ал  скупое,  едва  заметное
движение.
 Человек на троне мгновенно отреагировал на знак:
 - Оставь нас, Хафар.
 Тот  из вошедших, что  был  постарше, оставил  открытой дверь в комнату
мага и, шурша коричневыми одеждами, пересек просторный тронный зал. Он вышел
через небольшую дверь в противоположной стене и закрыл ее за собой.
 Человек на троне не отрывал от мага взгляда темных-темных глаз.
 - Господин Хан, Глаз Эрлика снова движется из Аренджуна на юг.
 - Что? Хорошо!
 -  Я  увидел  в  хрустальном шаре, что  он  находится  в  руках  одного
иранистанца и того самого человека, который отобрал его у Хисарр Зула... и у
Испараны.
 Лицо Актер-хана частично утратило румянец.
 - Иранистанец! Да сохранит нас Эрлик! Зафра - у кого из них Глаз?
 Волшебник стоял  теперь перед троном,  у подножия платформы, на которую
вели ступеньки, покрытые ковром  того же синего цвета, что  и верхний халат,
или
 платье хана. Взгляд мага перенесся на стену сзади и слева от трона. Там
висел  меч в  ножнах кроме него, на  стене ничего не было.  На  его рукояти
сверкали самоцветы. Ножны опирались  на  две скобы, которые  были золотыми -
или  позолоченными. Холодные змеиные  глаза мага встретились со взглядом его
хана.
 -  Увы,  мой  господин,  мои  возможности  не  беспредельны.  Эти  двое
путешествуют вместе,  и  я  могу  быть  уверен  только  в  том,  что  амулет
путешествует  с ними.  Только если  они разделятся, я узнаю, у  кого  из них
Глаз.
 - Тебя здесь хорошо содержат, Зафра, - сказал Актер-хан. - Твоя комната
примыкает к самому тронному залу. По  твоему сигналу я выслал отсюда  всех и
по твоему знаку  отпустил своего визиря! Ты здесь ни  в чем  не  испытываешь
недостатка. Мне нужно больше сведений.
 Зафра почувствовал, что ему следует  поклониться, - пусть  коротко и не
очень низко.
 - Ни один человек в мире не мог бы сказать тебе столько, сколько  я уже
сказал,  господин  Хан  Замбулы. В этом  я  клянусь своей  бородой  и  своей
властью! Глаз  Эрлика  распространяет вокруг себя некую ауру, потому что это
предмет,  созданный с  помощью колдовских чар. Однако, если бы он  находился
среди  трех  человек,  или даже десяти,  то  даже наиболее сведущий из  этих
прославленных волшебников  покрытой сенью демонов Стигии не смог бы сказать,
в чьих руках он находится, до тех пор, пока этот человек  не отделился бы от
других. Я определил местоположение амулета,  господин Хан. Я могу следить за
ним по мере его  приближения.  Я это сделаю. Сейчас он далеко от нас. Кто бы
из этих двоих ни владел им,  мы  сможем легко  отобрать его, как  только они
подъедут  на  достаточно  близкое  расстояние. А пока что,  Актер-хан, - они
приближаются к нам, и нам не нужно ничего предпринимать. Я буду наблюдать.
 - Если только  они не свернут  к востоку, чтобы обойти Замбулу стороной
по пути в Иранистан!
 - Я  буду  поддерживать наблюдение, мой господин. Я считаю,  что сейчас
они находятся к югу от Дороги Королей.  Однако, если они повернут на восток,
к морю, наши люди все равно никаким образом не доберутся туда раньше них.
 Пальцы  Актер-хана   забарабанили   по  покрытому  серебряной   резьбой
подлокотнику трона его ногти стучали по дереву.
 - Наблюдай за этими двоими, Зафра, и докладывай мне три раза в день, не
реже. Даже чаще, если они изменят направление или если ты установишь, кто из
них везет Глаз.
