Они давно единое  целое,  но
каждый  из  них  имеет  свое  собственное  правительство,  свои
традиции и законы. Поэтому их -- четырнадцать.
     Город Негры --  Калган.  Здесь  она  ухаживает  за  жизнью
кричащей  и новой, а иногда за жизнью стонущей и старой, жизнью
всех  форм  и  всех  оттенков.  Генетический  код  давным-давно
конструируется    по    желанию    родителей   и   хирургически
подставляется в ядро  оплодотворенной  клетки,  и  Мегра  часто
может  видеть  результат  самых странных фантазий. Но все, чего
пожелали несколько старомодные родители Мегры,  это  произвести
на свет куклу с небесно-голубыми глазами и силой дюжины мужчин,
так чтобы дочка могла сама о себе позаботиться.
     Однако  после  вполне  успешной  заботы  о  себе в течение
восемнадцати лет Негра решила, что  пришло  время  внести  свой
вклад в дыхание Жизни, дыхание, заставляющее двоих стремиться к
бесконечности.  И  она  выбрала  для своего стремления краски и
романтику Ярмарки. Жизнь -- ее профессия и религия, и она очень
хочет служить ей, чем только сможет. Впереди -- месяц  отпуска.
Все, что ей теперь нужно, это найти второго...

     Вещь-что-плачет-в-ночи  поднимает голос в своей тюрьме без
решеток. Она  завывает,  кашляет,  бормочет  и  причитает.  Она
заперта  в  серебряном  коконе  флуктуирующих  энергий, опутана
невидимой паутиной в тайном месте, никогда не знавшем  дневного
света.
     Принц-Который-был-Тысячей  щекочет  ее  лазерными уколами,
купает в гамма -- лучах, пичкает ультразвуком и инфразвуком.
     Она  замолкает,  и  на  мгновение  Принц   отрывается   от
приборов,  зеленые  глаза  его  расширяются и уголки тонких губ
тянутся вверх за улыбкой, которой никогда не достигают.
     Она опять начинает вопить.
     Принц скрипит зубами и откидывает с головы темный капюшон.
     Его  волосы  --  нимб   червонного   золота   в   сумерках
Места-без-дверей.  Он  смотрит  на  почти  различимую тень, что
корчится перед ним. Он так часто проклинал  ее,  что  его  губы
механически выталкивают эти слова еще и еще раз.
     Десять столетий он старается убить ее, а она все живет.
     Он  скрещивает  руки на груди, опускает голову и исчезает.
Темная вещь рыдает внутри света и тьмы.

     Мадрак наполняет стаканы.
     Фрамин долго и  пристально  рассматривает  вино  на  свет,
пьет. Мадрак наливает еще.
     -- Ни жизни, ни чести, -вздыхает Фрамин.
     -- Ты же никогда по-настоящему не поддерживал программу.
     -- И что толку? Ни жизни, ни чести.
     -- Весьма поэтично... Фрамин поглаживает бороду.
     -- Я ничему и никому не могу быть предан полностью.
     -- В   этом  твое  несчастье,  мой  бедный  Ангел  Седьмой
Станции.
     -- Этот титул погиб вместе с ней.
     -- В изгнании  аристократия  всегда  стремилась  сохранить
хотя бы свои титулы.
     Взгляни на самого себя темноте, и что увидишь?
     -- Ничего.
     -- Вот именно.
     -- И что из этого?
     -- Ничего. Тьма.
     -- Я не вижу смысла в твоих словах.
     -- Во тьме это неудивительно, воин-священник.
     -- Перестань говорить загадками, Фрамин. В чем дело?
     -- Зачем ты искал меня?
     -- У  меня  есть последние данные о численности населения.
Похоже, оно  приближается  к  Критической  Точке  --  той,  что
никогда не наступает. Хочешь взглянуть на них?
     -- Нет. Я в этом не нуждаюсь. Что бы там ни было, ты прав.
