Там-то, я считаю, в первую очередь и надлежит  заняться
обработкой общественного мнения... Таким образом мы хотя бы частично  вернем
Африкану веру избирателей, то есть все ту же чудотворную силу...
   - И сколько на это уйдет времени?.. - ревниво вклинился генерал. Лучше бы
ему, конечно, пришипиться, но не мог же он  смотреть  спокойно,  как  Батяня
развивает успех!..
   Президент недовольно покосился на генерала - и смолчал.
   - Думаю, хватит двух часов с момента начала операции, - спокойно  ответил
Выверзнев Лютому. - Восстановить благодать в прежнем объеме мы за это время,
понятно, не сможем, да этого и не потребуется. Для начала в Лыцке гражданину
Людскому надо будет совершить одно-единственное и довольно скромное чудо,  а
именно: стать на некоторое время незримым для простых избирателей...
   Портнягин мыслил... Он видел, что,  пытаясь  вывернуться  из  неприятного
положения, полковник Выверзнев противоречит сам себе. Если Африкан, согласно
сплетне, уцелел после взрыва в Баклужино, то за каким, скажите,  чертом  ему
воскресать в Лыцке? За каким чертом ему вообще воскресать?! Впрочем,  это-то
как раз меньше всего занимало Президента... Он знал, что  сплетня  в  первую
очередь должна быть нелепой - иначе ей просто никто не поверит... Достаточно
ли она нелепа - вот что интересовало в данный момент Глеба Портнягина...
   Он вопросительно взглянул на протопарторга и, признаться, оторопел.  Аура
Африкана и впрямь потихоньку наливалась алым зыбким  сиянием.  Означать  это
могло лишь  одно:  граждан  Лыцка,  верящих  в  то,  что  протопарторг  жив,
становилось с каждой минутой все больше и больше...
 
 
   Собственно, в чем состоит истинная  мудрость?  Во-первых,  в  том,  чтобы
уяснить себе, куда мы катимся, и, если катимся в нужном направлении, убедить
окружающих, будто происходит это исключительно благодаря тебе.
   В  этом  смысле  полковник  Выверзнев  все  сделал  правильно:  предвидел
надвигающиеся события и решил, так сказать, в них вписаться. Единственная  к
нему претензия: немножко опоздал.
   Слухи возникли раньше, чем он их начал распространять...
   Что же произошло изначально?.. Лыцкая  Партиархия  не  смогла  утаить  от
простых избирателей свое согласие выполнить требования блока НАТО. А людская
молва не могла не связать этого позорного факта с гибелью протопарторга, при
котором, как известно, Америка боялась Лыцка до судорог, да и  богопротивный
атлантический блок сидел тише травы ниже воды, а то и наоборот...
   То есть к тому моменту, когда  Николай  Выверзнев  только  еще  собирался
изложить свой хитроумный план,  в  Лыцке  вовсю  уже  выдавали  желаемое  за
действительное: дескать, жив отец наш, вот-вот объявится и  задаст  кое-кому
чертей по первое число... И желаемое становилось действительным.
   - Н-ну... я смотрю, обсуждать это уже нет смысла...  -  промычал  наконец
Президент. - Африкана мы переправим в Лыцк прямо сейчас... А  каким  образом
туда попадет икона?
   - Кто грабил, тот и доставит, - твердо сказал Николай.
   - Это... гражданка Невыразинова?.. Хм... А согласится?
   - Думаю, да.
 
 
Глава 15 (начало). ВСЕ СКОПОМ, 
ВОЗРАСТ - РАЗНООБРАЗНЫЙ, ОД ЗАНЯТИЙ - ТОЖЕ 
 
   Значит, так...  -  сосредоточенно  произнес  Николай,  берясь  за  шнурок
дверного колокольчика. - Говорю - я, а вы вдвоем - на подхвате... Позволь, а
где Панкрат?..
   - Да внизу задержался... - смущенно отвечал Ретивой. - У подъезда...
