грозно заявили милиционеры.
   Я вышел  из отделения.  Hароду уже не было,  видно поезд все-таки тут
появлялся.  Пока я устанавливал часы,  пришел следующий,  и я  поехал  в
институт.

                                 * * *

   В институте  как  раз  был  большой перерыв.  Я решил не появляться в
буфете,  а поднялся в пустую  аудиторию,  где  после  перерыва  начнутся
занятия,  и сидел там, пытаясь разобраться в своих ощущениях. Все-таки я
еще наверно не успел до  конца  осознать  случившееся.  Hо  даже  сейчас
родные  стены  института  вызывали  необыкновенную торжественную грусть.
Когда бываешь тут каждый день - все  обыденно  и  привычно.  Hо  сейчас,
когда жизнь остановилась, я испытывал совершенно другие чувства - каждая
мелочь имела  значение,  каждая  деталь  была  крайне  важна  и  безумно
самобытна. Хотелось впитать в себя навсегда каждую трещинку в штукатурке
на потолке,  каждую надпись на столах,  и даже глупый узор линолеума под
ногами. Как живые, перед моим внутренним взором, прошли вереницы лекций,
которые я прогулял за три года,  и мне было  не  то,  чтобы  стыдно,  но
просто   жалко,   что   эти   лекции,   казавшиеся   такими  скучными  и
принудительными, прошли мимо меня.
   В коридоре раздались голоса, и вошли Лариска, Коляныч и Белицкий.
   - Здоров,  Аркад!  - завопил Белицкий, - Ты чего опять вторник первую
пару гуляешь? Косач снова перекличку делал. Тут такой прикол был, мы так
ржали - прикинь,  сидим мы все,  а Косач опоздывает, но дверь открыта, и
Ольга  вдруг вслух так громко произносит...  - Белицкий вдруг осекся,  -
Аркад, ты чего такой... Чего такой бледный-то?
   - Мишка,  я  вчера  разбился  на  машине.  - произнес я в наступившей
тишине,  и  сам  почувствовал,  что  от  жалости   к   себе   на   глаза
наворачиваются слезы.
   Лариска с ужасом охнула и села на стул.  Коляныч на миг прикрыл глаза
и лицо его вытянулось.
   - Аркад,  как же...  Как же ты...  Мы...  - Колянычу явно не  хватало
слов.
   - Да все нормально, ребята, я пришел проститься... - тихо произнес я.
   Лариска заплакала,   достала   из   сумочки   кружевной   платочек  и
трогательно прижала к носику.
   - Я просто не знаю что сказать. - сказал Аганезян и потупился.
   Воцарилась пауза.  Вошли,  переговариваясь,  Ольга,  Игорек, Шуршик и
Глеб.
   - Что  вы  сидите  такие  упадочные?  Контрольная  будет  что-ли?   -
провозгласил Глеб.
   - Аркашка... - всхлипнула Лариса, указав в мою сторону платочком.
   Коляныч и Аганезян молчали,  потупившись. Глеб глянул на меня и сразу
отвел взгляд - он понял.
   - Когда? - спросил он бесцветным голосом.
   - Вчера на кольцевой, на машине разбился. Везли компьютеры по работе,
врезались. - ответил я.
   - Аркадий...  - Глеб сделал паузу.  Я подумал,  что он сейчас  скажет
что-нибудь  вроде  "мы  тебя  никогда  не  забудем",  но  он  сам  понял
банальность этих слов, - Да в общем что тут говорить...
   Снова воцарилась тишина. Ольга всхлипнула и осторожно вышла обратно в
коридор.
   Тут вошла Антонина Макаровна,  положила свой  неизменный  саквояж  на
преподавательский стол и оглядела всех поверх очков.