 -  Да,  Хан Замбулы. Конечно.  По крайней мере, теперь  мы  знаем,  что
амулет снова держит путь в нашу сторону.
 - Или в сторону Иранистана. Этого не должно случиться!
 - Они в неделях пути от нас, господин Актер. Мы узнаем. Моему господину
не нужно волноваться. Я буду держать тебя в курсе.
 -  М-м-м.  И до сих  пор не знаем  ничего о Карамеке  и  Испаране. Чума
забери... Хафар!  Хафар!! Лучше,  если я сделаю  еще одно  подношение храмам
Эрлика и Йога, потому что, без сомнения, какой-то бог сердит на меня, и я не
могу поверить, что это Хану-ман! Хафар!
 Когда Хафар вошел, маг Зафра уже покидал  зал, а Хан Замбулы извернулся
на троне,  чтобы  посмотреть  на  висящий  на  стене  меч.  Он  делал это по
нескольку  раз  в  день,  и  Хафар постоянно гадал, что означал  меч для его
господина и каким был источник влияния Зафры.
 Зафра  тем  временем  закрыл за  собой  дверь  и  прислонился спиной  к
панелям, пристально глядя  на ожидающую его женщину. В тот момент, когда  он
запер дверь на  засов, женщина  улыбнулась и  позволила своему единственному
одеянию упасть аметистовой горкой у ее ног.
 - Чиа, - выдохнул он. - Тебе не следовало приходить сюда. Я что, должен
начать запирать дверь в коридор?
 Она лениво улыбнулась и повела бедром, на котором лежала тонкая золотая
цепочка,  опоясывающая  снизу  изгиб живота с голубой ямкой пупка. Это  было
все, что на ней было надето, если не считать колец, которые, как  и медальон
Зафры, были подарком ее господина - хана.
 - Но кто может держаться в стороне? - мягко спросила она. - Иди  сюда и
заставь свою Тигрицу мурлыкать.
 Человек, которому оказывал предпочтение Хан Замбулы, подошел к женщине,
которой оказывал предпочтение тот же самый хан.
 7. ИСПАРАНА ИЗ ЗАМБУЛЫ
 Спокойно,  Железноголовый  мы уже снаружи, ребятки. Как  ты  и сказал,
Конан. Мы прошли
 через весь этот  населенный призраками перевал и не увидели даже следов
духа или  песчаного чудовища. Я прошу прощения за то, что сомневался в тебе.
Да что  там, ты герой! Это сократит путь от Замбулы до Заморы на целый день,
а то и больше,
 Конан кивнул, покачиваясь в такт  движениям своей лошади. Он чувствовал
себя героем, очень  кстати забывая о  том, что два месяца назад его  погнало
через  этот перевал  смерти чистое  безрассудство и  не поддающееся  никакой
логике упрямство. Выбросил он  из головы и тот факт, что  только везение или
какой-то другой своенравный бог  не дал  ему  стать просто очередной жертвой
духа, который так долго рыскал в ущелье, прорезающем Драконовы Холмы.
 - Сначала, - сказал он, -  нужно будет убедить путников в том, что этот
перевал безопасен. Я считаю, что нам лучше пока держать при себе то,  что мы
знаем, Хассек.  Замбулийцы могут задать слишком  много вопросов. Мне кажется
странным, что после того, как ты вернулся с  амулетом в Аренджун,  и показал
его Хисарру, и убил Хисарра...  кажется странным, что ты потом снова оставил
Аренджун и поехал в пустыню, чтобы закопать там Глаз.
 - Сомневаешься в моем слове, а, Хасс? Хассек слегка потянул левый повод
и оглянулся через  плечо на своего попутчика,  который поправлял повязку  на
лбу.  Хассек  был  не так  уж  далеко  впереди правый  бок  Железноголового
практически терся о нос лошади Конана. Киммериец дал этому гнедому животному
имя Гнедыш.  Оно вполне выполняло свое назначение. Другую лошадь  он называл
Лошадь.