   Вид у Аристарха был несколько диковатый.  Слишком  уж  много  впечатлений
обрушилось на него сегодня: заклятие, арест, освобождение... И самое главное
- Кученог, переставший заикаться. А также дергаться и кособочиться...
   - То есть как задержался? - не поверил Выверзнев. - На дело идем!..
   - Одноклассницу встретил... - ошалело глядя на Николая, пояснил Аристарх.
- Н-ну... вот и... разговорились...
   Выверзнев приглушенно заматерился и прыжками ринулся  вниз  по  лестнице.
Выскочил из подъезда - и понял, что, кажется, опоздал. Стройный  импозантный
брюнет Кученог беседовал с  пикантной  блондинкой  бальзаковского  возраста.
Точнее, беседу вела она, но, когда выпадала возможность  вставить  несколько
слов, Панкрат делал это с видимым наслаждением.
   - Достал он меня своей ревностью, Панечка! - заливалось склочное сопрано.
- Развод, и только развод!.. Вчера на пять минут опоздала - я, говорит, тебе
нос откушу!.. Да на фиг он мне такой сдался?.. Скажи!..
   - Ситуация... - гордый собою, плавно вымолвил Кученог.
   На глазах у Выверзнева, продолжая  беседовать  в  том  же  духе,  парочка
повернулась и под ручку направилась к скамейке посреди двора. Николай  хотел
было окликнуть  переродившегося  Панкрата,  но  раздумал.  Опыт  подсказывал
Выверзневу, что с Кученогом  теперь  лучше  дела  не  иметь.  Перестав  быть
уродом, Панкрат утрачивал всякую ценность в глазах контрразведки.  Ну  зачем
ему теперь политика - нормальному человеку?.. Ясно было, как Божий день, что
Аристарх Ретивой, при всех своих теплых чувствах к Панкрату,  тем  не  менее
вскорости спихнет его и станет главой подполья сам...
   Николай круто повернулся и единым духом взбежал на третий этаж.
   - Работаем без Кученога...  -  сказал  он  Аристарху  и,  не  вдаваясь  в
подробности, дернул за шнурок звонка.
   Хорошо еще, что дверь квартиры номер десять распахивалась вовнутрь, а  не
наружу: иначе бы Ника с ее манерой открывать  каждый  раз  причиняла  гостям
серьезные увечья...
   - Явились?.. - выпалила она с порога, сверкая глазами то на Песика, то на
Аристарха. - Ну и что все это значит?.. Почему я  должна,  как  дура,  брать
музей на пару с каким-то домовым? Мы как договаривались?  Где  Африкан?  Где
Панкрат?..
   - Тихо ты, тихо... - сдавленно проговорил Выверзнев  и  опасливо  оглядел
лестничную клетку. Столь интригующее начало произвело на  Нику  определенное
впечатление.  Быстро  пропустив  гостей  в  прихожую,  она  в  свою  очередь
пристально осмотрела площадку и прикрыла дверь почти бесшумно.
   Пройдя в большую комнату, Николай упал в кресло и долго не мог произнести
ни слова. Чудотворная стояла в углу рядом с прислоненным к стеночке помповым
ружьем. В противоположном углу с  очумелым  видом  переминался  взъерошенный
домовичок дымчатой масти, явно готовый в случае чего дать тягу.
   -  Ты  хоть  сама  понимаешь,  что  натворила?..  -  безнадежно   спросил
Выверзнев.
   - А что я натворила?! - немедленно  взвилась  Ника.  -  Ни  Панкрата,  ни
Африкана - вообще никого! Стою на крыльце, как  дура,  одна,  в  камуфле,  с
ружьем!.. Жду! Никто не подходит!..
   - Да нельзя... нельзя тебе было брать эту икону!
   - Почему нельзя?.. А это что в углу стоит?..
   - Нет, я не могу... - простонал  Николай.  -  Аристарх,  ну  хоть  ты  ей
растолкуй!..
