очему  мне  нравится  рыцарская
подготовка, если я не собираюсь быть воином?  Я  решил,  что  просто  хочу
достигнуть вершин в каком-нибудь деле. А эти  дети,  которых  я  видел  на
тренировке, будут превосходными воинами.
     Но для меня этого недостаточно. Близко, но недостаточно. Для меня это
все-таки будет игрой... без чувства соперничества, но  все  же...  я  хочу
понять, на что способно мое тело, могу ли я сделать  что-то  действительно
трудное.
     И при этом добиться автоматизма!  В  этом  секрет  победителя  гонок,
тяжелоатлета, гимнаста или, допустим, математика. Или человека типа папы -
классного консультанта. То же самое справедливо и для занятия  рыцарством:
выучиться так, чтобы действовать не рассуждая. Рыцари никогда не думали  о
технике своих действий. Они действовали автоматически. И все  внимание  их
было направлено на обстановку и ситуацию боя.
     Но для рыцаря подлинное испытание - это бой. Нельзя стать рыцарем, не
доказав своей  доблести  в  настоящем  бою.  Арно  подвергся  испытанию  в
Сицилии, вначале в нескольких небольших схватках, потом в  большой  битве.
Ролан участвовал в кровавых битвах в Англии. Но я не хотел никого убивать,
чтобы показать, как хорошо я подготовлен. И в то же время не хотел,  чтобы
убили меня. Это противоположная сторона той же монеты.
     Далее я подумал о возможности стать монахом или священником.  Неплохо
было бы стать подобным брату Оливеру. У него было кое-что, чего не было  у
других монахов, с которыми я разговаривал, и у  отца  Дрого.  У  него  был
энтузиазм. Ему нравилось быть монахом и знать все, что он знает о религии.
И много другого. Я не мог стать  таким  энтузиастом,  потому  что  большая
часть того, во что он верил, для меня не существовала. Все  это  интересно
для изучения, и я, возможно, мог бы выделить здесь зерна истины.  Но  нет,
быть монахом или священником мне не по душе. Прежде всего у меня нет веры.
     Может, стоит поближе познакомиться с Фанглитом и выяснить, какие  еще
есть  возможности?  Но  прежде  нужно  постараться,  чтобы  удалось   наше
предприятие. Нужно вырвать Денин из рук политической полиции и улететь  на
какую-нибудь планету, похожую на Эвдаш.
     И только потом снова подумать, чем же мне заняться.
     Такие мысли пробегали в моей голове, но наконец я уснул.
     Когда солнце село и  начало  темнеть,  я  посадил  катер  в  лесу  за
хижиной. Может показаться странным, но сделать это оказалось легко. В этом
лесу много лет пасется скот, он съел все кусты и молодые древесные побеги.
Поэтому не было никакого подлеска, кустарника или молодых деревьев, только
большие деревья с травой под ними. Между  стволами  оставалось  достаточно
места для катера, а когда катер оказался там, заметить  сверху  его  стало
невозможно.
     Я посадил катер в ста ярдах за хижиной под кроной  огромного  старого
дерева. Чувствовал я  себя  не  очень  хорошо.  Нервничал,  кожа  онемела,
чувствовалась какая-то слабость. Все сильнее становилось предчувствие, что
дело  обернется  катастрофой.  Если  бы  была  хоть  какая-то  возможность
освободить Денин другим путем, я тут же отказался бы от нашего плана.
     Рыцари и сержанты уже были  здесь,  большинство  сидело  на  лошадях,
негромко разговаривая. Они казались совершенно  спокойными;  даже  страшно
становилось от их спокойствия. С ними были Арно и Ролан. Не  знаю,  успели
ли подойти Бабба и волки, но тогда я не знал, чем они  могут  нам  помочь.
Если они и были поблизости, то не  показывались.  Иначе  рыцари  могли  бы
попытаться убить их.
     Я вышел из катера с ружьем-бластером через плечо  и  несколько  минут
поговорил с Арно, дожидаясь, чтобы стемнело. Потом пошел в  хижину.  Возле
нее с луками наготове ждали четверо рыцарей. Они  должны  были  поддержать
меня, когда появится истребитель.
     Бедный пастух был в хижине. Ему приказали остаться, когда увели скот,
и он не представлял себе, что происходит. Он тихо сидел в  углу,  стараясь
оставаться незаметным.
     Все еще было  недостаточно  темно,  поэтому  я  вернулся  в  катер  и
продолжал ждать. Интересно, заметно ли, как  я  нервничаю.  В  катере  все
молчали. Мама сварила корч, и я выпил чашку.