     -- Ты  чувствуешь это в приливах и отливах Энергий? Фрамин
кивает.
     -- Дай-ка мне сигарету, -- говорит Мадрак. Фрамин  щелкает
пальцами и извлекает зажженную сигарету из воздуха.
     -- В этот раз будет нечто особенное, не просто отлив волны
Жизни. Боюсь, идет взрывная волна.
     -- И что станет с этим миром?
     -- Я не знаю, Мадрак. Но уйду, как только буду знать.
     -- О?! Когда же?
     -- Завтра  вечером,  хотя  бы  для  этого  пришлось  снова
сыграть с Черной Волной. Мне лучше не откладывая  удовлетворить
свою  тягу  к  смерти,  предпочтительно, не покидая собственной
пентаграммы.
     -- Кто-нибудь еще остается здесь?
     -- Нет. На Блисе всего двое бессмертных.
     -- Ты откроешь мне выход, когда будешь уходить?
     -- Конечно.
     -- Тогда я, пожалуй, задержусь на ярмарке  до  завтрашнего
вечера.
     -- На твоем месте я бы не медлил. Ничего хорошего этот мир
не ждет.  Если  хочешь,  я  могу открыть выход прямо сейчас. --
Фрамин вновь щелкает пальцами и извлекает  сигарету  для  себя.
Потом  замечает  перед  собой  наполненный стакан и неторопливо
осушает  его.  --  Мудрее  всего  отправиться  немедленно,   --
рассуждает  он, -- но мудрость есть следствие знания; а знание,
откровенно говоря, есть следствие  неразумных  деяний.  Поэтому
чтобы  умножить свои знания и стать мудрее, я тоже останусь еще
на день.
     -- Значит, нечто особенное произойдет именно завтра?
     -- Да. Взрывная волна.  Я  чувствую  приближение  Энергий.
Недавно было какое-то движение в том великом Доме, куда в конце
концов уходит все живущее.
     -- Тогда  мне тоже не помешает приобщиться к этому знанию,
-- усмехается Мадрак, -- тем более, что всякое движение  в  том
Доме задевает моего бывшего хозяина, Который-был-Тысячей.
     -- Ты цепляешься за обветшавшую преданность, могучий.
     -- Возможно.  А  тебе  это на что? Зачем тебе множить свою
мудрость такой ценой, Ангел?
     -- Мудрость самоценна. К тому же подобные вещи могут стать
источником великой поэзии.
     -- Если  смерть  есть  источник  великой  поэзии,   то   я
предпочитаю  бездарную.  Кстати,  о таких изменениях на Средних
Мирах неплохо бы известить Принца...
     -- Я пью за твою преданность, могучий,  однако  согласись,
наш   бывший   господин   тоже   приложил  руку  к  теперешнему
беспорядку.
     -- Твои мысли на сей счет мне известны. Поэт делает глоток
и вдруг опускает стакан. Глаза его теперь заполняет один  цвет,
-- зеленый.   Черные   точки   зрачков  и  белки  растворяются,
исчезают, глаза становятся  бледными  изумрудами,  и  в  каждом
живет желтая искра.
     -- Я   предрекаю  как  провидец  и  маг,  --  начинает  он
отрешенным и невыразительным голосом, --  что  сейчас  на  Блис
явилось  то, что предвещает хаос. Мне ведомо также, что к Блису
приближается и нечто иное, ибо я слышу беззвучный  топот  копыт
во тьме и вижу того, кто невидим в своем надзвездном беге. Мы и
сами  можем  быть  втянуты в то, что произойдет здесь, хотим мы
того или нет.
     -- Где? И как?
     -- Здесь. И нет в этом ни жизни, ни чести.
     -- Аминь, -- заключает Мадрак. Зеленобородый маг скрежещет
зубами: -- ...И суждено нам быть тому свидетелями...-глаза  его
вспыхивают  адским блеском, а костяшки пальцев белеют на черной
трости с серебряным набалдашником.

