Электронная библиотека
Библиотека .орг.уа
Поиск по сайту
Фантастика. Фэнтези
   Фэнтази
      Вершинин Лев. Первый год Республики -
Страницы: - 1  - 2  - 3  - 4  - 5  - 6  - 7  - 8  - 9  -
Лев Вершинин. Первый год Республики ----------------------------------------------------------------------- Авт.сб. "Хроники неправильного завтра". М., "Аргус", 1996. OCR & spellcheck by HarryFan, 15 December 2000 ----------------------------------------------------------------------- Хроника неслучившейся кампании Одессе - моему городу и России - моей стране с абсолютной верой в то, что никакая ночь не приходит навсегда... 1816 год. В Российской империи возникает первое тайное общество дворян-конституционалистов - "Союз благоденствия". 1818 год. "Союз благоденствия" преобразован в "Союз спасения" - более мощную и многочисленную организацию, поставившую вопрос о необходимости вооруженного восстания. 1823-1824 годы. Формируются Северное и Южное общества, активно готовящиеся к армейской революции и утверждению конституционного строя. 1825 год, сентябрь. К Южному обществу присоединяется общество Соединенных Славян - организация младших офицеров полукрестьянского происхождения. 19 ноября. В Таганроге скоропостижно умирает император Александр I, завещав престол младшему брату Николаю с согласия второго по старшинству, Константина. 25 ноября. Петербург извещен о смерти императора. Не найдя поддержки у гвардии и Сената, Николай Павлович присягает Константину, наместнику Царства Польского. 6 декабря. Категорическое отречение Константина от престола. Начало междуцарствия. 14 декабря. Вооруженное восстание конституционалистов в Петербурге. Подавлено с помощью артиллерии. Середина декабря. По доносам предателей и показаниям пленных северян начинаются аресты членов Южного общества. 31 декабря. Молодые офицеры - "соединенные славяне" - освобождают из-под ареста подполковника Сергея Муравьева-Апостола. Черниговский полк в селе Трилесы (Украина) выступает "за Константина и Конституцию". 1826 год. 1-2 января. Черниговский полк движется на Белую Церковь, надеясь соединиться с ахтырскими гусарами и конными артиллеристами, командиры которых состоят в Южном обществе. 3 января, раннее утро Ахтырские гусары и конные --- Ахтырские гусары и конные артиллеристы, не поддержав -- артиллеристы присоединяются черниговцев, наносят им ----- к восставшему полку у поражение близ Ковалевки... - Ковалевки... 4 января Пленные черниговцы ---------- Армия конституционалистов доставлены в Белую Церковь -- занимает Белую Церковь. Далее: смотри учебники истории ------- ? ОТ АВТОРА Коротко объяснюсь. Очевидно заранее: так не было! - воскликнет некто, прочитав повесть; так не могло быть! - добавит другой. Согласимся: так не было. Все случилось иначе, и люди, мною оживленные, не таковы были, какими описаны. Однако! отчего ж такое мненье, что и быть не могло? История не пишется в сослагательном наклонении, да; но и то верно, что каждый миг жизни, едва лишь миновав, уже История. Каждый шаг мог быть иным и - соответственно - влек бы иные последствия. Поэтому отвергаю злословье придир; ведь есть же в тугом узле событий, и дел, и чаяний, и судеб людских нечто, воспрещающее, сказать с уверенностью: вот свершившееся; иначе же - никак! Было. Не было. Могло ли быть? Кто ответит... И еще. Есть в российской душе некое свойство, заставляющее ее терпеть даже и невыносимое. Но порой - в не самый хмурый день накатится нечто неясное, и - взрыв! вспышка! с болью, с кровью на выдохе! уж не думая ни о следствиях, ни о смысле, ни даже и о жизни самой... Тогда - вперед! В стенку лбом, лицом в грязь, давя, оскальзываясь, вновь вставая и вновь! - лишь бы не покориться... и уж не понять самому: зачем? для чего? а все та же мысль, и только она: не уступить! И лишь после, когда совсем