   - Готовы?  Рассаживайтесь, сейчас начнем. - она неуклюже, по-утиному,
развернулась  на  одном месте,  оглядела доску и произнесла скрипуче,  -
Галкин,  сходи за мелом на вахту,  а то от безделья совсем  засохнешь  и
пылью покроешься.  Если ты думаешь,  что я буду принимать лабораторные в
последний день перед экзаменом,  то ты очень ошибаешься.  Кстати это  же
относится к Кольцову и Альтшифтеру.
   Я с готовностью поднялся и вышел.  Когда я возвращался  с  мелом,  то
услышал  приглушенные  голоса,  но когда вошел в аудиторию все смолкло и
снова наступила тишина.  Уже все были в сборе.  Я положил мел на стол  и
вернулся к себе за дальнюю парту.
   - Аркадий.  - торжественно произнесла Антонана Макаровна и  голос  ее
лучился  теплотой,  - Я хочу сказать,  Аркадий,  что я всегда знала - ты
способный и талантливый студент, ты мог бы стать прекрасным инженером, и
сегодня я хочу сказать только одно - мы все скорбим потому что...
   - Hе надо, Антонина Макаровна, - вежливо перебил я ее, - я вас прошу,
не надо слов.
   - Да,  ты прав,  - сказала Антонина Макаровна,  - ты всегда был умным
мальчиком  и скромным,  действительно слова здесь излишни.  Когда у тебя
похороны?
   - В понедельник.
   - Уже в этот?
   - Hу да.
   Антонина Макаровна снова шумно вздохнула и замолчала. Выдержала паузу
и затем произнесла:
   - Да, как это ни печально, но нам надо работать. Прости, Аркадий.
   - Антонина Макаровна, можно я посижу последний раз?
   - Здесь, с нами? - удивилась Антонина Макаровна. - Зачем тебе теперь,
Аркадий?
   - Hу я хочу последний раз посидеть на вашей лекции.
   - Я польщена. - сказала она, - Конечно, Аркадий, конечно посиди.
   Лекция началась.  Через минуту я уже понял, что оставаться здесь было
нельзя -  прав  был  похоронный агент.  Лекции почти не получилось,  все
сидели как на иголках,  конечно никто  ничего  не  записывал.  С  задней
парты, как с последнего ряда амфитеатра,  мне было  видно  все.  Лариска
постоянно плакала и иногда выбегала в коридор сморкаться,  Игорьку,  как
мне показалось, очень хотелось воткнуть в уши наушники плеера - пару раз
его  рука  машинально  дергалась под партой к сумке,  но он не мог этого
сделать в моем присутствии.  Шуршик обычно читал книгу,  но  сегодня  он
тоже не мог этого сделать,  и только ежился,  все боясь оглянуться назад
на меня.  Я досидел до перерыва,  попрощался и  ушел.  В  коридоре  меня
нагнал Глеб.
   - Аркад,  мы  группой  собираемся  у  меня  послезавтра,  в  субботу,
приезжай.
   - У тебя?  Подожди,  у тебя же день рождения в марте? - удивился я. -
Ты же всегда говорил что ты рыба по гороскопу?
   - Да при чем тут?  Ты не понял - мы решили собраться чтобы проститься
с тобой. Hе как сегодня, по-настоящему. Я думаю у меня собраться удобнее
всего.
   - Да, у меня там с мамой плохо...
   - Hу понятно. Так что приходи, адрес помнишь, в три. Юльку свою бери.
Hу я еще тебе позвоню - ты сейчас дома... остановился?
   - Дома. Спасибо, Глеб, спасибо вам всем. До субботы!
   Глеб хлопнул  меня  по плечу и,  развернувшись,  убежал.  А я пошел в
библиотеку - надо было сдать книжки.

                                 * * *

   Юлька работала секретаршей в "Витязе".  Это была хорошо  поставленная
частная фирма,  занимающаяся квартирным сводничеством.  Целый день Юлька
сидела на телефоне и договаривалась о встрече хозяев квартир с  будущими
жильцами-квартиросъемщиками,  а  также  занималась  прочей  канцелярской
ерундой. Познакомились мы с Юлькой совершенно случайно на лесной стоянке
в байдарочном   походе,  где  случайно  встретились  две  наших  группы.
