и расторопность. С чего это он так суетится?.. Ах да, на нем же новый плащ! Красивый такой, коричневый, с меховой оторочкой... Сколько раз паршивцу было сказано: без атамана добычу не делить!.. Ладно, сегодня ему это с рук сойдет - хороших рабов приволок.
     - Обоих - в сарай! - приказал Шершень. - К девчонке не лезть, не то оборву все, что выпирает...
     - Парня бы на цепь, - подсказал Красавчик, - а то шустрый да задиристый. Недомерку пинком чуть все мужское хозяйство не отшиб...
     - Лучше обоих на цепь, только не покалечьте!
     Девчонка горько расплакалась. Это хорошо, подумал Шершень вскользь. А то иная сидит-сидит, смотрит перед собой сухими глазами - так и умом может тронуться. А так-то лучше, слезами горе наружу вымывается...
     Атаман был прав. Вволю наревевшись, измученная Ингила забылась глубоким сном.
     Когда она проснулась, сквозь щели в крыше сарая стекали полосы полуденного солнца. Совсем немного, стало быть, про спала - а тоска перестала до боли сжимать горло, перед глаза ми рассеялась черная пелена.
     Когда бродишь по свету, с тобой всякое случается... но чтоб в рабство угодить - не допустят такое Безликие!
     Обязательно кто-нибудь придет на помощь... или будет случай удрать...
     Ингила упрямо тряхнула темной головкой и подобрала босые ножки под подол мерзкого серого балахона, который дала ей старуха. На одной из щиколоток красовалось железное кольцо, от которого к стене сарая отбегала цепь. Девушка вспомнила, как долговязый негодяй, прилаживая кольцо, лапал ее своими ручищами. К горлу подступил тугой ком. Эх, был бы здесь Тихоня - как бы он задал этим сволочам!..
     Ее товарищ по несчастью бросил на нее доброжелательный взгляд:
     - Проснулась? Вот и хорошо...
     Ингила шарахнулась в сторону.
     Ралидж был не связан, а прямо-таки скручен: локти заведены назад, меж ними и спиной пропущена цепь, ноги стянуты веревкой. Но даже беспомощный, скованный, он внушал девушке страх, пожалуй, больше, чем похитители. Он сказал главарю, что он беглый раб... а главное - спина, спина... кто посмел бы так люто пороть Сына Клана? Что же это - рядом с Ингилой... самозванец? Какой ужас! Боги такого не потерпят... обрушат на святотатца свой гнев...
     А может, уже обрушили? И она, Ингила, под удар попала - за то, что такому грешнику на шею вешалась?..
     Эти смятенные мысли отразились на лице девушки. Ответом на них была невеселая улыбка.
     - Ты умница, что меня не выдала. Они мой плащ нашли, а цепочку с соколом не заметили на ветке.
     - А почему... - Ингила подбирала слова осторожно и неуверенно, словно брела по тонкому льду, - почему мой господин не сказал, что он - Сын Клана?
     - Чтоб это ворье ужаснулось своим поступкам, с извинениями вернуло мои вещи и проводило меня до постоялого двора?.. Ты что, девочка, первый день как по свету странствовать пустилась? Да они ж меня немедленно сбагрят по дешевке в ближайшую шахту, чтоб на белый свет не вышел и про их черные дела людям не рассказал. А для полной уверенности язык мне отрежут!
     Ингила закивала, с огромным облегчением чувствуя, как черные подозрения начинают отступать.
     - А сейчас, - продолжал Сокол (так хотелось верить, что Сокол!), - ничего они мне не сделают, пока не выяснят, велика ли награда.
     - Они сунутся к дарнигару, - с энтузиазмом подхватила циркачка, - а тот все поймет и догадается Хранителя выкупить!
     - Вот еще! Мне б только время выиграть, а там я уж сам удеру. Не допущу, чтоб весь Найлигрим хихикал за моей спиной! Не хватало, чтоб меня снова продали...
     "Снова"! Случайная оговорка заставила Ингилу насторожиться. Так и подмывало спросить Сокола про шрамы на спине, но язык не поворачивался на такую дерзость.
     Ралидж догадался о ее сомнениях.
     - Девочка, у меня была бурная жизнь. И я столько раз о ней рассказывал, что вся эта история уже в горле застряла... Лучше поешь, а заодно и меня покорми, а то руки связаны.
     Циркачка взглянула в ту сторону, куда кивком указал Сокол, и по-детски потерла кулачками глаза.