 - С большой  осторожностью отношусь к этому, ты, сын киммерийца, потому
что ты едешь у меня за свиной!
 Конан улыбнулся, потом засмеялся.
 - Ну  ладно. Если бы мой рассказ был ведром,  то  в нем было бы столько
дыр, что там  не задержались бы и две капли воды. Я не закапывал Глаз Эрлика
в пустыне.
 - Ты спрятал его в Аренджуне? - Хассек хлопнул себя по лбу. - Вместе  с
лошадьми! Конан покачал головой.
 - Он  все это время  был при  мне, Хассек. Хассек  выругался - на  двух
языках  и  упоминая четырех  разных богов.  Конан  ухмыльнулся  и  кивнул со
знанием  дела. Человеку  полезно ругаться, а способность разнообразить языки
может здорово помочь.
 - Но почему...
 -  Мне показалось  неплохой идеей  позаботиться  о  том, чтобы  мы  оба
оставались беглецами и  выбрались из Шадизара - и проехали мимо Аренджуна, -
прежде чем я сообщу тебе, что эта  штуковина у  меня, Хасс. Когда мы с тобой
наедине, я думаю, я могу с тобой справиться.
 - Хитрый варвар с холмов! - иранистанец усмехался.
 - Коварный похититель с гор" - Конан тоже усмехнулся и покачал головой.
А лошади размеренно шли вперед, все время на юг. За крупами вьючных животных
линия острого хребта  холмов, называемых  Драконовыми,  словно  съеживалась,
сжималась, уменьшалась в размерах.
 - Эй! Подержи мою лошадь!
 Хассек перебросил  поводья  вперед  через голову  лошади  так, что  они
волочились  по земле, и, махнув ногой  вверх и  назад,  соскочил с седла. Он
побежал, и в его руке сверкнул кинжал Конан наблюдал за  тем, как он метнул
его. Покинутая  лошадь стояла и  глядела  в пустоту. Кинжал полетел точно  в
цель, и Конан кивнул и поджал  губы. Ему лучше не забывать о том, что Хассек
умеет бросать нож!
 Иранистанец вернулся, ухмыляясь и скрипя сапогами по песку. В  руке  он
нес добычу: маленькую уродливую ящерицу.
 - Свежее мясо на обед, - объявил он.
 - Уф, - отозвался Конан.
 -  Ну тогда  объедайся этой  проклятой  солониной,  -  сказал Хассек  и
просунул ящерицу в петлю на голенище сапога,  прежде чем вскочить  в седло с
высокой задней лукой и удобно в нем устроиться.
 Конан ничего не сказал он знал, что когда они поджарят эту ящерицу над
парой верблюжьих "лепешек", подобранных по дороге,  она будет пахнуть так же
хорошо, как самая лучшая говядина, и он съест ее с превеликим удовольствием.
Они  ехали  дальше. Солнце  глядело  на  них  сверху вниз огромным  пылающим
глазом. Нос Конана облупился уже несколько дней назад. А вчера облупился еще
раз.
 - Конан,  - насчет этой Испараны. После  всего, что, как ты сказал мне,
она  сделала  -  вероломная дрянь! - ты  все-таки  освободил ее из рабства и
передал своим... самаррским друзьям.
 - Я не желаю рабства никому, Хасс.  Она  служила своему  господину, а я
был  ее соперником, ее врагом.  Я имею в  виду, что я и сейчас ее враг!  Она
пыталась служить ему хорошо. В моей власти было  освободить ее или обречь на
рабство. Я вовсе не настолько ее  ненавижу, поэтому я  сделал то, что должен
был сделать.
 - Что ты считал, что должен был сделать.
 Конан стянул с головы повязку и выжал из нее пот.
 - Для киммерийца это одно и то же. Он, моргая, вернул повязку на место.
