кто-то отзывается в трубке.
   - Портье? - спрашивает Франк. - Это говорит Шмидт, Франк Шмидт,  вы  меня
знаете, правда?
   Собеседник, видимо, подтверждает его слова, и Франк продолжает:
   - Здесь рядом со мной мой приятель Рифф, сейчас дам вам его  к  телефону.
Он хочет узнать, остался еще у вас в запасе кальвадос или вы  вчера  продали
мне две последние бутылки. Утверждает, что такого прекрасного кальвадоса еще
не пил. Отдаю ему трубку.
   Беру трубку и повторяю вопрос Франка.
   - Добрый день, это вы продали вчера моему  приятелю  кальвадос?  Я  хотел
сегодня заказать еще, но мне ответили, что кальвадос у вас не держат.
   - Наш шеф считает, что кальвадос слишком дешев для ресторана,  -  говорит
портье, - но я знаю, что  он  многим  по  вкусу  и  всегда  держу  в  запасе
несколько бутылок. Приезжайте, я охотно услужу вам.
   - Я не помню, мы вчера покупали у вас этот кальвадос или позавчера?
   - Вчера, вчера, - убеждает меня портье. - А  точнее,  сегодня,  ведь  это
было уже заполночь, в этот страшный ливень.  Господин  Шмидт  был  мокрый  с
головы до ног, когда забежал за бутылками. У меня кроме кальвадоса есть  еще
и прекрасный вермут, так что милости прошу.
   Откладываю трубку и обращаюсь к Франку:
   - Какого черта ты решил покупать горячительное у портье, а не как  обычно
в баре?
   - Не мог же я в мокром плаще шлепать через зал, - объясняет  Франк.  -  А
сдавать его в гардероб времени не было.
   14
   Наступает  всеобщее  облегчение.  На  лица  возвращается   румянец.   Все
принимают более удобные позы в креслах  и  взирают  на  меня  с  добродушной
иронией.
   - Эгей! Еще  не  все  выяснилось,  -  говорю  я,  хватаясь  за  последнюю
соломинку надежды. - Ты должен еще объяснить мне, почему мы поехали именно в
"Селект".
   - А куда нам было ехать? - вопросом на вопрос отвечает Франк.
   - "Селект" расположен очень далеко от твоего дома и вовсе не по дороге  к
Майке, - говорю я. - Ночью я не обратил на это внимания, но теперь вижу, что
нелепо было нестись за много километров  под  дождем,  чтобы  купить  водку,
которую можно было найти в десятках мест по дороге.
   - У тебя нет больше никаких забот? - спрашивает Франк.
   - Я не выпущу тебя отсюда,  пока  не  получу  вразумительного  ответа,  -
заявляю я решительно. - Эта поездка к "Селекту" весьма подозрительна.
   - Ну хорошо, я отвечу тебе, - начинает Франк.
   - Нет! - кричит Майка в это мгновение таким голосом, что все вздрагивают.
   Франк замолкает, как выключенный патефон. Все молчат. Постепенно в голове
у меня проясняется. Что же я за кретин!
   - Значит, это Майка? - произношу я наконец.
   - Нет, это не я! -  кричит  Майка  пронзительно.  О  это  далеко  не  тот
знаменитый "горловой голос, дышащий страстью", о  котором  с  таким  знанием
дела пишут кинорецензенты. Скорее это  напоминает  писк  крысы,  попавшей  в
ловушку.
   - История с помадой должна была открыть  мне  глаза,  -  говорю  я.  -  К
сожалению, я не сопоставил факты. Теперь мне все  ясно.  -  Майка  заслоняет
лицо руками. В течение какого-то времени я думаю, как соединить в одно нити,
которые я держу в руке, и наконец вижу, что они укладываются вполне логично.
   - Сегодня утром, - начинаю я, - Пумс уронила  со  стола  свою  сумочку  и
рассыпала все, что в ней находилось.  Майка  присутствовала  при  этом.  Она
подняла помаду, выпавшую из сумочки Пумс  и  спрятала  ее  в  карман.  Потом
объяснила мне, что это ее помада, которую Пумс украла у нее перед этим.
   Пумс состраивает удивленную мину, но я знаком приказываю ей не перебивать
меня.