иссякнут силы, оглянешься! - а кругом пепелище, и вороний грай, и кровь стынет; тогда только, будто с похмелья проснувшись, спросишь себя: к чему?! Но не будет ответа. Впрочем, несообразность сия не одной лишь России свойственна... ПРОЛОГ: 1826 ГОД, ИЮЛЬ Фельдъегерь спал, глядя на императора. Плечи развернуты, руки по швам, каблуки сдвинуты, глаза выкачены - и в них абсолютная, ослепительно прозрачная пустота. Император понял это за миг до гневной вспышки, а сумев понять, осознал и то, что темные лосины - отнюдь не дань варшавской моде, а просто вычернены грязью по самый пояс. И обмяк. - Подпоручик! Ни звука в ответ. - Подпоручик! То же: преданно сияющие пустые глаза. И ведь даже не покачнется, стервец... - Эскадрон, марш! Сморгнул, мгновенно подобрался, став ростом ниже, схватился за пояс, за рукоять сабли; тут же опомнился, щелкнул каблуками. - От Его Императорского Высочества Цесаревича Константина Павловича Его Императорскому Величеству в собственные руки! Выхватил из ташки засургученный пакет. Протянул. Замер, теперь уже пошатываясь. Николай Павлович, не стерпев, выхватил депешу излишне резко. Вскрыл. Цифирь... Обернувшись, передал Бенкендорфу. Уже и того хватило, что в левом верхнем углу означен алый осьмиконечный крест; так с Костькой уговорено: ежели вести добрые, чтоб не мучиться ожиданием, крест православный, ежели худые - папский, о двух перекладинах. Доныне истинных крестов не бывало. - Давно ль из Варшавы, подпоручик? - Отбыл утром пятого дня, Ваше Величество! Услышанному не поверилось. Ведь это ж быстрей обычной почты фельдъегерской! - да еще и коней меняя где попадется, и тракты минуя, чтоб разъездам польским в лапы не угодить, да, верно, и без роздыху вовсе... чудо! - Как же сумел свершить такое, поручик? - Скакал, Ваше Величество! Император усмехнулся. - И что ж, быстро скакал? - Не знаю. Ваше Величество! Понятное дело, где уж тут знать... - А что в Варшаве? - Не могу знать, Ваше Величество... однако из города был выпущен открыто, по предъявлении пропуска от Его Императорского Высочества! Еще хотелось расспрашивать, но - усовестился. Спросил с непривычной мягкостью: - Отдохнуть не желаешь, поручик? - Никак нет, Ваше Величество... - Тогда ступай, братец. Проводят тебя... - и едва успел отшатнуться: фельдъегерь, вздохнув освобожденно, устремился прямо на государя, лицом вниз; глухо, словно тряпичная кукла, ударился об пол и захрапел. По паркету из разбитого носа потекла тонкая алая струйка. Николай Павлович обернулся. - Быстро! Поднять, отнести в кордегардию (сам на себя досадовал: зачем не удержал?)... или нет, здесь устройте. Имя выяснить и доложить! Спящего, всего уж - от волос до шеи - измазанного юшкой и все же улыбающегося блаженно, подняли; бережно унесли. Император вернулся к столу. Отодвинул лишнее, оставив лишь чашку крепчайшего кофию; никогда не баловался, но вот! - пристрастился в последнее время, уж и не может без турского зелья. Что же в Варшаве? - сие не давало покоя, но знал: менее получаса цифирный кабинет не провозится; Александр Христофорыч, точности ради, ввел двойную проверку расшифровки. Позже, чем следует, не придет... В который раз поблагодарил Господа, что даровал ему в труднейшие времена Бенкендорфа. Прочие - шаркуны либо бездари, хоть и преданные без лести; а которые с умом и честью, так те подозрительны излишней близостью с карбонариями квасными, хоть и не уличить потатчиков... Вчера лишь отлегло немного от сердца: пришли вести из Руссы; успокоились поселяне. Уплатил за то отставкою и опалой графа Аракчеева; впрочем, послал графу перед убытием в именье табакерку с бриллиантовым вензелем. Русса, Русса... хоть этою занозою меньше; ныне главное - Польша и Юг. Особо - Юг! И то счастие, что в Петербурге не вышла затея искариотская. Не вышла! - себя не сдержав, ударил кулаком