в    своем
распоряжении - риск слишком опасен. Апокалипсис доказал это.
    Поэтому мы имеем взамен  трудовую  армию  -  а  для  вас  это
означает, что ваши обязанности по  службе  связаны  отныне  не  с
подготовкой к  войне,  а  с  подготовкой  мира.  Это  возможность
трудиться не только здесь, но в любом  месте  планеты,  если  вам
захочется, бороться с причинами войны, а не с ее симптомами.
    Уайтлоу резко прервался. Он засунул руки в карманы пиджака  и
вернулся к доске. Он стоял  там  спиной  к  нам,  глядя  на  свои
заметки на кафедре.  Он  стоял  так  достаточно  долго,  чтобы  в
классной комнате стало  неуютно.  Некоторые  обменялись  нервными
взглядами. Не оборачиваясь, Уайтлоу спокойно сказал: - Пол, у вас
вопросы?
    Пол Джастроу сидел в конце комнаты. Как Уайтлоу увидел? - Да,
- сказал Пол, вставая. - Я прочел здесь, -  он  показал  один  из
текстов, - что наша ситуация напоминает Германию после  окончания
первой мировой войны, правильно?
    Уайтлоу повернулся. - Каким образом?
    - Ну, мы наказаны  за  развязывание  войны.  Поэтому  нам  не
позволяется иметь некоторые виды вооружений, которые  могут  быть
использованы для развязывания другой войны, верно?
    Уайтлоу кивнул. - Небольшое дополнение - в нашем  случае  это
не наказание. Это обязательство.
    - Да, - сказал Пол. -Я понимаю - но условия те же  самые,  не
важно как назвать это. У нас нет настоящей армии - той, что носит
оружие. - Он, похоже, сердился.
    - Только внутренние войска, конечно, - заметил Уайтлоу. -  Но
по существу вы правы. Так в чем вопрос?
    - Я перехожу к нему. Эта "трудовая армия", -  он  произнес  с
презрением, - звучит ужасно похоже на то, что было у немцев после
первой мировой. У них были такие же рабочие лагеря  и  молодежные
группы,  они  упражнялись  с  лопатами  вместо  ружей,  выполняли
общественные работы  и  всякое  такое.  И  все  это  была  просто
подделка, потому что  когда  пришло  время,  парни  бросили  свои
лопаты, подняли винтовки и снова превратились в настоящую  армию.
И мы знаем чем все это обернулось.
    - Да, - сказал Уайтлоу. - Ну и?
    - Так как же с так называемой трудовой армией? Я имею в виду,
не могут ли они быстро превратиться в военную силу?
    Уайтлоу улыбнулся.  По  некоторым  причинам  это  делало  его
взгляд угрожающим. - Ага, - сказал он, прямо глядя на Пола.
    - Ну?..., - спросил Пол.
    - Что ну?
    - Это все намеренно?
    -  Не  знаю.  -  Тон  Уайтлоу  был  обычным.   Наверное,   он
действительно не знал.
    -Ну, значит ли это, что трудовая армия - фальшивка?
    - Так ли?, - спросил Уайтлоу. - Скажите сами.
    Пол глядел неуверенно. - Я не знаю, - сказал он.
    Уайтлоу  постоял  немного,  ожидая.  Он  посмотрел  на  Пола,
оглядел комнату и всех нас, затем снова посмотрел на Пола. -  Это
наблюдение, Пол, или вопрос заключается в чем-то еще?
    - О, да. Вопрос в  другом,  но  я  не  знаю  в  чем  он.  Это
просто... я не могу понять...
    - Я вижу. Спасибо за честность  -  это  хорошо.  Позволь  мне
задержаться на этом секунду. Начнем с фактов  о  трудовой  армии.
Там  люди,  делающие  вещи.  Люди,  делающие  вещи,  охранительно
относятся  к  вещам,  которые   они   сделали.   Это   называется
территориальностью. Они могут стать очень хорошими солдатами. Да,
возможность этого есть. Трудовая армия может быть преобразована в
регулярную военную силу в  срок...  -  о,  позвольте  мне  только
взглянуть-  что  говорится  в  отчете...  -  он   устроил   целое
представление: повернулся к клипборду, нашел нужную  страницу.  -
... ага, в срок от двенадцати до шестнадцати недель.
    Он помедлил. Пустил  это  укорениться.  Он  оглядел  классную
комнату, встретив взгляд каждого, кто осмелился смотреть на него.
