Петро уже прямо го-
ворит о своей миссии в мире. Эта миссия - уничтожение вампиров. Он приг-
лашает Карло помочь ему.
   - На наше счастье, матушка ваша лежит  спокойно.  Я  уже  осмотрел  и
склеп и гору, все в исправности. Верно "отмолил" ее старый граф. И слава
Богу, а то каково это вколачивать осиновый кол в сердце родной матери.
   Петро подтверждает, что освобождение "старого дьявола" произошло бла-
годаря прикосновению тела Риты, а стоило ему напиться свежей  крови,  он
стал опять силен. Его только удивляет, что "старый" не погубил  ее,  так
как это обыкновенная благодарность вампиров за освобождение.
   - Я слышал, - продолжал Петро, - что ваша невеста была очень  больна,
при смерти, но поправилась, и люди говорят, что теперь она еще  прекрас-
нее, чем была до болезни.
   - А ты не видал еще моей невесты? - спросил я.
   - Нет, не удостоился еще.
   Как мне теперь поступить: рассказать старику свои наблюдения и опасе-
ния или лучше молчать: не создавать ему предвзятой идеи. Это  тем  более
удобно, что мой сумасшедший уехал зачем-то в город.
   Решено, буду пока молчать.

                                                         27-го

   По давно заведенному порядку мы с Ритой после обеда (хотя  и  обедаем
на разных половинах) гуляем над обрывом. Прежде эти прогулки  имели  не-
изъяснимую прелесть: нам всегда так много надо было  сказать  друг  друг
у... а теперь мы точно отбываем повинность перед слугами.
   Вчера мы также ходили, перекидываясь фразами о погоде.
   Как-то на площадку явился Петро. На нем была старинная парадная  лив-
рея, но ногах туфли с большими пряжками, седые волосы тщательно причеса-
ны, в руках у него был небольшой сверток.
   Я сразу понял, что старик явился представиться своей будущей госпоже.
   - Рита, - сказал я, - это мой старый дядька Петро, верный слуга  моих
родителей. - Рита снисходительно кивнула головой.
   С низким поклоном Петро подошел к ручке. В первый раз  мне  неприятно
бросилась в глаза перемена, происшедшая с руками  Риты.  Прежде  розовые
пальчики с нежными ноготками были теперь длинные, белые и ногти  твердые
и острые.
   Только Петро хотел коснуться руки, как Рита резко отдернула ее и ска-
зала:
   - Я не хочу!
   Старик оторопел и так растерялся, что вместо того, чтобы уйти, протя-
нул Рите сверток, говоря:
   - Я принес для вас, сам святой отец благословил их.
   Рита отпрыгнула в сторону, все лицо ее перекосила  злоба,  и,  как-то
шипя, она сказала:
   - Убирайся прочь, дурак! - и быстро пошла к дому.
   На бедного Петро жаль было смотреть. В его трясущихся  руках  лопнула
бумага и из нее повисли янтарные четки с маленьким крестиком.
   Для меня эта сцена была полна смысла.
   Могла ли Рита, в ее теперешнем положении, принять четки, благословен-
ные святым отцом?
   - Успокойся, Петро, и отдай четки мне, - сказал я. -  Мне  они  скоро
пригодятся.
   - Милый Карло, что же это? за что? - бормотал, плача, старик.
   - Полно, старина, мужайся, это значит только, что ты опоздал, а  ста-
рый граф Дракула сделал свое дело - погубил ту, что помогала  его  осво-
бождению.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
   После рассказов Карло и своих наблюдений Петро приходит к заключению,
что Рита - вампир и что ее надо уничтожить.
   Несмотря на все, в душе Карло по временам вспыхивает надежда, что это
ошибка, галлюцинация, психоз... и вот Петро решается доказать ему  прав-
ду.

   Гарри остановился. - Если вам не наскучило, то конец записок  я  могу
прочесть весь без перерывов, - говорит он.
   - Конечно, мы желаем знать все, - ответил Джемс за всех.
   - В таком случае. Карл Иванович, будьте добры, замените меня,  я  ус-
тал. - И Гарри передал тетрадь Карлу Ивановичу.
   Надев очки, тот начал:
   "Петро усердно следит и караулит Риту. Он теперь убежден, что она ча-
сы своего вампирического сна проводит в своем гробу в  капелле.  Недаром
она так заботливо его оберегает.
