и так стояла какая-то рябь,
какое-то струение воздуха, а теперь оно чрезвычайно усилилось.
И вдруг из этой ряби один за другим стали выплывать блестящие
шары, вроде мыльных пузырей, только гораздо крупнее, с
человеческую голову и больше. Эти шары закружились в воздухе
над головой волхва, описывая круг диаметром шагов в десять.
Они постепенно увеличивались, а затем - ахнувший дзианганец не
поверил своим глазам - стали превращаться в самые разные
существа и предметы. Это были и люди, и гномики, и боги, и
птицы, и звери - единороги, грифоны, пантеры, кони, еще всякие
и всякие животные. Иных из них Юний узнавал, иные были
незнакомы вовсе - некоторые вещи и звери были весьма
причудливы и казались чьей-то выдумкой. Некоторые же из шаров
остались шарами, не превратившись во что-либо, но на их
поверхности переливались картины из каких-то непонятных миров.
Уже и сам Зар парил в воздухе, сохраняя, однако, сидячее
положение. Это уже не удивило Марка Юния - его внимание
властно привлек один из кружащихся серебристо-радужных
пузырей. Что-то было особенное в видениях, сверкающих на его
зеркальной поверхности. Марк Юний вгляделся - и ахнул вновь:
это были виды Дзиангаутси! Как-то так одновременно он
воспринимал сразу многие из них, будто они были слой за слоем
наложены друг на друга, и Юний видел каждый из них. Перед его
взором возникал дворец и празднество в нем, лица дзианганцев,
его друзей среди них, его родина, планета, откуда он прибыл в
столицу, незабываемые небеса в фейерверке чудословия - о, да
это же было его собственное представление, его триумф, что
открыл ему путь к подножию трона! А еще он видел лицо Игмары,
и лицо Акциалы - той, другой девушки на родине, и свою детскую
комнату с игрушками, и еще многое, многое другое, что он видел
или знал или о чем слышал когда-то - а то и не слышал вовсе.
Острая боль и тоска обожгли дзианганца, он застонал и
заплакал, а затем - страшная тяжесть навалилась на него, и
Марк Юний потерял сознание. Очнувшись, он увидел над собой
лицо Зара - старик-волхв лил из туеска воду ему на голову и
грудь. Юний присел на траве, огляделся - никаких радужных
шаров уже не было.
     - Что это было? - слабо произнес он.
     - Ты видел - я читал стихи,- спокойно отвечал Зар - он
изъяснялся на латыни, и, как оказалось, не хуже Юния.
     - Здесь... установлен фантомат? - догадался дзианганец. -
Какой мощности? Давно? Тебя прислали из Дзиангаутси, верно?
     - Если ты о тех громоздких машинах на твоей родине,
с помощью которых ты забавлял публику, то ни один из ведунов
не стал бы и касаться подобного хлама,- с убийственным
презрением произнес кудесник.
     - Ты хочешь сказать, что у тебя и твоих собратьев более
совершенные компактные модели? - сообразил Юний. - А какой
силой вы пользуетесь? Где источник?
     Зар покачал головой:
     - Столько глупых вопросов - и все из одного рта. Мы не
пользуемся машинами, дурачок. Это тебе не фейерверк на потеху
праздной черни.
     - Но вы же вызываете образы! - настаивал Марк Юний. -
Каким же образом?
     - Силой чуда,- спокойно проговорил старик.
     Марк Юний недоверчиво смотрел на волхва. Может быть, у
этой расы действительно какие-то особые врожденные
способности? Он недоуменно хмыкнул:
     - Силой чуда? Я не знаю такой.
     - Знаешь,- спокойно возразил Зар. - Я проверял тебя
несколько раз. Там, на празднике у царя Брода ты видел богов,
верно?
     - Так это твоя работа? Я думал, это просто видение,
массовое помешательство...
     Кудесник посмеялся.
     - Знать в лицо тех, чья рука хранит твой народ, это не
помешательство,- твердо молвил он. - Скорее, помешательством
можно назвать прожигание целых солнц в поиске наслаждений, что
дадут новые сочетания звуков или красок. Ведь этому, кажется,
предаются твои сограждане? Сколько светил вы уже спалили?
     - Но это искусство! Или ты знаешь что-то лучше? -
запротестовал задетый за живое дзианганец.
     - Конечно, знаю,- невозмутимо заявил Зар. - А иначе разве
я стал бы тратить время с таким заносчивым невежественным
дикарем как ты.