Я думаю, мы были скованы ужасом; я - точно был. Это  был  не  тот
ответ, который я хотел услышать. После  длинной,  неуютной  паузы
Уайтлоу спокойно спросил: - Так что? - Он снова прошагал в  центр
комнаты. - Вопрос не в том, почему такая  возможность  имеется  -
потому что всегда есть возможность военного авантюризма -  вопрос
в том, что мы должны делать с этим?
    Никто не ответил.
    Уайтлоу улыбнулся нам. - Вот о чем наш курс. Ответственность.
Вскоре она навалится на вас. Ваше задание - посмотреть,  как  вам
нравится управляться с нею. Что бы вы сделали с армией? Это  ваше
орудие. Как вы хотите его  использовать?  Мы  поговорим  об  этом
завтра. Благодарю вас, на сегодня все. - Он повернулся к кафедре,
взял свой клипборд и вышел из комнаты.
    Э? Мы сидели и смотрели друг на друга. Что это было?
    Патрисия выглядела несчастной.  -  Мне  это  не  нравится,  -
сказала она. - И я все  еще  не  знаю,  что  мне  делать  с  моей
призывной комиссией.
    Кто-то подтолкнул ее. - Не беспокойся,  -  сказал  он.  -  Ты
что-нибудь придумаешь. У нас есть время.
    Но он был не прав.
    У нее не было времени - и ни  у  кого  из  нас.  Через  шесть
месяцев  она  была  мертва.  Как  и  большинство  моих   школьных
товарищей.




                        8

    Когда   эпидемии   чумы   появились   впервые,    медицинская
общественность   предполагала,   что   они   имеют   естественное
происхождение,  простые  мутации   известных   болезней.   Отсюда
названия: черный перитонит, африканская корь, ботулоидный  вирус,
коматозис и энзимная реакция 42 - последняя была  особенно  злой.
Они были так вирулентны и распространялись так  быстро,  что  все
были идентифицированы только впоследствии.
    Я помню, как хмурился  папа,  читая  газету  каждую  ночь.  -
Идиоты, - бормотал он. -  Меня  удивляет  только,  как  этого  не
случилось раньше. Конечно будет чума, если  соберется  так  много
людей в месте вроде Калькутты.
    Через пару недель хмурость сменилась озадаченностью. - Рим? -
сказал он. - Мне казалось, итальянцы более осторожны.
    Когда она поразила Нью-Йорк, папа сказал: - Нита, я думаю, мы
должны подняться в  хижину  на  пару  недель.  Джим,  ты  конечно
поедешь с нами.
    - Но у меня школа...
    - Можно пропустить ее. Я думаю, надо вызвать и твою сестру.
    Сначала доктора думали, что они имеют  дело  только  с  одной
болезнью, но с дюжиной противоречивых симптомом. Они думали,  что
она принимает различные формы, подобно бубонной и легочной  чуме.
Потом они думали, что ее нестабильность вызывается  мутациями.  У
каждого была своя теория: переносчиками были  воздушные  лайнеры,
мы  должны  разом  прекратить   все   воздушные   путешествия   и
изолировать  болезнь.  Или  бактериологи   окончательно   развили
широкую устойчивость  к  антибиотикам;  мы  не  должны  были  так
свободно применять их. Или это все эксперименты  с  четырехмерной
физикой; они изменили атмосферу и  стали  причиной  жутких  новых
мутаций.  Штучек,  вроде  гигантских  тысяченожек   и   пурпурных
супергусениц.
    Первая волна прошла по стране за неделю.  Во  многих  случаях
она переносилась беженцами с  восточного  побережья,  но  так  же
часто распространялась абсолютно невозможными прыжками. Самолеты?
Или что-то еще? Ниоткуда не было прямого воздушного сообщения  да
Кламата, Калифорния, но этот город вымер раньше Сакраменто.
    Я помню одно сообщение: ученый - я забыл его имя - утверждал,
что это биологическое оружие.  Он  говорил,  что  есть  два  вида
агентов: Y-агенты, для которых  есть  вакцины  и  антитоксины,  и
X-агенты, от которых защиты нет вообще. По-видимому, говорил  он,
некоторые  из  Х-агентов  были  выпущены,  либо  случайно,   либо
террористами. Другим образом невозможно объяснить такую внезапную
вспышку глобальной неуправляемой Смерти.
    Идея быстро стала широко распространенной. В ней  был  смысл.
Через несколько дней вся страна гудела. Кричали о возмездии. Если
нельзя убить микроб, по крайней  мере  можно  ударить  по  врагу,
ответственному за его освобождение.
