изголовью, Вадим уложил женщину на спину, а сам присел у нее в ногах, все-таки решившись Алису разуть - она не возражала. Потом принялся ее разминать, как и обычно, начав с дальних подступов.
     - Осторожней! - с внезапным раздражением прикрикнула она, а когда Вадим отдернул руки, добавила мягче: - Больно же, дурачок!
     Он и сам ощутил, как по пальцам хлестнуло разрядами. Ни фига себе! Такого перепада меж ними еще не случалось.
     - Ты где была сегодня? - спросил Вадим, настораживаясь. - В какую грязь опять влетела?
     - Что ты выдумал!..
     - Хватит, Алиса, шутки кончились! Думаешь, я смогу вечно удерживать тебя на краю? Если сама себя не бережешь...
     - О чем ты, Вадичек?
     - О том, что с каждым днем ты уходишь все дальше. Сколько сил я ни трачу на тебя, они проваливаются точно в прорву, ибо кто-то, на стороне, забирает у тебя еще больше. Бог мой, Алиска, ведь ты закрылась от меня наглухо!
     - Разве? - со странной улыбкой спросила она и слегка раздвинула колени: - А так?
     - А так еще больше, - ответил Вадим. - Ты старательно демонстрируешь открытость, но лишь играешь ее, как одну из Студийных ролей.
     - Вот как? - Улыбка застыла на ее лице, как приклеенная, - впрочем, при такой практике это не требовало от Алисы усилий. - А зачем? По-твоему, я заряжаюсь у тебя жизне-силой, как прочие твои "дружки"? - Она пожала плечами. - Если и так - подумаешь! Одним нахлебником больше.
     - Да мне не жаль - упейтесь. Но ведь ты берешь не только энергию?
     - Не только? - эхом отозвалась Алиса, наконец перестав улыбаться.
     - Ну да, я только сейчас сообразил. После тебя мне каждый раз делалось легче - не то что после других. Потому, наверно, и зачастил к тебе.
     - Эгоист!
     - Все - эгоисты, - согласился он. - Не все признаются. Но странно, правда? Если б ты забирала жизне-силу, мне становилось бы хуже, потому что мысле-облако лишалось бы последних покровов. Но ведь ты не обычный энерго-вампир.
     - Кто же тогда?
     - Ты забираешь у меня Хаос, - сказал Вадим. - Разряжаешь мое облако. Оттого оно и ноет меньше, что теряет чуткость: падает разница между ним и средой... Зачем тебе, Лисонька, - что ли, по служебным надобностям? Но ведь на Студии вы рождаете только мертвых!
     - "Зачем нам, поручик, чужая земля"?
     - Именно. Вы умеете только копировать - и то по верхам.
     - Потому что свою уделали, - ответила женщина, словно бы себе. - Очередь за чужой.
     - Черт возьми, Алиса! - воскликнул Вадим. - Ты хоть понимаешь, что значит отнимать Хаос? Бог с ней, с жизне-силой, - если ее не станет, умрет только тело. А душа просто покинет сей мир, продолжив скитания в иных сферах. Но без Хаоса гибнет именно душа - при живом теле, представляешь?
     - Разве Хаос не ведет к разрушению?
     - Переизбыток - да, прямая дорога к безумию. Необходимо равновесие.
     - Так, может, я просто снимала излишки?
     - Я что, похож на психа? - осведомился Вадим. - Сама ж говорила: "тяжело здоровый человек". Да меня б хватило еще на столько, я тут такого бы насозидал!.. Алиска, - вдруг спросил он, - ты не подосланная?
     - Все же ты псих, - вздохнула она, - хотя и "тяжело здоровый". Мания величия, да? Или преследования? Да кому ты сдался вообще, кроме меня и той соплячки!
     - У меня не может быть мании, - возразил Вадим. - Распад личности - куда ни шло. Просто я логичен. Раз каждый вечер ты черпала из моего источника, то давно бы переполнилась, если б не растрачивала Хаос на творчество (это в Студии-то?) либо не делилась награбленным.
     - Опять умствуешь? - спросила Алиса. - Гимнастика ума, да? - И погрозила пальцем: - Смотри, гимнаст, не заиграйся. Один такой уже висит - на кресте. Я-то тебя знаю, но ведь кто-нибудь может всерьез отнестись.
     - Вот и отнесись, - предложил Вадим. - Всерьез.
     - Ты вправду этого хочешь?
