ся  уже  почти  две  луны
назад, но и первосвященник, и Амар Турин независимо  друг  от  друга  сильно
постарались, чтобы немалое число капитанов  прибыло  на  эту  встречу.  Эвер
вышел  и  встал  перед  алтарем,  по  рядам   капитанов   пронеслась   волна
пренебрежительного мычания. Хранитель усмехнулся про себя. Он  ждал  чего-то
подобного. В представлении ситаккцев урод не может быть кем-то важным, а то,
что они воспринимали его как урода, было написано на их высокомерных  лицах.
Ну что ж, тем приятней ему будет бросить их  в  горнило  священной  войны  с
Измененным. Он набрал побольше воздуху и начал:
   - О ситаккцы, возлюбленные Отца ветров, помните ли вы славного  капитана,
водившего грозную ситаккскую галеру, имя которому было Суммут...
   Когда утром измученный Эвер сидел  в  покое  первосвященника  и  охлаждал
пересохшее горло кубком довольно  редкого  здесь  дожирского,  капитаны  уже
покинули храм, сурово стиснув зубы. Все, кто был в храме, поддержали решение
отомстить. Хранитель сделал еще один глоток и протянул кубок  подобострастно
глядевшему на него первосвященнику. Уловив  его  почтительный  взгляд,  Эвер
внутренне усмехнулся. В этом взгляде он узнал  себя.  Таким,  каким  он  был
полтора десятка лет  назад.  Если  бы  к  нему  на  остров  внезапно  прибыл
Хранитель, он счел бы за честь не просто прислуживать ему, а  даже  целовать
его обувь. И не имело никакого значения, что он был тогда базарным  уродцем,
а тот, кто сидел перед ним, являлся, по существу, главным официальным  лицом
этого грозного острова,  ибо  систрарх  был  здесь  всего  лишь  номинальной
властью и эта должность автоматически закреплялась за фактическим владельцем
наибольшего числа галер. Эвер вытер рот и хрипло произнес:
   - Спасибо, брат Наблюдатель.
   Потом вытянулся на ложе и натянул кошму. Он  уже  засыпал,  когда  ему  в
голову опять пришла мысль, так часто посещавшая его в последнее  время.  Что
же произойдет с ним, когда исчезнет Измененный?

   Эту зиму Грон тоже провел с семьей. Югор сильно  подрос  за  лето,  да  и
Лигея уже вовсю лопотала. Когда весна вступила в свои права, Югор предпринял
попытку серьезно поговорить с отцом. Как-то днем он удрал от няни и поднялся
в спальню родителей, едва не застав их в самый неподходящий для детских глаз
момент. Поскольку Лигея уже перешла на попечение няни, они чувствовали  себя
теперь достаточно свободно, за что едва не поплатились.  Во  всяком  случае,
Грон успел соскочить с  Толлы  и  натянуть  на  них  обоих  мокрую  от  пота
простыню. И все же первым вопросом Югора было:
   - Мама, почему ты кричала? Толла слегка покраснела, но, ехидно поглядывая
на Грона, сказала чистую правду:
   - Это все папа, когда он в ударе, то приходится кричать.
   Югор недоверчиво оглядел родителей,  еще  раз  попробовал  разобраться  в
происходящем:
   - А чего это вы такие  потные?  Толла  со  столь  же  ехидной  усмешечкой
пояснила:
   - Мы вместе с папой занимались очень трудной работой.
   - А зачем? - с детской непосредственностью поинтересовался мальчик.
   - Нам нравится, - ответила Толла. После чего  Грон  чуть  не  свалился  с
ложа. Мальчик несколько мгновений размышлял над непонятными ответами,  потом
подвел итог:
   - Я ничего не понял.
   - Вот и ладно, - пробормотал Грон и, возвысив голос, поинтересовался: - А
где няня?
   - А я убежал, - пояснил мальчик, - понимаешь,  папа,  мне  надо  с  тобой
серьезно поговорить.
   Эта фраза в устах столь крошечного создания звучала несколько комично, но
взгляд Югора был серьезен, и Грон удержался.
   - Ну что ж, если ты немного подождешь в... Зале  совета,  я  вскоре  буду
готов выслушать тебя.
   Мальчик с сосредоточенным видом вышел из комнаты. Детские шаги затихли  в
коридоре. Грон обессилено откинулся на подушки, а  Толла  захохотала.  Когда
она немного успокоилась, то ненадолго  задумалась,  а  потом  произнесла,  с
нежностью глядя на мужа:
   - Знаешь, когда я вижу, как  ты,  такой  сильный,  могущественный,  после
очередной выходки нашего сына растерянно смотришь на него, то у меня  сердце
заходится от счастья. Наверно, если бы ты и дома  был  тем  грозным  Великим
Гроном, я бы не смогла тебя так любить.
