ть.  
Люди приняли мою идею, и мы вышли, чтобы осуществить ее. И ах, враги мои, 
и ох, друзья мои, они очень красиво горели. Хиккори-диккори-док<$FСм. 
пpиложения пеpеводчика в конце pомана на стp. 184. >.  
 
 
 
25 ОКТЯБРЯ  
 
Той ночью Джил вернулась с нами домой и помогла все убрать. Мы с Серой 
Метелкой выскользнули из дому, пока они пили еще по бокалу шерри, и 
подались к дому викария. В кабинете горел свет, а Текела сидела на крыше, 
возле дымовой трубы, спрятав голову под крыло.  
 -- Нюх, я достану эту проклятую птицу, -- сказала Серая Метелка.  
 -- Не знаю, хорошо ли это, Серая, предпринимать нечто подобное в данный 
момент.  
 -- Мне наплевать,  -- ответила она и исчезла.  
Я ждал и наблюдал, довольно долго. Неожиданно на крыше поднялась возня. 
Раздался стук когтей, полетели перья, и Текела взлетела и исчезла в темноте, 
прокаркав непристойные ругательства.  
Серая Метелка спустилась с угла и вернулась ко мне.  
 -- Прекрасная попытка,  -- сказал я.  
 -- Нет. Я действовала неуклюже. Она оказалось проворней. Проклятье.  
Мы отправились назад.  
 -- Возможно, это приключение все же вызовет у нее пару кошмарных 
сновидений.  
 -- Неплохо бы,  -- ответила она.  
Растущая луна. Рассерженная кошка. Перо на ветру. Наступает осень. Умирает 
трава.  
 
Утро неожиданно пришло нам на помощь, и наша маленькая вчерашняя шутка 
обнаружилась и приобрела еще более ироничный оттенок. Серая Метелка 
пришла, поскреблась в дверь и, когда я вышел, сказала:  
 -- Тебе лучше пойти со мной.  
Так я и сделал.  
 -- Что происходит? -- спросил я.  
 -- Констебль и его помощники в доме Оуэна, осматривают то, что сгорело 
вчера ночью.  
 -- Спасибо, что позвала меня, -- сказал я. -- Давай пойдем и понаблюдаем. 
Должно быть весело.  
 -- Может быть, -- сказала она.  
Когда мы добрались туда, я понял скрытый смысл ее слов. Констебль и его 
люди ходили взад и вперед, меряли, шарили. Остатки корзин и остатки их 
содержимого теперь лежали на земле. Только там были остатки четырех корзин 
и их содержимое, а не тех трех, которые я так хорошо помнил.  
 -- Ого! -- произнес я.  
 -- Действительно,  -- ответила она.  
Я оглядел нечеловеческие останки трех корзин и явно человеческие -- четвертой.  
 -- Кто? -- спросил я.  
 -- Сам Оуэн. Кто-то затолкал его в одну из собственных корзин и поджег ее.  
 -- Блестящая идея, -- сказал я, -- хоть и плагиат.  
 -- Давай, насмехайся,   произнес голос над головой. -- Он не был твоим 
хозяином.  
 -- Прости, Плут,  -- сказал я.  -- Но я не могу проявить большую симпатию к 
человеку, который пытался меня отравить.  
 -- У него были свои заскоки,  -- призналась белка,  -- но у него еще был самый 
лучший дуб в окрестностях. Огромное количество желудей погубили прошлой 
ночью.  
 -- Ты видел, кто его прикончил?  
 -- Нет. Я был на другом конце города, навещал Ночного Ветра.  -- Что ты 
собираешься теперь делать?  
 -- Закопаю еще орехов. Зима обещает быть долгой, и провести ее придется под 
открытым небом.  
 -- Ты мог бы присоединиться к Маккабу и Моррису,  -- заметила Серая 
Метелка.  
 -- Нет. Я думаю последовать примеру Шипучки и выйти из дела. Игра 
становится очень опасной.  