     Раньше я никогда не замечал, как медленно темнеет.
     Из леса послышался низкий печальный вой, и мы решили, что  нас  зовет
Бабба, поэтому папа отправился выяснять, что ему нужно.
     Почти совсем стемнело, когда я  снова  вышел  из  катера  и  пошел  к
хижине. Я так нервничал, что дышал с трудом. Больше ждать я не мог. Я снял
с пояса коммуникатор и заговорил в него.
     И неожиданно совершенно успокоился.
     - Говорит Клентис кель Деруп,  -  сказал  я,  -  вызываю  полицейский
корвет Федерации. - Я старался, чтобы голос мой звучал слабо и болезненно.
- Я в покинутой хижине у пастбища.  Вы  засекли  мои  координаты?  В  меня
попала стрела, и рана загноилась. Боюсь, что если  не  получу  немедленной
медицинской помощи, к утру я умру.
     Последовало ожидание, может быть, с минуту. Вероятно, ждали,  пока  к
передатчику подойдет капитан. Наконец послышался очень деловой голос:
     - Товарищ кель Деруп, мы засекли ваши координаты. Вскоре вас подберет
истребитель. Вам сразу дадут антибиотики, а наш врач примет вас  на  борту
корвета.
     Получив ответ капитана, я сказал четверым  рыцарям,  стоявшим  рядом,
чтобы они спрятались за деревьями на самом краю  леса.  Они  спокойно,  но
быстро разошлись. Я сел за дерево не далее десяти ярдов от хижины.  Минуты
через три подбежал папа. Он слушал в  катере  радио  и  поймал  переговоры
между корветом и истребителями.
     - Капитан осторожен, -  сказал  папа.  -  Не  думаю,  что  он  что-то
подозревает, просто  осторожен.  Он  послал  сразу  три  истребителя.  Два
останутся вне видимости, на высоте в две тысячи  футов,  и  будут  следить
через инфраскопы. А корвет будет выше, в пяти милях.
     - Теперь мне нужно поговорить с Арно, - добавил он  и  заторопился  в
лес.
     Итак, наши планы рухнули. Вместо  того,  чтобы  иметь  дело  с  одним
истребителем, нам  противостояло  три  плюс  корвет.  Но  я  почему-то  не
обеспокоился и не испугался. Был абсолютно спокоен и чувствовал,  что  все
кончится хорошо - прямо противоположно тому, что испытывал совсем недавно.
Я ничего не сказал рыцарям о  том,  что  случилось:  мне  нечего  было  им
сказать. Придется начать так, будто ничего не изменилось, и действовать по
обстановке.
     Прошло еще десять минут до появления первого истребителя. Я не видел,
как он появился: было темно, даже луна не светила, а на  истребителе  были
погашены все огни. Только что ничего не было, а в следующее мгновение  луч
прожектора осветил хижину. Истребитель сел  не  далее  чем  в  ста  футах,
продолжая светить прожектором. Еще минуту ничего не происходило.
     Я старался не смотреть на свет, но мне пришло в  голову,  что  рыцари
смотрят на него, потому что ничего подобного они в  жизни  не  видели.  Их
зрачки сократятся, и они не смогут попасть в цель своими стрелами.
     Значит, все на мне.
     И если рыцари начнут стрелять и промахиваться,  пока  я  не  буду  на
расстоянии действия станнера, придется использовать бластер. А это вызовет
ответный огонь. Корвет может уничтожить все вокруг, и этим  все  кончится.
Что ж, подумал я, действуем по  обстановке.  Буду  стараться  делать,  что
могу, и надеяться на лучшее. Кричать своим людям я  не  мог.  Политическая
полиция поймет, что я не один.
     Я перестал размышлять и просто смотрел.  Истребитель  светлый,  почти
белый, я видел, как скользнула  в  сторону  боковая  панель  и  вышли  два
человека. Не знаю, остался ли внутри третий или  там  больше  никого  нет.
Один  из  этих  двоих  поднес  руку  ко  рту.  Должно  быть,   говорил   в
коммуникатор. У второго в руке ружье - тяжелое боевое оружие.
     Они уже были почти  на  расстоянии  досягаемости  станнера,  когда  я
услышал два щелчка тетивы, почти одновременно. Прежде чем  я  смог  что-то
сделать,  оба  агента  упали:  им  следовало  бы   запастись   примитивной
кольчугой. По-видимому, мои рыцари все же отвели  взгляды  от  прожектора:
видели они хорошо.