     - Какие шутки, когда в воздухе отчетливо пахнет кровью! Мы уже столько с тобой дружим, что не худо бы познакомиться. А вдруг тебя приставили специально, чтоб я не слишком буйствовал?
     - Не проще ли было тебя изолировать? Даже убить!
     - Вроде проще, - согласился он. - Но ведь я могу не все знать?
     - Как ты не прав, Вадичек! - сказала женщина и снова засияла улыбкой. - Дело-то совсем в ином. Совершенно.
     - Да неужто?
     - Просто я решила остепениться. И посвятить себя Богу.
     - В монастырь, что ли, пойдешь? - изумился Вадим. - Уже открывают? Ах ты, господи... А ты ни с чем его не перепутала?
     - Не кощунствуй!
     - Вот так: думала-думала - и решила? - спросил он. - Или домашний пастырь надоумил?. - Вадим покачал головой. - Накопила грехов вдоволь - теперь пора замаливать? Или усугублять? Представляю, какой может проклюнуться монастырчик - при таких-то пастырях!..
     - Ты что, ревнуешь меня к Богу?
     - Да нет там никакого бога! - рассердился Вадим. - И вряд ли был. Просто очередная "группа товарищей" узурпировала легкие подступы к вере, а прочие объявила ведущими в ад, но вовсе не "к Храму". А что там, за перекрытым церковниками перевалом, - может, сам дьявол?
     - Не желаю слушать! - заявила Алиса. - Думаешь, я предпочту тебя Всевышнему? Или его помазаннику на Земле?
     - Или помазку, - буркнул Вадим. - Где уж мне, даже не претендую!.. А кстати, кого ты считаешь здешним "помазанником" - не Первого же? - Он рассмеялся: - "Нет бога, кроме Основателя, а Первый - пророк его". Черт возьми, ну и ересь!
     - Что - Первый! - фыркнула женщина. - Есть и повыше.
     Все же традиционный массаж состоялся, хотя начинать Вадиму пришлось с самых нейтральных участков и только затем, по мере взаимного привыкания, переходить на другие. Зато Алиса завелась сегодня куда быстрей и взлетела выше прежнего, словно их разнополярность предполагала такие бои местного значения, с которыми не сравнились бы никакие любовные сцепки.
     Конечно, тут недоставало тепла, зато был восторг, упоенье - "бездны мрачной на краю". И звуковое сопровождение не подкачало, так что соседи могли вообразить здесь сценку покруче, вплоть до садо-мазохистской (и не слишком бы промахнулись).
     И сам Вадим неприлично распалился - на одних тактильных ощущениях, фонтанирующих от ладоней. Это было вовсе не то, что он переживал с Юлей, но впервые Вадим обнаружил томительную сладость в боли, в судорогах, от кистей разбегающихся по телу, - даже в удушье, когда спазмы схватывали горло. Правда, ни боль, ни судороги не достигали настоящей силы: Вадим контролировал их, балансируя на грани, и пытался разобраться, в чем тут все-таки дело.
     Безусловно, они с Алисой оказались по разные стороны нейтрали, причем женщину занесло уже далеко ("а те далече" - это про нее). Между ними не могло быть единения, зато вполне мог разразиться роскошный поединок, яростный и беспощадный, - если б Вадим находил в таких вещах вкус. Вдобавок их тела, эти запрограммированные природой оболочки, тянулись друг к другу, точно магниты, - по закону дополнения или в силу биологической совместимости, когда и формы и запахи будто взывают: вот оно, твое! И верилось, что это так. Хотелось вбрызнуть в здешнюю лунку семя, поддаться наваждению, даже если потом разнополярные души будет воротить друг от друга. Но кто заглядывает так далеко? Разве только "блаженные".
     Повернув голову, он обнаружил рядом Жофрея, возбужденно трущегося пушистыми щеками о подушку. Бедняга - и он завелся. И то: сколько ночей по девочкам не гулял!
     - Как дополняем друг друга, а? - хрипло пробормотала Алиса. - Взялся бы за меня, Вадичек, - может, я не "совсем пропащая".
     - Как взяться-то? - спросил он грустно. - Силу, что ли, применить?
     - Хотя бы... Ласки не оценю - поздно.
     - Чтоб сделать из тебя человека, самому придется озвереть, - сказал Вадим. - А это, как понимаешь, нонсенс.
     - Ты ограничиваешь мою свободу, - пожаловалась женщина. - Каждый волен выбирать себе хлыст.