 -- Ты не знаешь, тот, кто это сделал, взял золотой серп Оуэна?  -- спросил я.  
 -- На виду его нет,  -- сказал он.  -- Но он, возможно, еще в доме.  
 -- Ты можешь входить и выходить, да?  
 -- Да.  
 -- Пойди, пожалуйста в дом , проверь и скажи нам, там он или нет.  
 -- Почему я должен это делать?  
 -- Когда-нибудь тебе может что-нибудь понадобиться -- немного еды, отогнать 
хищника...  
 -- Я бы предпочел получить кое-что прямо сейчас, -- сказал он.  
 -- Что именно? -- спросил я.  
Он прыгнул, но не упал, а спланировал на землю возле нас.  
 -- Я не знала, что ты -- белка-летяга, -- сказала Серая Метелка.  
 -- Я не летяга, -- ответил он. -- Но это часть сделки.  
 -- Не понимаю, -- сказала она.  
 -- Я был довольно глупым охотником за орехами, пока Оуэн меня не нашел, -- 
ответил он. -- Как все белки. Мы знаем, что надо делать, чтобы оставаться в 
живых, и ничего больше. Не то что вы, ребята. Он сделал меня умнее. Он научил 
меня особым вещам, таким, например, как этот полет. Но я кое-чего лишился. Я 
хочу отдать все это обратно и опять стать тем, чем я был, -- счастливым 
охотником за орехами, которого не волнует Открывание и Закрывание.  
 -- О чем ты толкуешь? -- спросил я.  
 -- Я отдал кое-что в обмен на все это и хочу получить обратно.  
 -- Что?  
 -- Посмотри на землю вокруг меня. Что ты видишь?  
 -- Ничего особенного, -- сказала Серая Метелка.  
 -- Моя тень исчезла. Он взял ее. И теперь не сможет отдать, потому что умер.  
 -- День довольно облачный, -- сказала Серая Метелка. -- Трудно сказать...  
 -- Поверь мне. Я-то знаю.  
 -- Верю, -- сказал я. -- Иначе было бы глупо так волноваться. Но что такого 
важного в этой тени? Кому она нужна? Какой тебе от нее прок там, наверху, 
когда ты прыгаешь по деревьям, где ее почти никогда и не видно?  
 -- С ней связано гораздо больше, -- объяснил он. -- Вместе с ней ушли многие 
другие вещи. Я уже не чувствую все так, как раньше. Раньше я знал  -- где растут 
лучшие орехи, какая будет погода, где находятся леди, когда время приходит, 
как сменяются времена года. Теперь я обо всем этом думаю и могу вычислить 
все это, могу составить план, как их выгодно использовать,  -- я бы никогда 
раньше так не сумел. Но я потерял все те маленькие ощущения, 
сопровождающие такое знание, которое приходит без раздумий. И я много 
раз... думал об этом. Мне их недостает. Я бы лучше вернулся к ним, вместо того, 
чтобы думать и летать, как сейчас. Вы разбираетесь в колдовстве. Не многие 
люди в нем разбираются. Я проверю насчет серпа, если вы разрушите заклятие, 
которое Оуэн наложил на тень.  
Я взглянул на Серую Метелку, она покачала головой.  
 -- Никогда не слышала о таком заклятье, -- сказала она. 
 -- Плут, существует множество колдовских систем, -- объяснил я ему. -- Но это 
только формы, в которые переливается сила. Мы не можем все их знать. Я не 
имею ни малейшего представления, что сделал Оуэн с твоей тенью или с твоей... 
интуицией, --  наверное, речь о ней, -- и с теми ощущениями, которые с ней 
связаны. Если мы не будем знать, где она и как взяться за дело, чтобы вернуть 
ее и отдать тебе, то боюсь, мы не сможем помочь.  
 -- Если вы проникнете в дом, я вам ее покажу, -- сказал он.  
 -- О, -- сказал я. -- Что ты об этом думаешь, Серая? -- Мне любопытно, -- 
ответила она.  