по столу; фарфор звякнул, кофий плеснулся, замочив депешу рязанского губернатора. Отчетливо, словно наяву, привиделось ненавистное лицо Пестеля; "Одно лишь отречение спасет вас, гражданин Романов!" - так и сказал, мерзавец. А что, полковник? - не встать тебе с Голодая [Голодай - остров в Петербурге, место захоронения казненных декабристов], не замутить воду; и не я судил вас, не я! гражданин Романов простил враги своя, как подобает христианину; император же миловать не смел. А судил Сенат; по вашему же мнению, нет власти высшей в Империи... Взяв замоченную депешу, перечел, держа на весу. Отрадно! вот и в Рязани волнения попритихли; равно и в Калуге; а под Москвою еще в мае... и на Волге так и не занялось, хотя боялся, боялся. И то сказать: покоя не знал, рассылал посулы для зачтенья на миру; попы перед мужиками юродствовали, угомоняли именем Господа. Уговорили! Злодеи же южные, к чести их, пропагаторов по губерниям не послали. Впрочем, откуда у Иуд _честь_?! - побоялись, всего и делов, повторенья Пугачевщины; рассудили: поднимется чернь, так первыми их же папенькам в именьях гореть... В дверь кашлянули. - Государь?.. - Александр Христофорович? Прошу, прошу... На длинноватом розовом лице Бенкендорфа - торжество, депешу несет, будто знамя при Фер-Шампенуазе. И глаза хитрые-хитрые, редкостно лукавые, непозволительно веселые. Сердце оборвалось в предчувствии хорошего; к скверному привыкнуть успел. - Что?! - Его Императорское Высочество Государь Цесаревич... - Ну же?! - ...наместник Царства Польского Константин Пав... - Прекратите, Бенкендорф! Вмиг посерьезнел. Не глаза - льдинки. И вот уже подает с поклоном белый, четко исписанный лист. Пробежал наскоро. Захлебнулся. Еще раз! нет, плывут буквы. Свернул лист трубочкой; не выпуская, встал, обошел стол, посмотрел Александру Христофорычу в лицо. - Та-ак... та-а-а-ак... Вот, значит, как... Помолчал. Внезапно, будто это сейчас всего важней, распорядился: - Поручику, депешу доставившему, объявите мое благоволение да табакерку пошлите с вензелем. Махнул рукой бесшабашно. - Да двести червонцев на поправку здоровья! Подмигнул Бенкендорфу. - Да поздравьте с чином штабс-капитанским! Прямой остзейский нос любимца слегка сморщился в иронии. - А может, и в гвардию заодно? - Отнюдь, Александр Христофорыч, отнюдь, - хмыкнул государь, - Россия не простит, коль заберу такого орла из службы почтовой. Ведь как скачет... Но к делу! Присядь. Чтоб обсудить все, достало менее получаса. Инструкции согласовав, скорым шагом ушел Бенкендорф. Император же - вновь за кофий; волшебен напиток, хотя, сказывают, в большой мере отнюдь не полезен. Ну да пусть его! один раз живем. Господь не выдаст... Не замечая того, покачивался взад-вперед. Отучал себя издавна от сей привычки дурной, бабы Кати, покойницы, наследства, и отучил было, а тут снова вернулась. Размышлял сосредоточенно о Польше. Ах, Польша, Польша, боль головная, покойным Сашею завещанная! Сколь волка ни корми, а вышло - все на Рим оглядывается; лишь полыхнуло на Юге, так и Варшава заплясала; вишь ты, сейм!.. шляхта голоштанная... детронизацию [детронизация - лишение престола] выдумали. Сорвалось! Но ведь могли же, могли! если б не гуляли до самого апреля, вполне б задору хватило не до Москвы, так до Питера, да еще если б с южными Иудами в союзе стакнулись... Впрочем, нет. Сего - не могли. То и спасло. Подсчитывал. Снова размышлял, перебирая формуляры. ...Дибича все же пока не трогать, нужен Дибич на польском кордоне, пусть под Гродно стоит, ляхам мозги прочищает; это у барона ладно выходит - пугать, не воюя. Тогда на Юг кого? Паскевича, больше некому. Не Ермолова же. Ладно. В Берлин и Вену не забыть нынче же благодарность отписать; к самому времени полячишек пугнули новым разделом. Опамятали сеймик. Еще раз - вполне спокойно уж - прочел письмо. Костьке ответить немедля! Ухмыльнулся. Ишь, круль польский... Пускай; главное, из избы добро не ушло. Круль так круль. А там посмотрим... 