    Однако - кто же это был? Не было способа узнать. Кроме того -
и эта мысль была ужасна - а вдруг эти клоны наши?  В  такое  тоже
готовы были поверить многие.
    Потом все пошло вразнос и по-настоящему  быстро.  Мы  слышали
кое-что на коротких волнах. Миленькое дело.
    В нашем месте мы были совершенно изолированы, особенно  после
того, как ночью кто-то вышел на перекресток и поджег мост. Он был
сделан из одного куска старого дерева и  горел  несколько  часов,
пока наконец не рухнул в ручей. Большинство  из  нас,  живших  на
холме, знали о пустом доме в двух милях  вверх  по  течению.  При
необходимости можно было проехать туда на машине, но папа  решил,
что сгоревший мост  должен  остановить  большинство  беженцев  от
попыток подняться в горы. Он оказался почти прав. Один из  соседей
на  холме  однажды  передал  по  радио,  что  караван   из   трех
лендроверов направляется в нашу сторону, но не надо  волноваться.
Немного позже  мы  услышали  стрельбу,  потом  наступила  тишина.
Больше об этом мы ничего не узнали.
    Однако, после этого папа  держал  заряженную  винтовку  возле
двери и научил всех  пользоваться  ею  -  даже  детей.  Он  очень
подробно объяснил. Если мы застрелим кого-нибудь, мы должны сжечь
тела,  все  их  вещи,  машины,  животных,  все,   до   чего   они
дотрагивались. Никаких исключений.
    Мы оставались в горах все лето. Папа отправлял свои программы
по телефону, а когда телефон перестал работать, он  просто  делал
их, не отсылая. Я хотел спросить, почему он продолжает,  но  мать
остановила меня. Позже она сказала: - Джим,  не  имеет  значения,
появится ли опять кто-нибудь, кто захочет играть в его игры -  он
делает их для себя. Он верит, как и все мы, что есть будущее.
    Это меня остановило. Я не думал о будущем  -  потому  что  не
понимал устрашающий масштаб заразы. Я рано бросил слушать  радио.
Я не знал, как плохо все было. Я не хотел  слушать  об  умирающих
быстрее, чем живущие  успевали  хоронить  -  целые  семьи  шли  в
постель здоровыми и  все  умирали,  не  просыпаясь.  Я  не  хотел
слышать о трупах на улицах, о панике,  грабежах,  поджогах  -  об
огненном шторме в Лос Анджелесе. Выжил ли там кто-нибудь?
    Мы оставались в горах всю зиму тоже. Пришлось трудно,  но  мы
справились. У нас работал ветряк, поэтому было электричество - не
много, но хватало. У нас имелся солярий на крыше и стена  Тромбе,
мы ходили в свитерах и не мерзли. Летом мы  построили  оранжерею,
поэтому появились овощи, а когда  папа  принес  оленя,  я  понял,
зачем он тратил так много времени на упражнения с  арбалетом.  Мы
выжили.
    Я спросил  его:  -  Ты  знал  заранее,  что  что-то  подобное
случиться?
    Он посмотрел на меня поверх оленя: - Подобное чему?
    - Чуме. Краху.
    - Не-а, - сказал он, вытирая лоб. Внутренности животного  были
горячими. Он вернулся к работе. - Почему ты спрашиваешь?
    - Ну, арбалет, хижина и все такое. Например, почему это горы?
Я всегда думал, что, обучаясь самообеспечению, мы  слегка...  ну,
сдвинутые. Теперь это кажется чертовски хорошим планированием.
    Он остановился и  положил  нож.  Стер  кровь  с  перчаток.  -
Невозможно работать в такую погоду. - Пар от его дыхания замерзал
в воздухе. - Не могу хорошо схватиться через перчатки. Нет, я  не
знал заранее - и, да, это было хорошее планирование.  Но  это  не
моя идея. Это твой дед. Я хотел бы, чтобы ты узнал  его  получше.
Он говорил мне, что человек должен быть готов внезапно сняться  и
уйти по меньшей мере три раза в жизни. Если, конечно,  планируешь
прожить долгую жизнь. Надеюсь, ты понимаешь, почему. Возьми любой
период  истории,  любую  страну.  Тяжело  найти   семьдесят   лет
ненарушенного мира и спокойствия. На чье-то дерево  всегда  много
охотников. - Он вздохнул. - Когда начинаются вопли, время уходить
в более тихое место. - Он поднял  нож  и  вернулся  к  свежеванию
оленя. - В нашей семье традиция - спасаться в  последнюю  минуту.