 - Я бы не освободил ее, - задумчиво признался Хассек. - Для иранистанца
это не одно и то же.
 - Я буду помнить об этом, Хассек из Иранистана.
 - Конан! - голос Хассека звучал обвиняюще, с притворным упреком.
 - Просто держись  чуть впереди,  где  я могу видеть тебя, Хассек,  друг
мой.
 * * *
 Много дней,  сверкающих,  раскаленных солнцем дней спустя Конан все еще
не ответил на расспросы Хассека о местонахождении амулета Хассеку казалось,
что  он догадался и он все еще  скакал чуть  впереди,  когда они выехали из
длинной "ложбины", образованной двумя барханами. Запасы воды были на исходе,
и оба путника, наконец, признались в своей озабоченности.
 Иранистанец первым встретился  с парой, едущей навстречу.  Все трое - и
две лошади - были очень удивлены и сбиты с толку.  Руки напряглись и дернули
поводья, послышалось звяканье сбруи и скрип кожи.
 Конан, выглядывая из-за спины иранистанца, увидел солдата с раздвоенной
бородой, в  остроконечном  шлеме,  и  рядом  с  ним  и чуть сзади - всадника
поменьше ростом, закутанного в джеллабу, капюшон которой прикрывал его лицо.
Первые слова донеслись со стороны этого невидимого лица.
 - Сарид! Это он - Конан!
 - Какого...  -  Хассек,  произнося  это слово, уже  протягивал  руку  к
противоположному боку, чтобы выхватить клинок. Его  лошадь нервно перебирала
ногами.  Желтые  грязные широкие  шаровары  иранистанца  слегка трепетали на
слабом теплом ветру.
 Сарид выхватил меч первым, подстегнутый словами своего попутчика.
 Ильбарсский нож иранистанца еще  не совсем покинул ножны,  когда клинок
меча  Сарида  нанес   удар  с  оттяжкой  через  лицо   Хассека.  Тот  что-то
пробормотал,  захлебываясь  хлынувшей кровью, и  дыхание, образующее  слова,
которые он не мог выговорить, превратило кровь в красную пену. Куски языка и
губы соскользнули вниз по груди его кафтана.
 Он  отшатнулся  назад обратный  удар Сарида  с чмокающим  звуком  вбил
лезвие клинка сбоку в голову иранистанца.
 Сариду пришлось торопливо высвободить  свой меч,  когда Хассек качнулся
назад  и в  сторону и вывалился из седла.  Его лицо  было ужасающим  образом
разворочено, рот искромсан первым ударом, а одна сторона головы - вторым. Он
ударился  о песок со  звуком,  похожим на тот, что  издает мешок  с  зерном,
упущенный неосторожным грузчиком и плюхнувшийся в лужу. Хассек бил руками по
земле, извивался, издавал отвратительные хлюпающие звуки.
 Прошло  всего несколько секунд. Сухой теплый ветер трепал одежды. Конан
был уверен, что Хассек не будет страдать долго, и знал также, что никогда не
оставит его жить с таким лицом.
 Лошадь  Хассека,  стоящая  в  устье   небольшого  прохода  между  двумя
барханами, взвилась на  дыбы,  когда  Сарид  попытался  рвануться вперед. Он
нанес  удар Хассеку, услышав крик своего  попутчика, и  нанес его, не думая
теперь опытный солдат  увидел истинную цель. Испарана рассказала ему  все об
этом  громадном  собачьем сыне из Киммерии. Сарид попытался проскочить  мимо
поднявшейся на дыбы лошади  без всадника.  Она попятилась на лошадь  Конана.
Киммериец выругался,  вцепился в поводья и быстро  выхватил  меч. Вспомнив о
поводе,  к которому были привязаны  вьючные лошади, он протянул руку назад и
сдернул его  с высокой задней  луки  своего седла.  Кожаный ремень  упал  на
землю животные остались стоять на месте, хотя  и  беспокойно переминались с
ноги на ногу.