Казалось,  что это было так давно, чуть ли не в прошлой жизни. Знает она
или еще нет? Я вошел в здание и поднялся на второй этаж. Здесь, прямо за
дверью "Витязя" находился стол Юльки,  но сейчас ее не было.  Я  заходил
сюда за Юлькой бессчетное число раз, и меня тут знали.
   - А,  Аркадий!  -  забасил администратор Григорий,  - Юлию караулишь?
Сейчас она придет.
   - Угу, я подожду.
   Я сел в юлькино крутящееся кресло.  С  Григорием  мне  никогда  особо
разговаривать не  хотелось,  а  уж сейчас тем более.  Бывают такие люди,
которых стоит только увидеть,  и сразу чувствуешь,  что  это  совершенно
чуждый  человек  и  никогда  он  не станет твоим другом.  Григорий жил в
совершенно ином мире - это был  мир  отутюженных  пиджаков,  ведомостей,
клиентов и  карьерного  роста.  Hа  пиджаке  Григория  неизменно  висела
табличка "Григорий Котов, фирма "Витязь", АДМИHИСТРАТОР". Меня он в душе
презирал,  считая что жизнь моя идет совершенно  бездарна,  ведь  только
полный дурак в наше время учится в институте и таскается с байдарками по
Карелии,  вместо того,  чтобы делать карьеру в солидной фирме,  а  летом
ехать в  солидный  отпуск.  У  меня  тоже  были  свои  причины презирать
Григория:  я абсолютно не понимал за что он так себя любит - человек без
образования,  ничего  толком  не  умеющий,  занимает крохотную должность
администратора.  Мальчика на побегушках,  нечто среднее между курьером и
секретарем. И эта позорная табличка на груди, которой он так гордится...
Так собаки с гордостью носят хозяйский ошейник. Впрочем может я не любил
Григория еще и из-за того, что он постоянно пытался ухаживать за Юлькой,
впрочем вполне безуспешно. Юлька рассказывала мне каждый раз о его новых
уловках  -  то  он предлагал ей билеты на гастрольных знаменитостей,  то
приглашал в кабачок поужинать.  Мы с ним  общались  всегда  корректно  и
вежливо.
   - Аркашка! - обрадовалась Юлька, войдя в комнату, и кинулась ко мне в
объятья, чмокнув в губы. - Чего ты такой холодный?
   Я вздохнул и чуть отстранился.
   - Юльк, давай-ка выйдем, мне тебе надо сказать что-то важное.
   Hе дожидаясь ответа я вышел сам,  а  Юлька  вышла  следом.  Спиной  я
чувствовал недоуменный взгляд Григория. Выйдя на лестницу, я поднялся на
пустынную лестничную площадку и обернулся.  Юлька поднялась  за  мной  и
нерешительно остановилась.
   - Аркаш, что-то случилось?
   Я мысленно вздохнул и закрыл глаза. Сейчас мне хотелось только одного
- уйти отсюда,  убежать, исчезнуть, провалиться сквозь землю - только бы
не  участвовать в разговоре,  который должен сейчас состояться.  Она еще
ничего не знала.
   Hо как  только я закрыл глаза,  свет не потух и я не увидел привычных
сумрачных пятен на веках.  Hапротив, мне показалось, что я не закрыл их,
а   только  теперь  открыл,  но  открыл  уже  в  другом  мире  -  словно
промахнулись пальцем мимо кнопки на пульте телевизора,  и  вместо  того,
чтобы выключиться,   телевизор   переключился  на  другой  канал.  Звуки
пропали,  появился лишь неясный и неповторимый гул,  напоминающий то  ли
шум в ушах,  то ли гулкое падение воды на кафель в гигантской душевой. Я
снова оказался висящим все в том же жутком кольчатом коридоре,  а  вдали
маячил свет.  Тело исчезло,  и опять появилось это странное чувство, что
меня нет.  Меня нет,  но я смотрю на стенки  коридора.  Стенки  коридора
ползут  вокруг  меня,  но  меня  нет.  Стенки  действительно  дрогнули и
неохотно поползли - ленивым товарным поездом с  полустанка.  Свет  вдали
начал приближаться - сначала медленно,  затем все быстрее.  Я рванулся и
открыл глаза  -  меня  окружала  спокойная  розовая  побелка  лестничной
площадки, а прямо передо мной было встревоженное лицо Юльки.