     Как только они упали, я побежал к истребителю, крикнув лучникам:  "Не
приближайтесь!" Я не оглядывался, бежал изо всех сил, не  отрывая  взгляда
от входа в истребитель, готовый стрелять во всякого,  кто  там  покажется.
Пробегая мимо агентов, я даже не посмотрел,  живы  ли  они.  Потребовалось
четыре секунды, чтобы запрыгнуть в истребитель: он был  пуст.  Радио  было
включено, и оттуда доносилось: "БИ-один, отойдите в сторону с линии огня".
     Вероятно, они все же следили недостаточно  внимательно.  Может,  видя
меня, решили, что я один из агентов. Но я не мог  управлять  истребителем:
нужно время, чтобы разобраться в системе управления.
     Но я смог бросить только один  взгляд.  Выпрыгнул  и  побежал  назад,
потратив на возвращение чуть больше времени, потому что на бегу наклонился
и подобрал ружье упавшего агента.
     Я едва успел передать его одному  из  рыцарей,  когда  появились  два
истребителя и повисли в двадцати-тридцати футах над лугом. Не знаю, видели
ли они, как я бежал. Вспыхнули их прожектора, обыскивая луг и края леса. Я
прижался за стволом вместе  с  рыцарем,  давая  ему  десятисекундный  курс
обучения стрельбе из ружья-бластера, потом, когда прожектор  переместился,
перебежал за другое дерево.
     Выглядывая из-за него, я прицелился в один из  прожекторов,  и  почти
одновременно, на мгновение раньше,  выстрелил  и  рыцарь  в  другой.  Мне,
вероятно, не следовало удивляться. Рыцари достаточно сообразительны, чтобы
не дать себя ослепить,  и  у  этого  хватило  ума  разбить  прожектор.  Но
использовать совершенно незнакомое  оружие  через  двадцать  секунд  после
того, как впервые взял его в руки, и при этом попасть в цель... я  слышал,
папа однажды сказал, что  нет  предела  возможностям  человека.  Теперь  я
понял, что он имел в виду.
     Единственная проблема заключалась в  том,  что  секунду  спустя  этот
парень разбил прожектор и в покинутом истребителе. Я предпочел бы оставить
его целым.
     Но через две-три секунды, придя в себя, истребители  начали  стрелять
по лесу. Но стреляли недолго. Позже я узнал, что капитан корвета  приказал
им прекратить стрельбу: Клентис кель Деруп ему нужен живым.
     Но тогда я этого не знал. Видел только, что стрельба прекратилась. На
время все затихло, и через четыре-пять минут показался сам корвет и  повис
в пятнадцати футах над землей. Яйцеобразной формы, с плоским дном, он  был
около двухсот футов в длину. Я смутно видел его орудийные  башни,  которые
легко могли разнести хижину и окружающие деревья.
     Но капитан не рисковал своими прожекторами.
     И тут кто-то, вероятно, сам капитан, заговорил в громкоговоритель:
     - Клентис кель Деруп!  Выходи  и  сдавайся!  Сдавайся,  или  мы  тебя
уничтожим.
     Мой голос  похож  на  папин,  особенно  в  коммуникатор.  Нужно  было
говорить, как он, говорить то, что сказал бы он в данных  обстоятельствах,
на случай, если на корвете кто-то знал его.
     - Это вам ничего не даст, - ответил я в коммуникатор. -  Вас  послали
не убивать меня. Правительству нужен показательный суд.
     - У меня есть кое-что нужное вам - я сам. А у вас есть то, что  нужно
мне, - моя дочь. Если вы отпустите ее в лес, к брату и матери,  я  сдамся.
Что скажете?
     - Боюсь, что нет, кель Деруп, -  ответил  громкоговоритель.  -  Не  в
такой последовательности. Но я сделаю встречное предложение. Прежде всего,
я действительно предпочитаю взять вас живым. В этом вы правы, хотя можно и
мертвым. Если вы сдадитесь, после того как вы окажетесь в наших руках,  мы
отпустим вашу дочь. Если нет, мы выбросим ее мертвое  тело  из  корабля  и
сожжем вас троих из бластеров.
     - А теперь выходите из хижины, подняв руки, и ложитесь на землю лицом
вниз. - Он помолчал. - У вас одна минута на принятие решения.
     Одна минута!
