лась в нем.
     Усилием воли он оторвал свои глаза от этого черного  ока  и  уткнулся
лицом в пол. Слабый и ошеломленный, он пошевелил своими ступнями. Когда он
собрался силами и поднялся в полный рост, то  он  бросил  взгляд  на  свои
ступни. Хвала Крому, они были еще из  теплой  плоти,  а  не  из  холодного
пепельного камня! То время, что он стоял околдованный пристальным взглядом
Горгоны, было лишь коротким мигом, слишком небольшим, чтобы каменная волна
успела подобраться к его телу.
     Горгона снова засмеялась. Склонив лохматую голову, Конан почувствовал
давление ее воли. Мускулы его  шеи  вздулись  от  усилия  удержать  голову
наклоненной.
     Он все еще смотрел вниз. Перед ним на мраморной мозаике лежала тонкая
золотая маска с огромным сапфиром, изображающим третий глаз. И  неожиданно
Конан понял.
     В  этот  раз,  когда  он  поднял  свой  взгляд,  он  взмахнул  мечом.
Сверкающее лезвие рассекло пыльный воздух  и  достигло  насмешливого  лица
богини, разрубив третий глаз пополам.
     Она не двигалась.  Своими  двумя  обыкновенными  глазами  потрясающей
красоты она молча смотрела на сурового воина, ее лицо было пустым и белым.
Волна изменений пробежала по ней.
     Вниз по лицу нечеловеческого совершенства из  разрубленного  третьего
глаза Горгоны текла черная жидкость. Словно черные слезы, медленно стекали
капли из разбитого органа.
     Затем  она  начала  стареть.  Как   темная   жидкость   вытекала   из
поврежденного глаза, так и похищенные жизненные  силы  веков  выходили  из
тела. Ее кожа темнела и покрывалась  тысячами  морщин.  Образовался  сухой
двойной подбородок. Блестящие глаза стали тусклыми и мутными.
     Благородный живот прогнулся и  сморщился.  Гладкие  конечности  стали
сухопарыми. Долгое мгновение карликовая, сухая  форма  крошечной  женщины,
невыразимо дряхлой, тряслась на троне. Затем плоть превратилась  в  тонкие
клочки и рассыпавшиеся кости. Тело рухнуло, рассыпавшись по  мозаике  пола
жесткими кусками, крошившимися под ногами Конана  в  бесцветную  пепельную
пудру.
     Протяжный вздох пробежал по залу. Зал потемнел, будто  полупрозрачные
крылья заслонили тусклый свет. Затем  все  прошло  и  из  воздуха  исчезло
чувство многовековой угрозы. Холл стал просто пыльной, заброшенной, старой
комнатой, лишенной сверхъестественного ужаса.
     Статуи уснули навсегда в могилах из вечного камня. По мере уменьшения
Горгоны ее заклинания теряли силу, включая  и  те,  что  удерживали  живых
мертвецов в ужасном подобии  жизни.  Конан  развернулся  и  ушел,  оставив
пустой, покрытый пылью трон и  разбитую,  обезглавленную  статую,  которая
когда-то была смелым, утонченным заморским бойцом.


     - Оставайся с нами, Конан! - упрашивала Зиллах своим  низким,  мягким
голосом. - Теперь, когда мы освободились от  проклятия,  такому  человеку,
как ты, здесь, в Ахлате найдется высокая, почетная должность.
     Он тяжело ухмыльнулся, чувствуя что-то более личное в ее голосе,  чем
желание   хорошего   горожанина   привлечь   достойного    иммигранта    к
восстановлению гражданской жизни. Под  оценивающим  взглядом  его  горячих
мужских глаз она засмущалась.
     Лорд Енош повторил своим мягким голосом просьбы своей дочери.  Победа
Конана вдохнула новую силу и молодость в старого человека. Он стоял прямой
и высокий, в его шагах появилась твердость, а в голосе командирские нотки.
Он  предлагал  киммерийцу  богатство,  почет,   положение   и   власть   в
возрожденном городе. Енош даже намекнул,  что  был  бы  не  прочь  сделать
Конана своим зятем.
     Но  Конан,  зная  свою  непригодность   к   мирной   жизни,   скучной
респектабельности, которую ему предлагали, отказался от всех  предложений.
Вежливые фразы неохотно слетали с губ человека, который многие годы провел
на полях сражений, в винных магазинах и  в  увеселительных  домах  городов
разных стран. Но со всем тактом, который его  простая,  варварская  натура
смогла наскрести, он отказался от всех просьб приютившего его человека.