   Грон почувствовал, как его губы сами собой растягиваются в глупую улыбку.
Толла наклонилась к нему, нежно обвила  руками  и  поцеловала  так,  что  он
почувствовал, будто сердце сейчас выпрыгнет из груди.
   - Иди, мальчик ждет тебя. - И она чуть отстранилась.
   Грон некоторое время  приходил  в  себя,  потом  сел  на  постели  и,  на
мгновение замерев, сказал:
   - Знаешь, в том мире я уже был  и  воином,  и  командиром,  и  достаточно
высоким руководителем, а кроме того, мужем и  любовником,  но  вот  отцом...
Отцом я впервые стал именно здесь, и... я счастлив.
   Она, улыбаясь,  понимающе  взмахнула  своими  огромными  ресницами.  Грон
вскочил, накинул тунику и вышел из комнаты.
   Югор сидел на диванчике в Зале совета и с  серьезным  видом  рассматривал
завитки на барельефе в виде листьев платана. Заслышав шаги, он повернулся  и
не спускал глаз с отца, пока тот не подошел и не сел рядом. Сын посмотрел  в
глаза отцу:
   - Папа, мне кажется, что меня уже пора учить воинскому делу.
   Сказать по правде,  Грон  ожидал  чего-то  подобного,  а  потому  не  был
особенно ошарашен.
   - А почему ты считаешь, что начинать нужно именно с военного дела?
   - Ну а как? - удивленно произнес мальчик. -  Ведь  когда  я  вырасту,  то
стану великим воином и завоюю весь мир.
   - А зачем? - полюбопытствовал Грон.
   - Что зачем?
   - Зачем тебе весь мир?
   Мальчик несколько мгновений напряженно думал  над  этим  вопросом,  потом
осторожно ответил:
   - Для славы.
   - Что ж, достойный ответ, - заметил Грон. - Ну  вот  ты  добился  своего.
Завоевал мир. Что дальше?
   Мальчик внимательно смотрел на него.
   - Я не знаю.
   Грон задумался. Сын начал задавать  серьезные  вопросы  и,  похоже,  пока
получал на них не совсем правильные ответы.
   - Скажи мне, Югор, как ты думаешь, а я могу завоевать весь мир?
   Мальчик ответил сразу и со всей возможной убежденностью:
   - Конечно.
   - А почему я этого не делаю? Мальчик некоторое время размышлял над  столь
непростым вопросом, потом просиял и ответил:
   - Тебе уже и так достаточно славы. Грон усмехнулся:
   - Ты не совсем прав. Главная причина в другом. Я тоже не знаю, что с этим
миром делать потом, после того как я его завоюю.
   - Ты-ы-ы? - удивленно протянул мальчик. Грон старательно сохранял на лице
серьезную мину. А затем задал сыну новый вопрос:
   - Как ты думаешь, Франк овладел воинским делом?
   У мальчика восторженно сверкнули глазенки.
   - О, да!
   - А Дорн?
   - Конечно.
   - Не хуже, чем я?
   - Франк!.. - Мальчик умолк. Франк был для него непререкаемым  авторитетом
в военной области, да и Дорн, которого он всегда видел  ..  доспехах  и  при
оружии, тоже числился в мастерах меча. Поэтому он чуть не ляпнул отцу что-то
вроде того, что на их фоне он смотрится слишком бледно. Однако  сдержался  и
произнес только: - Нет, папа, не хуже.
   Грон усмехнулся:
   - А почему тогда они подчиняются мне?
   Югор задумался:
   - Наверно, ты сильнее. Грон покачал головой:
   - Возможно, ты прав,  но  если  даже  я  сильнее,  чем  Франк  и  Дорн  в
отдельности, вдвоем они вполне могут меня одолеть.
   Мальчик возмутился:
   - Но ты же Великий Грон!
   - А почему?
   Югор снова задумался, потом честно признался:
   - Я не знаю.
   Грон погладил его по голове:
   - Знаешь, Югор, то, что я тебе сейчас  скажу,  может  сначала  показаться
тебе неправильным, но когда-нибудь ты поймешь... - И он медленно произнес: -
Не стремись заставить людей подчиняться тебе. Постарайся сделать так,  чтобы
люди сами признали тебя своим властителем.
   Мальчик некоторое время серьезно смотрел ему в глаза:
   - Я запомню, папа.