     - Но у меня нет хлыста!
     - Так заведи! Во-первых, "клиент всегда прав"; во-вторых, "если женщина не права, надо попро...".
     Вадим вдруг накрыл ладонью ее рот и вскинул голову, слушая. Ах, дьявол, подумал он, опять этот гул! Неужто за мной? Подкачало мое чутье.
     Вскочив с дивана, Вадим метнулся к окну и слегка приоткрыл, не выпуская из внимания дверь. Шелестящей тенью "ворон" наплывал на его дом, даже вроде бы на его этаж, но целился на другую квартиру, ближе к дальнему углу. Приблизясь к стене, застыл, почти беззвучно вращая лопастями. Перегнувшись через подоконник, Вадим высунулся наружу, пытаясь рассмотреть сегодняшнюю мишень. Кажется, второе окно от угла. Или третье? Бог мой, это же Тим!
     Уже не колеблясь, Вадим ринулся к выходу, по пути прихватив заготовленный дрын, ураганом пронесся по темному коридору и с разбега ворвался в Тимову конуру, благо дверь оказалась отворена. Возле распахнутого окна высился силуэт давешнего ночного гостя. Слегка отклонившись назад, он удерживал трос, по которому уже скользил к черной кабине безжизненный сверток.
     Понимая, что опоздал, Вадим с трудом дождался, пока сверток исчезнет в "вороне", затем безмолвно прыгнул на похитителя и единственным выверенным ударом уложил на месте, не тратя время на рыцарские заморочки. Подхватив трос, Вадим в секунду привязал его к паровой батарее и снова бросился в коридор, к торцевому окну, надеясь хоть на пару минут форы. Без церемоний рванул за ручку, с корнями выдрав створку из рамы.
     Вертолет уже был напротив, как и обычно, норовя сразу улизнуть за угол, - только на сей раз его не пускал зацепившийся трос. Кренясь, "ворон" набирал обороты, однако с места не двигался. Впрочем, сорваться мог в любой миг: мощности у него было в избытке. Выискивая слабину, он то поднимался чуть, то опускался, и тогда смертоносные лезвия с шелестом рассекали воздух возле самого окна, будто предупреждали Вадима не соваться. И потоки воздуха толкали его назад - к тому ж шестой этаж! Трусливое тело вопило об осторожности, но разве когда-нибудь Вадим его слушал?
     Так что? - спросил он себя. Вот и дошло дело до проверки. Способен ты ради друга на безрассудство? "Что сделаю я для людей!.."
     Отступив в глубь коридора, Вадим оцепенел в шатком равновесии. И в этот момент из квартиры Тима донесся протяжный скрежет: кажется, первой не выдержала батарея. Вертолет вздрогнул, и тотчас Вадим отчаянно рванулся к окну, больше не позволяя себе рассуждать. Руками вперед он нырнул в дыру, обмирая от ужаса, пролетел несколько метров бушующей пустоты и со всего маху ударился грудью о "вороний" хвост, вблизи оказавшийся неожиданно громадным. Елозя конечностями по гладкому металлу, Вадим заскользил вниз, уже холодея в предчувствии того, как сорвется и понесется, кувыркаясь, к далекому асфальту. Но тут пальцы зацепились за скобу, судорожно сжались. Мгновенным рывком Вадим оседлал толстенный цилиндр, сдавив его, точно обручами. А в следующий миг вертолет сорвался с места, наконец освободившись от якоря, и понесся прочь, наклонясь вперед и все круче забирая вверх.
     По счастью, сопла "ворона" оказались достаточно разнесены, чтобы не хлестать струями прямо в Вадима, а кабина прикрывала его от встречного потока, - иначе он не продержался бы долго. Но и нисходящих вихрей вполне хватало, чтобы за минуты вымыть тепло из голого тела, ободранного в кровь о вертолетные заклепки. Хорошо, хоть эти беззадые, почти условные трусики он не снял, как ни настаивала Алиса!..
     Смотреть вниз Вадим избегал и вообще старался меньше думать о высоте, запуганный собственными снами, в которых рушился столько раз. А еще в своих снах Вадим частенько оказывался на улице нагишом - словно в далеком детстве, босоногом и голопузом. Но тогда на нем хотя бы трусы оставались, зато в снах - ничего, почти как сейчас. Да полно, уж не снится ли это?