     - Нет, друзья, -  сказал  он,  -  мирные  задачи  не  для  Конана  из
Киммерии. Я скоро заскучаю, а когда меня одолевает скука, то преодолеть ее
помогают немногие средства: напиться, подраться или подцепить  девочку.  А
добропорядочные граждане, для которых я спас город,  сейчас  ищут  мира  и
спокойствия, чтобы восстановить его силу!
     - Но куда ты пойдешь,  о  Конан,  сейчас,  когда  магические  барьеры
разрушены? - спросил Енош.
     Конан  пожал  плечами,  провел  рукой  по  своей  черной  шевелюре  и
засмеялся.
     - Клянусь Кромом, мой добрый сир, я не  знаю.  К  счастью  для  меня,
слуги богини кормили и поили лошадь Варданеса. В Ахлате,  как  я  погляжу,
нет ни одной лошади, только ослы, а такая огромная  фигура,  как  у  меня,
будет выглядеть глупо, трясясь на маленьком сонном осле и цепляясь  ногами
за дорожную пыль.
     - Я думаю, я отправлюсь на юго-восток.  Где-то  там  находится  город
Замбула, в котором я никогда не был. Люди говорят, что этот город богат на
пирушки и  попойки,  где  вино  свободно  течет  по  кишкам.  Мне  хочется
попробовать  забавы  Замбулы,  увидеть,   что   возбуждающее   там   могут
предложить.
     - Но тебе не нужно покидать нас нищим, - возразил Енош. -  Мы  многим
тебе обязаны. Позволь дать тебе за твои труды немного золота и серебра.
     Конан покачал своей головой. Побереги свои сокровища, шейх.  Ахлат  -
не богатая метрополия, и вам понадобятся  ваши  деньги,  когда  купеческие
караваны снова станут прибывать сюда  через  Красную  Пустыню.  А  сейчас,
когда  мой  мешок  для  воды  полон,  провизии  в   изобилии,   мне   пора
отправляться.  В  этот  раз  я  проведу  путешествие  через  Шан-е-Сорк  с
комфортом.
     С последним, оживленным прощанием, он вскочил в седло и помчал легким
галопом из долины. Они стояли, глядя ему вслед, Енош гордо,  а  Зиллах  со
слезами на щеках. Вскоре он исчез из виду.
     Достигнув верхушек  дюн,  Конан  остановил  черную  кобылу  и  бросил
последний взгляд на Ахлат. Затем  он  поскакал  в  Пустыню.  Возможно,  он
поступил глупо, не взяв их скромных запасов ценностей.  Но  ему  хватит  и
того серебра, что тяжело позвякивало в  седельном  мешке  за  его  спиной.
Конан ухмыльнулся. Зачем вздорить из-за нескольких  шекелей,  как  грязный
торговец? Человеку полезно бывать иногда добродетельным. Даже киммерийцу!





                               Спрэг ДЕ КАМП
                                Лин КАРТЕР

                                БАШНЯ СЛОНА




     ...Легенды утверждают, что самый великий воин Гиборейской  эры  -  по
словам немедийского летописца, "ногами, обутыми в грубые сандалии, попирал
украшенные самоцветами престолы королей" - появился на свет на поле боя, и
этим была определена его дальнейшая судьба. Это было вполне вероятно,  ибо
киммерийские женщины владели оружием не хуже мужчин, и не  исключено,  что
мать  Конана,  носившая  его  под  сердцем,  устремилась  в  бой,  отражая
нападение ванов - извечных врагов киммерийцев.
     Так или иначе, доподлинно известно, что все его детство было  связано
с войнами, почти  беспрерывно  бушевавшими  между  киммерийскими  кланами.
Унаследовав  от  отца  -  известного  кузнеца  -  богатырскую  стать,   он
участвовал в битвах с того момента, когда впервые смог  удержать  в  руках
меч.  Ему  еще  не  было  пятнадцати  лет,  когда  объединившиеся  племена
киммерийцев штурмовали и сожгли пограничный  город  Венариум,  возведенный
аквилонцами на временно захваченной ими киммерийской территории. Конан был
одним из первых ворвавшихся тогда в крепость. С тех пор его имя  все  чаще
вспоминали у костров соплеменников и на советах старейшин.  Однако,  через
некоторое  время  после  штурма  Венариума,   Конан   попал   в   плен   к
гиперборейцам, бежал, а потом, вместо  того,  чтобы  вернуться  на  родину
предков, отправился странствовать на юг. На его пути  оказался  Аренжун  -
известный Город Воров, где и началась его карьера профессионального вора и
грабителя...


