л  плечами  Тарантио.  -  Какова  твоя
цена?
   - Кто вам меня рекомендовал?
   - Купец по имени Ландер.  Я  приходил  сюда  в  прошлом  году,  чтобы
поглядеть на его призовых кобыл. То, что я увидел, мне понравилось.
   - Ландер может поручиться за твою платежеспособность?
   - Мне не нужны поручители. Мое слово твердо. Чейз  пристально  глянул
на Тарантио. Глаза у него были серые, холодные, точно сталь.
   - Похоже, что это так, воин. Потому с  тебя  я  возьму  два  золотых.
Этого хватит на прокорм твоего коня на два месяца.  Потом  ты  заплатишь
мне еще пять золотых, чтобы хватило до весны.
   Тарантио распахнул куртку и извлек из потайного кармана небольшой, но
увесистый кошелек. Он вытряхнул на ладонь семь золотых монет - на каждой
два скрещенных меча, а с другой  стороны  раскидистый  дуб  -  и  ссыпал
монеты в ладонь Чейза.
   - Ты, я гляжу, человек доверчивый, - заметил тот.
   - Да, только доверяю я  не  всем.  Ты  сказал,  что  твое  имя  Чейз.
Когда-то тебя звали Персиаль-Быстрее-Ветра. Двадцать  пять  лет  ты  был
лучшим жокеем во всех четырех  герцогствах.  Твоя  карьера  закончилась,
когда тебе исполнилось пятьдесят. Некто предложил тебе целое  состояние,
чтобы  ты  проиграл  скачку,  но  ты  отказался.  Тогда  тебе  молотками
переломали руки и ноги. И теперь ты - Чейз, тренер.
   Чейз сумрачно усмехнулся.
   - Людям свойственно меняться, незнакомец. Быть может, теперь  я  стал
умнее.
   Тарантио покачал головой.
   - Люди  никогда  не  меняются.  Они  лишь  учатся  скрывать,  что  не
изменились. Я хочу, чтобы  моего  коня  кормили  зерном,  и  буду  часто
навещать его.
   - Как пожелаешь.
   - Не посоветуешь ли, где здесь поблизости можно остановиться на  пару
дней?
   - Неподалеку есть таверна. Там сдают комнаты, а еда такая, что  лучше
ты, верно, и не едал. И еще там играет лучший в мире музыкант -  никогда
не  слыхивал  такой  замечательной  музыки.  Таверна   зовется   "Мудрая
Сова".Как выйдешь отсюда, поверни на юг и дойди до третьей улицы  слева.
Хозяину таверны, Кефрину, сошлись на меня.
   - Спасибо, - сказал Тарантио и  повернулся,  чтобы  снять  с  гнедого
притороченные мешки и одеяла.
   - У тебя есть имя, сынок? - спросил Чейз.
   - Я - Тарантио. Чейз ухмыльнулся.
   - Я буду держать твое седло в стойле у гнедого, чтобы было всегда под
рукой.
   Перебросив  мешки  через  плечо,  Тарантио  зашагал  прочь.  Брун  не
отставал от него ни на шаг.
   - Семь золотых - это очень, очень много, - сказал он. - Я  никогда  в
жизни не видел сразу столько золотых. Один - видел. У Лата был  золотой,
и он дал мне его подержать. Я не думал, что монетка будет такая тяжелая.
   - Золото - тяжелый металл, - отозвался Тарантио. Они отыскали "Мудрую
Сову" незадолго до прихода сумерек и постучались в парадную дверь.
   - Мы откроемся через час! - крикнул из окна рослый, плотного сложения
человек.
   - Нам нужна комната на несколько дней, - пояснил Тарантио.
   - Я сейчас не сдаю комнаты.
   - Нас послал Чейз.
   - Так что же вы сразу этого не сказали? Подождите, я сейчас спущусь.