 -- Как ты это делаешь? -- спросил я. -- Какие-нибудь окна открыты? Или двери 
не заперты?  
 -- Вам не пролезть через мое отверстие. Это просто маленькая дырочка на 
чердаке. Задняя дверь обычно не заперта, но нужен человек, чтобы открыть ее.  
 -- А может, и нет, -- заметила Серая Метелка.  
 -- Нам придется подождать, пока уйдут констебль и его люди, -- сказал я.  
 -- Конечно.  
Мы ждали и слушали, как снова и снова выражали недоумение по поводу 
неестественных останков в трех корзинах. Приехал доктор, поглядел, покачал 
головой, сделал какие-то заметки и отбыл, придя к выводу, что имеется только 
одно человеческое тело  -- Оуэна, и пообещав представить письменный отчет 
утром. Миссис Эндерби и ее спутник заехали по дороге и некоторое время 
болтали с констеблем, поглядывая на нас с Серой Метелкой почти так же часто, 
как и на останки. Вскоре она уехала, а останки сложили в мешки, снабженные 
ярлычками, и увезли на повозке вместе с тем, что осталось от корзин, к которым 
тоже прицепили ярлычки.  
Когда повозка со скрипом отъехала, Серая Метелка, Плут и я переглянулись. 
Затем Плут взлетел по стволу дерева, перелетел с его верхушки на соседнюю, а 
оттуда на крышу дома.  
 -- Вот было бы здорово так уметь, -- заметила Серая Метелка.  
 -- Да, здорово,  -- согласился я, и мы направились к двери черного хода.  
Как и раньше, я поднялся на задние лапы, крепко зажал ручку и повернул. 
Почти. Попытался снова, немного сильнее, и дверь поддалась. Мы вошли. Я 
прикрыл дверь, но не до конца, чтобы замок не защелкнулся.  
Мы оказались на кухне, и над головой я услышал быстрые мелкие шаги и 
цоканье коготков.  
Плут не замедлил появиться, бросил взгляд на дверь.  
 -- Его мастерская внизу, -- сказал он. -- Я покажу вам дорогу.  
Мы последовали за ним в другую дверь и вниз по скрипучей лестнице. Внизу 
мы сразу же попали в большую комнату, в которой пахло, как на воле. 
Срезанные ветки, корзины с листьями и корешками, коробки с омелой в 
беспорядке стояли вдоль стен, на полках и на лавках. Несколько столов были 
завалены шкурами животных, шкуры свешивались со спинок трех стульев. И на 
потолке, и на полу были нарисованы синим и зеленым мелом диаграммы, а 
одна, ярко-красная, закрывала почти всю заднюю стену. Коллекция поденок и 
книг на гэльском и латыни занимала небольшой книжный шкаф у двери.  
 -- Серп, -- напомнил я.  
Плут взлетел на маленький столик, приземлился среди трав. Там он повернулся, 
наклонился вперед и поддел когтями передний край выдвижного ящичка. Он 
раскачивал и тянул его, и ящичек начал выдвигаться, уступая его усилиям.  
 -- Не заперт, -- заметил он. -- Теперь давайте посмотрим. 
Он выдвинул его побольше, и я, встав на задние лапы, смог заглянуть в него. 
Ящик был выстлан голубым бархатом, в центре которого виднелся вдавленный 
отпечаток в форме серпа.  
 -- Как видите, -- констатировал он, -- его здесь нет.  
 -- А где-нибудь еще он не может лежать?  -- спросил я.  
 -- Нет,  -- ответил он.  -- Если его нет здесь, значит он был у Оуэна. Только два 
варианта.  
 -- Я нигде его не видела там, на улице,  -- сказала Серая Метелка,  -- ни на 
земле, ни в этом... месиве.  
 -- Тогда, я бы сказал, что его кто-то взял,  -- произнес Плут.  
