просто
заставить нас убраться с пути.
     - Вы уверены в этом? - спросил я.
     - Нет, не уверена, - ответила она. - Даже сделав Энни управляемой, ее
трудно подчинить.
     В тот день наступило временное  затишье,  небо  прояснилось.  Команда
всерьез обрадовалась, увидев голубое небо,  которое,  как  казалось,  годы
было скрыто мглой. Снова заработали помпы и началась починка.  К  счастью,
мачты уцелели.
     Я думал, вовсе неплохо, что было так много  работы,  так  как  паруса
были опущены, и их не надо было вновь  убирать,  когда  начался  следующий
шторм.
     Нас мотало уже сутки, и Лиги убеждала меня,  что  это  был  настоящий
шторм, а не одно из творений Энни.  За  этим  последовал  новый,  а  потом
налетел еще один. Мы были  уже  за  линией  экватора...  Где-то  в  районе
тропика  Козерога,  а  нас  все  относило  к  югу.  Лиги   объясняла   это
неблагоприятными сезонными явлениями.
     Наконец все улеглось, день и ночь простояли  ясными.  Следующий  день
был таким  же.  Все  было  начищено  и  приведено  в  порядок,  ветер  нам
благоприятствовал. Мы подняли паруса и взяли курс на север. Команда  снова
ликовала. Злые духи оставили нас в покое. Наступил наш час, и он был нашим
звездным часом. Люди пели и насвистывали, выполняя свою работу. Гернандесу
было отдано распоряжение приготовить ужин экстра-класса, что он и сделал.
     Ветер не  менял  направления,  небо  было  безоблачным,  когда  зашло
солнце. Что еще мы могли желать этой ночью, забираясь под одеяла, чувствуя
себя, может быть, более счастливыми, чем когда бы то ни было?
     Следующая буря поразила как ангел огненной стрелой и она была ужаснее
всех предыдущих. Я в одно мгновение встал, оделся и вышел на  палубу,  так
как в борьбе с напористой стихией на счету была каждая пара рук.  На  этот
раз несколько членов команды было смыто за борт, мы потеряли также парус и
снасти. Даже одна мачта обломилась и  упала  за  борт,  наполовину  выведя
"Эйдолон" из строя, хотя непосредственной угрозы перевернуться  или  пойти
ко дну еще не возникло. К счастью нам удалось довести до  конца  последнюю
починку, перед тем как налетел этот шторм.
     Стихия бушевала очень долго. Мы уже были не в  состоянии  определить,
где мы находимся. Но на этот раз чувствовалось, что все как-то по-другому.
Несколько раз я испытывал то же чувство единения  и  разлада,  как  тогда,
когда мы мчались в повозке. Казалось,  будто  По  опять  странным  образом
где-то рядом. Очень странным образом.
     Потом Лиги сказала мне: -  Она  помыкает  силами  ночи,  как  древняя
богиня тьмы. Это шторм Энни, и направлен он на нас.
     - Но не по ее же собственной воле!
     - Им не приходится выбирать. Они  опять  смогли  взять  ее  под  свой
контроль.
     - Неужели вы ничего не можете сделать? Или Вальдемар?
     - Вальдемар испытывает телепатическую слепоту в отношении всего,  что
касается Энни. А я, я некоторое время сдерживала  ее,  как  только  могла.
Думаю, сейчас мы были бы уже на морском  дне,  если  бы  не  те  маленькие
победы, которые мне удалось одержать. Она стала непреодолимо сильной.
     - Неужели больше ничего нельзя сделать?
     Она покачала головой.
     - Мы должны ждать, когда она снова устанет. Я не могу  воздействовать
на нее напрямую, а могу только отражать атаки, которые посылает  она.  Как
только она устанет, мы должны направиться к ближайшему берегу. Иначе, рано
или поздно, она нас потопит.
     Так и продолжалось. Лиги оберегала нас, как могла. На следующий  день
я был на снастях, чтобы ослабить  натяжение  и  сберечь  очередную  мачту.
Странное дело, во время шторма высота не действовала на меня так  пугающе,
как в погожий ясный день.
     Не  знаю  точно,  слышал  ли  я  за  устрашающим  ревом  ветра  крик,
донесшийся снизу, но я почему-то посмотрел на палубу и увидел, как двое из
команды крепко ухватились за пиллерс, а один из них  указывает  на  правый
борт. Я посмотрел в этом направлении и был  совершенно  поражен  тем,  что
увидел.