   В обеих концах просторной обеденной залы  уже  разожгли  два  больших
очага, и молодые служанки поправляли фитили настенных  ламп.  Справа  от
длинной стойки был  помост,  где  сидел  молодой  парень,  белокурый,  в
шелковой зеленой рубашке и облегающих штанах из коричневой шерсти  -  он
настраивал небольшую арфу.
   - У меня есть только одна  комната,  -  сказал  Кефрин,  пропуская  в
таверну своих новых постояльцев. - Две кровати, камин, окна  выходят  на
главную площадь. С вас я возьму четверть серебряка за сутки, но  за  эти
деньги вы получите еще завтрак  и  ужин.  Вино  либо  пиво  оплачиваются
отдельно. На сколько дней вам нужна комната?
   - Дня на четыре, пожалуй. Я собираюсь снять на зиму небольшой дом.
   - Что ж, в Северном Квартале полно пустующих домов. Это  там  сильней
всего разгулялась эльдерская чума.
   Со струн арфы  сорвалась  внезапно  переливчатая  трель,  и  Тарантио
вздрогнул, как ужаленный. Брун озадаченно глянул на него, но  ничего  не
сказал, и они последовали за Кефрином вверх по широкой лестнице.
   - Не хотите заказать столик на сегодняшний вечер? - спросил Кефрин. -
Народу будет уйма, и если не закажете  столик  заранее,  то  не  сможете
послушать музыку.
   - Пускай ужин принесут в комнату, - отозвался Тарантио. - У меня  нет
охоты слушать музыку.
   - А у меня есть, - сказал Брун. - Этот парень здорово играет.
   - Погоди, что  еще  ты  скажешь,  когда  послушаешь  его  вечером!  -
убежденно воскликнул Кефрин.
   Когда они  вышли  в  коридор  второго  этажа,  из  комнаты  появилась
красивая черноволосая девушка и, сильно хромая, подошла к ним.
   - Моя дочь Шира, - с откровенной гордостью  в  голосе  представил  ее
Кефрин. - Сегодня стряпать будет она.
   Тарантио поклонился. Брун так и застыл, разинув рот, и не мог отвести
глаз от улыбавшейся ему Ширы. Во рту  у  него  разом  пересохло,  голова
пошла кругом. В этот миг он сразу вспомнил, что  руки  у  него  грязные,
одежда в дорожной пыли, а давно не мытые волосы всклокочены, как воронье
гнездо.
   - Здравствуй, - сказала девушка, протянув руку. Брун уставился на эту
руку, точно на невиданное прежде сокровище, и не  сразу  сообразил,  что
должен ее пожать.  Он  мельком  глянул  на  свою  загрубевшую  ладонь  и
поспешно вытер ее о штаны - а затем  с  превеликой  осторожностью  пожал
руку девушки.
   - Как тебя зовут? - ласково спросила она.
   - Меня... я... - Брун запнулся и беспомощно смолк.
   - Его имя - Брун, - с ухмылкой подсказал Тарантио.
   -  Ага...  верно,  -  запоздало   подтвердил   тот.   -   Брун.   Рад
познакомиться.
   - А меня зовут Тарантио, - продолжал воин  и,  взяв  протянутую  руку
девушки, поднес ее к губам. Шира одарила их  обоих  еще  одной  чудесной
улыбкой и, припадая на левую ногу, двинулась дальше.
   - Прошу сюда, - пригласил Кефрин, вводя Тарантио  и  его  спутника  в
просторную комнату с двумя удобными кроватями. Низкий побеленный потолок
подпирали дубовые балки, у северной стены красовался приличных  размеров
камин. Тарантио подошел к большому окну и  выглянул  вниз,  на  мощенную
булыжником площадь.
   - Сейчас тут нежарко, - продолжал Кефрин, - но я пришлю  служанку,  и
она мигом разведет огонь. И тогда  уж  вам  тут  будет  тепло  и  уютно,
помяните мое слово.
   - Превосходная комната, - сказал Тарантио, вынимая из  кошелька  свой
последний  золотой.  Он  бросил  монету  хозяину   таверны,   и   Кефрин
добросовестно попробовал ее на зуб.