   Грон прижал сына к груди. Этот маленький  человечек  просто  поразил  его
своей способностью к рассуждению.
   После разговора с Толпой Грон  принял  решение  подыскать  сыну  хорошего
учителя, и к  исходу  луны  во  дворец  прибыл  известный  философ  и  ритор
Па-никапей Роулийский.
   В эту весну Грон покинул семью несколько позже обычного. Этому были  свои
причины. Ко Дню весеннего поцелуя  базиллиса  Элитии  с  супругом  и  свитой
прибыла в Сомрой. К моменту прибытия базиллисы, которая со свитой  и  двором
разместилась во дворце систрарха, на это время перебравшегося  в  загородную
виллу,  все  местные  таверны  и  постоялые  дворы  были  забиты   столичной
аристократией  и  местными  Всадниками,  а  также   многочисленной   челядью
систрархов всех крупных городов юга. Подобное  столпотворение  было  вызвано
тем, что Грон решил этой весной отправиться  на  север  на  корабле.  А  для
элитийцев  это  был  случай  впервые  увидеть  корабли,  которые  уничтожили
горгосский флот. За Гроном должен был прибыть отряд из двух десятков дирем и
около сорока унирем.  Хотя,  конечно,  не  все  эти  корабли  участвовали  в
прошлогоднем сражении, но иначе и быть не  могло.  После  того  боя  уцелело
всего три диремы и чуть меньше четырех десятков унирем, однако они привели в
Герлен почти три десятка захваченных триер, а потери бойцов составили  всего
четверть  от  общей  численности.  Поэтому  к  нынешней  весне  они   смогли
восстановить флот, и теперь он насчитывал двадцать три диремы и около  сотни
унирем.
   В День весеннего поцелуя весь город вышел к морю. Гавань Сомроя  окружали
два длинных мыса, из-за которых город и  считался  лучшим  портом  на  южном
побережье  Элитии.  Когда  на  проложенной  сквозь  толпу  реддинами  дороге
появилась колесница с семьей базиллисы, от приветственных криков,  казалось,
рухнут небеса. Жители Сомроя помнили, как пять лет назад в  город  ворвались
"длинные пики" и спасли тысячи людей от страшного горгсского плена.  Поэтому
крики: "Да здравствует Грон!", "Грон - наш базиллиус!" -  звучали  не  менее
часто и громко, чем "Да здравствует базиллиса!". Толла  лукаво  смотрела  на
мужа и наконец произнесла:
   - Почему бы тебе не утешить свой  народ  и  не  принять  наконец  диадему
власти? Грон усмехнулся:
   - Вечно ты хочешь меня захомутать, сначала женила, а теперь в  базиллиусы
тянешь.
   Югор,  который  стоял  на   небольшой   скамеечке   у   самого   бортика,
поддерживаемый могучей отцовской рукой, и  время  от  времени  махал  ручкой
толпе, повернул к ним возбужденное лицо и удивленно спросил:
   - Папа, но ведь ты же говорил, что люди должны сами признать  тебя  своим
властителем. Вот они и признали!
   Толла рассмеялась:
   - Вот видишь, милый, я теперь не одна. Так что тебе не отвертеться.
   Грон сокрушенно вздохнул и погладил мальчика по голове. Это  было  первое
появление Югора на людях, но то ли действовало всеобщее возбуждение,  то  ли
на толпу также сработало его детское обаяние, наповал разившее всякого,  кто
первый раз видел его умненькое личико, но вскоре приветственные крики в  его
адрес стали  звучать  даже  громче,  чем  в  адрес  его  родителей.  Наконец
колесница достигла временного амфитеатра, построенного у пирсов  из  больших
кедровых бревен.
   Когда они заняли свои места, Толла спросила:
   - Ну, где же твой флот?
   В это мгновение из толпы послышались возбужденные крики:
   - Смотрите, смотрите!
   - Паруса!
   - Корабли!