     Судно, подобное  призраку,  надвигалось  на  нас,  рассекая  бушующие
волны, как плывущий Джаггернаут. На его  рангоутах  плясали  огоньки,  они
светились бледно-зеленым на фоне черного неба. Вспышки молний образовывали
на  его  палубе  беспорядочные  плавающие  тени.  Все  судно   производило
впечатление очень древнего и  было  выстроено  в  стиле,  использовавшемся
несколько веков назад. Но оно было намного больше  обычного  судна  такого
типа. Самым тревожным было то, что оно неслось на всех парусах, в то время
как шторм был в полном разгаре.
     У меня снова возникло чувство,  что  По  каким-то  образом  находится
рядом. Потом показалось, что и Энни - тоже.  Она  боролась  с  Темплтоном,
пытаясь противостоять наркотикам или другим методам, которые он применял к
ней. Я знал об этом, потому что  слышал,  как  она  звала  меня  по  имени
голосом, какой бывает когда очнешься от глубокого сна. В моем мозгу словно
бы пронеслась мысль, что  я  должен  окликнуть  приближающееся  судно.  Но
времени не было.
     Энни вскрикнула, когда оба корабля столкнулись, и мне показалось, что
от сильного толчка все мое тело бросило на снасти незнакомого корабля.
     Сначала у меня не было сомнений, что удар был  физически  ощутим.  Но
потом я пришел к заключению, что  мое  перемещение  с  одного  корабля  на
другой имело другое объяснение.



                                    11

     Прижавшись к стропам, одной ногой встав на него, я смотрел, как  суда
расходились.  Обнаружив,  что  все  еще  сжимаю  в   руке   нож,   которым
пользовался, я убрал его на случай, если он понадобиться в  будущем.  Если
только корабли еще раз  сблизятся,  я  знал,  что  надо  будет  попытаться
перебраться на свое судно. Увы, сила инерции отнесла странное судно далеко
от "Эйдолон" прежде, чем оно развернулось опять. Когда я посмотрел  назад,
а потом вниз,  мне  показалось  странным,  что  ни  один  из  кораблей  не
пострадал от столкновения; "Эйдолон"  все  еще  была  на  плаву,  пока  не
скрылась из вида.
     Медленно я спустился с тросов. Огромные полотнища парусов  хлопали  и
полоскались  на  ветру,  как   гигантские   музыкальные   инструменты,   я
ориентировался на дрожащие внизу огоньки фонарей.
     Первое, что я понял, ступив на палубу, было то, что все  здесь  внизу
казалось гораздо устойчивее. Сверху  мне  виделось,  будто  все  падает  и
катается, но  оказавшись  здесь,  я  увидел  более  спокойную  обстановку,
наверное, потому, что на этом уровне  равновесие  было  более  устойчивым.
Даже звуки шторма здесь, внизу казались тише.
     Я искренно предполагал, что ко мне подбежит  кто-нибудь  из  команды,
справится о моем самочувствии и предложит  любую  необходимую  помощь.  Но
вокруг все было так, словно  меня  не  существовало.  Они  ходили  вокруг,
делали свои дела, укорачивали тросы, меняли направление паруса, не обращая
на меня никакого внимания. Сначала я принял это  за  грубость.  Но  только
сначала. Я подошел поближе и встал прямо перед человеком, который  нес  на
плече моток каната. Когда он приблизился, согнувшись и  тяжело  дыша,  его
взгляд, казалось, прошел сквозь меня. Он  слегка  свернул  и  прошел  мимо
меня, словно я был частью надпалубных построек. Я приблизился  к  другому,
который был занят укреплением ослабевшей доски планшира. Я помахал рукой у
него перед  носом,  но  он  совершенно  не  обратил  на  это  внимания.  В
недоумении я решил  попробовать  обратиться  к  другим.  Все  они  были  в
одинаковой старинной одежде, дряхлые, трясущиеся, с поредевшими волосами.
     Я отошел от этих людей и приблизился  к  борту,  словно  духи  стихии
могли мне что-нибудь  объяснить,  если  б  я  обратил  на  них  достаточно
внимания. Они  завывали,  они  надвигались,  но  корабль  продолжал  идти.