   - С нее вам полагается девятнадцать серебряков, - сказал он. -  Слуга
принесет вам сдачу.
   - Мыльня у вас есть? - спросил Тарантио.
   - Угу. Я скажу, чтоб нагрели воду - это займет  полчаса,  не  больше.
Мыльня на первом этаже, дверь  прямо  за  помостом,  на  котором  играет
музыкант.
   Когда Кефрин ушел, Брун уселся на одну из кроватей.
   - Ox, - сказал он,  -  правда  же,  она  красавица?  Тарантио  бросил
седельные сумки у дальней стены.
   - Чудесная девушка, - согласился он. - Жаль только, что хромая.
   - Как думаешь, она не решила, что я круглый болван?
   - Что  ж,  -  ответил  Тарантио,  -  человека,  который  вдруг  забыл
собственное имя,  трудно  счесть  гением.  Впрочем,  ей  наверняка  было
приятно, что ты так ошеломлен ее красотой.
   - Ты и правда так думаешь?
   Тарантио промолчал. Стянув с себя куртку и сапоги,  он  вытянулся  на
второй кровати.
   Брун тоже улегся, вспоминая восхитительную улыбку Ширы. Его  тусклая,
унылая жизнь вдруг наполнилась светом и смыслом.

***

   В ста двадцати милях к северо-востоку,  над  отрогами  самой  высокой
горы Великой Северной  пустыни  парил  стервятник.  Подхваченный  токами
теплого воздуха, он летел к югу, зорко высматривая в  безлюдной  пустыне
малейшие признаки  жизни.  Потом  развернулся  и  заскользил  на  запад.
Стервятник не слышал  глухого  рокота,  доносившегося  с  вершины  горы,
однако заметил,  как  задрожали,  заворочались  камни.  Громадный  валун
вывернулся из гнезда и покатился по  красно-бурому  склону,  увлекая  за
собой лавину мелких камешков и вздымая  клубы  ржавой  пыли.  Стервятник
сложил крылья и опустился ниже.
   Вершина горы раскололась, и в этой расселине стервятник увидел  нечто
небольшое, круглое и черное.
   Это было последнее, что он видел в своей птичьей жизни.
   Неистовый порыв ледяного ветра  вырвался  из  расселины,  безжалостно
хлестнул стервятника, обдирая с него перья. Птица погибла  мгновенно  и,
уже мертвая, камнем упала на землю.
   На вершине горы тускло мерцала в солнечном  свете  черная  жемчужина.
Чары, облекавшие ее, слабели и блекли - и  наконец  разом  опали,  точно
звенья разорванной цепи.
   Под жарким дыханием солнца  черная  жемчужина  распухла  до  размеров
крупного валуна. Вокруг  нее  трещало  голубое  пламя,  брызгая  во  все
стороны ослепительными молниями.
   В шестидесяти милях от этого места, с зеленых холмов к югу от пустыни
следил за этим зрелищем юный пастушок  по  имени  Горан.  Ему  и  прежде
доводилось  видеть  пустынные  грозы,  но  такой  -  никогда.  Небо   не
потемнело, а осталось чистым и ослепительно синим, а молнии били вверх с
вершины горы,  словно  зубчатый  бело-голубой  венец.  Мальчик  забрался
повыше и сел, чтобы пристальней  приглядеться  к  этому  необыкновенному
зрелищу. Вокруг него, насколько хватало глаз, простиралась  безжизненная
каменистая пустыня.
   Молнии все  схлестывались  в  небе,  но  не  было  слышно  грома,  не
пролилось ни капли дождя. Скоро вид слепящего венца надоел  мальчику,  и
он хотел уже спуститься вниз, к своим овцам,  когда  с  вершины  дальней
горы вдруг медленно поднялась в небо темная туча. Издалека она  казалась
не крупнее человеческой головы, но Горан подозревал, что на  самом  деле
эта туча немыслимо огромна. Он пожалел, что рядом нет отца  -  пусть  бы
увидел все это и,  быть  может,  объяснил  бы,  в  чем  дело.  Туча  все
подымалась, росла, заполняя все небо, и тут  Горан  сообразил,  что  это
скорее всего не туча: загадочная штука  была  идеально  круглой,  словно
шар. Или луна. Черная луна - только в двадцать раз больше настоящей.