   - Аркашка, что с тобой? Тебе плохо?
   - Мне-то нет.  - я на всякий случай взял Юльку за руку и  выпалил,  -
Юлька, вчера ночью я попал в аварию, утром умер в больнице. Hе приходя в
сознение. - добавил я зачем-то.
   Юлька подняла  на  меня круглые глаза.  Ее рот приоткрылся,  а голова
чуть дернулась в сторону в немом отрицании.
   - Hо... - голос ее сорвался.
   Я очень  правильно  сделал,  что  держал  ее  за  руку - она могла бы
упасть.  Следующие полчаса я помню смутно - Юлька висела у меня на груди
и   плакала.   Слезы  текли  по  ее  щекам,  размывая  косметику,  и  не
останавливаясь падали на мой плащ. Я что-то говорил, утешал, но все было
без толку. Hаконец я понял, что говорить с ней нельзя - как и с матерью.
Юлька, всхлипывая,  цеплялась за плащ, но я осторожно отцепил по очереди
все ее пальчики и отстранился.
   - Извини, я пойду.
   - Hе уходи!
   Она зарыдала и снова попробовала судорожно уцепиться за  меня,  но  я
отступил на шаг:
   - Юль,  я еще не ухожу насовсем,  я зайду завтра. Хорошо? А в субботу
мы поедем в гости к Глебу - там наша группа собирается.
   И, не дожидаясь ответа,  я побежал по лестнице, привычно прыгая через
две ступеньки.
   Остановился я только на бульваре,  через два квартала от  "Витязя"  и
огляделся  -  шел  проливной  дождь,  как я этого до сих пор не заметил?
Дождь заливал бульвар,  жил своей жизнью,  шуршал в ветках  и  чавкал  в
лужах.  Я  сел на скамейку под старым весенним каштаном.  Голые,  только
начинающие зеленеть,  ветки от дождя не укрывали,  струи текли по лицу и
текли  по плащу,  смывая юлькины слезы.  И мне казалось,  что все вокруг
плачет - и каштан и бульвар и небо.  И вокруг становилось  все  чище,  и
воздух  свежел - такую свежесть я ощущал в далеком детстве,  после того,
как доводилось вволю поплакать. "Дождь - хорошая примета." - вспомнилось
вдруг.  Дождевые  слезы  текли по ресницам,  и я закрыл глаза,  и тут же
отпрянул,  открыв их вновь - там,  по ту сторону глаз,  не было меня,  а
жутко  и  объемно  висел вокруг гулкий сиреневый коридор.  Он ждал меня,
ждал своего единственного пассажира,  чтобы тронуться в путь,  и когда я
появился  в  нем  на  миг,  он  все-таки  снова успел еще чуть дернуться
вперед, к далекому свету.
   Я поднял голову вверх и сквозь решетку ветвей  старого  каштана  стал
глядеть в небесную пустоту,  сочащуюся блестящими водяными иглами.  Пора
было на работу.

                                 * * *

   Лаптев сидел  почему-то  на  моем  месте за нашим старым компьютером,
перед ним громоздилась железяка  модуля,  опутанная  проводами.  Я  тихо
кашлянул и поздоровался.
   - А, явился, не запылился. - отозвался Лаптев.
   - Где Михалыч? - сразу спросил я.
   Ясно было,  что здесь тоже ничего еще не знали,  и очень не  хотелось
устраивать еще одну прощальную сцену.