     У хижины есть задняя дверь. Я побежал к ней и нырнул внутрь, в густую
тьму. Мое дерево находилось лишь в десяти футах от хижины, и около  хижины
лежала груда дров. Я укрывался за ней. Меня не должны были увидеть.
     Пастух все еще был в хижине. Я смутно видел его при свете звезд.
     - Ты! - сказал я. - Если хочешь жить, подойди к двери и остановись.
     Он медленно подошел.
     - Теперь встань на четвереньки и выползи. Проползешь тридцать футов и
остановишься.
     Выглядывая из двери, я следил за ним. Я почти слышал,  как  колотится
его сердце, он, вероятно, едва  не  задыхался.  Когда  он  остановился,  я
сказал:
     - Теперь ложись на живот и раскинь руки и ноги.
     Пока все хорошо, думал я, глядя, как он делает это. Из тьмы  появился
один из истребителей,  подлетел  к  пастуху,  повис  в  нескольких  ярдах,
открылась панель. Я видел,  как  оттуда  показалась  рука,  и  понял,  что
беднягу просто оглушили станнером.
     Тут же истребитель приземлился,  оттуда  выпрыгнули  два  человека  и
подняли тело пастуха. Я выстрелил из станнера, настроив его на широкий луч
и полную мощность. На таком расстоянии я не мог промахнуться, и они должны
быть либо мертвы, либо на много часов выведены из строя.  Как  только  они
упали, я повернулся и через заднюю дверь выбежал из хижины в лес,  свернул
влево и постарался, чтобы между мною и  кораблем  было  как  можно  больше
деревьев. Я едва успел уйти с линии огня, когда третий  истребитель  начал
стрелять из бластера. Полетели  обломки  дерева,  и  когда  десять  секунд
спустя стрельба прекратилась,  передняя  стена  хижины  горела.  Не  очень
сильно, потому что дерево все пропиталось водой, но пуская тучи дыма.
     Но  к  этому  времени  я  уже  был  в  лесу  за  большим  деревом.  В
шестидесяти-семидесяти футах от меня я видел за другим деревом норманна  -
того самого рыцаря с ружьем. Что он подумал об этой  стрельбе?  Испугался?
Сердце мое билось как сумасшедшее, и совсем не от бега.
     Я двинулся вперед, пригибаясь и старясь держаться за деревьями, чтобы
меня не увидели в инфраскоп корвета. "Это я", -  прошептал  я,  подойдя  к
рыцарю. Он быстро оглянулся и снова повернулся к лугу. Корвет  придвинулся
ближе, я видел, как  поворачиваются  его  орудийные  башни.  Бластер-пушка
разворачивался в нашу сторону.
     Я  решил,  что  пора  снова  начать   переговоры,   и   потянулся   к
коммуникатору, но прежде чем успел снять его с пояса, услышал в нем  голос
папы. Я слышал его голос и непосредственно, справа от  меня,  и  посмотрел
туда. Папа вышел из катера и стоял за деревом.
     - Капитан, - говорил  он,  -  вы  слишком  усложняете  дела.  Давайте
поговорим разумно. Вы не доверяете мне, я вам. Нам  нужно  идти  на  обмен
небольшими уступками, так чтобы ни один не потерял больше другого.
     Он подождал, пока в громкоговорителе не послышался голос капитана:
     - Продолжайте!
     - Во-первых, пусть третий истребитель сядет посреди луга, чтобы  я  о
нем не думал. Тогда я выйду на край луга, и вы  сможете  меня  увидеть.  И
тогда мы поговорим о следующем шаге.
     Мне казалось, что на месте капитана я бы на это пошел. Я всматривался
в ночь, не зная, где сейчас третий истребитель. Примерно через полминуты я
увидел, как он садится в середине луга.
     Я не знал, мне ли выходить или папа будет продолжать действовать.  Он
ответил на это, выйдя из-за дерева прямо передо мной.
     - Теперь, - сказал он, - пусть экипаж истребителя выйдет и пройдет по
направлению ко мне сто футов, чтобы я мог его видеть.
     Ответ пришел немедленно.
     - Кель Деруп, я теряю терпение. Вы уже вывели из строя четверых  моих
людей, может, убили их. Этот экипаж не сделает ни шага.
     - Капитан, - ответил папа, - не знаю, что вы задумали, но  знаю,  что
человек, лишенный терпения, никогда не поднялся  бы  до  вашего  звания  в
политической полиции. Ваши четверо людей придут в себя.  Надеюсь,  это  же
справедливо по отношению к моему  сыну,  которого  ваши  люди  уложили  из
станнера несколько минут назад.