     ...Евнух, жрец высшей касты,  ставит  тонкие  свечи  перед
парой старых сандалий.
     ...Пес  терзает  грязную  перчатку,  видевшую много лучших
столетий.
     ...Слепые Нерпы бьют по  крошечной  серебряной  наковальне
деревянными   молоточками  пальцев.  На  металле  лежит  полоса
голубого света.

     Зеркало оживает туманными образами, рожденными пустотой.
     Оно висит в комнате, где никогда не было мебели, висит  на
стене,  покрытой  темными  гобеленами,  и перед ним -- Огненная
Ведьма.
     Смотреть в зеркало -- все равно  что  разглядывать  сквозь
стекло  комнату,  полную  розовой  паутины, колеблемой порывами
ветра.
     Фамильяр сидит на ее  правом  плече,  и  безволосый  хвост
свешивается ей на грудь. Она гладит его, и он виляет хвостом.
     Ведьма улыбается, и паутина медленно тает под ее взглядом.
Холодные огни прыгают вокруг нее, не рассеивая темноты.
     Затем  паутина  исчезает,  и она видит Блис. Но среди всех
красок и движения Блиса она видит  лишь  обнаженного  до  пояса
человека,  стоящего  в  центре  небольшой  площадки, окруженной
людьми.
     У него широкие плечи, а руки вздуваются  буграми  мускулов
под  бледной кожей. Он бос, и ноги его облегают черные брюки. В
его волосах цвета сырого песка играет  солнечный  луч,  дробясь
тысячами  ослепительных  искр. Талию охватывает широкий пояс из
темной кожи, утыканный отточенными шипами.  Взгляд  его  желтых
глаз неподвижен и устремлен на бородатого человека, корчащегося
у его ног.
     Тот,  кто лежит перед ним, тяжел и грузен, но сейчас похож
на раздавленное насекомое. Он пытается  приподняться  на  одной
руке,  и  его  спутанная  борода метет пыль. Он свирепо смотрит
вверх, и губы его беззвучно шевелятся.
     Человек с желтыми глазами делает небрежное движение ногой,
выбивая из-под него руку. Бородач падает лицом вниз и больше не
движется. Минутой позже его уносят. -- Кто? -- пищит фамильяр.
     Огненная Ведьма не отвечает и смотрит в  зеркало.  В  круг
входит   четырехрукий   человек,   ступни   его  узловатых  ног
перекручены и оканчиваются как бы еще одной парой  ладоней.  Он
лыс  и весь блестит, словно облитый маслом, и когда он подходит
к своему противнику, мгновенно опускается на  четвереньки,  так
что  нижняя  пара его рук упирается в землю. Откидываясь назад,
он  словно  выворачивается  наизнанку,  и  теперь  на  площадке
изготовилась к прыжку огромная лоснящаяся лягушка.
     Он  н прыгает как лягушка, но его раскоряченные руки ловят
пустоту, и в этой  пустоте  его  встречают  два  быстрых  удара
ребром   ладони  --  по  шее  и  под  живот,  подталкивающих  и
разворачивающих его. Он пролетает дальше, кувыркаясь в  воздухе
-- голова,  руки,  пятки,  но упав, припадает к земле, бока его
вздымаются и опадают, и он прыгает вновь.
     В этот раз противник хватает его за лодыжки и держит вверх
ногами на вытянутых руках.
     Но  четырехрукий  извивается,  охватывает   держащие   его
запястья  и  бьет  головой  в живот. Теперь по его черепу течет
кровь -- он задел один из шипов на ремне, но высокий человек не
отпускает его.  Он  упирается  в  землю  и  раскручивается  как
волчок,   сжимая   лодыжки   четырехрукого  --  быстрее...  еще
быстрее... Он кружится целую минуту, затем опускает соперника в
пыль, легко наклоняется над ним  и  выпрямляется.  Четырехрукий
лежит неподвижно. Минуту спустя уносят и его.