     Тусклый свет факелов с трудом  пробивался  в  узкие  улочки  квартала
Мауль, где до утра пили и веселились воры и разбойники, собравшиеся  здесь
со всего города. Тут они могли отвести душу - порядочные горожане обходили
квартал стороной, а ночная стража, щедро подкупленная кровавыми  деньгами,
не вмешивалась в темные дела. Из угрюмых закоулков то  и  дело  доносились
женский смех, шум пьяной драки или звон клинков. Из открытых окон и дверей
бесчисленных притонов тянуло кислым запахом дешевого вина  и  потных  тел,
слышался грохот кулаков и кружек по крепко сколоченным деревянным  столам.
В одном  из  таких  притонов  под  низким  бревенчатым  потолком  пировали
проходимцы всех мастей: мелкие воришки, ловкие похитители женщин,  опытные
карманные воры, хвастливые забияки со своими девками. Большинство их  было
местного  происхождения  смуглыми,  черноглазыми  заморийцами  с   острыми
кинжалами  за  поясами  и  вероломными  душами.  Хватало  и  чужестранцев,
пришедших в Аренжун из далеких, полулегендарных стран.
     Среди них был могучий  молчаливый  великан,  изгнанник-гипербореец  с
широкой саблей у пояса - в Мауле оружие носили в  открытую.  Был  здесь  и
шемит-фальшивомонетчик с крючковатым носом и курчавой черной  бородой.  На
коленях светловолосого гундерца-наемника и  бродяги,  дезертировавшего  из
какой-то разбитой армии, сидела бритунская  проститутка.  Толстый  веселый
головорез, пользовавшийся огромным успехом у  окружающих  своими  сальными
шутками был профессиональным похитителем женщин, приехавшим  в  Замору  из
дикого Котха, чтобы продемонстрировать здесь свое искусство.  К  несчастью
он не знал, что в этой стране грудные дети разбирались в таких вещах лучше
чем он, обучавшийся своему ремеслу всю  жизнь.  Вот  он,  устав  описывать
прелести очередной девушки, намеченной для похищения,  приложился  жирными
губами к огромной кружке пенящегося пива. Сделав глоток и смахнув  пену  с
губ, толстяк заговорил снова:
     - Клянусь Белом, богом всех воров и разбойников,  Я  покажу  им,  как
надо красть женщин. Еще до рассвета я увезу ее к границам  Заморы,  а  там
меня уже давно ждет караван. Король Офира  обещал  мне  триста  серебряных
слитков  за  молодую  ядреную  бритунку  благородных  кровей.  Сколько   я
скитался, переодетый в нищего по пограничным городам, выискивая подходящую
девушку! И наконец нашел настоящую красавицу!
     Он сладострастно причмокнул губами.
     - Мне известно немало людей в Шеме, которые не сменяли бы ее даже  на
тайну Башни Слон, - закончил котхиец, возвращаясь к своему пиву.
     Кто-то потянул его  за  рукав,  и  толстяк  повернул  голову,  грозно
нахмурив  брови.  Рядом  стоял  высокий,  атлетически   сложенный   юноша.
Незнакомец выделялся  среди  местной  публики  как  матерый  волк  в  стае
дворняжек. Дешевая туника скорее подчеркивала, чем  скрывала  его  могучие
мускулы, тесно обтягивая широкие плечи и  мощный  торс.  С  загорелого  до
черноты лица сквозь  упавшую  на  лоб  черную  прядь  волос  проницательно
смотрели голубые глаза. У пояса юноши висел длинный меч в потертых ножнах.
Котхиец невольно отшатнулся - до сих  пор  ему  не  приходилось  встречать
людей такого типа.
     - Ты говорил о Башне Слона,  -  произнес  чужак  с  сильным,  твердым
акцентом. - Я много слышал о ней. Что за тайна кроется в этой башне?
     В поведении юноши не чувствовалось ничего угрожающего, а выпитое пиво
и поддержка слушателей добавили котхийцу смелости -  его  прямо  распирало
желание выговориться, убежденность в собственной значимости росла в нем  с
каждой минутой.
     - Тайна Башни Слона? - переспросил он. - Да ведь любой ребенок знает,
что в этой башне живет маг Яра, владеющий огромным драгоценным  камнем,  -
его еще называют Сердцем Слона, и в этом колдовском  камне  заключены  его
сила и могущество.
     Варвар на секунду задумался.