Никакого объяснения, однако, не последовало.  Но  что  все-таки  произошло
потом, какое-то время спустя (о, Время! - каким тягучим  и  неопределенным
казалось оно здесь!) было появление  древнего  старца,  которого  я  сразу
воспринял как капитана. Его колени согнулись под  тяжестью  прожитых  лет,
все его тело колыхалось, словно от непосильной ноши.  Но  у  него  были  с
собой различные приборы, он выбрал место поудобнее, вынул подзорную  трубу
странного вида и приложил ее к глазу, в то время  как  перед  ним  плясали
молнии и потоки дождя друг за другом низвергались с высоты. Удовлетворенно
кивнув, он убрал прибор в футляр и достал  новые,  -  это  были  компас  и
секстант - словно и вправду  собирался  что-то  измерять.  Потом,  бормоча
что-то себе под нос на языке, который невозможно  было  разобрать,  низким
надтреснутым голосом, он убрал и эти приборы. Сделав какие-то измерения  с
помощью лага, который был у него с собой, он  повернулся  и  направился  в
сторону трапа, откуда он появился.
     Я поспешил последовать за  ним,  странным  образом  очарованный  этим
слабым и парадоксально мощным человеком. Я вошел в  его  каюту  следом  за
ним, встал около двери и осмотрелся. Пол был устлан толстым слоем  морских
карт, фолиантов в металлических окладах,  научных  приборов,  пришедших  в
негодность. Капитан поднял одну из карт, расстелил  ее  на  столе  и  стал
сосредоточенно разглядывать. Потом он, подперев  голову  руками,  устремил
свой взгляд вдаль.
     Я откашлялся. Никакой реакции не последовало.
     - Хм, сэр? - сказал я.
     Ничего.
     Может быть, он просто плохо слышит? Но каким-то образом я понял,  что
причины  были  не  в  этом.  Я  осторожно  пошел  вперед,  повторив   свое
вопрошающее приветствие и сделав попытку дотронуться рукой до  его  плеча.
Когда я сделал это,  между  нами,  казалось,  вспыхнул  маленький  зеленый
огонек, и моя рука соскользнула, словно попала в водопад. Старик  даже  не
повернул головы. Я продолжал смотреть на него, не зная, что делать.
     Потом внезапно он встал. Он был почти одного  со  мной  роста:  около
пяти футов восьми дюймов. Ладно  скроенный  костюм  хорошо  сидел  на  его
пропорциональной фигуре. Его старческие глаза были серого цвета. Глядя  на
него, я был охвачен чувством суеверного страха, почтения и изумления,  его
манера держаться странно сочетала в себе детское своенравие и достоинство,
свойственное богам. Следуя за ним, я увидел, как он взял бумагу, - это, по
всей видимости, была доверенность - и  хотя  специально  заглядывал  через
плечо, но не мог понять, чье имя было написано на ней, заметил только, что
оно было коротким. На бумаге, однако, как-будто бы была печать  и  подпись
какого-то монарха...
     - Да, - услышал я, как мне показалось, голос Энни. - Да...
     Капитан внезапно взглянул в направлении, откуда, казалось,  доносился
голос. Я сделал то же самое. Там никого не было. Наши  взгляды  растерянно
блуждали, потом на  кратчайшее  мгновение  встретились,  словно  произошло
короткое замыкание, и мы  уставились  друг  на  друга.  Потом  он  тряхнул
головой и отвернулся.
     - Избави нас, господи, - проворчал он.
     Я услышал что-то вроде приглушенного всхлипывания с той стороны,  где
невидимо присутствовала Энни.
     - Изгнание почти завершено, - услышал я  или  почувствовал,  как  она
сказала.
     Старик  поднял  голову,  его  черты  смягчились.  Его  бледные   губы
беззвучно зашевелились, когда он пристально  смотрел  в  том  направлении.
Казалось, словно он произносит имя "Энни".
     - Я должна покинуть тебя, Перри, - услышал я ее голос.
     - Нет! - отвечал я.
     - Я должна, - сказала она с грустью, - чтобы помочь По.
     - Не оставляй меня. Никто и никогда не значил для меня так много!
     - Я должна. У меня нет выбора. Ты хороший, Перри, сильный. Ты  можешь
выжить в этом мире или в любом другом. По не может. Но чем станет наш  мир
без него? Я должна, если могу, остаться с ним. Прости меня.
     Потом ее не стало.
     Я выскочил из этой проклятой каюты, слезы слепили меня. Я побрел; мне
было все равно, куда идти. Не было нужды  прятаться  в  месте,  где  я,  в
общем-то, не существовал.