 - Проклятая тупая скотина, убирайся... прочь! - бушевал Сарид, стараясь
объехать  потерявшего  всадника  Железноголового.  Лошадь  заржала  и  снова
поднялась на дыбы.
 За  спиной  Сарида  Испарана сбросила  свой  капюшон.  Она  теперь тоже
сжимала в кулаке меч костяшки ее пальцев побелели, туго обтянутые кожей. На
земле извивался Хассек.  Его лошадь по-прежнему  разделяла Конана и Сарида у
самого въезда в лощину.
 Пронеслось  еще  несколько секунд. Слегка  перегнувшись  в седле, Конан
ударил  лошадь  Хассека в  самый последний момент он вывернул запястье так,
что меч с громким хлопком плашмя ударился о круп Железноголового.
 С почти человеческим  криком  животное,  не  разбирая  дороги, ринулось
вперед. И  поэтому его плечо ударило лошадь Сарида чуть позади выгибающейся,
покрытой длинной гривой  шеи,  -  а Железноголовый  продолжал  двигаться. Он
силой пробил себе  дорогу, и  его плечо, а потом седло почти оторвали Сариду
ногу. Солдат закричал таким же высоким и нечеловеческим голосом, как до него
лошадь.
 Потом Железноголовый  пронесся  мимо  Испараны,  а  Сарид  уже  не  мог
справиться ни с лошадью, ни с собой он шатался в седле, его лицо искажалось
гримасами, и Конан  ударил своего  скакуна обоими каблуками, а потом  плотно
прижал их. На ногах киммерийца вздулись мускулы.
 Его лошадь дернулась вперед, вслед за животным, которое она знала  и за
которым следовала всю дорогу  от Шадизара. И Конан нанес удар -  справа, над
шеей Гнедыша, мимо собственной груди и в левую руку Сарида.
 Клинок   вошел   глубоко.  Обе   лошади  в   это   время  двигались   в
противоположных направлениях. Лезвие меча застряло,  погруженное  в  мышцы и
кость. Рука Конана оказалась переброшенной через его грудь и
 прижатой  к ней. Его лошадь продолжала двигаться. Конан заворчал, и его
тело изогнулось. Лошадь неуклонно продвигалась вперед. Конан, уже потерявший
равновесие, наконец в отчаянии выпустил меч - слишком поздно. Он упал.
 Левое  заднее копыто высокой  гнедой  лошади  Сарида просвистело в двух
пальцах от головы киммерийца.
 Гнедой  пошел рысью  - теперь его ничто не  сдерживало, ибо  левая рука
Сарида была наполовину  отделена от тела,  и бьющая из нее  кровь сверкающим
потоком окружала клинок, торчащий из раны. Потом гнедой понесся галопом мимо
вьючных  лошадей  Конана,  которые все  еще стояли  в  узком  проходе  между
барханами. Места было недостаточно гнедого это не волновало. Сарида вышибло
из  седла выступающим в сторону тюком. Он  тяжело упал наземь. Меч, торчащий
из его руки, стал словно бы короче.
 Сарид  изменил  своей  присяге   солдата  Турана  из  желания  обладать
Испараной, побуждаемый к лихорадочному безумию  похотью, льстивыми речами  и
обещаниями награды,  затмевающей даже ее соблазнительную особу. Он  пошел  в
бессмысленную атаку, убил Хассека, который был ему  совершенно незнаком... и
потерял левую руку и способность владеть левой ногой.
 А теперь шарахающаяся  в панике вьючная лошадь наступила ему на грудь и
вдавила ребра внутрь.
 Конан  тем временем тяжело  шлепнулся  на песок.  Извернувшись в момент
столкновения  с землей,  он  был на ногах через две секунды.  Он  потерял  и
лошадь, и меч, а другая лошадь чуть было не наступила на него. Он был зол до
такой  степени, которая граничила с  безумием. Обернувшись туда,  откуда  он
приехал,  он  уставился  на  круп  лошади  Испараны.  Длинный  черный  хвост
животного развевался сзади, как знамя, как манящий вымпел.