   - Майка заявила мне, что пользуется двумя помадами, светлая - на  утро  и
темная - вечером. Светлая была все время при  ней,  а  темную  у  нее  якобы
похитила Пумс сегодня утром. Разговор об этом мы  вели  с  Майкой  во  время
завтрака. Майка развинтила обе помады, чтобы продемонстрировать  их  мне.  И
что вы скажете? Обе помады были совершенно идентичны! Не светлая и темная, а
обе светлые. Следовательно, эта вторая помада, выпавшая из сумки Пумс  вовсе
не принадлежала Майке. Я, разумеется, заметил это и ждал, как  поведет  себя
Майка. Но Майка даже не заикнулась на  эту  тему.  Завинтила  обе  помады  и
спрятала их в свою сумку.  Ей  было  стыдно,  что  она  понапрасну  обвинила
девушку, и она не решалась признаться в своей ошибке.  Так  думал  и  я,  но
только до определенного времени. Дело обстояло намного серьезней.
   Останавливаюсь, так как неожиданно припоминаю кое-что.
   - У меня появились и другие доказательства того, что это не Пумс похитила
у Майки помаду. Пумс пришла утром в канцелярию уже с накрашенными губами.  А
Майка еще вчера вечером не имела своей темной помады.  Я  лично  раскрашивал
ночью соседку, которая пришла к Майке в папильотках. В ванной была раскрытая
помада. Светлая. Ванда может подтвердить это, так как счищала сегодня  следы
этой помады с воротника рубашки Франка. Я за всю жизнь не узнал так много  о
помадах, как за одно сегодняшнее утро. Что же, нужно  уметь  разбираться  во
всем! Позднее выяснилось, что Пумс похитила помаду в универмаге.  Она  вовсе
не крала помаду у Майки, Майка потеряла свою помаду сама.
   Майка поднимает голову и хочет что-то сказать.
   - Сейчас я предоставлю слово тебе, - говорю я, - дай мне закончить.
   - Когда она ее потеряла? Разумеется, еще вчера,  поскольку  ночью  у  нее
помады уже не было. Где она потеряла?  В  этом-то  и  вся  загвоздка.  Майка
думала, что потеряла помаду здесь, в канцелярии. Поэтому,  едва  заметив  на
полу помаду, похожую на ее собственную,  она  ее  быстренько  припрятала.  Я
думаю, что Майка для того и пришла сюда  с  утра  пораньше,  чтобы  поискать
помаду. Не хотела, чтобы ее нашел кто-нибудь другой. Потому, что  потерянная
помада была свидетельством того, что Майка находилась здесь  вчера.  А  этот
факт она тщательно пыталась скрыть.
   - Погоди-ка, - говорит Ванда, - ведь ты сам сказал,  что  эта  помада  не
принадлежала Майке,
   - Потому что Майка потеряла свою помаду отнюдь не здесь. Но  думала,  что
здесь. В противном случае она не бросилась бы на помаду, как коршун на рыбу.
   - Коршуны не едят рыб, - уточняет Гильдегарда.
   - Ну, как коршун на то, что он ест, все равно  что,  -  не  сдаюсь  я.  -
Достаточно того, что она схватила помаду с полу, предполагая, что это именно
та, потерянная. А потом не призналась в своей  ошибке,  так  как  не  хотела
посвящать меня в историю этой потери. Не хотела, чтобы я узнал, что она была
здесь вчера вечером.
   - Ты была здесь? - спрашивает Майку Ванда.
   Майка не отвечает.
   - Была и убила черную, а может быть, и Нусьо, - отвечаю за Майку я.  -  А
до этого была у Франка. Я нашел ее помаду  за  подшивкой  "Кинообозрения"  в
вашем кабинете. Майка стала свидетельницей телефонного разговора,  во  время
которого Франк выдал себя за  меня.  Разговора  с  черной.  Франку  даже  не
пришлось повторять Майке суть, его телефон устроен так здорово, что разговор
можно слушать даже с другого конца комнаты. Они оба поняли, что  им  грозит.
Если  бы  вокруг  "Черной  лестницы"  вспыхнул  скандал,  Майку   это   тоже
скомпрометировало бы. Она оставила Франка дома, приехала сюда и расправилась
с черной. Ясно?
   - Она убила себя сама, - говорит Майка.
   - Откуда ты знаешь, что она убила себя сама? - спрашиваю я.
   - Я присутствовала при этом, - говорит Майка. - И все было совсем не так,
как это описал ты.
   - Я могу ошибаться в деталях, С восторгом приму твои уточнения.  Так  как
же все это было?
   - Мне нужно  было  отправляться  на  встречу  со  шведскими  актерами,  -
начинает Майка, - но страшно не хотелось идти туда одной,  я  ведь  не  знаю
по-шведски ни слова. Я решила прихватить на эту встречу тебя и зашла сюда за
тобой.
   - Глупо, я ведь тоже по-шведски ни бум-бум.
   - После выпивки ты говоришь на всех языках и совсем неплохо, -  возражает
Майка. - Итак, я пришла сюда...