   Сегодня ночью мы идем, чтобы окончательно в этом убедиться.
   Вчера во время заката солнца, т.е. во время, когда, по мнению  Петро,
вампиры должны лежать в могилах, и Рита не могла следить  за  нами,  что
она, в свою очередь, делает, мы отправились на хоры, в капеллу.
   Было тихо.
   Последние лучи солнца освещали мрачное убранство стен и засохшие розы
на полу и катафалк.
   Петро поставил нам два стула и очертил мелом  на  полу  круг,  что-то
шепча, и там, где сходились линии круга, нарисовал пентаграмму.
   Прошло полчаса. Все тихо. Солнце закатилось. Наступил полумрак.
   Неясно внизу чернел гроб, подсвечники, окутанные черным флером,  ана-
лой... Становилось жутко.
   Петро по временам клал мне руку на колено, точно желая успокоить.
   Темно, я закрыл глаза.
   Открываю, капелла залита лунным светом, но при нем все принимают фан-
тастические образы. Даже кажется, что розы ожили и благоухают...
   Петро опять нажимает мне на колено, приглашая быть внимательным.
   И что же - дверь из капеллы в склеп, за минуту перед тем закрытая,  -
это я ясно видел - стоит настежь и в ней фигура. Это высокий, седой ста-
рик, в черном бархатном одеянии, на груди  дорогая,  золотая  цепь.  Нет
сомнения, это старый граф Дракула.
   Если б вместо черного фона открытой двери была золотая рама,  я  пок-
лялся бы, что портрет, сосланный когда-то моим отцом в лесной дом, пере-
несен в капеллу.
   Старик, не торопясь, подходит к гробу. Крышка скользит:  в  гробу,  в
голубом платье, с розами на груди лежит Рита.
   Она открывает глаза, счастливая улыбка озаряет ее лицо.
   - Пора, милый, - и она протягивает руки старику. - Ты мой учитель, ты
сделал меня могучей и сильной, я люблю тебя.
   Рита приподнялась и села. Еще минута, и она уже стоит на ногах.
   - Зачем только ты хочешь, чтоб я жила с ними днем? Мне лучше с  тобою
в темном склепе. Они мне противны, мне тяжело с ними.  Вот  и  сейчас  я
чувствую их присутствие. - И она начала беспокойно оглядываться.
   - Полно, они не смеют сюда явиться!
   Мы сидели затаив дыхание.
   - А если они здесь. - И Рита подняла голову по направлению к хорам.
   В ту же минуту я заметил в руках Петро маленький ковчежец с  св.  об-
латками.
   - Уйдем отсюда, уйдем, - сказала Рита, и они обнялись, легко  отдели-
лись от пола и понеслись в луче месяца к окну. На минуту  они  заслонили
свет, а затем вновь стало светло.
   И мы ясно увидели плотно закрытый гроб и крепко запертую дверь.
   Все виденное казалось сном.
   - Будем ждать, - сказал Петро, - летняя ночь коротка. Они скоро  вер-
нутся.
   Сколько времени прошло - не знаю. Я устал, спина ныла, ноги  одереве-
нели, голова была тяжелая.
   В воздухе стоял ясный запах тления, точно разлагающийся труп рядом.
   Скоро взойдет солнце. Риты нет. На окне сидит большая черная кошка. Я
хочу уже встать, но кошка прыгает в капеллу, и это не кошка, а Рита.
   Усталой походкой идет она к гробу, глаза сияют алым наслаждением,  на
губах кровавая пена. Минута, и она исчезла.
   - Теперь скорее вон отсюда, - говорит Петро и берет меня за руку.
   - Да-да, вон, - шепчу я, - и пора.
   Едва дотащился до своей постели и упал, как убитый.

                                                         7-го

   Что мы пережили сегодня. Ну и ночь! Она еще  страшней  той,  когда  в
первый раз встала Рита. Но по порядку.
   После бессонной ночи, проведенной в капелле, а главное, от разных дум
и пережитого горя я свалился на постель и заснул тяжело, без  грез,  без
видений.
   Вдруг кто-то сердито меня толкает, открываю глаза, передо мной  стоит
Рита. Лицо ее перекошено злобой, острые ногти впиваются в мою руку.