   Толпа качнулась в сторону моря. Все напряженно  всматривались  в  морскую
даль. Югор от возбуждения даже вскочил к отцу на колени и, обняв его за шею,
вытаращил  глаза.  Из-за  дальнего  мыса  на  морскую  гладь   величественно
выплывали высо-коносые корабли с длинными  мачтами  с  серо-голубыми  косыми
парусами на них. Вдоль бортов были вывешены круглые щиты с ярко  начищенными
умбонами, а два ряда длинных весел мерно двигались,  разбрасывая  по  бортам
стремительно двигавшихся кораблей блистающие ожерелья брызг. Толпа  невольно
ахнула. Эти корабли почти ничем, кроме двойного ряда  весел,  не  напоминали
привычные очертания элитийских дирем. Несколько мгновений над толпой  висела
тишина, а потом громко  грянули  восторженные  крики.  Грон  улыбнулся.  Да,
теперь у них был флот, который мог справиться с любым противником на морских
просторах. Он поднял к глазам подзорную трубу и  всмотрелся  в  лица  людей,
стоящих на рулевой площадке "Росомахи". Грон сразу узнал Гамгора, а вот лицо
кормчего  заставило  его   удивленно   присвистнуть.   У   рулевого   весла,
сосредоточенно насупив густые брови, стоял Тамор. Ярко  начищенная  кольчуга
привычно обтягивала его широкие плечи, а губы сложились в какую-то  странную
гримасу напряженности и усмешки. Грон повел окуляром вдоль строя,  но  нигде
не было видно унирем. Он опустил трубу  и  обвел  взглядом  горизонт,  потом
всмотрелся в противоположную сторону. Ну  точно.  Гамгор  задумал  эффектный
трюк. Пока все взоры  были  прикованы  к  приближающимся  диремам,  униремы,
завалив мачты, крались вдоль побережья ко входу в гавань. К подзорной  трубе
протянулась ручка Югора.
   - Папа, я хочу посмотреть. Грон поднес окуляр  к  глазу  ребенка,  закрыв
другой своей ладонью.
   - Ой, папа, как они близко!
   В это мгновение униремы достигли входа  в  гавань,  и  от  прохода  между
молами послышался мерный звон  бронзового  била,  которым  боцманы  задавали
гребцам атакующий темп. Толпа ахнула.  Униремы  за  десять  гребков  набрали
максимальную скорость и помчались  к  берегу,  слегка  приподнимая  нос  при
каждом гребке. Люди восторженно заорали.  Униремы  приближались  все  ближе,
стремительно вырастая из моря, будто настоящие  морские  драконы.  Толпа  на
берегу  заволновалась,  и  стоявшие  в  первых  рядах  попятились,  стараясь
освободить место мчащимся на них морским драконам. На такой скорости корабли
могли выскочить на берег целиком. Но люди  волновались  напрасно.  Когда  до
берега остался,  казалось,  всего  один  бросок  копья,  резкие  звуки  била
мгновенно прекратились, а над  палубами  унирем  послышались  зычные  голоса
боцманов. Весла,  которые  мгновение  назад  стремительно  несли  корабли  к
берегу, подняв  тучи  брызг,  образовавших  над  морской  гладью  причудливо
сверкающую стену, резко затормозили, обдав стоящих у кромки  берега  морской
водой. Затем униремы, двигаясь кормой вперед, медленно разошлись в  стороны,
открыв взглядам двойную колонну дирем,  величественно  входивших  в  гавань.
Толпа на мгновение замерла,  а  потом  из  десятков  тысяч  глоток  вырвался
восторженный  вопль,  затмивший  все,  что  было  исторгнуто   ранее.   Грон
рассмеялся:
   - Ну, сегодня Гамгор  превзошел  самого  себя.  Пожалуй,  я  бы  не  смог
придумать ничего столь зрелищного.
   Толла улыбнулась:
   - Ну, в некоторых областях ты являешься очень изобретательным.
   Конечно, Югор не смог упустить такого момента и живо спросил:
   - В каких, мама?
   Грон снова почувствовал смущение, но Толла нежно обняла сына  и  спокойно
ответила:
   - Я тебе потом расскажу, ладно?
   Мальчик кивнул и тут же повернулся к отцу:
   - А можно я залезу на корабли?
   Грон взял его на руки:
   - Конечно, сын. Корабли пробудут в порту еще два дня, так что мы с  тобой
успеем посмотреть все самое интересное.
   Диремы остановились в сотне локтей от берега. А униремы  отошли  назад  и
встали между ними. От  "Росомахи"  отделилась  двенадцативесельная  лодка  и
поплыла к берегу. В центре стоял Гамгор. Когда  лодка  остановилась  в  двух
локтях от пирса, Гамгор легко перескочил на  доски  и,  стремительно  шагая,
двинулся в сторону ложи, в которой находился  Грон.  Взбежав  по  нескольким
ступенькам, капитан вытянулся перед Гроном и,  вскинув  руку  в  приветствии
Корпуса, громко доложил:
   - Мой командор, флот по вашему приказанию прибыл в порт  Сомрой  и  готов
сопровождать вас.
   Грон шагнул вперед и под новый взрыв восторженных криков обнял Гамгора.