     На коричневом сукне аппетитной грудой лежали толстые ломти окорока, две лепешки, зеленел большой пучок лука, стоял кувшинчик - судя по аромату, не с водой.
     - Это они нас так кормить собираются? - восхитилась девушка. - Надо же! Вот ведь гады, сволочи - а какие люди хорошие!
     - Ну да, от них дождешься! - хмыкнул Ралидж. - Они и знать не знают... Тихо! Идут! А ну, прячем!..
     Он всем телом качнулся в сторону, загораживая разложенную на сукне еду. Сообразительная циркачка поспешно подалась навстречу, прижалась к его плечу.
     Вставший в дверном проеме верзила увидел трогательную картину: хрупкая девушка, сломленная горем, припала к своему беспомощному спутнику, словно в поисках защиты.
     - И здесь нету... - озадаченно бросил Недомерок через плечо.
     - Кончай языком тину баламутить! - нараспев отозвался снаружи светлобородый. - Ты же в сарай не заходил, так как бы оно туда попало? Договаривались вместе жрать, так что не крути и возвращай окорок! И плащ мой отдай!
     - Кто крутит?! - возмутился долговязый и вышел из сарая (теперь пленники только слышали его голос). - Я твой плащ за сараем постелил, чтобы бабка не застукала... все нарезал красиво, разложил - как на королевской трапезе. Ненадолго и отлучился-то...
     - Как на королевской трапезе? - насмешливо пропел его приятель. - Когда я последний раз был на королевской трапезе, твоей воровской морды там и близко не было. Отдавай, зараза, окорок! И вино!
     - Да ты что, Красавчик, сдурел?.. А-а, сам небось окорок и спер! Да я ж из твоей бородатой тыквы кашу сделаю!
     От оскорбления Красавчик перестал выпевать слова и начал заикаться:
     - Я? Сп-пер? А п-по рылу за т-такие слова, хрен б-болотный?
     Судя по доносящимся из-за стены звукам, высокие договаривающиеся стороны перешли от переговоров к решительным действиям. Ралидж с явным удовольствием вслушивался в драку, а Ингила пыталась понять, каким образом связанный и прикованный к стене человек ухитрился заполучить разложенную за стеной сарая еду, да еще вместе с плащом! Видела циркачка в своей жизни фокусы, но чтобы так!..
     Внезапно в ссору ворвался голос, сочетавший в себе нежность и благозвучие камнепада:
     - А кто из вас, мерзавцы, еловым суком деланные, мой окорок стащил? Порядочной женщине на миг отвернуться нельзя! Да чтоб вас заживо в муравейник закопали и костра не сложили!..
     Похоже, бабку в ватаге ценили не в медяк. Красавчик и Недомерок разом прекратили драку и напролом дернули сквозь кусты - только треск пошел по лесу. Старуха ринулась вслед, на ходу громко объясняя, какие именно части тела она оторвет подлым ворам и что прицепит взамен оторванного.
     - Вряд ли парни выиграют от такой замены, - сказала Ингила, с уважением внимая бабкиным руладам.
     - Судя по скорости, они это понимают, - кивнул Ралидж. - Слушай, пока хозяева про нас забыли, покорми меня, а? - И заскулил голосом матерого нищего: - Рученьками-ноженьками не владе-ею!
     Укладывая на лепешку широкий нежно-розовый ломоть, Ингила задумчиво промолвила:
     - Не знаю, как попала сюда эта вкуснотища... но... пусть мои слова не обидят Сына Клана... в господине пропадает огромный талант!
     - Ты хочешь сказать - воровской?
     Ингила хотела горячо заверить, что имела в виду вовсе не это, а талант циркового фокусника... но тут сообразила, что голос у Сокола отнюдь не оскорбленный, а очень даже польщенный. Поэтому она воздержалась от уточнений и поднесла лепешку к губам господина.
     Они по очереди откусывали хлеб и мясо и запивали вином, пока не почувствовали, что сыты до отвала.
     Ралидж непонятно сказал в пространство:
     - Что ж, Заплатка, спасибо за угощение...
     - Я остатки в плащ заверну, - хозяйственно сказала Ингила, - и в темный угол запихну, чтоб не видно было...
     - Побыстрее, - бросил, прислушиваясь, Ралидж. - Бабуся вернулась.
     Подтянувшись, насколько позволили цепи, к дверному проему, пленники следили за сердито бормочущей старухой, укладывающей на поляне валежник, чтобы заново развести потухший костер.