   - Вставай, что же это за безобразие, твои два дурака  залезли  в  мою
капеллу и не хотят оттуда уходить. Прогони их сейчас же! И прикажи снять
решетки и глупые цветы, - кричит Рита.
   - Какие цветы, какие решетки, я ничего не знаю, - говорю я.
   - Я так и знала, что ты ничего не знаешь! Идем! - и она тащит меня  в
капеллу.
   Оказывается, сумасшедший ездил в город за тем, чтобы заказать на окна
капеллы решетки из омелы и теперь они с Петро укрепили  их  на  место  и
всюду развесили гирлянды цветов. Тяжелый запах сразу открыл мне, что эти
белые цветочки не что иное, как чеснок.
   - Прикажи убрать, прикажи убрать! - кричала Рита. Я взглянул на  Пет-
ро.
   - Хорошо, Рита, я распоряжусь, и завтра все уберут.
   - Нет, сегодня же, сейчас! - настаивала Рита.
   - Сегодня поздно, скоро закат солнца, а вечером никто из слуг не ста-
нет работать там, где стоит гроб, хотя бы и пустой,  -  сказал  я  самым
равнодушным образом, - вот тебе ключ от выходной двери капеллы,  завтра,
когда ты пожелаешь, тогда и очистят здесь. Я прикажу.
   Рита взяла ключ и еще колебалась; Петро в это время проговорил, ни  к
кому не обращаясь:
   - Надо прочесть "Аве Мария", солнце закатывается.
   - Уходите прочь, я замкну дверь, - сказала Рита.
   Мы вышли. Оба старика довольно улыбались и подталкивали друг друга.
   - Ну, Карло, теперь за дело, пока ты спал, мы с Петро все  приготови-
ли, - сказал сумасшедший, и он сказал это так спокойно и решительно. Го-
лос был такой ясный.
   Я невольно взглянул на него. Глаза светлые, разумные.
   - Да, милый Карло, я поправился. Я теперь знаю, что я не один  и  что
Петро поможет мне. Да и ты сам видишь теперь, что  я  говорил  правду  и
только от горя и бессилия у меня кружилась голова и я, правда, временами
сходил с ума. Сегодня же, как увидел Петро, мне  сразу  стало  легче,  а
когда он мне все рассказал, то с меня точно гора свалилась!  Вот  помогу
вам, кончим здесь все, и я пойду в тот монастырь, где был Петро.  Хорошо
там, он говорит!
   - Дело, дело говори, пора уже, - перебил его Петро.
   - Да, мы решили на всякий случай заделать окна решетками из  омелы  -
через нее нечистая сила не проходит, - а двери, кроме наружной, замкнули
и залили свинцом, смешанным с св. облаткой, так что ходу им, кроме  две-
ри, нет.
   Два осиновых кола и большой молоток мы приготовили... так через  чет-
верть часа и пойдем.
   Я буду держать кол, Петро ковчежец и ты, Карло, должен вбить кол.  Не
бойся, я направлю его прямо в сердце, я ведь все же доктор.  Покончим  с
женщиной, спустимся в склеп. Хорошо?
   Я согласился.
   Мы прошли в замок. Он был пуст. Слуги, видимо, нарочно были отпущены.
   Старики принялись молиться, а я сел на окно и смотрел на закат  солн-
ца.
   И вот картина за картиной стали вставать в моем воображении:
   Закат солнца, темный канал, а на нем гондола и черные  красивые  глаз
а...
   Вот церковь. Орган тихо играет и тут близко от меня -  черные,  милые
глазки, но они не смотрят...
   Вот снова черные глазки, но как они светятся, сколько ласки, любви...
я чувствую нежные руки... запах роз... скоро-скоро она будет совсем  мо-
ей, моей обожаемой женой...
   "Идем", - говорит кто-то. Меня берут за руку, ведут... кто, куда, за-
чем?
   Мрачные стены обтянуты черным сукном, украшены белыми пахучими цвета-
ми. Серебряный гроб покрыт богато расшитой пеленой и засыпан розами...
   Солнце закатилось, и последние отблески  наполняют  воздух  бегающими
зайчиками.
   Жарко и душно.
   Вот две черные фигуры подходят к гробу. Молча свертывают покров, сни-
мают крышку.
   В гробу, на белой шелковой подушке, вся в кружевах и лентах лежит до-
рогая мне головка, черные волосы, как короной, украшены жемчужным  греб-
нем, между розовых губ блестят белые зубки... Встречи на канале, в церк-
ви снова проносятся в моей голове. Виски стучат.