     - Я видел эту башню, - сказал он наконец. - Она  стоит  в  саду,  сад
окружен высокой стеной. Стражи там, вроде, нет, а  перелезть  через  стену
нетрудно. Так почему же до сих пор никто не стащил этот камень?
     Котхиец разинул рот, пораженный простодушием собеседника и  захохотал
издевательским смехом, к которому присоединились все присутствующие.
     - Да вы только послушайте, - проревел сквозь смех толстяк. - Он хочет
украсть алмаз Яры! Послушай, парень, - обратился он  к  пришельцу,  -  ты,
судя по всему, из какого-то варварского племени Севера...
     - Я киммериец, - холодно ответил юноша. И ответ, и тон, которым  были
произнесены эти слова, мало о  чем  сказали  котхийцу,  уроженцу  далекого
южного королевства на границе с Шемом.
     - Ну так раскрой уши и внимательно слушай,  приятель,  -  сказал  он,
тыча кружкой в грудь нахмурившегося северянина. - Если бы простой смертный
мог украсть камень, поверь мне - его давно  бы  уже  украли.  Ты  говоришь
перелезть  через  стену.  Перелезть  можно,  да  только  боюсь,  когда  ты
перелезешь, то сразу попросишься обратно. Верно, в саду нет стражи, вернее
- люди там  не  сторожат,  но  в  самой  Башне,  в  караульном  помещении,
расположенном в нижней ее части, людей хватает. И даже если отобьешься  от
зверей, которых на ночь выпускают в сад, придется  с  боем  прорываться  в
верхнюю часть башни, ибо алмаз спрятан где-то там.
     - Но если уж попал в сад, - настаивал киммериец, - то  почему  бы  не
попробовать попасть в башню сверху?
     У котхийца от такой наглости отвисла челюсть.
     - Нет, вы  только  послушайте!  -  воскликнул  он  насмешливо.  -  Вы
посмотрите на этого орла, который собирается вспорхнуть на башню высотой в
девяносто  локтей.  Или,  может  быть,  ты  -  муха  и  вскарабкаешься  по
отполированной стене?
     Сконфуженный киммериец гневно оглянулся,  когда  гуляки,  внимательно
следившие за разговором, одобрительно  захохотали  в  ответ  на  последнее
замечание. Он  не  видел  ничего  смешного,  и  до  него,  еще  не  совсем
освоившегося с манерами цивилизованных людей, не  доходило,  что  смеялись
именно над ним. Кстати, цивилизованные люди, как правило,  позволяют  себе
вольности, заведомо больше, чем дикари только потому, что для них  уже  не
существует опасности заплатить за неосторожное слово раскроенным  черепом.
Смутившийся юноша, скорее всего, тихо отошел бы в сторону, но котхиец  уже
вошел во вкус.
     - Так как? - крикнул он. - Расскажи-ка нам, глупцам, которые воровали
еще тогда, когда тебя на свете не было, как бы ты украл алмаз?
     - Смельчак всегда  найдет  способ,  -  коротко  ответил  рассерженный
киммериец.
     Котхиец воспринял это как личное оскорбление. Он побагровел от гнева.
     - Что? - заорал он. - Ты еще смеешь обвинять нас  в  трусости?  А  ну
марш отсюда, чтобы мои глаза тебя здесь не видели!
     Выкрикнув эти слова, он резко толкнул киммерийца.
     - Ах, ты так! - скрежетнул зубами варвар и отвесил обидчику  изрядную
оплеуху, повалившую того на стол.  Из  кружек  полилось  на  пол  пиво,  а
взбешенный котхиец схватился за меч.
     - Ах ты, собака, - заревел он. - Да я из тебя сейчас сердце вырву!
     Засверкала сталь, зеваки бросились к выходу. Кто-то из  них,  убегая,
сбросил на пол единственную  свечу  и  все  вокруг  погрузилось  во  мрак.
Слышался только топот ног, треск  ломающихся  столов  и  лавок,  проклятия
сталкивающихся людей. Пронзительный  крик,  завершившийся  хрипом  агонии,
словно ножом обрезал галдеж. Когда наконец снова зажгли  свет,  оказалось,
что большинство гуляк успело выскочить наружу через выбитые окна и  двери,
а те, кто остались, попрятались под столами и  за  винными  бочками.  Лишь
толстый котхиец тихо лежал в середине зала. Он был мертв - меч  киммерийца
нашел его и во мраке.