     - Она одна, - шепнул Орешек Ингиле. - Попробуй с ней заговорить.
     - Зачем?
     - Затем, дура, что у нее ключ на поясе.
     - От наших цепей?
     - Нет, от королевской сокровищницы... Да не молчи, говори что-нибудь!
     - А почему я?
     - Она еще на тех уродов злится. Женщине охотнее ответит
     - Милостивая госпожа-а! - печально воззвала Ингила. - А что теперь с нами бу-удет?
     Старуха покосилась на дверной проем, откуда выглядывали головы пленников, и с ленивым презрением произнесла странные слова:
     Что будет с человеком - знают боги.
     Известно ль придорожному цветку,
     Чья на него пята наступит завтра?
     Ингила распахнула глаза, решив, что бабка свихнулась. А Орешек почти не удивился. Лишь приподнял бровь и отозвался так же лениво-равнодушно:
     Я вижу, госпожу мою однажды
     Судьбы причуда завела в театр?
     Фраза, на взгляд Ингилы, вполне безобидная, но старуха вскинулась, как от пощечины. Она швырнула наземь охапку валежника, подошла к сараю. Уперев руки в бока, грозно встала над пленниками и рявкнула в своей обычной манере, без витиеватых размеренных фраз:
     - Это тебя, полудурка, туда "судьбы причуда завела однажды"! А я там играла, понятно? Про аршмирский театр когда-нибудь слышал, псина ты в ошейнике?
     - Слышал, - дрогнувшим голосом ответил Орешек. - Лучший театр в Грайане. Тебя, коряга кривая, к сцене и близко не подпустили бы.
     Старуха замахнулась на связанного пленника... но не ударила, опустила руку. Лицо словно озарилось мягким светом.
     - Ну, я тогда моложе была... красивая такая... В "Принце- изгнаннике" играла. Моим партнером был сам Раушарни Огненный Голос!
     - Вей-о! И кого ты там играла? Четырнадцатую прислужницу королевы Арфины?
     - Дурак! Говорят тебе - молодая была, стройная, пышноволосая... Играла Прекрасную Луанни.
     - Ой, не могу! Ой, ты и врать, бабуся!.. Какая б ты там молодая ни была, но Луанни - это ж такая роль!.. Жабу тебе болотную играть, а не Песню Флейты!
     Почернев от гнева, старуха бросила руку на рукоять кистеня, торчащего из-за пояса:
     - Ты, ублюдок чумной крысы! Ты что там вякаешь? Я твой поганый язык с корнем выдеру и ножом к стене приколю!
     Ингила отпрянула, а Орешек, неустрашимый до наглости, просиял улыбкой навстречу разгневанной разбойнице:
     - Великолепно! Монолог в духе нежной и кроткой Луанни! Какое интересное прочтение роли! Еще кистень выхвати и над головой помаши! Жаль, Раушарни не видит!
     Бабка недобро сощурилась:
     - Ах так? Тебе надо - в духе Луанни?.. Ладно, гаденыщ получай!
     Она убрала руку с оружия, выпрямилась, взгляд уплыл куда-то поверх голов... И в воздухе затрепетал голос - нежный, глубокий, полный сердечной боли:
     Нет, мой любимый, не проси, не надо!
     Не страх в моих словах, и не гордыня,
     И не наивная девичья слабость...
     Чтоб быть с тобой, прошла б я босиком
     По снегу или углям раскаленным!
     Но плата непомерная за счастье -
     Своей любовью мир тебе затмить,
     Из нежных слов и ласк соткать тенета
     И спутать крылья сильные твои!
     Враги считают, что глупа Луанни,
     Годится лишь на роль приманки сладкой,
     Чтоб в клетку заманить тебя... Постой,
     Дай мне договорить! Ведь поцелуи
     Твои лишат решимости меня...
     Отвага тает... Путаются мысли...
     Прощай! Взгляни туда, на горизонт!
     Ты видишь, там рассветная полоска
     Так ярко и победно заалела?
     Пусть так же солнце славы и величья
     Разгонит ночь судьбы твоей жестокой!
     В седло, мой принц! В бессмертие скачи!
     Женщина смолкла, словно обессилев в борьбе с собой И тут же ей ответил мужской голос: низкий, хрипловатый, изнемогающий от страсти:
     Но если власть, и слава, и величье
     Не стоят слезки девочки моей,
     Грустящей тихо у ручья лесного?..
     Ты говоришь, любовь твоя - приманка?