   - Когда это было? В котором часу? - спрашиваю я.
   - Я  вышла  от  Франка  примерно  в  половине  девятого.  Забежала  домой
приодеться и около девяти, а точнее в девять с минутами была здесь.
   - Но ведь я по телефону договорился с Франком о том, что еду к  нему,  ты
должна была присутствовать при этом и знать, что не застанешь меня здесь.
   - Я не знала этого, так как вышла от Франка до твоего звонка.
   - Во сколько точно ты вышла от Франка?
   - Я уже сказала, что в половине девятого. Что, это так важно?
   - Важно. По моим предположениям, черная звонила Франку тут же после моего
звонка. Я звонил  ему  в  восемь  сорок,  помню  абсолютно  точно,  так  как
разговаривая с ним, смотрел на часы.  Следовательно,  черная  звонила  между
8.45 и девятью. Чуть позже я уже приехал к нему, а при мне она  не  звонила.
Кстати, и кельнерша вспоминает, что черная звонила где-то около девяти. Так.
И важно уточнить, была ли ты у Франка, когда черная звонила  ему.  Я  думаю,
что была. И вышла ты от него около девяти, но не раньше,
   - Она не звонила Франку, сколько можно  тебе  это  повторять?  Во  всяком
случае не звонила в то время, когда я была у него. Я вышла оттуда в половине
девятого, пока нашла такси, пока добралась сюда, было девять  или  девять  с
минутами, точно не помню. Насколько я поняла тебя, ты в это время уже ехал к
Франку, и мы разминулись. Я приехала сюда, поднялась на второй этаж и хотела
постучать в канцелярию. В  это  мгновение  двери  канцелярии  отворились,  и
оттуда вышла женщина с нацеленным на меня револьвером.
   - Черная? - спрашиваю я.
   - В черном костюме, худая, испуганная. Я, естественно,  тоже  испугалась,
еще никто никогда не целился в меня из револьвера. Я спросила: "Что  вы  тут
делаете?", а она стала трястись и ответила, что застрелила вампира.
   - Вампира? Она употребила это слово?
   - Да, вампира. Я удивилась. Спросила у нее, что она  имеет  в  виду.  Она
начала повторять, что  застрелила  вампира,  который  поджидал  ее  в  твоей
канцелярии. Я решила, что это сумасшедшая, и  начала  уверять  ее,  что  это
невозможно, что я хорошо знаю эту квартиру и что в ней никогда  не  водились
привидения. Чтобы успокоить ее, я вошла  в  приемную,  потом  в  канцелярию,
осмотрелась по сторонам и ничего не увидела.  Позвала  ее  и  предложила  ей
лично проверить, что здесь никого нет. Она позволила уговорить себя, но едва
переступила порог, начала судорожно гримасничать, метаться из угла в угол  и
кричать, что кто-то подослал на нее упыря, что все сговорились погубить  ее,
но она не поддастся, уже застрелила вампира  и  перестреляет  всех,  кто  ее
подкарауливает, и всякие другие вещи в таком же духе.
   - Ты заглядывала за портьеру? - спрашиваю я, указывая на дверь балкона.
   - Нет, не заглядывала. Честно говоря, мне тоже  было  не  по  себе,  и  я
совсем не испытывала желания заглядывать куда-либо. Я  старалась  успокоить,
черную, и в конце концов мне удалось выпроводить ее отсюда, я закрыла  двери
и хотела вывести ее на улицу, но она сказала, что не выйдет,  что  ей  нужно
дождаться адвоката Риффа, что так легко нам не удастся от нее отделаться.  И
снова у нее начался нервный приступ. Я забрала у  нее  ключ  от  канцелярии,
привела ее наверх и впустила в  твою  квартиру.  Я  не  могла  позволить  ей
устраивать скандал в подъезде, она могла  скомпрометировать  тебя,  а  кроме
того я почувствовала, что мне ее жалко. В  квартире  у  нее  снова  начались
спазмы, приступ плача, нервная дрожь. Я набросила на нее свой плащ, дала  ей
воды, шлепала ее по плечам, но ничего не  помогало,  она  была  в  настоящей
истерике.
   - Что она говорила?
   -  В  основном  бредила.  Трудно  было  понять,  в  чем  тут  дело.   Она
выкрикивала: "Меня обворовали, но  они  пожалеют  об  этом!",  а  потом:  "Я
обращусь в суд, им придется заплатить мне и напечатать мою фамилию".,.