   - А как это я растолкую?  -  испуганно  сказал  Аристарх.  -  Ты  же  сам
говорил, что данные секретны...
   Отменно сказано! Можно было побиться об заклад, что после таких слов Ника
выпотрошит обоих, но до истины докопается... Так оно и случилось. Уже  через
несколько минут совершенно измочаленный Николай Выверзнев  сидел  в  кресле,
уронив лицо в ладони, и старческим бессильным голосом  излагал  все  как  на
духу:
   - Наша сотрудница...
   - Ах, ваша сотрудница?..
   - Да... наша сотрудница... должна была взять чудотворную икону и выйти  к
блокпосту...  А  у  баклужинских  пограничников   задание:   попытаться   ее
задержать... но при виде иконы все они падают ниц... по команде...
   - Прелестно!.. Значит, как выкрадывать икону - так я, а как падать ниц  -
так перед ней?..
   - На лыцкой стороне все тоже падают ниц...
   - Ах, и на лыцкой тоже?..
   - Да... К мосту сбегаются толпы комсобогомольцев... Ну,  в  смысле,  наши
люди в  комсобогомоле,  а  там  уже  все  прочие...  Сопровождаемая  толпой,
сотрудница идет с иконой в Лыцк...
   - А почему не я?!
   Ахнула тишина. Выверзнев и Аристарх, глядя на  разъяренную  Нику,  слегка
отшатнулись. Анчутка наполовину ушел в стену.
   - Да потому что я тебе запрещаю! - опомнившись, рявкнул Выверзнев.
   Собственно, с этого момента операцию можно было считать начавшейся...
 
 
   Приблизительно в то  же  самое  время  или  даже  чуть  пораньше  того  в
служебное помещение чумахлинского блокпоста ворвался  разъяренный  кряжистый
отрок в бронежилете поверх пятнистого комбинезона.
   - Пристрелю падлу!.. - кровожадно пообещал он.
   - Какую?.. - с интересом спросили у него, прекращая чистить оружие.
   - Какую-какую!.. Хренопятую! Лезет и лезет за шлагбаум! Вышвырну -  опять
лезет!..
   - А чего это он?
   - Чего-чего... Африкан его перед смертью проклял, а наши расколдовать  не
могут!.. Теперь вот к мавзолею рвется - в Лыцк...
   - А как проклял-то?..
   Отрок хотел снова заругаться, но вместо  этого  взгоготнул,  повеселел  и
ясными простыми словами сообщил товарищам по  оружию,  как  именно  покойный
протопарторг проклял стащившего ботинки воришку и  что  у  того  выросло  на
пятке...
   - Да гонишь!.. - усомнился кто-то.
   - Не веришь - поди посмотри...
   Несчастный сидел понурясь на обочине  метрах  в  двадцати  от  шлагбаума.
Правая нога была замотана тряпицей.
   - Здорово, контрабандист... - приветствовал его  один  из  подошедших.  -
Давай показывай, чего ты там без пошлины в Лыцк провезти хотел... Декларацию
заполнять будем...
   Калека затравленно посмотрел на балагура и не ответил.
   - Показывай давай, а то обыщем... - Погранец слегка повысил голос.
   - На, обыскивай! - остервенело бросил калека и ткнул в воздух  спеленутой
пяткой.
   Пограничники с несколько оскорбленным видом отодвинулись и заложили  руки
за спину.
   - Гля, обиделся!.. - с удивлением сообщил один другому.
   - Жрать охота... - злобно сказал калека. - С утра не жрамши...
   Сторговались за  буханку  хлеба  и  банку  тушенки.  Обиженный  Африканом
бедолага  размотал  тряпицу  и  выставил  половозрелую  пятку  на   всеобщее
позорище. Потом, не обращая  внимания  на  жизнерадостный  гогот  погранцов,
накинулся на жратву. Утолив первый голод,  вскинул  голову  и  заметил,  что
народу вокруг поприбавилось.