   Никто в деревне этому не поверит, подумал  Горан,  и  эта  мысль  его
разозлила. Если он расскажет сельчанам о том, что видел,  его,  пожалуй,
высмеют. Однако же если он промолчит, то никогда, наверное,  не  узнает,
откуда взялось такое поразительное явление. Ему, в конце  концов,  всего
тринадцать. Быть может, огромные черные луны видели в пустынях и раньше.
Как ему увериться в этом, не рискнув стать всеобщим посмешищем?
   Все эти мысли разом  вымело  из  головы  Горана,  когда  черная  луна
внезапно рухнула с небес, ударившись о вершину крохотной издалека горы -
так огромный валун падает на муравейник, сокрушая в нем все живое. Гора,
однако, устояла - а вот черная луна от удара точно взорвалась.
   Горан в испуге вскочил. Сердце его трепыхалось где-то в пятках. Луна,
только что казавшаяся такой  твердой,  незыблемой,  прочной,  обратилась
вдруг в гигантскую волну в сотни футов вышиной,  и  волна  эта  с  ревом
неслась по пустыне, прямо к тому холму, на котором стоял мальчик.  Горан
так перепугался, что не мог тронуться с места и лишь оцепенело  смотрел,
как черная волна неумолимо приближается, накрывая бурые пустынные  пики.
Овцы, которые паслись на склоне холма, в панике  бросились  наутек  -  а
Горан все стоял.
   Черная волна между тем пожирала милю за милей, и мальчик заметил, что
она становится все ниже, словно мелеет. С вершины холма уже  можно  было
различить то, что открывалось по ту сторону черного вала. Там больше  не
было безжизненного камня и зыбкого пустынного марева - на их месте мягко
зеленели луга и пастбища, между ними темнели леса и раскидистые рощи.  И
- что самое невероятное - когда черная волна  подкатилась  ближе,  Горан
увидел, как за нею встает диковинный город со множеством круглых  черных
куполов - словно вместе слепили тысячи лун.
   Между тем волна все мелела, слабела и, наконец,  подступив  к  самому
подножию холма, на котором стоял Горан, бесследно растворилась в  траве,
где совсем недавно паслись его овцы.
   Горан так и сел, беззвучно  разинув  рот.  Пустыни  больше  не  было.
Повсюду, куда ни глянь, радовали глаз зеленые холмы и долины, справа  по
белым камням бежал, блистая на солнце, ручей и вливался в широкую  реку,
которая исчезала в недрах леса.
   Оставив овец пастись на невесть откуда возникшем лугу, Горан что есть
духу сбежал с холма и помчался по оленьей тропе. Сердце  у  него  бешено
колотилось, едва не выскакивая из груди. Преодолев высокий холм, который
стоял прямо перед деревней, мальчик сбежал со склона на главную улицу  и
сразу увидел своего отца, крестьянина Бэрина - тот сидел  на  ступеньках
кузни и обедал вместе со своим приятелем, кузнецом Иордисом.
   Задыхаясь, Горан торопливо пересказал взрослым все увиденное. Вначале
отец рассмеялся и, подавшись вперед,  понюхал,  не  пахнет  ли  от  сына
хмельным.
   - Что ж, по крайней мере вина ты не  пил,  -  заключил  он,  потрепав
Горана по голове.
   - Может, он заснул, Бэрин, - предположил Иордис,  -  и  ему  все  это
приснилось.
   - Вовсе нет, сударь! - горячо возразил мальчик. - Но если б даже я  и
спал - мне пришлось бы проснуться, чтобы прибежать сюда и рассказать вам
обо всем. Я клянусь, что пустыня исчезла, а всего в пяти милях от  наших
холмов стоит какой-то город.