     И  еще  трое  побеждены  им,  включая  Билли  --  Колючку,
чемпиона четвертого города,  и  победителя  качают,  увенчивают
гирляндами  и  награждают  кубком  и денежным чеком. Но на лице
желтоглазого нет и тени улыбки, пока взгляд его  не  падает  на
стоящую в толпе Мегру из Калгана.
     Она  ждет  этого взгляда. Огненная Ведьма следит за губами
зевак.
     -- Оаким, -- наконец говорит  она.  --  Все  называют  его
Оакимом.
     -- Зачем мы подсматриваем за ним?
     -- Я  видела  сон,  который  прочла  как  совет:  Следи за
местом,  где  изменится  направление  волны.  Даже  здесь,   за
пределами  Средних Миров, мой разум связан с волнами Энергий. Я
больше не могу использовать их, но все еще их воспринимаю.
     -- Почему этот человек -- этот Оаким -- находится там, где
меняется направление волны?
     -- Это  зеркало  знает  многое,  но,  увы,   молчит.   Оно
показывает,  но  ничего  не  объясняет. Но оно берет из сна мои
неосознанные мысли, так что мне остается лишь понять увиденное.
     -- Он быстр и очень силен.
     -- Верно.  Я  не  видела  подобных  ему  с  тех  пор,  как
солнцеглазый  Сет пал от Молота, разбивающего солнца, в битве с
Безымянным. Оаким нечто большее, о, большее, чем кажется  толпе
или  той  маленькой  девочке,  на  которую  он  сейчас смотрит.
Смотри, как мои слова заставляют зеркало  проясняться!  Мне  не
нравится  темная  аура  вокруг  него... Нет, мой сон не зря был
беспокойным. Мы должны увидеть, что за  ним  стоит.  Мы  должны
узнать, что он такое.
     -- Он  возьмет  девочку  на  холм,  --  мурлычет фамильяр,
тыкаясь холодным носом в ухо ведьмы. -- Давай посмотрим!
     -- Хорошо, -- усмехается она, а фамильяр виляет хвостом  и
поглаживает лапами свою кудрявую макушку.
     Человек  стоит  на  поляне,  окруженной  живой изгородью и
полной цветов. Окажись  вы  здесь,  вы  бы  увидели  украшенное
гирляндами  ложе,  скамьи,  столик  и  решетку,  поддерживающую
вьющиеся  розы,  --  все  под   огромным   зонтичным   деревом,
заслоняющим  полнеба. Поляна залита ароматами цветов и музыкой,
которая висит в воздухе и медленно сочится сквозь него. Бледные
огни пляшут в ветвях, и крошечный фонтанчик искрится у  столика
возле самых корней.
     Девушка  закрывает  в  живой  изгороди калитку, на которой
тотчас вспыхивает надпись "Не беспокоить!", и идет к мужчине.
     -- Оаким... -- шепчет она.
     -- Негра...
     -- Ты знаешь, зачем я позвала тебя?
     -- Это -- сад любви, -- говорит он, -- и если я что-нибудь
смыслю в обычаях этой страны...
     Она улыбается, снимает серебряную полоску с груди,  вешает
ее  на  куст  и кладет руки ему на плечи. Он хочет прижать ее к
себе, но безуспешно.
     -- А ты сильна, крошка.
     -- Я привела тебя  сюда  бороться,  --  заявляет  она.  Он
бросает  взгляд  на  голубую кушетку, затем снова на девушку, и
слабая  улыбка  чуть  трогает  уголки  его  губ.  Мегра  качает
головой:
     -- Не  так,  как  ты  думаешь.  Сначала ты должен победить
меня. Мне не нужен обычный мужчина, чья спина  может  сломаться
от  моих  объятий.  Не  нужен  мне и слабак, который выдохнется
через час или .даже через три.  Мне  нужен  мужчина,  чья  сила
будет течь как река, -- бесконечно. Ты такой, Оаким?
     -- Ты видела меня в борьбе.