   - Так! - решительно сказал он, вновь пеленая ступню.  -  А  вы  куда,  на
халяву? Ишь, деловые...
   - Сколько за погляд? - ухмыляясь, осведомился огромный  шофер  следующего
за бугор фургона.
   - Червонец, - отрубил калека, кладя перед собой кепку. Еще  раз  осмотрел
толпу и, заметив миловидное девичье  лицо  с  наивно  распахнутыми  глазами,
добавил сурово: - С баб - четвертак!..
   Машин у моста скопилось в тот день много. В кепку летели алые червонцы  с
профилем Нехорошева и радужные  четвертаки,  где  старый  колдун  Ефрем  был
изображен вполоборота. Затем уникумом заинтересовались интуристы - и в кепке
зазеленело.
   Озадаченно помаргивая, страдалец пересчитал выручку, как вдруг сообразил,
что за такую сумму он запросто может  нанять  любого  контрабандиста  и  без
проблем переправиться на тот берег. Огляделся. Облака  над  лыцкой  стороной
уже розовели и золотились, отражаясь в перламутровой  наклонной  поверхности
Чумахлинки. Вдали в недвусмысленной близости от  нейтральных  вод  болталась
моторка  известного  браконьера  Якоря.  Сам  Якорь  беседовал   с   кем-то,
уцепившимся за борт,  -  должно  быть,  с  водяным...  Потом  дернул  тросик
стартера - и лодка двинулась к баклужинскому берегу. За клиентом поплыл...
   Калека еще раз заглянул в лежащую перед ним кепку  -  и  поймал  себя  на
мысли,  что  за  кордон  его  уже  как-то  не   тянет.   Здесь-то   все-таки
какая-никакая, а Родина...
 
 
   Середина и конец  мая  для  маломерного  флота  время  сложное.  Впрочем,
другого флота на Чумахлинке и не водится... Мало того, что разлив, а тут еще
чехарда с календарями!  То  в  одну  сторону  поверхность  наклонена,  то  в
другую... Сколько из-за этого моторок каждой весной опрокидывается  -  лучше
не считать...
   В Баклужино воду уже неделю как подобрало, а в  Лыцке  она  только-только
еще собирается пойти на убыль - застоялась в низинах и оврагах,  подернулась
пленкой, как глаз курицы...
   Паспорт у Якоря был баклужинский, поэтому в  светлое  время  суток  он  в
территориальные лыцкие воды старался без нужды не соваться. В тот самый час,
когда над левобережьем начинает розоветь и золотиться закат, а  правобережью
еще хоть бы хны, за кормой плеснуло не по-рыбьи, затем на борт легла пятерня
с  перепонками  -  и  показалась  лягушачья  морда  размером   чуть   меньше
человеческой. Глаза - как волдыри.
   - Ну и чего?.. - лениво спросил Якорь.
   - Да за тобой  послали...  -  простуженно,  с  хрипотцой  отвечал  речной
житель.
   - А чего надо?.. - все так же равнодушно  осведомился  старый  флибустьер
речных затонов.
   - В Лыцк кое-кого переправить...
   - Обождут... - обронил Якорь. - Стемнеет - тогда...
   - Не! Не обождут... - сказал водяной. - Велено: прямо сейчас...
   Якорь потянулся.
   - Слышь, Хлюпало... - поинтересовался он через зевок. - А хочешь, гребень
на дембель подарю? Бороду расчесывать...
   В следующий миг лодка резко накренилась, и контрабандист  едва  не  вошел
торчмя головой в пологий скат реки.
   - Ты чего?! - заорал он. - Шуток не понимаешь?..
   Лягушачий рот распялился ширше прежнего.
   - Не-а!.. - хрипловато и глумливо отозвался Хлюпало. -  И  те,  что  тебя
ждут, - тоже...
   - А кто ждет?.. - малость ошалев, спросил Якорь.
   - "Херувимы" ждут... Погранцы ждут... Президент...