     Злорадный смех врагов тебя тревожит?
     Но кто они для нас с тобой, Луанни?
     Так... стайка пауков из темной щели...
     Моя красавица, во всех балладах
     Звенят слова: "Любовь костром пылает".
     Избитая, затасканная фраза...
     А я сегодня понял: да, костром!
     Смотри, Луанни, как я в это пламя
     Бросаю без тоски, без сожаленья
     Мечты, что в черном холоде изгнанья
     Спасали от отчаянья и боли!
     Бросаю замыслы, что и меня
     Порой пугали царственным размахом,
     Бросаю память о печальном детстве,
     Об одинокой юности... В огонь!..
     А это что?.. Жемчужина ценнее,
     Чем все, что я швырнул в костер любви:
     Месть за отца... Смотри, моя Луанни:
     Рука не дрогнет... На костер ее,
     Кровавую, жестокую химеру!..
     Ну вот и все. Теперь я чист, Луанни.
     Я - это я. Без мишуры, без блеска.
     Я остаюсь у нашего ручья...
     Женщина, которую сейчас нельзя было назвать старухой, вгляделась в лицо мужчины так, словно ничего дороже ей в жизни видеть не приходилось и не придется, и ответила:
     Нет, милый! Память, и мечты о славе,
     И жажда мести, что меня пугает,
     В огне любви великой не исчезнут...
     А знаешь, почему? Все это - ты!
     "Я - это я", - сказал ты... Нет, любимый!
     Не сможешь ты самим собой остаться,
     Отвергнув все, чем жил, страдал, дышал!
     Ты не судьбу сейчас приносишь в жертву -
     Ты разрушаешь самого себя!
     В развалины души ворвется стужа,
     Любовь умрет - поверь, мой ненаглядный!
     А это страшный грех - убить любовь!
     Уж лучше за спиной оставь Луанни,
     Забудь свою "девчонку у ручья".
     Как сор, швырни в траву воспоминанья!
     Я соберу их - каждое мгновенье! -
     И буду помнить, помнить за двоих!..
     Отзвучали последние слова, на поляне воцарилась тишина. Ее разбили звонкие хлопки в ладоши.
     - Молодцы! - пронзительно закричала Ингила. - Ох, какие молодцы!..
     Старуха и Орешек, как по команде, обернулись к своей маленькой "публике" и величественно кивнули. Связанный по рукам и ногам Орешек при этом выглядел весьма комично, но не замечал этого.
     - У меня было такое платье... - блаженно улыбнулась старуха. - Белое, с огромными васильками... Я сидела в траве, вокруг были такие ромашки... А Раушарни стоял рядом...
     - Во имя Хозяйки Зла! - заявил вдруг Орешек с явным отвращением. - А я-то, дурак, почти поверил, что ты и впрямь играла Луанни...
     Обе женщины с негодованием уставились на грубияна.
     - Да, ты могла бы сыграть, - с полупрезрительной снисходительностью протянул Орешек. - У тебя неплохо получается... выразительно... но надо же чувствовать сцену! Травка... Ромашки... Когда эту пьесу играли мы - усаживали Луанни на большой валун!
     Женщины недоуменно переглянулись. Какая разница, на чем сидит героиня пьесы?..
     - Стало быть, Раушарни стоял рядом с тобой? На коленях стоял?
     - Ты что, сдурел? Он же принца играл! Ему нельзя было на коленях!..
     - Ага-а! - протянул Орешек въедливым тоном судьи, поймавшего преступника на противоречивых показаниях. - Он дальше говорит: "Позволь припасть пылающим челом к ручьям твоих прохладных белых ножек!.. " И кланяется Луанни в ноги! Это как же его должно скорчить, если ты сидишь на полу, а ему, бедняге, и на колени встать нельзя?
     - Кланялся! - завопила старуха. - Я вот так сидела... колени к подбородку... - Она плюхнулась на траву, коричневая домотканая юбка веером легла вокруг грубых стоптанных сапог. - Вот так свои ноги обнимала... А он - лицом мне в колени... У него лютня в руках была, он на лютню чуть опирался... изящно так...
     - Да сроду Раушарни такой трюк не проделать!
     - Дурень, он ведь моложе был, спина лучше гнулась!
     - Все равно б не вышло! Он высокий, с меня ростом... это как же ему нужно было гнуться?
     - Да, ростом он, пожалуй, с тебя... А ну вставай! Вставай, кому сказано! Сейчас примеримся...