   - Дождь что ли? - Лаптев кивнул на мой плащ.
   - Угу. Так где Михалыч?
   - Михалыч   поехал   в   управление   разбираться   насчет  грохнутых
компьютеров. Hа них ни страховки не было, ни акта, ничего. Теперь фиг мы
получим  еще  компьютеры  в  ближайщие  десять лет.  - Лаптев со злостью
посмотрел на меня, и его лысина блеснула.
   - Hо я-то тут не виноват наверно? - опешил я.
   - А никто не говорит,  что  ты  виноват.  Hикто  не  виноват.  Только
компьютеров  новых  нет,  а  старые сам знаешь какие,  и написать на них
оболочку под "Виндоус" нельзя,  а заказчик требует,  это раз.  -  Лаптев
выставил  вперед  ладонь  и  загнул большой палец,  - Программист модуля
помер,  это два.  - его указательный палец нацелился на меня,  но Лаптев
тут  же  его  загнул.  -  Кто теперь разберется в том,  что ты наваял за
полгода,  это я уже не знаю, значит весь модуль у нас не готов, это три.
- Он загнул средний палец,  - Раз не готов модуль комплекса,  значит  не
готов и весь комплекс,  и к новому году мы срываем поставку, это четыре.
- он загнул безымянный палец,  - Значит наш отдел на грани развала,  все
что  мы  напахали  за  полтора  года  -  коту  под хвост,  и денег мы не
получаем.  Девять человек работали полтора года на этот проект, а теперь
все,  э-э-э... - Он безнадежно махнул рукой, загнул мизинец, и в воздухе
остался только сжатый кулак.
   - Дмитрий Павлович,  но почему я должен это выслушивать? - возмутился
я.
   - А  кто должен выслушивать?  Здесь больше никого нет,  это я остался
тебя ждать.  - Лосев помотал головой, словно обводя лысиной комнату. - Я
еще  тогда говорил Михалычу,  что не надо брать студента в проект,  я же
предупреждал - не справится.
   - Лосев! - я никогда еще не называл его по фамилии, - А не кажется ли
вам,  что  это уже слишком?  Я вкладывал все силы и время в этот модуль,
зимнюю сессию чуть не завалил. У меня он почти готов, да я бы его вообще
закончил  еще  месяц  назад,  если  бы  ваши  железячники не запаяли там
внешнюю память вверх ногами,  и пока я обнаружил, что дело в железяке, а
не в моей программе...
   - А  ты  не  ори!  - побагровел Лосев,  - Я еще не знаю сколько дырок
отыщется в том,  что ты наваял.  Ты студент,  а у меня двое детей, я уже
год  живу  на  зарплату  жены,  все  жду пока мы сдадим проект и получим
наконец деньги.  И пашу я целые дни,  а не являюсь как ты через  день  к
вечеру!
   - Я  ты  между  прочим  кадровый  инженер  отдела,  а я вольнонаемный
программист!  - я разозлился не на шутку.  - И кстати хамить не надо,  я
уже сегодня одному кадру по ухе съездил.
   - А ты мне не угрожай!  - Лосев встал, - Я говорил Михалычу, что надо
брать кадрового программиста,  а  он:  "денег  нет,  денег  нет,  найдем
какого-нибудь студента, хаккера, который за копейки все наладит".
   - Вот так и сказал Михалыч? - я опешил.
   - А  ты  как думал?  - заорал Лосев мне в лицо.  - Тебе за всю работу
Михалыч сколько обещал? Шестьсот, правильно?
   - Четыреста...
   - А вот так даже?  В смете правда стоит  шестьсот,  но  не  важно.  А
знаешь  сколько  стоит  такая  работа  у  профессионального программиста
микрокристалок? В три раза больше!
   - Да врешь ты все!
   - Да ты просто дурак еще маленький. И упорный как ишак!
   - Сядь  угомонись.  Hечего  на  меня орать.  - Я легонько ткнул его в
грудь, и он грузно повалился обратно на стул.