     - Дикарем как я! - подскочил на траве Марк Юний. Он
поднялся на ноги и произнес горячую отповедь: - Если ваши
жрецы обладают какой-то силой, какими-то телесными
способностями, которых нет у нас, дзианганцев, это еще не
основание считать себя высшей расой. Как бы то ни было,
великая империя Дзиангаутси существует миллион лет, и ее
великая культура и наука...
     - Твоя империя,- резко оборвал его старик,- это всего
лишь большой мыльный пузырь, и ты это видел. Он плыл тут в
воздухе те ничтожные мгновения, что я ему отмерил, и давно
лопнул. Ну-ка, где ты видишь хоть один осколок великой империи
Дзиангаутси? Не считая тебя самого - не нужного никому
изгнанника.
     Марк Юний возмущенно всхрапнул - и не нашелся, что
возразить.
     - Хорошо,- сказал он наконец. - Наша техника - это хлам,
наше искусство - это помешательство стада, наша империя - это
мыльный пузырь. Все длится ничтожный миг, все суета, ничего
нет. А что же тогда есть?
     Он ожидал какого-нибудь философского назидания вроде "с
этого вопроса и начинается путь к истине", но Зар и теперь его
удивил.
     - Пройдем-ка и посмотрим,- предложил он. - Там внутри
есть зеркало - может быть, ты увидишь в нем нечто настоящее.
     Повинуясь приглашению, Юний проследовал за волхвом.
"Теперь он покажет мне мое отражение и заявит, что, дескать, во
мне самом и скрыты все ответы",- подумал дзианганец - и вновь
ошибся. Зар подвел его к бадье с водой. Дно ее, казалось, было
выложено листом серебра - так ясно отражала вода потолок
капища и свет масляной лампы у стены. Зар бросил в воду
щепотку какого-то порошка, и поверхность подернулась дымкой.
Кудесник поводил над бадьей рукой, немного наклонил голову и
велел Юнию:
     - Смотри!
     Юний глянул вниз и изумился снова: поверхность воды
отразила не старика-волхва в овчинной куртке, а молодого царя
- такой мощи и величия был исполнен весь его облик, что, даже
не будь венца на лбу, невозможно было не опознать в нем одного
из владык. А затем вдруг этот лик  преобразился в иной - у
края бадьи, казалось, присел большой белый барс или тигр - и
вдруг, еще через миг, в воде отразился столб желтого света,
почти столь же ослепительный, как солнце,- и невольно
вскрикнув, Марк Юний закрыл глаза рукой.
     - Ну, а теперь посмотрись в воду сам,- предложил Зар.
     Готовый к любой неожиданности, Юний  осторожно наклонился
над бадьей и... не увидел ничего. Как будто он был прозрачным
или вовсе не стоял тут - вода совсем не отражала его.
     - Это Око, зеркало былых друидов,- заговорил волхв. - Оно
показывает только настоящее - то, что есть. Так как же, Марк
Юний - ты нашел ответ на свой вопрос? Что же есть?
     Смущенный и пристыженный дзианганец стоял, собираясь с
мыслями. А Зар продолжал:
     - Ты видел - ничего нет. Разве что есть спесь молодого
неуча-незнайки. Есть готовность придворного поэта на потеху
вельможам и толпе издеваться над своим воображением и
естеством. Есть империя полоумных выродков, гниющая целую
пропасть времени на погибель себе и своим соседям. В общем,
если что есть, то один пакостный хлам, который Оку и
отражать-то противно.
     - Зачем ты позвал меня к себе? - тихо спросил юноша.
     - Ты знаешь,- возразил кудесник. - Я могу сделать из тебя
певца - и возможно, сделаю.
     - И я буду вот так вызывать видения богов и вселенных,
эти вот серебряные шары, парящие в воздухе?
     Волхв улыбнулся.
     - Может быть, да, а может быть, нет - это зависит от
чуда, не только от тебя или меня. Я так догадываюсь,- добавил
Зар,- что ты научишься слагать стихи. А чудесность отзовется
на них... так, как отзовется. Может быть, ты станешь гулять
над землей или по дну морскому, развлекаясь в саду морского
царя. А может... к чему загадывать.
     - Но я не из людского рода,- возразил Марк Юний. - У меня
нет ваших телесных способностей. И у меня нет даже моих
браслетов силы, что были в Дзиангаутси.  И еще,- голос
молодого человека дрогнул,- у меня украли имя, кому же
отзовется эта твоя чудесность? Ведь если я что создавал там,
дома, то силой своего имени, я так долго выстраивал его, а
теперь...