   Майка невольно меняет голос и мимику, И вот уже  здесь,  в  кабинете,  не
Майка, а иссохшая старая дева в приступе истерики. Точно так,  как  если  бы
ожил труп и стал повторять свои предсмертные реплики. Я смотрю в восхищении.
Все именно так и происходило. Что за актриса эта Майка!
   - Напряги извилины, - говорю я. - Постарайся дословно повторить все,  что
она говорила.
   - Она говорила: "Я вам все расскажу, вы увидите, что это за  люди"...  но
не говорила ничего  осмысленного,  только  снова  вся  тряслась  и  плакала.
Становилось поздно, я спешила на встречу со шведами и совсем не  знала,  что
мне делать с этой черной. Подумала, что стоит позвонить Франку, может  быть,
ты у него, или во всяком случае  Франк  что-нибудь  посоветует.  Но  мне  не
хотелось звонить из этой комнаты, не хотелось, чтобы она слышала, что я буду
говорить, я решила позвонить  из  канцелярии.  Она  сидела  на  подлокотнике
дивана и причитала, я на цыпочках вышла в прихожую и на лестницу.  И  именно
тогда услышала в квартире выстрел.
   - Когда? В тот момент,  как  ты  выходила  или  уже,  когда  ты  была  на
лестнице?
   - Как только прикрыла дверь. У меня еще рука была на ручке. Я вернулась и
увидела ее лежащую на полу рядом с диваном. Перевернула ее и  заметила,  что
весь плащ в крови. Я страшно испугалась,  подняла  ее  с  полу  на  диван  и
поняла, что она уже мертва.
   - Как ты это определила?
   - Я трижды играла покойницу и  разбираюсь  в  этом.  Она  наверняка  была
мертва. Покончила с собой.
   - Откуда ты знаешь, что это было самоубийство?
   - А чем еще это могло быть? Не  станешь  же  ты  убеждать  меня,  что  ее
застрелил призрак? Я в нее тоже не стреляла. А кроме вас в комнате никого не
было. И револьвер лежал на полу рядом с нею.
   - Она поднялась наверх с револьвером? Ты помнишь, что  он  был  у  нее  в
руках и в квартире?
   - Нет, не помню, но она должна была принести  его,  если  потом  из  него
застрелилась.
   - Ты уверена, что в квартире кроме вас двоих никого не было? Может  быть,
кто-нибудь прятался?
   - Я уверена, что там никого не было.  Когда  мы  поднялись  туда,  черная
заставила меня заглянуть во все утолки и убедиться, что там "нет  никого  из
заговорщиков". Я заглянула всюду, даже в шкаф и под кровать. Никого  там  не
было.
   - Лучше бы ты не заглядывала, - с горечью произношу я. - Тогда у тебя еще
оставался бы шанс выпутаться из этой истории.  Суд  мог  бы  принять  теорию
убийцы, укрытого где-нибудь в квартире. А уж если ты сама  утверждаешь,  что
там никого не было, автоматически напрашивается вывод, что ее застрелила  ты
сама.
   -  Я  была  на  лестнице,  по  другую  сторону   двери.   Она   совершила
самоубийство.
   - Выстрелом в спину? Первый раз в жизни слышу, чтобы кто-нибудь умудрился
выстрелить себе в спину.
   - Ей стреляли в спину? - удивляется Майка. - Ты это точно знаешь?
   - Совершенно точно. Я  еще  удивился,  что  так  мало  крови,  но  теперь
понимаю, что кровь впиталась в плащ. Что с ним стало?
   - После того, как я убедилась, что черная мертва, я вышла из  квартиры  и
поехала на встречу со шведскими киношниками. Плащ я взяла с собой, но надеть
его, естественно, не могла. И отдать его в гардероб в таком  виде  не  могла
тоже. Я свернула его в комок и затолкнула в камин в прихожей помещения,  где
проходила встреча. После окончания встречи я не смогла взять его оттуда, так
как выходила в окружении минимум десяти особ. Я поехала  домой  и  позвонила
Франку.
   - Ага, значит, ты говорила с ним не о каком-то там диалоге,  а  о  плаще,
оставленном в камине. Теперь я все понимаю. Встреча со шведами  проходила  в
"Селекте", не правда ли?
   - В "Селекте". Я не рассказала Франку обо всех подробностях случившегося,
только попросила его поехать  в  "Селект",  вынуть  мой  плащ  из  камина  и
привезти его мне. И никому ни слова, иначе я пропала.
   - Теперь я припоминаю, что видел этот  плащ,  -  говорю  я.  -  Он  лежал
свернутый под ванной, я заметил его в процессе разукрашивания соседки  твоей
помадой. Что ты сказала Франку по поводу плаща?