   Вечером они собрались вчетвером. Грон, Франк, Толла  и  Гамгор.  Войдя  в
небольшой зал, Франк и Гамгор застали Толлу и Грона за семейной сценой. Грон
сидел,  откинувшись,  в  кресле,  а  Толла,  наклонившись  к  нему,  сердито
говорила:
   - Все твои отговорки не заслуживают внимаш я, и,  если  ты  еще  помнишь,
большую часть своей жизни я провела все-таки не во дворце.
   Грон, ласково улыбаясь, указал подбородком в сторону вошедших:
   - Если ты еще не поняла, что меня не удастся переубедить, то  давай  пока
отложим продолжение разговора.
   Толла сердито фыркнула и отвернулась. Грон указал  Франку  и  Гомгору  на
кресла:
   - Садитесь, парни. - И обратился к Гамгору: -  Ну,  старина,  что  нового
случилось за зиму? Гамгор хмыкнул:
   - Много чего. Ты умеешь заводить людей. - И продолжил: - Ладно, слушай по
порядку.
   Когда Гамгор закончил, Грон на несколько мгновений задумался.
   - Все это хорошо, но мне непонятно, почему Орден никак не  реагирует.  Он
не может сдаться так быстро. Но если ты говоришь, что этой весной патрульные
униремы не заметили даже венетских пиратов у нашего  побережья...  То  я  не
понимаю, что они задумали... И это меня очень тревожит... Кто прибыл с тобой
из команды Яга? Слуй?
   Гамгор отрицательно покачал головой:
   - Нет, он никого не прислал, а Слуй последнее время стал для  Яга  чем-то
вроде тени. Да и сам Яг... - Он замолчал.
   - Что? - напряженным голосом спросил Грон.
   - Мне кажется, - проговорил Гамгор, - что за эту зиму  у  нас  в  Корпусе
слишком сильно увеличилось число предателей.
   Грон встал, подошел к окну и некоторое  время  напряженно  вглядывался  в
морскую даль, потом кивнул каким-то своим мыслям и слегка расслабился.  Чуть
погодя, будто и не было разговора о Яге, он продолжил:
   -  Меня  не  оставляет  ощущение,  что  горгосский  флот  служил   только
прикрытием для каких-то иных, более опасных действий. Но  я  никак  не  могу
понять -для каких... -Он резко повернулся от окна: - Нам надо быть  готовыми
к новой войне, хотя я пока не могу себе представить, кого они смогут двинуть
против нас. Горгос ослаб и уже не обладает достаточным флотом для переброски
войск. Венеты изначально были слабее, а сейчас... Нет, не вижу.
   Франк задумчиво потер ладонью подбородок:
   - А может, все не так масштабно? Может, они просто хотят тайно  добраться
до тебя? А все остальное просто пыль в глаза.
   - Вполне возможно. - Грон повернулся к Толле: - Вот поэтому я никогда  не
беру вас с собой  в  Атлантор.  Я  хочу,  чтобы  в  тот  момент,  когда  это
произойдет, вы были в безопасности.
   Толла гордо вскинула голову и  посмотрела  на  него  долгим  взглядом,  и
каждый, кто находился в комнате, ясно понял, что означал этот  взгляд.  Грон
пару секунд держался, а потом отвел глаза:
   - Пойми, мне нужно еще несколько лет. Потом должно стать полегче.
   Толла вздохнула и опустила глаза:
   - Прости. Не думай. Мы выдержим. Когда поздно вечером они расходились  по
своим покоям, каждый  чувствовал,  что  день,  начавшийся  столь  прекрасно,
принес с собой ощущение чего-то страшного, что пока таилось  в  будущем,  но
уже было неотвратимым, как закат солнца.
   Грон понял, что  случилось  что-то  неладное,  еще  на  траверзе  Фероса.
Впрочем, не он один. Гамго, не первый раз за последние три  дня  внимательно
вглядывавшийся в горизонт, озабоченно произнес:
   - Не могу понять, почему мы до сих пор не встретили ни  одной  патрульной
униремы.
   Грон, которого тоже одолевали тревожные  предчувствия,  кивнул  и  вдруг,
будто решив окончательно поверить своим ощущениям, бросил сквозь зубы:
   - Эскадре:  боевая  готовность,  перестроиться  ордером  "Сеть".  Выслать
боевое охранение.
   Гамгор мгновение недоуменно смотрел на него, потом, поняв, что Грон вовсе
не думает  проверять  боевую  выучку,  заорал  команды  сигнальщику.  Спустя
полчаса эскадра, до того шедшая  четырьмя  кильватерными  колоннами,  стала,
внешне суетливо и хаотично, но на самом деле быстро и четко, перестраиваться
в  боевой  порядок.  Стройны