     -- Ну и что? Я сильнее любого мужчины, какого когда-нибудь
знала.  А  сейчас, Оаким, ты пытаешься прижать меня к себе и не
можешь.
     -- Я не хочу делать тебе больно. Она  смеется  в  ответ  и
легко  размыкает  его  руки на своей талии, и бросает Оакима на
землю Сада любви.
     -- Это называется ката-гарума, один из приемов  нате-вазы.
Ты будешь бороться?
     Он  встает  на  ноги, стягивает с себя рубашку, только что
бывшую белой, и улыбается. Девушка смотрит на него без улыбки:
     -- Ты будешь бороться со мной? В ответ  Оаким  протягивает
ей розу, сорванную с решетки.
     Отведя локти за спину и сжав кулаки, она резко выбрасывает
руки вперед и сдвоенным ударом бьет его в живот. -
     -- Я вижу, тебе не по нраву розы... -- задыхается Оаким.
     И  --  он наступает на стебель. Глаза Мегры сверкают синим
огнем:
     -- Теперь ты будешь бороться со мной?
     -- Да, --  говорит  он,  --  я  научу  тебя  захвату,  что
именуется  "поцелуй", -- и заключает ее в железное кольцо своих
рук, прижимая к себе. Она отворачивается, но Оаким ловит губами
ее губы и выпрямляется, поднимая девушку  над  землей.  Она  не
может  ни  вздохнуть  в  этом  кольце,  ни  разорвать его; и их
поцелуй продолжается, пока ее силы не иссякают... Он  поднимает
ее на руки и бросает на ложе.
     Белые, алые, черные розы, музыка, пляшущие огни, сломанный
цветок  на  траве...  Огненная  Ведьма роняет беззвучные слезы.
Фамильяр удивлен. Ничего, он скоро  поймет.  Зеркало  заполнено
сплетением  двух  тел.  Ведьма  и  фамильяр наблюдают за лучшим
танцем Клада.

     ИНТЕРЛЮДИЯ В ДОМЕ ЖИЗНИ

     Осирис в Доме Жизни  пьет  кроваво-красное  вино.  Зеленый
свет  заполняет зал, в котором нет места ни острым, ни холодным
вещам. Его трон -- в Зале  Ста  Гобеленов,  и  стены  под  ними
невидимы. Невидим и пол под мягкостью золотистого ковра.
     Повелитель  Дома  Жизни  опускает  пустой стакан и встает.
Пройдя через зал, он  поднимает  зеленый  гобелен  и  входит  в
скрытую  за  ним нишу. Затем касается трех координатных .плат в
стене, поднимает гобелен и шагает в  комнату,  расположенную  в
348  милях  к  западу  от  Зала  Ста Гобеленов на глубине 78544
футов.
     Комната, куда  он  попадает,  погружена  в  полумрак.  Но,
приглядевшись, вы различили бы слабое зеленое сияние.
     Юноша,  одетый лишь в красную набедренную повязку, застыл,
скрестив ноги, на полу и не замечает Осириса. Он сидит спиной к
нему, не шевелясь, не говоря ни слова. Тело у него  стройное  и
красивое,  мускулы  --  как  у  пловца. Он бледен, темноволос и
выглядит человеком, погруженным в медитацию.
     Вдруг  напротив  него  зеркальным   отражением   возникает
другой.  На нем точно такая же повязка; лицо, волосы и фигура у
него те же. Он и есть тот же. Юноша поднимает темные  глаза  от
небольшого    желтого    кристалла,   видит   оранжево-зеленую,
желто-черную птичью голову Осириса и шепчет: -- Мне  снова  это
удалось... -- и тот, кто сидел спиной к Осирису, исчезает.
     Юноша  поднимает кристалл, кладет его в полотняный мешочек
и подвешивает к поясу. Встает.
     -- Девятисекундная фуга, -- говорит он.
     -- Это самое  большее,  на  что  ты  сейчас  способен?  --
спрашивает  Осирис, и голос его звучит как заигранная пластинка
на слишком быстрых оборотах.