     Марк Юний готов был расплакаться. Волхв улыбался
насмешливо и вместе с тем дружелюбно.
     - Ты опять городишь чепуху, юнец. Различия в наших телах
нет, да и никаких таких особых способностей тут не надо. Чтобы
быть пецом - да, они нужны, но этот дар у тебя уже есть. Как
растить силу - этому я тебя научу. А что до имени...
     Зар сделал паузу и улыбнулся.
     - Что до твоего имени, липовый римлянин Марк Юний, то ты
уже видел ему цену. Кто носил это твое бесценное имя,
зазнайка? Придворный лизоблюд, продающий свой дар на потребу
выжившей из ума знати - да еще задирающий нос перед другими
такими же попрошайками - по той причине, что лучше других
услаждает умственную похоть двора. Ты должен радоваться и
благословлять свою удачу, что это имя уже не твое! А не
реветь, как сейчас. Может,- с издевательским участием спросил
старик,- мне позвать Брету, чтобы она вытерла нос своему
мальчику?
     Марк Юний продолжал плакать, но жалость к себе и остатки
спеси не могли заглушить другого: он все отчетливей, все
бесповоротней понимал справедливость слов Зара - а в глубине
души он знал все это и раньше, даже тогда, в дни своих
триумфов у трона Дзиангаутси. Кто он такой, фальшивый Марк
Юний Крисп, изгнанник без имени - его даже не отражает
зеркало! И он, глупец, еще кичился перед этим  народом и этим
миром своим превосходством, а именно здесь таилось знание,
перед которым мыльным пузырем оказалась фантоматика и самое
империя Дзиангаутси. Олух, олух!.. И еще, сквозь эту мешанину
стыда и прозрения, уже звучал голос искания: а как все-таки
вызывать эти образы? и можно ли их сделать постоянными,
долгоживущими? на какие звуки, к примеру, будут отзываться...
     - Всему свое время, юнец,- раздался голос Зара - он будто
прочитал эти мысли. - Напомни-ка мне одну из элегий - как там?
- вот и шестую весну...

                         *

     Император Дзиангаутси в одиночестве шествовал по
зеркальному коридору. Это был ход от его покоев до предверия
парадной залы. Здесь не было ни охраны, ни придворных, ни даже
сопровождения супруги или детей - императору не хотелось,
чтобы во множество блистательных царственных отражений
примешивались низменные лики солдат или даже знати или родни.
Он наслаждался этой своей размноженностью в хрустале - во всем
мире был только Он Сам, эта множестенность и вездесущесть
только подчеркивала его, императора, единственность и
неповторимость. И вдруг...
     Император неловко пошатнулся и остановился. В
замешательстве и испуге он оглянулся по сторонам. Происходило
небывалое и невероятное: зеркала не отражали его! Он пощупал
себя, свой пульс, укусил губу - да нет, на сон или
галлюцинацию не походило. Неужели это чьи-то проделки,
кого-нибудь из этих повес-диадзиалей? Щенки, кто им это
позволил, совсем распустились!
     Впереди, в зеркале на двери входа внезапно появилась
чья-то фигура. Осторожно, чуть ли не по шажочку, император
приблизился к ней и увидел, что это не было его отражением. В
зеркале, опершись на посох, стоял молодой по виду человек в
странных одеждах и с цветочным венком на голове. Императору
показалось, что он где-то раньше его видал.
     - Прими мою благодарность, император,- заговорил человек
в зеркале. - Ты избавил меня от своего затхлого фальшивого
мира, и я нашел настоящее. Теперь я хочу отдариться. Отныне ни
одно зеркало в Дзиангаутси не будет отражать тебя, и ты тоже
сможешь увидеть то, что есть.
     Император внезапно вспомнил - вроде бы это был один из
вольнодумцев-чудословов, помнится, он сослал его куда-то в
глушь... Вот только как его звали?
     - Кто ты? - хрипло спросил он, стараясь не показывать
своей растерянности и испуга.
     - Меня зовут Овидий,- с легкой улыбкой отвечал юноша. -
Публий Овидий Назон.
     - Не знаю такого,- резко отвечал император, и челюсть его
против воли лязгнула.
     - Теперь знаешь,- спокойно возразил поэт, и в один миг
зеркало перед императором опустело.

11-15.08.1998


   Александр Гейман.