     Я шел, позабыв о времени, впав в  отчаяние.  Иногда  я  съедал  кусок
заплесневелого хлеба или выпивал остывшего  чая.  Я  прошел  вдоль  бортов
этого древнего  судна  с  его  состарившейся  командой,  исполняющей  свои
обязанности в этом загадочном  плавании.  Они  не  обращали  ни  малейшего
внимания на  мое  присутствие,  а  зеленые  огоньки  мерцали,  как  точки,
заканчивая собой все, что имело значение.
     И снова, по прошествии, должно быть, долгих дней, я почувствовал, что
меня кто-то зовет.
     - Эдди.
     - Энни? Ты вернулась?
     - Нет. Ты так далеко, Эдди. Я едва могу пробиться к тебе.
     - Лиги?
     - Да. Лучше. Это лучше. Ты должен вернуться к нам.
     - Как? Я не знаю, где и почему. Я только что лишился самого  главного
в жизни.
     - Ты должен попытаться. Ну, Эдди. Главное, принять решение.
     - Я даже не знаю, с чего начать.
     - Придумай что-нибудь.
     Я расхаживал по кораблю,  проклиная  его,  его  капитана,  команду  и
погоду. Хаос бурлящей воды, лишенной пены, темнел вокруг,  хотя  время  от
времени в ней появлялись льдины и айсберги. Однажды даже возникли огромные
валы  холодной  белизны,  уходящие  вершинами  в   темноту,   как   стены,
преграждающие путь в бесконечность. Вперед, мы продвигались всегда вперед.
     Ни мольбы, ни проклятия, казалось, не достигали своей цели. Я  думал,
что на какое-то время сошел с ума, потеряв  Энни  и  оказавшись  в  кольце
обстоятельств, которые далеко не способствовали нормальному образу мыслей.
Ветры, возникающие из темноты  и  льда,  стали  холодными.  Я  видел,  как
капитан ходил туда-сюда, занимаясь своими делами, но ни разу не подошел  к
нему. Я заметил, что постепенно скорость нашего движения увеличивалась. Мы
все еще шли на всех парусах, и ветер завывал с еще большей яростью.
     В первый раз, когда судно целиком было поднято из воды, я  испугался,
хотя прошло много времени, прежде чем это повторилось. Но  настало  время,
когда это уже происходило регулярно. Я увидел старика,  зная  теперь,  что
это было своеобразное воплощение По, в отдалении. На этот раз  он  пытался
делать какие-то расчеты,  а  на  самом  деле  смотрел,  как  ледяные  горы
проплывали  и  проплывали  мимо  нас.  На  его   лице   отражались   боль,
растерянность и блаженство, - последовательно или  одновременно,  не  знаю
точно (в этом месте Время уходит, как зеленый огонь...) -  когда  я  понял
обстоятельства нашего положения, - что нас закружит и  увлечет  в  воронку
водоворота. Я снова ощутил родство с этим  человеком,  которое  объединяло
нас в прежние дни, и мне захотелось подойти к нему, взять на руки,  спасти
его, вынести из этого места. Только я знал, что не могу сделать  этого;  а
если бы и мог, я был уверен, что он не захочет этого.
     Я взглянул на наше головокружительное вращение по спирали гигантского
ледяного амфитеатра, увидел, что круги становятся все меньше  среди  рева,
грохота  и  треска.  Я  знал,  что  чувствовал  По.   Глядя   на   ледяное
пространство, приближающее час Смерти, он видел Жизнь во всей ее  ясности.
Я видел все его глазами  и  знал,  что  мог  бы  устремиться,  как  он,  в
последнюю бездну, сознательно, безоглядно, исполняя закон единства...
     Видел, но не хотел этого. Был момент, когда мы  с  ним  стали  словно
один и тот же человек. Он был художником, а я почти его творением. Хотя  я
порицал его за чрезмерное возвеличивание. На  память  пришли  слова  Лиги:
"Придумай что-нибудь", - и я отвернулся от него.
     Мир был распахнут, готовый жадно  проглотить  все.  Что  мог  сделать
человек?
     Я попытался.



                                    12

     Высокая темноволосая женщина  разглядывала  ту,  что  пониже  ростом,
сероглазую, на том самом песке, покрытом оранжевыми  и  черными  полосами.
Стена тумана надвигалась на  берег.  Море  было  словно  лист,  отражавший
пламя. Песочный замок размером с дом георгианской эпохи  стоял  наполовину
окутанный туманом, крохотная трещина пролегла по его фасаду.