Подержи вот здесь. Один  из  твоих  прадедов  покинул  нацистскую
Германию в 1935. Он держал на Запад, пока не попал в Дублин - вот
почему ты сегодня Маккарти. Он забыл обвенчаться в церкви с твоей
прабабушкой.
    - О, - сказал я.
    - Твой прадед купил эту землю в 1986. Когда  земля  была  еще
дешевой. Он поставил здесь сборный домик.  Приезжал  сюда  каждое
лето и пристраивал понемногу. Я не видел в этом никакого  смысла,
пока - дай вспомнить, это было перед  твоим  рождением  -  должно
быть  летом  97-го.   Правильно,   мы   думали,   наступает   год
Апокалипсиса.
    - Я знаю, - сказал я, - мы проходили в школе.
    Он покачал головой. - Это не одно  и  тоже,  Джим.  Это  было
ужасающее время. Мир был парализован, ожидая увидеть,  как  будут
бросать первые бомбы. Мы все были уверены, что это она -  Большая
Война. Паника была довольно сильной, но мы прошли  сквозь  это  в
порядке, здесь, наверху. Мы провели целый год на этой горе  -  не
спускались до Рождества. В тот раз миру повезло. Однако, это меня
убедило.
    Мы начали взваливать оленя на сани. Я сказал: - На сколько мы
останемся здесь на этот раз?
    -  Не  знаю.  Может  быть,  надолго,  даже  на  пару  лет.  В
четырнадцатом веке Черная Смерть  длилась  столько  же,  пока  не
замерла. Не думаю, что эта чума чем-то отличается.
    Я поразмышлял:  -  Как  ты  думаешь,  что  мы  найдем,  когда
вернемся?
    - Это зависит.
    - От чего?
    - От того, сколько людей  выживет.  И  кто.  -  Он  задумчиво
посмотрел на меня: - Думаю, тебе снова  надо  начать  слушать  со
мной радио.
    - Да, сэр.
    Примерно  через  месяц  мы  поймали  сообщение  из   Денвера,
временной столицы Соединенных Штатов. Чрезвычайное положение  все
еще действует. Тридцать шесть выживших членов конгресса собрались
и отложили президентские выборы по меньшей мере на шесть месяцев.
Вакцина  второго  поколения  показала  эффективность,  близкую  к
шестидесяти процентам. Запасы ее, однако, все еще ограничены.
    Папа и я посмотрели друг на друга и оба подумали об  одном  и
том же. Худшее - позади.
    В течении месяца Денвер начал выходить в эфир двадцать четыре
часа  в  сутки.  Постепенно  правительство  снова  собирало  свои
разрозненные части. Масса информации наконец вышла на свет.
    Первая из эпидемий - теперь знали, что их  было  несколько  -
появилась изолированными очагами в сердце  Африки.  За  несколько
недель она распространилась на Азию и Индию  и  волной  пошла  на
запад по всему миру. Вторая  чума  так  быстро  наступала  ей  на
пятки, что выглядела  как  часть  той  же  самой  волны,  он  она
началась где-то в Бразилии, мне кажется, и хлынула на север через
Центральную Америку - действительно так быстро, что многие города
стали ее жертвами, прежде чем появился шанс идентифицировать  ее.
Ко времени третьей чумы  правительства  были  в  упадке  и  почти
каждый город  находился  на  чрезвычайном  положении.  Почти  все
передвижения в мире были остановлены.  Вас  могли  застрелить  за
попытку попасть в больницу. Четвертая и пятая чума  поразили  нас
подобно  приливным  волнам,  оставив  лишь  каждого  десятого  из
выживших в первых трех. Была также и шестая чума -  но  плотность
населения была такой низкой, что она не смогла распространиться.
    Некоторые области оказались счастливыми и остались совершенно
непричастными, в основном в изолированных местах. Множество судов
просто оставалось в море, в частности военные корабли, как только
адмиралтейство поняло необходимость  сохранить  по  меньшей  мере
одну  военную  ветвь  по  возможности  неповрежденной.  Еще  были
удаленные острова и горные поселения, религиозные убежища,  целая
наша бригада ядерного сдерживания (где бы она ни находилась), две
лунные колонии, проект строительства 45 (но они потеряли наземную
базу), подводные поселки Атлантис и Немо, и совсем немного  мест,
где кто-нибудь догадался уйти и взорвать за собою мост.