 Огромный   киммериец  зарычал  и  совершил  безрассудный  поступок.  Он
схватился за этот длинный струящийся хвост обеими руками  и уперся  ногами в
землю.
 Через  мгновение  его каблуки глубоко утопали в песке,  а конский волос
резал ему пальцы.
 Животное  взвизгнуло,  дернулось  так  резко,  что   женщина   в  седле
покачнулась, и остановилось. Оно напрягло все мускулы, всхрапывая, - и Конан
устоял!
 Всадница,  повернувшись  над высокой задней лукой седла,  сделанного из
кожи,  натянутой  на  деревянную основу,  откинулась  назад, чтобы  рубануть
Конана  своим  мечом,  который  был  изогнут  на  восточный  манер:  клинок,
способный нанести резаную рану. Хвост ее коня был роскошно длинным, и Конан,
тянущий за него,  стоял на довольно  большом расстоянии.  Он был как раз вне
досягаемости острия ее меча. Она сделала еще одну попытку.
 То,  что  она перенесла вес назад, вместе  с  ее  резкими движениями  и
дергающим  за хвост Конаном  заставило животное взвиться на  дыбы, перебирая
передними ногами в воздухе.
 Конан, по-волчьи ухмыляясь, разжал руки в тот самый миг, когда Испарана
кубарем свалилась на него. Они покатились  по  земле,  мужчина  и  женщина в
длинных  одеждах. Оба  сыпали  проклятиями.  Пострадавшая  лошадь оглянулась
назад, сверкая белками больших вращающихся глаз, которые, казалось, отражали
ее оскорбленные чувства.  Потом  она  отвернулась  и  обменялась взглядами с
вьючными животными. Одно из них - то, у которого правое переднее копыто было
в крови,  - негромко фыркнуло. Конь Испараны  фыркнул в  ответ. В нескольких
ярдах от него  Конанов гнедой оглянулся  назад и  качнул головой  его сбруя
зазвенела. Он тоже издал это негромкое мягкое фырканье, потом поднял морду и
заржал. В четверти мили от этой сцены Железноголовый услышал его и, замедлив
бег,  остановился.  Потом  он  повернулся, поглядел  туда, откуда прискакал
качнул головой громко заржал.
 Испарана   и  Конан   барахтались  и  катались  по  песку.  Когда   они
остановились на мгновенье,  она была  сверху.  Она вскочила и уселась ему на
грудь мелькнули колени в желтых шароварах ее  меч взлетел вверх. Ненависть
и жажда убийства сделали  ее  глаза  безобразными, а солнце высекало из  них
искры, так же, как и из ее изогнутого полумесяцем клинка.
 Конан увидел блеск этих ненавидящих, безумных глаз, однако сверкание ее
меча представляло  гораздо более безотлагательный интерес. Он выбросил вверх
руки в тот самый момент, когда она ударила.
 Ее запястье упало в его правую ладонь, словно весло в уключину.  Вся ее
рука содрогнулась от столкновения и застыла, словно налетела на камень. Рука
Конана держала,  останавливала ее  руку,  и  его  ладонь  сомкнулась.  Потом
сжалась.
 Другая его рука вытащила ее кинжал.
 Испарана почувствовала, как  кости ее запястья  трутся друг  о  друга и
пальцы  разжимаются против ее  воли  она  застонала, и ее скимитар  отлетел
прочь. Она увидела,  как ее  собственный кинжал, сверкая,  метнулся к ней, и
закричала: "Нет!" -  и  в это время Конан нанес  удар - удар, распоровший ее
джеллабу снизу доверху.
 Под этой одеждой пустыни на ней не было ничего, кроме льняной нагрудной
повязки  и  низко  опущенных  на