     - Так это и есть твое королевство у моря? - сказала высокая женщина.
     Другая, до крови закусив губу, кивнула.
     - Хорошо продуманное сооружение, моя дорогая.
     Как  образец  совершенного   дизайна,   оно   наделено   классической
простотой.
     Где-то в глубине материка  послышались  раскаты  грома.  Над  головой
появилось темное облако, тень от него упала на спящие воды.
     - Я не знала, что вы можете  сюда  прийти,  -  тихо  сказала  молодая
женщина.
     - Поверь, это было непросто.
     - Постарайтесь не причинить зла этому месту.
     - Никогда, если ты поможешь мне,  вместо  того,  чтобы  сражаться  со
мной.
     - Чего вы хотите?
     - Мы должны вернуть его назад.
     Показались еще два облака, за ними последовали новые раскаты грома.
     - Кого?
     - Единственного, кого мы еще в силах спасти. Или они уйдут оба.
     Молодая женщина заплакала. В это время пошел дождь.
     - Я хочу, чтобы они оба были.
     - Прости меня, дитя, но так не получится.
     - Они снова зовут меня. Уже поздно.
     Она отступила назад, и земля разверзлась перед ней. Она  бросилась  в
расщелину, но ее падение внезапно было остановлено.
     Другая вытянула руки вперед.
     - А сейчас, сейчас ты должна помочь мне. Они оба ушли так далеко.
     - Очень хорошо, - ответила молодая, отводя руки от лица  и  вытягивая
их перед собой. - Очень хорошо.
     Небо почернело, океан вскипел. Они пошли, ступая по нему.


     Я пришел в себя поверх плавающих облаков крушения. Что было до этого,
я не помнил. Мне было холодно, поверхность воды была  темной,  хотя  небо,
чему трудно было поверить, сияло голубизной...
     Я пошевелился,  вытаскивая  из  воды  замерзшую  левую  ногу,  размял
онемевшие   руки,   чувствуя   как   постепенно   и   болезненно   в   них
восстанавливается кровообращение. Потом я  понял,  что  затылок  болит  от
солнечного ожога. Я зачерпнул пригоршню воды и побрызгал на больное место.
     Если могущество Энни лежало в области сверхъестественных явлений,  По
- в невероятно остром восприятии, то чем отличался я,  третий  член  этого
единства? Далее, если следовать  этой  логике,  можно  сказать,  что  я  -
Причина. Каждый из них, так или иначе, принадлежал другому  миру.  А  я  -
дитя этого мира - Земли; моя религия - это религия жизни, это выживание. Я
- неотъемлемый компонент их фантазий и идеалов. Я положил ладони плашмя на
ненадежную опору под собой и сделал попытку приподняться. Мне  опять,  как
советовала Лиги, удалось найти выход; я знал, что  надо  повернуть  голову
налево и открыть глаза. Когда я сделал это, то почувствовал, словно кто-то
неуловимо присутствовавший покидает меня.
     Я увидел парус. Из последних сил я стащил  с  себя  рубашку  и  начал
махать.
     Это была "Эйдолон",  которая,  наконец,  подплыла  поближе,  спустила
лодку и подобрала меня. Все, кроме Лиги, уже считали меня погибшим  вместе
с матросом, которого смыло за борт еще в мае  две  недели  назад.  С  того
времени их отнесло еще дальше на юг, и только сегодня они поменяли курс  и
двинулись в этом направлении, потому  что  Лиги  убедила  Петерса,  и  они
вдвоем уговорили капитана Гая поступить так.
     Когда меня подняли на борт  лодки,  я  увидел,  что  среди  обломков,
которые поддерживали меня  на  плаву,  была  доска  с  названием  корабля,
которое до сих пор было прикрыто моим пледом. Я попытался достать  ее,  но
ее отнесло в сторону. Однако название  мне  удалось  прочитать.  Там  было
написано "Дискавери".
     Меня отнесли в каюту, куда подали воду,  бульон,  хлеб  и  бренди.  Я
попросил Петерса найти мне чистую одежду в одном из сундуков и помочь  мне
снять то, что было на мне, и надеть смену. Капитан  Гай  был  при  этом  и
настоятельно советовал мне поспать, но я сказал ему, что так долго был без
сознания, что теперь хотел бы услышать о том, как обстоят  дела