    Но даже после того, как  вакцины  были  запущены  в  массовое
производство и эпидемии чумы спали (кое-где), все еще  оставались
проблемы. В действительности, настоящие проблемы только начались.
Во  многих  частях  мира  не  было  еды,  система   распределения
распалась полностью. Тиф и холера атаковали ослабевших  выживших.
Больничная помощь оказалась малодоступна во всем мире,  госпитали
были первыми  погибшими  институтами.  (Каждого  выжившего  врача
автоматически подозревали в уклонении  от  обязанностей.)  Многие
большие города стали необитаемыми из-за пожаров и массового краха
городских служб. Москва, например, погибла от  расплава  ядерного
реактора.
    Это был конец света - и он только начинался. Так много  людей
умирали от истощения, анемии, самоубийств, шока  и  тысяч  других
причин, от которых люди обычно не умирают,  но  которые  внезапно
стали смертельными, казалось, что мы были захвачены  еще  большей
чумой вообще не имеющей имени - если не считать именем  отчаянье.
Волна ее все шла по миру и все шла, шла и шла...
    Перед тем, как разразилась  эпидемия,  на  Земле  было  почти
шесть миллиардов человеческих существ. К  концу  никто  не  знал,
сколько осталось. Правительство Соединенных Штатов не смогло даже
попытаться провести национальную перепись. Если у властей и  были
идеи о том, сколько людей выжило,  то  они  помалкивали.  Похоже,
боялись обнародовать это. Но как-то ночью на коротких  волнах  мы
услышали, что только в одной нашей стране было  по  меньшей  мере
сто   миллионов   мертвых.   Целые   города   просто    перестали
существовать.
    Мы не смогли бы  представить  положение  вещей,  если  бы  не
сообщения по радио и не репортажи по TV.  Большие  сельские  зоны
вернулись к дикости.  Везде  были  руины.  Сожженные  дома  стали
обычны - испуганные соседи  пытались  остановить  распространение
болезни, сжигая дома умирающих, иногда даже  не  дожидаясь,  пока
умирающие станут мертвыми. Везде были брошенные машины,  разбитые
стекла,  выцветшие  афиши,  нестриженые  газоны   и   более   чем
достаточно  мумифицированных  трупов.  "Если  вы  наткнетесь   на
такой", говорил голос из Денвера, "быстро выдохните, не вдыхайте,
задержите дыхание, ничего не трогайте - и тренируйтесь, пока  это
не станет рефлексом. Потом устройте себе карантин - может быть, у
вас есть шанс, может быть -  и  вызовите  дезинфекционный  отряд.
Если у  вас  нет  устройства  для  дезинфекции,  сожгите  все.  И
молитесь, что вы оказались достаточно быстры."
    Мы оставались в горах все весну. И слушали радио.
    Денвер сообщал, что, похоже, эпидемии чумы  начали  замирать.
Во всем мире было уже меньше тысячи случаев заражения  в  неделю,
но люди все еще умирали. Теперь наступил голод  -  от  недостатка
зерна, которое не было посажено,  и  еще  массовые  самоубийства.
Если безымянной чумой до сих пор  было  отчаянье,  то  теперь  ею
стало безумие. Люди так легко соскальзывали  в  него  и  из  него
выплывали, что это стало признанным фактом жизни  -  недомогание,
такое обычное, что никого не трогало, такое всеобщее, что  стало
незаметным. Как воздух, мы не могли его больше видеть, но тем  не
менее были окружены им в каждый момент бытия.
    Новости сообщали только о наиболее шокирующих или беспокоящих
случаях, таких серьезных, что их  трудно  было  игнорировать.  Мы
слушали, поражались, иногда плакали. Но и так было слишком  много
плохого. Большинство горя мы  похоронили.  Но  часть  осталась  -
избегать его было лучшее, что мы могли. Иногда мы предпочитали не
обращать внимания. Иногда мы предпочитали выжить.
    Я боялся, что мы никогда не спустимся с гор - но  мы  наконец
спустились. В апреле папа и я взяли пикап и медленно поехали вниз
через  речушку.  Если  кто-то  наблюдал  за  нами,  мы  этого  не
заметили. Один раз мы остановились у белого флажка, но на сигналы
никто не отозвался.
    Мы словно летали на  другую  звезду,  прошло  сто  лет  и  мы
только что  вернулись.  Мы   чувствовали   себя   исследователями
-иностранцами, нам казалось, что мы больше не  принадлежим  этому
миру. Все  было  одновременно  знакомым  и  чужим.  Мир  в