     Судорожно стискивая и нехотя разжимая руки, Вадим по редким скобам подобрался вплотную к кабине, обнаружив здесь подходящую выемку, и всем телом приник к черной броне, разогретой от близости мотора. И снова зацепенел, не зная, на что решиться. То ли попробовать забраться внутрь "ворона" и там, уж как выйдет, разобраться с экипажем. То ли удерживать занятые позиции до посадки. В обоих вариантах шансы на успех представлялись мизерными, а потому Вадим остался в укрытии, самой пассивностью выбирая полет. Странно, но проникнуть сознанием в кабину он не мог, сколько ни пытался, - будто ее накрыли экраном. А может, сами Шершни зашторили души настолько, что больше не будоражат мысле-облако? Или он был прав насчет Алисы, и у него недостает сейчас Хаоса для таких фокусов? Женщина-вамп, надо же! Разрядила организм напрочь.
     В конце концов, сконцентрировавшись до звона в ушах, Вадим сумел пробиться вглубь, однако так и не смог разобрать, сколько Шершней там засело. Пожалуй, в сумме они тянули на двух-трех, не больше.
     А "ворон" уже забрался в такие выси, откуда земля казалась далекой, а потому и безопасной, точно картинка. Назад уносились игрушечные дома, улицы, площади, парки, много раз виденные Вадимом с земли, но теперь узнаваемые с трудом. Не разжимая сведенных пальцев, он отклонялся сколько мог в сторону и вдобавок вытягивал шею, пытаясь разглядеть, куда уносит громадная стрекоза, - однако цели не разгадал. Во всяком случае, летела она к окраине либо еще дальше - "за темные леса". К этому способу транспортировки Вадим успел приноровиться, даже согрелся в железном закутке, куда почти не задували ветра, буйствующие вокруг. И вибрация оказалась на диво слабой, хотя моторы старались вовсю, а скорость была приличной. Сюда бы привязные ремни да стюардессу с напитками - тогда порхайте хоть до утра!
     Город давно остался позади, а они мчались все дальше, и теперь Вадим наблюдал внизу только бесконечную череду рощиц, полян, топей, изредка разрываемую запущенными дорогами и тесными заболоченными полями. И что там водилось ныне, не хотелось думать.
     Внезапно вертолет пошел на снижение, опасно кренясь, и Вадим снова стиснул пальцами скобы - до побелевших костяшек. Будто пытаясь его стряхнуть, "ворон" заложил крутой вираж и одновременно ухнул вниз, как подстреленный. Но ближе к земле снова ухватился за воздух и по наклонной скользнул под навес, открывшийся меж деревьев. Мягко коснулся опорами бетона и успокоенно замер, продолжая по инерции шуршать лопастями.
     Из кабины выбрались трое Шершней - все крупные, массивные, в шипастых скафандрах и шлемах с забралами, - сноровисто побросали длинные свертки в подъехавшую тележку, загрузились туда сами и укатили по темному наклонному тоннелю. Вспомнив о своей наготе, Вадим скрипнул зубами от досады: хорош же он будет в одних трусах против этой бронированной своры! Как видно, Шершней действительно отбирали по габаритам, а может, еще доращивали до требуемого стандарта. Конечно, это не серки, прошедшие весь путь, однако доспехи, которые даже Вадиму показались "на вырост", этим здоровякам годились вполне.
     А из "ворона" уже вываливался четвертый Шершень, наверное пилот, - тоже не маленький и в скафандре. Подобравшись, Вадим изготовился упасть ему на спину, чтобы завладеть популярной здесь формой, но тут на бетон спрыгнул еще один - штурман или стрелок.
     Елы-палы! - в смятении подумал Вадим, шарахаясь обратно в тень. Хорошо, не сунулся тогда в кабину - вот была б им потеха, пятерым-то! Все-таки бережет меня судьба.
     За экипажем, безмолвно слонявшимся по площадке, скоро приехала вторая тележка - а может, та же самая, только успевшая обернуться. Молча латники втиснулись на переднее сиденье, рядом с верзилой-водителем, оставив кузов пустым. Будто подхлестнутый изнутри, Вадим сорвался со своего насеста, в несколько летящих скачков догнал тронувшуюся тележку и, легко перемахнув бортик, тут же укрылся под широкой лавкой. Переводя дух, покаянно качнул головой: похоже, еще один его выверт остался без последствий. Эдак недолго и авантюристом заделаться.