   Ковчег



                                                         Максиму Мошкову


                                   Я хочу, чтобы детям открылась душа...
                                                             Артюр Рембо




     Ломать голову над всем этим   Антон начал позже, а тогда  это  было
так: за  окном кухни  темно; завершающие  ужин глотки  кефира;  взгляд в
потолок на лохмотья  побелки; шорох -  ш-ш-ск-р-р...  Впрочем, шорох  он
пропустил мимо ушей, мысли были обыденные - мел с потолка крошился   уже
целыми пластами, а  заниматься ремонтом было  не  ко  времени,  лень,  и
денег  тю-тю...  гадская  кухня...  ш-ш-скр-р...  Сверху сорвался  кусок
побелки и  закувыркался вниз, тень его скользнула по стене, рисуя  нечто
похожее на кружащего  у лампы   мотылька или  диковинного  жука.   Антон
непроизвольно  проводил  эту  тень  взглядом  -  и  чуть  не поперхнулся
кефиром: прямо посередине кухни безбоязненно, неторопливо полз  огромный
черный таракан.
     Не то чтобы Антон содрогнулся от отвращения, он  скорей  удивился -
уж больно велик был жук, как только этакий сумел пролезть в дом?  А  меж
тем   нога  Антона  уже  зависала  над  непрошенным   гостем  -   щадить
экзотическое насекомое причин не было.  В этот-то миг  снова  послышался
шорох, и из-под холодильника к Антону метнулось два серых  комочка.  Они
таращились на  человека снизу  вверх и  отчаянно пищали. И  хуже  всего,
Антону почудилась  в этом писке человеческая речь:
     - М'па-звать-нам-ты-им-страх-нет!-идти-пусть-кормить-хороший!
     В  ушах  Антона  сильно  загудело,  эта   тарабарщина  смазалась  и
обратилась в обычный мышиный писк, а вслед за  тем оба зверька метнулись
от  подошвы Антона прочь под холодильник, и  Антон как-то вчуже удивился
согласованности маневра  - один  зверек нырнул  под  дно  холодильника с
правой,  а  другой  -  с   левой  стороны,  и   проделано  это  было   с
синхронностью  пары  фигуристов. Столь   же одновременно  оба   высунули
розовые  носики   и  уставились  на  Антона,  настороженно   поблескивая
глазенками.
     Видимо, эти твари где-то прогрызли щель,  но это он  найдет  потом,
сейчас надо плотно закрыть дверь, сходить за веником и...
     Как  взмах ресниц. Молниеносней того. Антон даже не заметил,  успел
ли  он шагнуть в коридор.  О том ли думать, если  ты миг назад ужинал  у
себя   дома, а  теперь... Теперь  он стоял  меж рядов  клеток -  похоже,
где-то в  зоопарке. Небо  было безоблачно  синим, а  солнце -  теплым  и
желтым,  но  у Антона похолодела  спина - ему  стало жутко. И  не  из-за
того, что  он  невесть  как перенесся  неизвестно куда.  Опасно!  Что-то
пряталось  совсем  рядом,  дышало  чуть  не  в затылок,  пялилось  из-за
прутьев  -   и  вот  это  было  первое,  что  он  ощутил, еще прежде чем
огляделся.
     А оглядевшись, Антон заметил, что многие из клеток открыты.  И там,
за  углом,  где  кончался  ряд  клеток,  подергивался  полосатый  хвост,
чрезвычайно   похожий  на  тигриный.  И  еще ближе  к  нему,  из клетки,
порыкивая,  выбираются наружу лев и  львица. Вблизи ограды клеток  росло
дерево - и  Антон вскарабкался по стволу прежде, чем осознал это.
     Он  сидел на ветке довольно  высоко, но состояние запредельной жути
его не  оставляло. Страх  Антона был  многослоен. Сознание  его было  не
вполне ясным, скорее, Антон впал в полузабытье. Все же некий краешек ума
оставался  в  его  власти,  и  происходящему  Антон ужасался и поражался
сознательно.  Вокруг  не  было  видно  людей;  укрытие  Антона  не  было
надежным, звери - он знал это - могли достать  его; он не знал, что  ему
делать   - уже  этого было  достаточно, чтобы  немного занервничать.  Но
главное, Антону было страшно просто так - неизвестно из-за чего.
     Звери, к счастью, не замечали Антона  - а возможно, попросту им  не
интересовались. Один за другим они выбирались на свободу, нюхая  воздух,
фыркая, рыча  издали  друг  на  друга, и разбредались в разные  стороны.