     Старуха вошла в сарай, рывком за цепь заставила Орешка подняться на ноги.
     - Вот я сажусь... Да стой ровно, пенек неуклюжий!
     - Сама бы так постояла... со связанными-то ногами! - зло ответил Орешек и через голову бабки бросил Ингиле странный взгляд. Словно просил сделать что-то... Но что?
     Девушка в отчаянии огляделась - и сразу взгляд наткнулся на вбитое рядом в стену кольцо со змеящимся длинным обрывком цепи...
     Правильно! У нее-то руки свободны... Вот только как добраться до цепи, чтобы бабка не заметила?
     Тем временем Орешек неловко ткнулся головой в сторону старухиных колен, упал, перевернулся на бок и, не вставая, заорал во весь голос:
     - Грымза! Актриса с большой дороги! Корова старая! В ромашках она восседала! А принц через нее кувыркался!
     Под эти крики Ингила подвинулась к соседнему кольцу. Это осталось незамеченным для бабки, которая продолжала упрямо возражать:
     - Сам дурак! Говорю тебе - он на лютню...
     Старуха недоговорила. Два крайних звена цепи аккуратно хлестнули ее по макушке. Всхлипнув, старуха осела к ногам Ингилы.
     Когда вредная карга очнулась, она была уже опутана веревкой, а рот ее был завязан полосой от подола юбки. Разбойница завозилась и свирепо замычала, но не устрашила этим пленников, которые уже освободились от цепей.
     - Пошли! - скомандовал Ралидж, отшвыривая ненужную Уже связку ключей и набрасывая на голые плечи свой плащ с меховой оторочкой.
     - Ты, бабушка, не сердись, - почти виновато сказала Ингила. - Ты хорошо роль сыграла, правда-правда-правда! Я чуть не разревелась!
     - Еще извинись за то, что она тебе к горлу нож приставила! - бормотнул Орешек.
     Бывшие пленники покинули было поляну, как вдруг Орешек хлопнул себя по лбу - мол, забыл! Поспешно вернулся к дверям сарая, нагнулся над связанной старухой и произнес серьезно, с глубоким чувством:
     Тебе лишь кажется, что я свободен.
     Да, руки не в цепях... но разум, сердце
     Всегда к тебе одной стремиться будут,
     И этого уже не изменить.
     Моя душа с тобою остается.
     Прощай, моя последняя любовь!
     И в несколько прыжков догнал негодующую Ингилу.
     - Зачем моему господину понадобилось издеваться над старухой?
     - И не думал издеваться! - удивился Орешек. - Просто не хотелось оставлять сцену скомканной. Уверен, бабка меня поняла правильно.
     - А для кого было стараться? Зрителей-то нет...
     - Зрители есть всегда. Они смотрят на нас каждое мгновение - до погребального костра. Только мы об этом все время забываем... Да, а куда мы идем? Меня-то без сознания сюда приволокли...
     - Ничего, я запомнила дорогу. По пути прихватим одежду, чтоб не в таком позорном виде на постоялый двор заявиться... - Циркачка, чуть склонив головку набок, бросила на спутника задорный взгляд и спросила с лукавым намеком: - А может, заодно... искупаемся? Очень бы не помешало после всех этих приключений, а?
     Орешек ухмыльнулся и, не ответив озорнице, весело запел:
     Угощала курочка
     Ястреба пшеном.
     Радовалась, дурочка,
     Что они вдвоем.
     Рассыпала зернышки...
     Ну а поутру -
     Беленькие перышки
     По всему двору...
     Ингила отвела в сторону загадочный, многообещающий взгляд - мол, там видно будет! - и перевела разговор на другое:
     - Мой господин так красиво читал стихи... Если б я не знала, что имею дело с Сыном Клана, и впрямь бы поверила, что он играл главную роль в "Принце-изгнаннике"... на сцене аршмирского театра...
     Прикусила язычок, быстро глянула в лицо спутнику: не рассердился ли за дерзкие слова? И увидела: Сокол улыбается мягко, задумчиво.
     - Ну что ты... такая роль!.. Я мечтал, но не довелось... В этой пьесе я играл слугу. У меня были целых три строчки:
     Мой господин, пора! На горизонте
     Уже зари сиянье разлилось,
     И кони бьют копытом в нетерпеньи...
     Ингила округлила глаза, отшатнулась. Да кто же он, этот человек?

23

     Дракон снижался, черный и тяжелый, как грозовое облако. Удары широких крыльев поднимали ветер