1. ГЕНЕРАЛ ...И никак не понять было: сентябрь ли это? Волглый, пронизывающий ветер, завывая, гнал низко над степью тяжелые иссиня-черные тучи, грязь чмокала под сапогами, и, насквозь пропитанная колючей водяной пылью, липла к телу омерзительно влажная ткань сорочки. Генерал Бестужев-Рюмин, козырьком приложив ладонь ко лбу, вглядывался в полумглу, пытаясь хоть что-нибудь если и не увидеть, так на худой конец хотя б угадать там, в сизой круговерти взбаламученного ветром тумана. Свитские, негромко переговариваясь, сгрудились поодаль. Чуть ближе иных - доверенные, друзья-товарищи: Щепилло, тезка ненаглядный, Ваня Горбачевский, Ипполит, брат меньшой самого Верховного, милый друг, душа золотая; в шепоте не участвовали - следили, не махнет ли рукой командующий, подзывая. Шутки кончились. В липкой грязи и клочьях тумана утонул Катеринослав, наскоро и, по сути, вовсе ненадежно обложенный частями Восьмой дивизии, верней сказать, тем, что от Восьмой осталось. "Больше не дам, - сказал Верховный. - Не могу, Мишель. Но ты уж расстарайся. Иначе конец". Так и есть; не дал ни плутонга [плутонг - взвод] сверх росписи, разве что татары днесь подошли, тысячи с три, так это ж разве можно в счет принять? А ведь и не думалось еще год назад, что, едва родившись, окажется в подобной петле Республика. Задним умом ясно: иначе и выйти не могло. Крепок задний ум - а сердце никак не соглашается признать! Ведь шляхту-то отбили, да как еще отбили - с шумом, с треском; до самой Варшавы катились ляхи без огляду, без просыпу, от Сухиновской мужицкой бригады; зря, что ли, молчат ныне? - никак не зря: все не очухались после Брацлава. И что же? Мазурки заглохли, а - глядишь! - на севере туча собралась: вот-вот Паскевич стронется, а кто воевать с ним станет? Татарва, что ли? Так из-за той татарвы донцы Николаше поддались, слышно, уж и присягу принесли, только и жди теперь - пойдут с востока шашками месить... говорил ведь Верховному: окружить тот Бахчисарай клятый, едва метушню мартовскую муллы затеяли - да и в картечь! Никак; все народы, ответил, едина суть. Сами, считай, хана сего и вырастили... Все не беда; иное горе горше прочих: с кем в поле встать супротив Паскевича? Ладно, ахтырцы, это хорошо, они и есть ахтырцы, не выдадут... так сколько ж их осталось? Ну александрийцы еще... а более ничего ведь и нет, разве конвойная сотня. И неоткуда сикурсу [сикурс - помощь, подкрепление] ждать; не снять Верховному ни с запада, ни с востока, ни с севера тем паче и единого солдатика; самому справляться следует. И добро бы еще армия регулярная противустояла, так нет же: хамы, быдло разбойное, воевать не умеющее... Отчего ж? - сам себя оборвал бешено. Еще как умеющее! Сами, вишь, набрали, ружьишки раздали, строю выучили, сами! - себе же на голову! Ах, как же гарцевал Ванька Сухинов перед своей Первой Мужицкой, как красовался папахою - освободитель! Стенька Разин со княжною! И вроде пошло, пошло: обернулся, словно в сказке, серый хам солдатом, в боях вырос, уж и ленты на знамя получила бригада за Брацлав, уж подумывали в дивизию развернуть... и что ж? Скверен Брут, из Агафона вылепленный. Где теперь Ванька Сухинов? какими ветрами косточки его по степи носит? Хотя - и то сказать: кто ж думал, что святое дело гайдаматчиной откликнется? ...