   - Какой еще, в жерлицу, Президент?..
   -Какой-какой... Портнягин!
   -Да поплыл ты... куда подальше!.. - пробормотал Якорь, но мотор  все-таки
запустил...
   Черт его знает, Президент - не Президент, но народ на берегу скрытого  от
посторонних глаз затончика собрался и впрямь крутой. Заплатили столько,  что
Якорь поначалу глазам не поверил. Правда, предупредили: лучше сам  утони,  а
клиента - доставь. Сказали, где высадить,  сказали  -  встретят...  А  когда
Якорь заикнулся, что хорошо бы до сумерек подождать - успокоили: мол,  никто
ничего не увидит и не услышит... Стало быть, колдуны...
   Клиент оказался грузным, лысым и бородатым.  Одет  в  рясу.  Не  иначе  -
шпион...
   - Слышь, - сказал ему Якорь, присмотревшись. - А ведь я тебя уже  однажды
в Лыцк переправлял... Понравилось, что ли?..
 
 
   * *
   Правый берег был еще позолочен закатом, а по левому уже воровато  крались
сумерки  лиловых  денатуратных  тонов,  когда  баклужинцы  внезапно  и   без
каких-либо видимых причин подняли заставу в ружье. С недоумением и  тревогой
наблюдали пограничники  Лыцка  за  странными  действиями  противника.  Такое
впечатление,  что  их  баклужинские  коллеги  с  минуты  на  минуту  ожидали
нападения со стороны Чумахлы - из глубины своей же собственной территории.
   Дальше  началась  и  вовсе  какая-то  загадочная  чертовщина.  На   шоссе
загремели взрывы. Вне всякого сомнения, кто-то с боем  прорывался  к  мосту.
Неистово  полосовали  прожектора,  слышались  надсадные   команды...   Затем
суматоха перекинулась на левый  берег.  Неизвестно  откуда  взявшиеся  толпы
молодых и не слишком молодых  граждан  Лыцка  хлынули  на  шоссе,  заполнили
терминал,  проникли  к  шлагбауму.  От  них-то   и   стало   известно,   что
комсобогомолка Ника в одиночку средь бела дня грабанула краеведческий  музей
в Баклужино, похитила  чудотворный  образ  Лыцкой  Божьей  Матери  и  теперь
направляется, осененная благодатью, прямиком к блокпосту...
   Начальник  лыцкой  заставы  попробовал  связаться  со  штабом,  но   пока
связывался, на шоссе в  скрещении  прожекторных  лучей  показалась  одинокая
стройная фигурка в черной прекрасно сидящей рясе.  Видно  было,  как,  не  в
силах противиться чудотворной силе иконы, пятятся и, роняя оружие, повзводно
простираются ничком поганые пособники  колдунов.  Шлагбаумы  поднялись  сами
собой...
   Единственный  человек  на  баклужинской  стороне,  не  павший  ниц  и  не
пустившийся наутек, сидел на обочине, выставив перед собой босую  ступню,  и
оцепенело смотрел, как шествует мимо большеглазое существо в черной рясе и с
иконой в руках.
   Поравнявшись с убогим, Ника  вдруг  остановилась  и,  видимо,  по  наитию
навела на него чудотворный образ... Лишь тогда бедняга сообразил, что  давно
уже пора удирать. Вскочил - и стремглав кинулся прочь,  припадая  на  правую
ногу и стараясь  касаться  покрытия  лишь  кончиками  пальцев...  Однако  не
удержался и с маху ступил на асфальт всем весом. Повалился, обмер в ожидании
боли... Потом, отказываясь верить в случившееся, сел,  ощупал  пятку.  Пятка
была как пятка - без каких-либо излишеств...
   Ошалело перевел  глаза  на  удаляющуюся  по  мосту  Нику...  Это  уходило
счастье: безбедные сытые дни, шорох зеленых кредиток в кепке и - чем черт не
шутит! - благосклонность какой-нибудь состоятельной натуралки,  уставшей  от
натурализма...