   -  Я  сказала  правду.  Все  как  было.  Мы  посоветовались,   стоит   ли
предупреждать  тебя,  что  у  тебя  в  квартире  находится  труп,  и  решили
воздержаться.
   - Нельзя признать это вершиной лояльности с вашей стороны!
   - Почему? Я считала, что ты легко найдешь выход из ситуации. И  не  такие
вещи ты распутывал довольно быстро, - говорит Майка. - А  вот  мне  как  раз
совсем не стоило быть впутанной во все это.  Я  должна  заботиться  о  своей
репутации, это у меня даже в контракте проставлено.
   - Но ты должен был хоть намекнуть мне, - говорю я Франку. - Почему ты  не
шепнул мне ни слова?
   - Майка просила меня соблюдать тайну, - пытается оправдаться Франк.
   - Я знаю, почему ты промолчал, - заявляю я. - Потому, что ты уверен,  что
черную застрелила Майка. Либо сговорившись  с  тобой,  либо  по  собственной
инициативе. Может быть, ты послал ее на встречу с черной лишь  затем,  чтобы
она побеседовала с нею и склонила ее  к  молчанию.  А  тем  временем  черная
встретила Майку с револьвером в руке, из которого она уже успела  застрелить
Нусьо. И именно в  этот  момент  револьвер  вдохновил  Майку  на  то,  чтобы
избавиться от черной раз и навсегда простейшим способом. Она рассказала тебе
об этом по  телефону  или  позже,  когда  мы  приехали  к  ней  с  плащом  и
кальвадосом. И с этого момента ты уже вынужден был поддерживать ее, так  как
она убила черную в ваших общих интересах.
   - Я не имел никакого понятия о черной, - усталым голосом возражает Франк.
- Не разговаривал с нею по телефону, и она не могла иметь ко мне  каких-либо
претензий.  Я  не  совершал  плагиат  и  абсолютно  самостоятельно  придумал
сценарий "Черной лестницы".
   - Ты утверждаешь, что никогда не держал в руках рукопись черной? Но  ведь
она послала свои новеллы в Издательство еще тогда, когда ты работал там.
   - Не думаешь ли ты, что я читал всю халтуру, приходящую в Издательство? -
спрашивает меня Франк. - Я не надрывался на работе, уверяю  тебя,  и  думаю,
что шедевр черной лежит где-нибудь в архиве Издательства, покрытый приличным
слоем пыли.
   - А может быть, Майка  действительно  ничего  не  знала  о  черной  и  ее
претензиях. И действительно пришла,  чтобы  пригласить  меня  на  встречу  в
"Селект". А потом узнала обо всем от черной, поняла, чем вам это  грозит,  и
схватилась за револьвер...
   - Что ты за человек! - заламывает руки Майка. - Я же говорю тебе,  что  я
ее не убивала. Я не имела представления,  что.  она  имеет  что-то  общее  с
"Черной лестницей". Да она ни о чем таком и не говорила. Я уверена, что  она
совершила самоубийство. Никто бы в этом  и  не  сомневался,  если  бы  я  не
сотворила этой глупости с револьвером.
   - А как там было с этим револьвером? - вставляю я.
   - После смерти черной я вышла из  квартиры  в  таком  состоянии,  что  не
отдавала себе отчета в своих действиях. Схватила револьвер и спрятала его  в
нишу гидранта вместе с ключом.  Не  знаю,  что  на  меня  наехало?  Если  бы
револьвер нашли рядом с телом черной, не было бы всего этого замешательства.
   - Сомневаюсь, - заявляю я. - Во-первых, никто не стреляет себе  в  плечи.
Во-вторых, мне кажется, что выстрел был произведен на  некотором  расстоянии
от жертвы. Я не исследовал этого особенно тщательно, но уверен,  что  именно
таким  будет  результат  профессионального  осмотра  тела.  А  поскольку   в
помещении были только ты и она...
   - Я была на лестнице, - стонет Майка. - Как мне доказать тебе это?
   - Ты не сможешь ничего доказать, - говорю я. - У тебя не было свидетеля.
   - Там была я, - отзывается вдруг робкий голос.
   15
   Все оборачиваются и смотрят на  Гильдегарду.  Гильдегарда  нервно  ерошит
свою растрепанную гриву и объясняет:
   - Я всю ночь  просидела  на  лестнице...  ожидала  кое-кого.  И  как  раз
находилась  на  лестничной  клетке  между  этажами,  когда  открылась  дверь
квартиры  наверху  и  вышла  эта  прелестная  дама,  -   здесь   Гильдегарда
прерывается и указывает на Майку. - Она вышла и  еще