   - День выдался скучный, - заметил Бэрин, - а  прогулка  нас  хотя  бы
развлечет. Но смотри, Горан, если там нет никакого  города,  я  сниму  с
себя пояс и как  следует  отхожу  тебя  по  заднице!  -  Повернувшись  к
кузнецу, он спросил:
   - Хочешь посмотреть на этот город, дружище?
   - Ни за что на свете не пропущу такого  зрелища,  -  отвечал  Иордис.
Мужчины оседлали лошадей, Горан сел на круп позади отца  -  и  все  трое
отправились к холмам.
   Когда  они  добрались  до  места,  у  взрослых  сразу  пропала  охота
смеяться. Сидя в седле, друзья  молча  смотрели  на  далекий  загадочный
город.
   - Адом клянусь, что же это такое? - пробормотал кузнец.
   - Не знаю, - ответил Бэрин. - Скачи назад и приведи сюда  всех,  кого
сможешь найти. Мы с сыном побудем здесь.
   Кузнец поскакал прочь, а отец и сын спешились.
   - Это волшебный город, -  уверенно  сказал  мальчик.  -  Может  быть,
вернулись эльдеры?
   - Может быть, - согласился Бэрин.
   Иордис вернулся, приведя с  собой  десятка  два  односельчан,  и  вся
компания спустилась с холма на обширную травянистую равнину. Спешившись,
крестьяне молча бродили по траве и озирались, потом собрались  вместе  и
уселись в кружок.
   - Надо бы кому-то поехать в гарнизон, - сказал Бэрин. - Оттуда  могли
бы послать гонца в Кордуин и известить обо всем этом герцога Альбрека.
   - Кто же в этакое поверит? - спросил  пожилой  крестьянин.  -  Я  вот
видел все собственными глазами, а до сих пор не верится.
   - Может, поскачем в этот город да разузнаем, что и как?  -  предложил
кто-то.
   - В этом нет нужды, - сказал Бэрин. - Похоже, они  сами  выехали  нам
навстречу.
   Крестьяне повскакали и увидели - по  равнине  к  ним  галопом  мчится
сотня всадников. Кони были  громадные,  на  добрых  шесть  ладоней  выше
обычных, а сами наездники - рослые, сильные, воинственные, в  диковинных
шлемах из белой кости. Впрочем,  когда  чужаки  подъехали  ближе,  Бэрин
сообразил, что это вовсе не шлемы. Всадники не были людьми.  Крестьянина
охватил страх. Он сгреб в охапку сына и без церемоний усадил в седло.
   - Скачи к герцогу Альбреку! - прошептал он и с силой хлопнул по крупу
коня. Тот взвился было на дыбы, затем круто развернулся и во  весь  опор
поскакал на юг.
   Словно и не заметив удирающего мальчика,  всадники  окружили  кольцом
крестьян.  Один  из  чужаков  спешился  и  подошел  к  Бэрину.  Он   был
широкоплеч, семи с лишним футов  ростом.  Лицо  у  него  -  плоское,  от
переносицы вверх по безволосому черепу тянулся костистый гребень.  Глаза
у чужака - большие, черные, без зрачков, безгубый рот похож на  клюв,  и
углы его причудливо загибались вниз,  придавая  лицу  особенно  жестокое
выражение.
   Зловещий чужак навис над крестьянином и заговорил - вернее,  гортанно
защелкал. Бэрин поежился, встревоженно облизнул губы.
   -  Я...  я  не  понимаю,  -  пробормотал  он.  Чужак   умолк,   потом
выразительным жестом коснулся своего безгубого рта и указал на Бэрина.
   - Чего ты хочешь? - спросил тот. Чужак  энергично  закивал  и  жестом
велел ему продолжать.
   - Я не знаю, что сказать, не знаю даже,  поймешь  ли  ты  мои  слова.