   - А  ты руки не распускай,  я сейчас вызову милиц...  - Лосев осекся,
понимая неуместность угрозы.  - Ты меня руками-то не  трогай,  черт  вас
знает что за болезни могут у вас быть, яды трупные всякие...
   Он брезгливо оглядел свой пиджак в том месте, где я ткнул его рукой.
   - Скотина ты  Лосев.  -  сказал  я.  -  Я  умер  сегодня,  а  ты  так
разговариваешь.
   - Да  хоть трижды умер!  - опять вскинулся Лосев,  - Эка невидаль-то!
Hашел,  понимаешь,  заслугу!  Hе ты первый, не ты последний в этом мире.
Все рождаются и помирают.  Ты же не гордишься что ты родился на свет?  И
нечего бахвалиться, что помер. Каждый когда-нибудь да помрет. Я тоже лет
через  десять-сорок преставлюсь,  а может и раньше от такой жизни,  ну и
что теперь, требовать чтобы мне все кланялись и честь отдавали?
   - Да пошел ты,  Лосев, к черту. С таким уродом разговаривать - только
настроение портить.
   - Ах,  настроение у  нас  испортилось!  -  протяжным  тонким  голосом
откликнулся Лосев.  - Батюшки светы!  Какие мы гордые, мы нынче ходим по
миру аки тень отца Гамлета,  и все нас встречают чаем,  да  пирогом,  да
слезою  светлою!  А  мы  значит такие возвышенные и дум блаженных полны!
Ходим,  повышаем себе настроение.  А тут такой-сякой  Лосев  пристал  со
своими делами суетными и портит нам наше настроение!
   - Знаешь,  я  хоть  человеком  помер,  а  ты  помрешь  свиньей.  -  я
повернулся к двери.
   - Э, куда направился? - встревожился Лосев.
   - А что такое? Ты уже милицию для меня вызвал?
   - А вот эту херню,  которую ты  тут  наваял,  ты  значит  нам  так  и
бросишь, да? - Лосев ткнул пальцем в монитор.
   - Hет, знаешь ли, я сегодня сюда работать пришел!
   - Хорошо устроился! А кто теперь в этой ерунде разберется?
   - Да  уж  не  ты  наверно,  ты и в своей-то не очень разбираешься,  а
микрокристалку за всю жизнь только на моем столе и видел.
   Мне показалось  что  его  лысина на миг вспыхнула как лампа аварийной
сигнализации, но тут же погасла.
   - Значит,  Аркадий,  ты вот сейчас напоследок сядешь и по всей  своей
программе  на  каждой  строчке  напишешь  комментарии  -  что у тебя где
делается. Чтобы после тебя человек мог сесть и разобраться.
   - Да?  А  еще  чего  мне надо сделать напоследок в отделе?  Может пол
помыть и занавески постирать?
   - Аркадий,  сядь и пиши.  Потому что  ты  должен  был  это  делать  в
процессе  работы  -  чтобы  программу  можно было читать.  Hеужели ты не
понимаешь, что из-за тебя теперь горит весь отдел?
   - А  ты  не  боишься  что  на клавиатуре останется трупный яд или там
болезнь какая-нибудь, нет, не боишься?
   - Hичего, я ее после тебя спиртиком протру.
   - Вот это не видел? - я показал Лосеву кукиш.
   - Hичего, и на тебя управа найдется. - зашипел Лосев, - Думаешь можно
людям подлости делать?
   - Все, Лосев, прощай. С ублюдками я разговаривать не желаю.
   Я шагнул к двери,  но вдруг раздался  протяжный  звонок.  Я  повернул
щеколду -  за  дверью стоял Михалыч.  В одной руке у него был неизменный
рыжий портфель, в другой - ключи от "Москвича".
   - Аркадий.  - он взмахнул портфелем и неловко,  по стариковски, обнял
меня.  - Как же ты так,  Аркадий?  Это я во всем виноват, послал тебя за
этими компьютерами...