     - Я не сделаю дальше ни шагу, пока истребитель может напасть на меня.
Экипаж должен выйти и пройти по направлению ко мне сто футов.
     Последовала    пауза,    секунд    в    пятнадцать-двадцать.    Потом
громкоговоритель заговорил снова:
     - Кель Деруп, орудийные  башни  корвета  нацелены  на  два  покинутых
истребителя. Если один из них шевельнется или если кто-то попытается к ним
приблизиться, я буду стрелять немедленно. Если это входит  в  ваши  планы,
имейте в виду, что это самоубийство. Что касается третьего истребителя, то
я согласен только на то, чтобы экипаж вышел из него.
     - Договоримся на пятидесяти футах, капитан, - сказал папа. - Если они
подойдут на пятьдесят футов, я  подойду  на  столько  же  и  мы  поговорим
дальше.
     Через несколько секунд панель третьего истребителя открылась,  оттуда
вышли двое и немного прошли в нашем направлении. Они находились примерно в
двухстах ярдах от нас, поэтому я не обращал на  них  особого  внимания.  Я
смотрел на корвет, крепко сжимая ружье  вспотевшими  руками.  Папа  прошел
около пятидесяти футов.
     Я снова услышал его голос в коммуникаторе.
     - Теперь ваша очередь. Посадите корвет в трехстах футах передо  мной,
откройте люк, чтобы я увидел дочь.
     Какое-то время ничего не происходило.  Меня  немного  отвлекли  звуки
кваканья; звезды сверкали в черном небе.  Маленькие  кусающиеся  насекомые
гудели вокруг головы, я  отмахнулся  от  них.  Как-то  отчужденно  дивился
своему спокойствию. А ведь только что чуть не разрывался, нервничая.
     Через несколько минут корвет опустился на землю в трехстах  футах  от
нас. Еще через полминуты в его борту  появилось  светлое  пятно,  открылся
люк. Я видел в нем трех человек, но разглядеть, кто они, не мог.
     - Пусть она позовет меня, - сказал папа капитану, - чтобы я знал, что
она здесь.
     Через несколько секунд один из этих людей крикнул:
     - Здравствуй, папа! Это я, Денин!
     Сомнений не было: это она.
     - Хорошо, капитан, - сказал папа в коммуникатор. - Мы хорошо  начали.
Но прежде чем пойдем дальше, я хочу, чтобы вы  кое-что  знали,  просто  на
случай, если вы что-то задумали. Я готов остаться на этой планете: я  могу
преуспевать на любом обитаемом мире. Вы знаете мою репутацию. Единственная
причина, почему я связался с вами, моя дочь. У нее впереди вся жизнь, а  я
большую часть своей прожил. Но если вы  нарушите  нашу  договоренность,  я
немедленно исчезну.
     - Теперь пусть она услышит меня через  коммуникаторы  охраны.  Потому
что если она не будет следовать моим инструкциям, я пойму, что либо она их
не  слышала,  либо  ей  не  дают  их  выполнять.  Я  немедленно  прекращаю
переговоры. Вы отправляетесь домой докладывать, что я был у вас в руках, а
вы не смогли меня удержать. Вам не удастся это скрыть,  правда  все  равно
просочится. Я был у вас, и вы дали мне уйти.
     Он замолчал и подождал с полминуты,  вероятно,  чтобы  дать  капитану
время отдать приказ. Интересно, что это за  репутация  у  папы,  если  она
должна так подействовать на капитана.
     - Хорошо, - сказал папа, - я подойду еще на двадцать  футов.  И  буду
примерно в семидесяти футах от леса. Пусть она отойдет на семьдесят  футов
от корабля.
     И не дожидаясь ответа, он сделал восемь шагов в их направлении, потом
остановился. Денин подошла  на  шестьдесят-семьдесят  футов,  стражники  с
обеих сторон держали ее за руки. И тут я подумал, что вот-вот Денин  будет
среди нас, но папа будет на корвете, корвет взлетит и  оставит  нас  среди
кучи разгневанных норманнов.
     Внутренности у меня превратились в тугой клубок, хотя я знал, что это
ерунда. Я хорошо знал папу: он что-то задумал. Мне стало чуть легче.
     - Теперь пусть охрана остановится, - сказал папа в коммуникатор. -  А
она пройдет вперед и остановится на полпути. Так она останется  в  радиусе
действия станнера. Если она не остановитс