   - Да чтоб тебе пусто было!.. - плачуще выкрикнул он, грозя кулаком вослед
чудотворице. - Ведь только-только жить начинал!..
 
 
   Коньяк  "Старый  чародей"  чумахлинские  виноделы  гнали  в  основном  на
экспорт.
   - Вмажем!.. - решительно  сказал  Выверзнев,  разливая  по  трем  стопкам
благородную влагу. - За удачу!.. Без нее нам сегодня - аминь...
   Дело происходило в бывшем кабинете Толь Толича.
   - Кому удача, а кому... -  Полковник  Лютый  не  договорил,  скривился  и
безнадежно махнул рукой. Сильно переживал...
   - Толь Толич... - укоризненно молвил Николай. - Ну ты что, Кондратьича не
знаешь?.. Разжалует сгоряча, потом снова  пожалует...  при  случае...  -  Он
взглянул на часы. - Однако они уже там  к  мосту  подходят...  Матвеич!..  С
чудесами точно проколов не будет?..
   Матвеич  принял  стопку  без  закуски,  пожал  мятыми  плечами  и  возвел
скучающие глаза к потолку  -  то  ли  прикидывая,  то  ли  дивясь  наивности
начальства. Когда же это у Матвеича проколы были?.. Тем более с чудесами...
   Лежащая на краю  стола  трубка  сотового  телефона  верещала  ежеминутно.
Стопку до рта не давала донести.
   - Слушаю... Входят на мост? Как там Ника держится?.. А, черт! Ну не может
без отсебятины!.. Ага... Наши пали ниц... А лыцкие?.. Тоже?.. Кто стрелял?!
   Лютый и Матвеич пристально взглянули на  Выверзнева.  Тот  дослушал  и  с
загадочным видом отложил трубку на край стола.
   - Лыцкий погранец пальнул с перепугу... -  в  недоумении,  словно  бы  не
зная, как относиться к такой новости, сообщил он. - Тут  же  и  затоптали...
Слава Богу, промазал...
   Поднял непригубленную стопку, но до рта опять донести не сумел.
   - Да чтоб тебя! Слушаю! Так... То есть вы уже  в  столице?  Ах,  даже  на
площади?.. Быстро... А, на джипе добрались? Ну, с Богом, ребята, с Богом!..
   Вновь сменил трубку на стопку, но на этот раз поступил мудрее  -  сначала
выпил, а потом уже поделился новостью:
   - Африкан - в Лыцке. Стал в очередь к мавзолею...
   - Зримый?.. - ворчливо спросил Лютый.
   - Пока - да...
   - Не узнают его?..
   - Н-ну, в крайнем случае подумают, что  похож.  Прикрытие  у  него  вроде
надежное - всех тамошних агентов подняли... Давайте-ка еще по  одной...  для
успокоения нервов...
 
 
   Проводив Лютого и  Матвеича  до  дверей  кабинета,  временно  исполняющий
обязанности шефа контрразведки Баклужино Николай Выверзнев хотел вернуться к
столу, когда из стены вышел вдруг дымчатой масти  домовой  с  конвертиком  в
правой лапке.
   - Вовремя... - сварливо заметил полковник. - Ну так что  с  тобой  делать
будем, а?.. Клювом щелкаешь, Лютому стучишь... Африкана из-за тебя  чуть  не
замочили...
   - Батяня! - испуганно пискнул домовой. - Это же не он! Это я!..
   Николай всмотрелся.  Перед  ним,  взъерошив  шерстку,  стоял  и  опасливо
протягивал конвертик вовсе не Кормильчик, а любимец Африкана Анчутка.
   -  Та-ак...  -  озадаченно  протянул  Выверзнев,  принимая  из   замшевых
пальчиков неправедную мзду. - А я-то, признаться, думал, ты  с  Африканом  в
Лыцк  отправишься...  Хотя  да!..  Ты  же  сам  оттуда  беж