Скопища Кармалюки растеклись по степи, разбухли, змеями проползли по буеракам от самых подольских холмов и аж сюда, к самому Днепру-батюшке, и ушла Первая Мужицкая к хамскому гетьману [гетьман (гетман) - казачий и гайдамацкий атаман (укр.)], почитай, вся; ныне не только с севера, а куда взгляд ни кинь - фронт, лютый фронт, с татарвою-вороньем вокруг. Что ж! - не Европия, не Бонапартьево воинство; пощады не жди, сам о милости забудь. И не на что пенять, коль уж располыхалась гверилья... [малая (партизанская) война (исп.)] На осунувшемся, желтом (а всего лишь год тому детски-пухлом) лице дернулась колючая щетинка усов. Вспомнилось вдруг: давешние споры... ах, Гишпания! ах, Риего! маршем пройдем по Малороссии, аки они с Квирогою [Риего, Квирога - офицеры, вожди Испанской революции 1821-1823 гг.] по Андалусии шли! ах, конституция! Вот тебе и конституция: грязь жирная, да кошки дохлые в колодцах, да мор поносный в полках, да никаких рекрутов, а ко всему и татары, союзники хуже супостата... и уж неведомо: благо ли все сие для России, проклятие ли? и стоило ли начинать? Однако - начато. Учуяв во мгле нечто людскому глазу невидное, прянул конь; генерал качнулся в седле, выравниваясь, крепче сжал коленями мокрые бока Абрека. Выматерился. Господи Вседержитель, дай силу иль хотя бы страх отними! слышишь, Господи? - а пусть и страх остается, только рассей сомнения. Верую в Тебя, яко всеведущ Ты и знаешь, что нет уж пути иного, чем сей крестный путь у раба твоего Мишки Бестужева; так спаси, помилуй и наставь! - ибо что было, все минуло, и осталось только это: степь в тумане, да город впереди, да скопища мужичьи вокруг, да неполных четыре тысячи солдат - больше не наскреб Верховный, да еще генеральские эполеты на подпоручицких плечах... Так пошли же, Творец, удачу во имя Отца, и Сына, и Духа Святаго, чтоб образумить мужиков да извести Кармалюку; тогда только и оживет надежда: выдадут рекрутов села, и поставки дадут провиантом да фуражом; за зиму обустроим армию, будет чем Паскевича встретить. Иначе - всему крах... И петля, вроде как у Пестеля, Пал Иваныча, мир праху его... ежели раньше на вилы не взденут, как Ваньку Сухинова... И страшнейшее: мечте конец придет во веки веков! - Мишель! Ипполит возник с левого боку, почти бесшумно, лишь чмокнули в грязи копыта аргамака. - Ну? - От Туган-бея ертоул... [разведчик, вестовой (тат.)] замкнули город! Языка взяли; нет, говорит, там ныне Кармалюки... отошел, собирает своих у Хомутовки! Разумею так: бить должно немедля, споро выйдет, еще и укрепиться успеем... - Взять еще надобно. - Куда денутся? Возьмем... Отроческий задор Ипполита показался смешным. И то: ведь ровесники почти, а не сказать; словно бы на век состарили Мишеля Бестужева густые эполеты. Впрочем, знал и сам: Катеринослав взят будет, это без спору; гайдамакам, сколько б их там ни набралось, не устоять под картечью, ежели только Первую Мужицкую Кармалюка не оставил в городке... А он не так глуп, хам, чтобы оставлять единую настоящую силу для прямой сшибки с армией, бросать ее под залпы... Расправил плечи, подтянул шнуры чеченской, Сухиновым некогда даренной белой бурки. - Взять нехитро. Иное ответь, Ипполит: как Кармалюку вовсе извести с нашей-то силенкой? Да и неведомо притом, сколько их там, за балкою. То-то. Разведка наша, сам знаешь... Впрочем - карту! Тускло мигнул слегка приоткрытый Ипполитовой крылаткой язычок потайного фонаря, прошуршал навощенный пергамент. Склонился, телом прикрывая от мороси бесценный пакет. Вгляделся, до рези напрягая глаза. - Что ж... Пусть Щепилло дает сигнал. Начнем! Спустя несколько минут медленно колыхнулась земля, уходя из-под копыт Абрека; вороной присел на задние ноги, но земля вновь замерла, а над степью уже накатывался гул, прерывающийся резким нечеловечьим посвистом. Плотный ком заложил уши, хоть и не так уж близко грянула

Страницы: 1  - 2  - 3  - 4  - 5  - 6  - 7  - 8  - 9  -


Все книги на данном сайте, являются собственностью его уважаемых авторов и предназначены исключительно для ознакомительных целей. Просматривая или скачивая книгу, Вы обязуетесь в течении суток удалить ее. Если вы желаете чтоб произведение было удалено пишите админитратору