Под веткой, где прижимался к стволу Антон, прошел целый парад-алле,  вот
только хищники не были дрессированными. Где-то недалеко громко протрубил
слон, и Антон подумал: "Ну, тебя-то вряд ли тронут".
     Он  очнулся  в  обезьяннике  -  как  он  туда попал, этого Антон не
запомнил.  Ему  по  прежнему  было  страшно.  Он  озирался  по сторонам,
прикидывая, куда  бежать или  где ему  спрятаться если  что. За прутьями
одной из  клеток Антон  увидел мартышку.  Их взгляды  встретились, глаза
мартышки   были  голубенькими   -  "Как   у Эльки   Мальцевой",- подумал
Антон.  И вдруг взгляд обезьянки показался Антону осмысленным совершенно
по-человечески,  они   смотрели друг  на друга  как двое  знакомых, нет,
больше того - они  понимали друг в   друге что-то важное, это  струилось
прямо  по воздуху от одного к другому... унеси меня отсюда...
     Как взмах ресниц. Но в этот  раз не зверинец. Впрочем, и не  родной
дом. Антон  приподнялся и  присел на  полу. Он  проснулся -  а спал  он,
оказывается, в какой-то  пещере на какой-то  шкуре. Теперь его  сознание
было ясным.  Ему  не  было страшно,  ему было странно  - а еще  зябко, в
пещеру  тянул  холодок   снаружи.  Антон  оглядел   свод  и стены  своей
спальни  и  осторожно  подошел  к  выходу.  Вид   оттуда  открывался  не
особенно   экзотический  -  это был  всего-навсего город  - но  не город
Антона. Он наблюдал  его  с  некоторого  отдаления  и  небольшой высоты,
видно было далеко,  даже проглядывала кое-где  набережная и река.  Антон
прикинул, что город, скорей всего, какой-нибудь центрально-европейский -
Чехия или  Франция, а может, Дания или Испания. Но людей опять  не  было
нигде видно  - ни единого прохожего. "Может быть, еще не проснулись,-  с
вялой надеждой подумал Антон. - Надо посмотреть поближе".
     Он  уже стоял  на одной из  улиц - и  по-прежнему нигде не  было ни
души. Антон  почувствовал, что  ясность рассудка  снова теряется, к нему
возвращалось какое-то внутреннее оцепенение, в каком он блуждал вчера по
зоопарку. "А  может, зверинец  как раз  в этом  городе,- думал  Антон. -
Может, звери бродят тут  меж домов". Ему стало  страшно, но не сильно  -
почему-то Антон знал, что  это не так. И  еще, посреди всей нелепости  и
невероятности происходящего, он вдруг почувствовал острый голод.
     - Надо   вернуться на  кухню,- отчетливо  сказал кто-то  - и  Антон
понял, что это произнес он сам - вокруг не было никого.
     Как взмах ресниц  - Антон уже  стоял дома у  плиты. Было утро.  Ему
действительно  было  зябко,  на  нем  были  только  майка и плавки, а из
форточки задувало. Антон поднял  руку и захлопнул ее.  Он был дома.   Он
проснулся.
     - Вот  теперь  по-настоящему,- вслух  произнес  Антон. -  Вот бы не
подумал, что могут быть такие сны. Будет о чем подумать.
     Он поднял чайник, налил воды из-под крана, поставил воду на огонь и
повернулся, собираясь сходить ополоснуться.
     Подумать  и  впрямь было  о чем.  Более чем  - посреди  стола нагло
шевелил усами вчерашний здоровенный жук, а из-под холодильника метнулись
к Антону  два хвостатых  комочка. Они  снова пищали  - и  Антон снова их
понимал:
     - М'па-хотеть-ням-дай-дай-который мы-который ты-пить...
     Это  уже  был не сон. Но и Антону уже не хотелось ни удивляться, ни
пугаться. Он медленно  нагнулся и долго  разглядывал зверьков. У  одного
были  разноцветные  глаза -  один темно-карий,  другой зеленоватый,  а у
второго  - белое пятнышко  у носа. Больше эти  двое ничем не отличались.
Антон  решил,  что это все  же не мыши,- возможно, какие-нибудь лемминги
или там  песчаные  пеструшки.  Бог  его знает.  Зверьки ему понравились,
Антон  признавал  это,-  их  глазенки  были  смышлеными,  а дружелюбие -