   Вот одна из черных фигур подает мне  что-то  длинное  и  упирает  это
что-то в грудь моей невесты. Затем мне дают тяжелый молоток и я слышу:
   - Ударь, сильнее ударь!
   Я повинуюсь, поднимаю руку и... вдруг два милых,  черных  глаза  тихо
открываются, смотрят на меня, не мигая губки шепчут: "Карло".
   "Бей, бей", - кричит голос мне в ухо. Я опять повинуюсь, поднимаю мо-
лоток... черные глаза печально мерцают, губы  скорбно  сжаты,  маленькая
ручка беспомощно поднята... Минута. Молоток с грохотом падает на пол,  и
я сам валюсь на ступени катафалка.
   Слышу отчаянный крик, злобный хохот... и теряю сознание.
   Очнулся я поздно ночью у себя в комнате. Открываю глаза и вижу: Петро
и доктор стоят возле моей кровати. Петро усердно меняет на  моей  голове
компрессы, а доктор говорит:
   - Ничего, отойдет, это "она" его заколдовала. Ну, да мы  в  обиду  не
дадим.
   Вдруг страшный порыв ветра пронесся над замком. Захлопали двери, зас-
тучали ставни, слышно было, как забегали и засуетились слуги. Новый  по-
рыв ветра.
   - Сорвало крышу, сломало старый дуб! - кричали голоса. Я  вскочил  на
ноги.
   - Ну, это "они", ведь на небе не было ни одного облачка давеча. Отку-
да же такая непогодь? - сказал Петро.
   - Да, не иначе, как "они", теперь "их" время, - подтвердил доктор.
   Затем они сообщили мне, что когда вынесли меня в обмороке из капеллы,
они тотчас же закрыли дверь и залили свинцом с св. облаткой, как сделали
это и раньше с остальными дверями. И вот теперь "нечисть", не находя вы-
хода, вызвала бурю.
   Вдруг раздался такой удар грома, что, казалось, сама скала, на  кото-
рой стоит замок, лопнет сверху донизу.
   Оба старика бросились на улицу, к дверям капеллы. Двери дрожали, точ-
но кто могучей рукой потрясал их... Вот внутри что-то упало и  задребез-
жало, опять и опять. Звон разбиваемых стекол и звон металла  сливался  с
ревом бури.
   Внутри выли, стонали, скрежетали зубами, в окнах  мелькали  тени,  то
белое облако, то черная голова, то светились зеленые глаза...
   Буря ревела неистово.
   Каждую минуту, казалось, что двери сорвутся с  петель.  Я  ждал,  что
старая стена капеллы не выдержит и рухнет, похоронив нас под своими  об-
ломками.
   Петро, с всклокоченными седыми волосами, в развевающейся полумонашес-
кой одежде, крепко стоял против двери, высоко над головой подняв  завет-
ный ковчежец. Лицо его светилось глубокой верой и решимостью.
   Доктор лежал на земле, распластавшись крестом, он точно  хотел  своим
телом загородить путь.
   Новый, еще более страшный удар грома... я упал на пороге капеллы...
   Старики страшно, нескладно запели молитвы.
   Слуги с криками ужаса бросились в ворота замка. От страха они  бежали
в деревню.
   Внезапно все стихло.
   И вот, в тишине, еще более жуткой, чем  сама  буря,  раздался  тихий,
нежный голос, звавший меня, он прерывался стонами и слезами, в нем  было
столько любви и нежности...
   Я невольно приподнялся, но в ту же минуту  почувствовал,  что  что-то
тяжелое придавило меня к земле и строгий, угрожающий голос доктора  про-
изнес:
   - Лежи, ни с места! или, клянусь Богом, я всажу в горло этот нож, - и
на шее я почувствовал холодок стали.
   Просьбы и мольбы из-за двери становились все нежнее. Я слышал  ласко-
вые названия, намеки, обещания... вся прежняя обожаемая Рита стояла  пе-
редо мной...
   Еще минута... И Бог знает чем бы кончилось!..
   На мое счастье, раздался громкий удар колокола, за ним  другой,  тре-
тий...
   Звонили в деревне. Звуки лились к небу, прося и требуя, в них  смеши-
вались и молитвенный благовест и тревожный набат...
   Оказалось