     Мерцающий свет и  пьяный  гомон  остались  далеко  позади.  Киммериец
сбросил порванную тунику, оставшись лишь в полотняной набедренной  повязке
и ременных сандалиях. Он двигался бесшумно, словно огромный кот, и под его
бронзовой от загара кожей играли стальные мускулы. Квартал,  где  он  шел,
был кварталом храмов и святилищ неисчислимых богов Заморы. В слабом лунном
свете  белели  огромные  мраморные  колонны,  тускло  поблескивало  золото
куполов и серебро высоких аркад. Юноша знал, что  религия  Заморы,  как  и
многое другое у этого  народа,  была  чрезвычайно  запутанной,  сложной  и
утратившей большую часть своей сути в неясных определениях и предписаниях.
Как-то  раз  он  несколько  часов  слушал  ученую  дискуссию  теологов   и
философов, уйдя оттуда с головной болью и глубоким убеждением, что у них у
всех головы не в порядке.
     Его собственная религия была простой и легкой для понимания  -  Кром,
вождь богов, живет на вершине  огромной  горы,  насылая  оттуда  на  людей
смерть и несчастья. Молиться ему бессмысленно, потому что он злой, дикий и
мрачный и терпеть не может слабых и плаксивых людей. Однако, при  рождении
человека он наделяет его  храбростью,  волей  и  ненавистью  к  врагам,  а
большего, по искреннему убеждению киммерийца, и  нельзя  требовать  ни  от
какого бога.
     Варвар тихо ступал по мостовой. Стражи нигде не  было  видно  -  даже
наиболее  дерзкие  воры  никогда  не  забредали  в  квартал  храмов,   где
таинственная бесшумная смерть молниеносно карала святотатца, осмелившегося
посягнуть на святыни.  Вот  наконец,  и  Башня  Слона.  Юноша  на  секунду
задумался, откуда взялось это  странное  название.  Он  никогда  не  видел
слона, но смутно представлял  себе  некое  огромное  животное  с  хвостами
спереди и сзади. Так во всяком случае рассказывал о слонах  бродяга-шемит,
клявшийся, что видел тысячи таких зверей в Гиркании. В Заморе же слонов не
было.  Стройная,  строгой  цилиндрической  формы,  гладкая  колонна  башни
стрелой взмывала ввысь на девяносто локтей, упираясь в  усеянное  звездами
небо, поблескивая усыпанной тысячами драгоценных камней  верхушкой.  У  ее
подножия на нескольких террасах раскинулся  огромный  сад,  в  котором  во
множестве росли плодовые деревья и экзотические кустарники.  Сад  окружала
высокая стена, вторая, не менее высокая, отделяла Башню от сада.
     Остановившись в густом кустарнике  перед  внешней  стеной,  киммериец
поднял голову и посмотрел наверх. Высоко, но подпрыгнув, он достанет до ее
края. Подтянуться на руках и перепрыгнуть через стену не  составит  труда,
он не сомневался, что так же легко преодолеет и вторую, внутреннюю, стену.
И все же он колебался, неведомая опасность, скрывающаяся в  саду,  смущала
его. Он много слышал о тайнах западных королевств -  Бритунии,  Немедии  и
Аквилонии, но южане  казались  ему  еще  более  загадочными  и  странными.
Заморийцы были исключительно древним народом, и судя по тому, что он о них
слышал, до сих пор поклонялись Злу.
     Он подумал о Яре-жреце,  живущем  в  этой  усыпанной  драгоценностями
башне, и по его спине пробежали мурашки, когда он вспомнил то, что  слышал
как-то в таверне  от  пьяного  царедворца.  Тот  рассказал,  как  один  из
принцев, враждебно относившийся к Яре, преградил  было  тому  дорогу.  Маг
рассмеялся ему в лицо, а затем протянув руку с камнем, излучавшим холодный
свет, из которого ударило  ослепительное  пламя,  охватившее  несчастного.
Принц пронзительно закричал  и  упал,  превратившись  в  маленький  черный
комочек, который в свою очередь превратился в паука, бегавшего по  комнате
до тех пор, пока Яра не раздавил его каблуком. Маг постоянно жил  в  своей
таинственной Башне, и если покидал ее, то лишь  для  того,  чтобы  навлечь
злые чары на того или иного из своих врагов. Король Заморы боялся его хуже
смерти и не в силах переносить этот ужас в трезвом виде, беспрерывно  пил.
Яра был очень стар - люди говорили, что он живет в Заморе уже многие сотни
лет, и добавляли,  что  благодаря  своему  волшебному  камню,  называемому
Сердцем Слона, будет жить вечно. Об этом  камне  никто  ничего  толком  не
знал, а наз