 -- Странно, -- заметил я. -- Этот предмет обладал властью, но не был одним из 
орудий Игры, как, например, волшебные палочки, икона, магическая фигура и, 
обычно, кольцо.  
 -- Тогда кому-нибудь он понадобился ради его власти, наверное,  -- сказал 
Плут.  -- Прежде всего, мне кажется, они хотели вывести Оуэна из Игры.  
 -- Вероятно. Я сейчас пытаюсь связать его смерть со смертью Растова. Хотя 
странно было бы считать, что убийца  -- один и тот же игрок, раз Оуэн был 
Открывающим, а Растов  -- Закрывающим.  
 -- Гм, -- произнес Плут, соскакивая вниз. -- Не знаю. Может, так. А может, и 
нет. В последнее время Растов и Оуэн несколько раз подолгу беседовали. У меня 
возникло впечатление, что Оуэн пытался уговорить Растова перейти на другую 
сторону -- все его либеральные симпатии и русские настроения, возможно, 
могли бы подтолкнуть его в сторону революционных действий.  
 -- В самом деле? -- сказала Серая Метелка. -- Тогда, если кто-то убивает 
Открывающих, Джил, возможно, угрожает опасность. Кто еще мог знать об их 
беседах?  
 -- Никто, насколько я знаю. Не думаю, чтобы Растов рассказал даже Шипучке -
- и я тоже никому не говорил до сих пор.  
 -- Где они беседовали? -- спросила она.  
 -- Наверху. На кухне или в гостиной.  
 -- Их могли подслушать?  
 -- Только кто-нибудь достаточно маленький и подвижный, чтобы пролезть в 
дырку для белки наверху.  
Я медленно прошелся по комнате.  
 -- Моррис и Маккаб -- Открывающие или Закрывающие? -- спросил я.  
 -- Я совершенно уверена, что Открывающие, -- сказала Серая Метелка.  
 -- Да, -- согласился Плут. -- Они -- Открывающие.  
 -- А как насчет Доброго Доктора?  
 -- Никто не знает. Ворожба не срабатывает в его сторону. 
 -- Тайный игрок,  -- сказал я,  -- кем бы он ни был.  
 -- Ты и в самом деле считаешь, что таковой существует?  -- спросила Серая 
Метелка.  
 -- Это единственное, чем я могу объяснить то, что мои расчеты все время 
приводят не туда.  
 -- Как мы определим, кто это?  -- спросила она.  
 -- Не знаю.  
 -- А мне все равно  -- уже все равно, -- сказал Плут. -- Я просто хочу снова вести 
простую жизнь. К черту все эти заговоры и расчеты. Я не доброволец. Меня 
призвали насильно. Верните мою тень.  
 -- Где она?  
 -- Вон там.  
Он повернулся к большому красному чертежу на дальней стене.  
Я взглянул в том направлении, но не мог разобрать, на что он пытается указать.  
 -- Извини, -- сказал я, -- я не вижу...  
 -- Там, -- сказал он, -- в чертеже, внизу справа.  
Тогда я увидел, я сначала принял ее за игру света. Тень в форме белки 
закрывала часть чертежа. Несколько прямых, блестящих кусков металла 
торчали по периметру тени.  
 -- Это она? -- спросил я.  
 -- Да, -- ответил он. -- Ее удерживают на стене семь серебряных гвоздей.  
 -- Что же нужно делать, чтобы освободить ее?  
 -- Нужно вытащить гвозди.  
 -- А это опасно для того, кто будет их вытаскивать?  
 -- Не знаю. Он ничего об этом не говорил.  
Я поднялся на задние лапы и передней дотронулся до верхнего гвоздя. Он не 
очень крепко сидел, и со мной не произошло ничего необычного. Поэтому я 
наклонился вперед, схватил его зубами, вытащил  и бросил на пол.  
Лапой попробовал остальные шесть. Два из них явно слабо сидели. Я хватал их 
зубами, один за другим, и вытаскивал. Они блестели на полу, настоящее 
серебро, и Серая Метелка стала их рассматривать.  