     Тележка уже катилась под уклон, почти не задействуя мотор. Прикрыв глаза, Вадим следил за дорогой, на своей внутренней карте отмечая немногие повороты, чтобы не заблудиться при возвращении. Пожалуй, больше всего Вадима смущал вопрос: а если его застукают под этой лавкой - голым, в странной позе? Идиотизм!
     Наконец тележка остановилась, и Вадим тут же забился в самую глубь своей щели, ощутив приближение нескольких сумрачных сознаний. Впрочем, они только заглянули в кузов и сразу повернули обратно, вполне равнодушно. Либо ничего не заметили, либо такой пустяк, как Вадим, их не заинтересовал. Сосредоточась, он разбросал вокруг незримые сети, и в них немедленно угодило с дюжину чужих разумов, на удивление инертных. Среди всех выделялись Шершни, уже знакомые Вадиму своей укрощенной свирепостью, в любой момент готовой выплеснуться взрывом, - остальные не показались ему опасными. Напрягшись еще, он обнаружил спящее сознание Тима, по первому впечатлению благополучное, и пяток других засонь. Подождав, пока грозные латники уберутся, Вадим осторожно выглянул из тележки.
     И едва сдержал истеричный смешок, вдруг обнаружив себя словно бы на нудистском пляже, в окружении таких же голышей, как он сам. Даже еще более голых, поскольку паховая гроздь у них отсутствовала напрочь, будто снесенная рубанком местного папы Карло, - так что и прикрывать было нечего. Кожа у всех оказалась по-южному оливковой, кое-где сгущающаяся до синевы, да и лица не местной лепки. Вдобавок сложение у большинства озадачивало женственностью, будто бедняг оскопили в раннем детстве и с тех пор они так и не оформились в мужчин. В любом случае на выкраденных спецов голыши походили мало, зато затеряться среди них Вадиму было значительно проще - конечно, если не присматриваться к его распираемому естеством мешочку и шнуркам на ягодицах. Он и сам был немногим светлее здешних смугляков, а по габаритам некоторые даже превосходили его, несмотря на женственность.
     Затем Вадим обратил внимание на здешнюю архитектуру - точнее интерьер, поскольку речь шла о помещениях, вырытых глубоко под землей. Окружавший его зал оказался просторным на удивление - с высоким сводчатым потолком, подпертым резными колоннами, и мерцающими черными стенами, сложенными из полированного мрамора. Этот помпезный стиль, с его мрачным величием и деспотическим выпендрежем, в самом деле походил на восточный. Но если его почитатели принадлежали к горцам, то уж никак не к кавказцам. Скорее Памир, еще лучше - Тибет, ибо здесь ощущалась культура изощренная, древняя, далекая до жути - то ли персидская, то ли индийская, то ли китайская, то ли всего вперемежку. (Может, и вовсе ацтекская?) Бог знает, откуда принесло эту экзотику и что за люди ее насаждали, но меньше всего Вадиму хотелось в нее углубляться - как бы и самого не оскопили, для общего единообразия. Ничего ужасного, конечно, однако он привык к своей "грозди гнева", жаль было б лишиться.
     Вообще это смахивало на муравейник. Здешние солдатушки уже набедокурили чего надо и убрались на заслуженный отдых. А за дело принялись бесполые работяги, сортируя безжизненную добычу, пока что в беспорядке сваленную на пол, неподалеку от тележки. По двое они подхватывали ближайший сверток и уносили в одну из трех дверей, распахнутых в дальней стене. По какому принципу шла сортировка, Вадим не понял - во всяком случае не по весу. Судя по всему, никто грузчиками не руководил и впрямую за ними не надзирал, хотя под потолком Вадим ощутил бдящее око страж-камеры, - просто каждый был нацелен на работу и монотонно ее исполнял, особенно не заботясь об эффективности.
     Очередной раз решившись, Вадим вымахнул из тележки и смешался с голышами, отчего-то уверенный, что те не обратят на него внимания. "Восток - дело тонкое", - стучало в голове, пока он пробирался между безмолвно снующих фигур. А рвется, где тонко. И откуда он взялся здесь, этот Восток?
     К россыпи свертков Вадим подоспел как раз вовремя, чтобы оттеснить одного из бесполых, уже готовившихся поднимать Тима. Без возражений тот переключился на соседнее тело, а Вадим, на пару со вторым голышом, понес Тимку к дверям - в холодильник, что ли, на мясной склад? Однако выяснять это не стал, как