     -- Да, отец.
     -- И девять секунд удаются тебе каждый раз?
     -- Нет.
     -- Сколько времени это еще займет?
     -- Кто знает? Ишибака говорит, быть может, лет триста.
     -- Тогда ты будешь мастером?
     -- Может быть и так, отец. Во всех мирах  не  наберется  и
тридцати  мастеров.  До  сегодняшнего  я  шел  два столетия, но
вспомни,  как  мало  я  мог   лишь   год   назад.   Разумеется,
когда-нибудь это пойдет быстрее, сила продолжает развиваться...
Осирис качает головой:
     -- Гор,  сын  мой  и мститель, я хочу, чтобы ты кое -- что
сделал. Будет хорошо, если ты станешь мастером фуги, но это  не
главное.  Для выполнения миссии, что я собираюсь тебе поручить,
вполне достаточно других твоих сил.
     -- Миссии, отец?
     -- Твоя мать,  желая  вновь  обрести  мое  расположение  и
возвратиться  из  изгнания, сообщила мне кое-что о затеях моего
коллеги. Анубис, кажется, послал  нового  эмиссара  на  Средние
Миры.  С  тем,  разумеется, чтобы разыскать того, кто так долго
испытывает наше терпение и, наконец, покончить с ним.
     -- Это было бы неплохо,  -кивает  Гор,  -только  у  шакала
опять ничего не выйдет. Сколько эмиссаров он уже посылал?
     -- Шесть. Этот, которого он назвал Оакимом, седьмой.
     -- Оаким?
     -- Да,  и эта сука, твоя мать, говорит, что он не похож на
предыдущих.
     -- То есть?
     -- Наверно, Анубис не зря потратил тысячу лет. В  воинском
искусстве  Оаким  может  сравниться  с самим Мадраком. Он носит
особый знак, какого  не  было  ни  у  кого  из  посланцев  Дома
Мертвых. К тому же он способен черпать энергию прямо из поля.
     -- Откуда   бы   вдруг  у  Анубиса  столько  мудрости?  --
улыбается Гор.
     -- Думаю, он хорошо усвоил фокусы, которые кое --  кто  из
бессмертных использует против нас.
     -- Что ты предлагаешь? Помогать ему против твоего врага?
     -- Нет.    Знай,    Гор,   что   кто   бы   ни   уничтожил
Принца-Который-был-Тысячей, он  получит  поддержку  его  падших
ангелов  --  бессмертных.  Остальные  примкнут,  а  те,  кто не
захочет, скоро войдут в Дом Мертвых от рук своих же  собратьев.
Момент    сейчас   подходящий.   Старая   преданность   забыта.
Бессмертные ждут нового  господина,  и  станет  им  любой,  кто
положит   конец   их   скитаниям.   А  Дом,  который  поддержат
бессмертные, возвысится.
     -- Я  понял  тебя,  отец.  Ты  хочешь,   чтобы   я   нашел
Принца-Который-был-Тысячей  раньше  Оакима  и  убил  его во имя
Жизни?
     -- Да, мой мститель. Ты сможешь сделать это?
     -- Меня тревожит, отец,  что,  зная  мои  возможности,  ты
все-таки задаешь этот вопрос.
     -- Принц  не  будет  легкой добычей. Никто не знает, сколь
велика его сила, и я не могу сказать тебе ни как  он  выглядит,
ни где пребывает.
     -- Я найду его. Но, может быть, прежде, чем начать поиски,
стоит уничтожить этого Оакима?
     -- Нет!  Он  на  мире  Блис,  где  сейчас  как  раз должна
начаться чума. Но не приближайся к нему, Гор,  не  приближайся,
пока  я  не  скажу!  У  меня  странные  предчувствия. Мне нужно
узнать, кем он был раньше...
     -- Зачем, могучий отец мой? Какое это имеет значение?
     -- Воспоминания о днях, когда я еще не имел сына,