 -- Что ты чувствовал, когда вытаскивал гвозди?  -- спросила она.  
 -- Ничего особенного,  -- ответил я.  -- Ты замечаешь в них что-то такое, что я 
пропустил?  
 -- Нет. Я думаю, сила заключена, главным образом, в этом чертеже. Если 
должна быть какая-то реакция, причину ее надо искать на стене.  
Я попробовал оставшиеся четыре гвоздя. Они сидели крепче, чем те, которые я 
уже вытащил. Очертания тени колебалось теперь между ними.  
 -- А ты чувствовал что-нибудь необычное, когда я проделывал это, Плут?  -- 
спросил я.  
 -- Да,  -- ответил он.  -- Я чувствовал легкий зуд в каждом из тех мест на теле, 
которое, по-видимому, соответствует тому месту на тени, из которого 
вытаскивали гвоздь.  
 -- Предупреди меня, если что-то изменится,  -- сказал я, наклонился вперед, 
ухватился за следующий гвоздь и стал расшатывать его зубами.  
Потребовалось примерно полминуты, чтобы вытащить его, потом по очереди я 
попробовал три остальных. Два гвоздя сидели довольно крепко, а один 
примерно так же, как тот, который я только что вытянул. Я взялся за тот, что 
послабее, и дергал его, пока и он тоже не вышел из стены. К этому моменту тень 
равномерно сжималась и расширялась, как будто развевалась в третьем 
измерении по толщине, и частично становилась невидимой для меня каждый 
раз, как это происходило.  
 -- Зуд не пропал, -- заметил Плут. -- Я начинаю теперь чувствовать его 
повсюду.  
 -- А боли нет?  
 -- Нет.  
Я потыкал лапой в два оставшихся гвоздя. Крепкие. Возможно, лучше было бы 
привести Ларри с клещами, чем рисковать сломать себе об них зубы. Все же не 
помешает сначала попробовать. Я расшатывал один из гвоздей почти минуту, 
но он, казалось, нисколько не поддался. Тогда я остановился, чтобы дать отдых 
челюстям и пообещал себе, что попробую оба гвоздя, прежде чем решу сдаться.  
Я проделал то же самое со вторым гвоздем, расположенным примерно в десяти 
дюймах слева от первого, но не мог определить, когда закончил, добился ли 
каких-либо сдвигов.  
Мне не нравился вкус штукатурки и краски, которой был нарисован чертеж. Я 
не мог с уверенностью сказать, что находится под штукатуркой, на чем 
держатся гвозди. Слишком мало верхнего слоя откололось от стены, чтобы я 
мог различить поверхность, которую он покрывает,  -- только набрал в рот 
песка с сырым привкусом подвала.  
Я отступил назад. Чертеж выглядел размазанным и мокрым, интересно, как 
собачьи слюни могут повлиять на его таинственные свойства.  
 -- Пожалуйста, попробуй еще, -- попросил Плут.  
 -- Я просто перевожу дыхание,  -- сказал я.  -- До сих пор я пользовался 
передними зубами, потому что так было легче. Теперь перейду на боковые.  
Итак, я снова приник к стене и ухватился за гвоздь правыми коренными 
зубами, и он, казалось, слегка зашатался под моим напором. Очень скоро он 
зашевелился, потом пошел.  
В конце концов, я бросил его на пол и прислушался. Серебро издает приятный 
звук при ударе.  
 -- Шесть,  -- объявил я.  -- Как теперь ощущения?  
 -- Зуд усилился,  -- сказал Плут.  -- Возможно, это что-то вроде предвкушения.  
 -- Последний шанс отказаться от этой затеи, пока у тебя есть преимущество,  -- 
сказал я, поворачиваясь, чтобы использовать левую сторону челюстей для 
последнего гвоздя.  
 -- Продолжай,  -- сказал он мне.  