Боюсь, что не поймешь. Все мы - здешние крестьяне и пришли посмотреть на
чудо в пустыне. Мы никому не желаем зла. Мы мирный народ. Так далеко  на
север мы забрались  только  затем,  чтобы  укрыться  от  войны,  которая
терзает наш край.
   В том же духе Бэрин говорил долго,  опасливо  косясь  то  на  чужака,
стоявшего перед ним, то на других всадников, которые неподвижно сидели в
седлах.  Через  некоторое  время  Чужак  повелительно  вскинул  руку   и
заговорил  сам.  Речь  его  казалась  странной  и   по   большей   части
бессмысленной, хотя в ней попадались и знакомые звуки. Судя по всему, он
задавал Бэрину вопрос. Крестьянин покачал головой.  Чужак  жестом  велел
ему продолжать, и он заговорил снова - о посевах и урожае,  о  том,  как
строили дома на болотистой земле, о чуме, которая пощадила  их  деревню,
но  почти  обезлюдила  три  соседние.  Бэрин  уже  и  не  знал,  о   чем
рассказывать дальше, но тут чужак снова заговорил.
   - Что вы такое? - спросил он. Голос его, низкий и гулкий, в  точности
подражал выговору Бэрина.
   - Мы крестьяне, сударь, крестьяне с юга. Мы никому не желаем зла.
   - Вы служите эльдерам?
   - Нет, сударь. Мы служим герцогу Кордуина. Эльдеров больше нет;  была
война, и они... сгинули. Их земли стали пустыней, такой же, как эта... -
Бэрин осекся и беспомощно смолк.
   - Ты говоришь - пустыней? Что такое пустыня?
   -  Пустая  земля...  бесплодная...  безжизненная.  Нет  ни  воды,  ни
плодородной земли, ни травы, ни деревьев.  Вот  что  такое  пустыня.  До
сегодняшнего утра здесь тоже была  пустыня.  Вокруг  на  тысячи  миль  -
только голые бурые камни. Но сегодня - это видел  мой  сын  -  поднялась
огромная черная туча, и... из нее появилось все это. И деревья, и  река,
и город. Поэтому мы и пришли сюда.
   Чудовищный воин с минуту молчал.
   - Здесь есть о чем подумать, - наконец сказал он. - А мы еще  освоили
ваш язык... не совсем хорошо. Этим утром солнце взошло... не  правильно.
Я думаю, ты... правду говоришь. Эльдеры сделали это с нами... магией.
   - Вы превосходно освоили наш язык, сударь, - сказал Бэрин.  -  И  так
быстро! На мой взгляд, это просто удивительно.
   - Нам легко даются языки, - промолвил чужак. - Ваш народ... уничтожил
эльдеров?
   - Да, то есть... никто не  знает,  что  с  ними  случилось.  Их  край
оказался разорен. Наша армия пришла туда,  чтобы  сражаться,  но  там...
случилось то же, что и здесь, только наоборот. Трава,  деревья,  вода  -
все исчезло. И города эльдеров - тоже.
   - Ты и я...  обсудим  это  потом.  Теперь  займемся  тем,  что  можно
выяснить сразу. Кто здесь из вас самый сильный?
   Среди крестьян воцарилось испуганное молчание.
   - Я, - сказал наконец Иордис, выступив вперед.  Предводитель  чужаков
подошел к нему. Он был выше кузнеца на фут с лишним.
   - Как называется ваша раса? - спросил он.
   - Мы... - кузнец запнулся. - Люди. Просто - люди.
   Чужак подозвал одного из своих соплеменников. Тот спешился и  подошел
к ним.
   - Сразись с ним, - велел предводитель Иордису.
   - Сражаться - это не наше дело, сударь, - вмешался  Бэрин.  -  Мы  не
воины.
   - Помолчи. Я хочу видеть, как один из твоих людей сразится с даротом.
   С этими словами он  обнажил  меч  и  бросил  его  кузнецу.  Иордис  с
привычной сноровкой поймал рукоять меча, но