Я ухватил гвоздь и начал расшатывать его, медленно, прикладывая 
равномерное давление, а не дергая резко, что, как показал опыт с предыдущим 
гвоздем, было более эффективным. Я боялся за зубы, но ничего не треснуло и не 
откололось. Звук серебра, однако, куда приятнее, чем его холодный 
металлический привкус.  
И все это время сама тень периодически набегала на мою морду, мелькая перед 
глазами, как быстрое облако перед солнцем, на мгновение окутывая меня и 
снова убегая прочь.  
Я почувствовал, что гвоздь движется. К этому моменту челюсти мои начали 
болеть, и я поменял сторону. Мне случалось разгрызать крупные кости, и я 
знаю силу своих зубов. Но эта задача требовала большего, чем просто 
кусательные способности. Важнее было движение, в котором участвовали 
шейные мышцы и челюсти. Вперед, назад...  
А потом гвоздь начал ослабевать. Я остановился, чтобы передохнуть.  
 -- Что мы будем делать, когда она освободится?  -- спросил я у них.  -- Что 
помешает ей просто ускользнуть? Есть ли какое-то средство прикрепить ее 
обратно?  
 -- Я не знаю,  -- сказал Плут.  -- Я об этом не подумал.  
 -- Прежде всего, как ее от тебя отделили?  -- спросила Серая Метелка.  
 -- Он зажег свет и отбросил тень на стену,  -- сообщил Плут. -- Забил гвозди, 
потом провел серпом возле моего тела и как-то отсек ее. Когда я отошел, она 
осталась. Я сразу же почувствовал себя иначе.  
 -- Тень отзовется на твою жизнь,  -- сказала Серая Метелка,  -- если ты примешь 
правильную позу и она упадет на тебя. Но твоя жизнь должна обнажиться в тех 
семи точках, которые держали тень  -- и она будет соответствовать гвоздям, 
которые удерживали ее.  
 -- Что ты имеешь в виду? -- спросил Плут.  
 -- Кровь, -- ответила она. -- Ты должен сделать царапины на каждой из лап, 
одну на макушке, одну посредине хвоста, одну посредине спины  -- в тех семи 
местах, где была пробита тень. Когда Нюх вытащит последний гвоздь, он 
должен не просто выдернуть его из стены, а осторожно потащить вниз, волоча 
за ним тень, и тащить ее так, чтобы она накрыла тебя. Ты в это время будешь 
стоять лапами на тех четырех гвоздях, которые держали тень лап, хвост будет 
лежать на гвозде из хвоста, голову надо вытянуть и положить, чтобы она 
касалась шестого...  
 -- Я уже не знаю, где какой гвоздь, -- сказал он.  
 -- Я знаю, -- ответила она. -- Я наблюдала. Потом Нюх стянет на тебя тень и 
уронит последний гвоздь тебе на спину в том месте, где будет седьмая царапина. 
Это снова прикрепит ее к тебе.  
 -- Серая, -- спросил я, -- откуда ты все это знаешь?  
 -- Мне недавно подарили немного мудрости, -- ответила она.  
 -- Верховный кот...  
 -- Тихо! -- сказала она. -- Это место -- не то. Оставь его там.  
 -- Прости.  
Она пошла размещать гвозди, а Плут оцарапал себя  -- лапы, голову и хвост. Я 
чувствовал запах его крови.  
 -- Не могу достать до спины, чтобы сделать седьмую,  -- сказал он.  
Ее правая лапа метнулась вперед, и на его спине появилась яркая полоска с 
дюйм длиной. Все произошло настолько быстро, что он даже не вздрогнул.  
 -- Вот,  -- сказала она.  -- Теперь ложись на гвозди, как я тебе говорила.  
Он так и сделал, растянулся и лежал неподвижно. Я вернулся к последнему 
гвоздю, взялся за него и медленно потянул. Как только почувствовал, что он 
выходит, я потянул его вниз по стене и затем по полу к Плуту, ни на секунду не 
отрывая от поверхности. Однако я не имел ни малейшего представления, 
движется ли тень за гвоздем, и в