овой лестнице, в маленькую
комнатуху  на самом чердаке. От легкого толчка он уселся  на
кровати,  пыхнул,  заставляя зажмуриться, свет,  и  давешний
голос, но не злой, а удивленный, спросил:
     - Мужик, ты кто?
     - Хрен в пальто...
       Тим   в  порядке  проверки  поцокал  зубом,  расклеил
заплывшие  глаза и прищурился, подслеповато всматриваясь,  -
напротив с ухмылочкой стоял он сам, собственной персоной. Не
призрак,  не  зеркальное  отражение  -  сиамский  близнец  в
ватнике и рваных трениках, с пудовыми кулаками. Ну и ну...
      -  Слушай,  отвернись  или дай тазик,  -  попросил  он
сиамского и, сдерживаясь, сделал судорожное движение горлом,
- блевать тянет.
      И  был  тут  же  препровожден в сортир, где  высморкал
кровь,  омыл  раны  и  смог дать вразумительное  объяснение.
Незнакомец  же,  узнав, что Тим не вор,  а  помогает  другу,
проявил  человеколюбие  и  облагодетельствовал  его   мокрым
полотенцем, сказав веско и сурово:
     - Фигня это все. И не дай Бог, если этот твой Ефименков
мне фальцы на крыше порушил.
       Фигня   не  фигня,  а  подействовало.  Через   неделю
счастливый Ефименков лечился от свежезацепленного триппера.

                            Хорст
                           (1959)

     - А я ведь помню вашу матушку, штурм-банфюрер. - Борман
ностальгически  вздохнул,  глубоко  засунул  руку  в  карман
мешковатых брюк и незаметно почесался. - Кристальной чистоты
души  была  женщина. А умна, а шикарна. Да, пусть  будет  ей
земля периной...
      Полное,  одутловатое лицо его затуманилось,  бульдожьи
глазки блеснули влагой - как все очень жесткие люди, он  был
крайне   сентиментален.  Ах,  баронесса,  баронесса.   Какая
женщина,  правда, костлявая. А лобок вообще  словно  бритва.
Впрочем,  об  усопших или хорошо, или никак.  Спи  спокойно,
майне кляйне медхен.
      - Русский осколок, партайгеноссе, разворотил ей матку.
- Хорст выпрямился в кресле и выказал немедленную готовность
идти   рвать  глотки  всем  врагам  рейха.  -  Она   умирала
мучительно, в страшных корчах.
     - Да, да, мы, немцы, имеем свирепое право на мщение.
      Борман и сам сделался свиреп, рявкнув, выпятил губу  и
посмотрел  на стену - волчьи, песьи головы, золоченые  щиты,
вычурная   вязь   геральдики.   Рыцарские   гербы,   длинной
вереницей, светлая память о павших товарищах. Они  -  гербы,
не  товарищи  -  стройно вписывались в  убранство  кабинета,
ладно  стилизованного под баронский зал  замка  Вевельсбург,
что  в  Падеборне.  Центральную часть  занимал  внушительный
дубовый  стол,  похожий  на  тот,  что  принадлежал  некогда
славному королю Артуру. Кресла в количестве чертовой  дюжины
обтянуты  свиной кожей и несли на высоких спинках серебряные
пластины с затейливыми вензелями.
      - Так вот, к вопросу о святом мщении, штурмбанфюрер. -
Борман  оторвал взгляд от стены, страшные его глаза  в  упор
уставились  на  Хорста. - Материалы, что  вы  доставили,  не
имеют   цены.  Наши  аналитики  считают,  что  этот  русский
Барченко  сродни еврею Риману, славянину Тесле и  опять-таки
еврею   Эйнштейну.  Сам  фюрер  хотел  встретиться  с  вами,
отметить  ваш вклад в дело возрождения могущества  рейха.  К
сожалению, не смог, срочно вылетел на Тибет.
       Как,  Гитлер  жив?  По  идее,  Хорсту  следовало   бы
изумиться,  выпрыгнуть  из  массивного,  с  резными  ручками
кресла.  Увы... За три неполных дня проверенных в  Шангрилле
удивить его чем-либо уже было сложно. Необъятная - с зимними
садами,    стадионами,   искусственными   водоемами    база,
исполинские,  куда  там  капитану  Немо,  подводные   лодки,
тарелки,  летающие один в один как НЛО -  все  это  поражало
воображение  и  казалось материализовавшимся  фантастическим
сном. Так что жив фюрер - и ладно. Всучить недалеким русским
обугленные трупы двойников - дело нехитрое. Пусть смотрят им
в зубы и тихо радуются.
     - Однако как ни крути, штурмбанфюрер, этот ваш Барченко
всего лишь теоретик, - Борман сделал вялый жест рукой,  и  в
хриплом, лающем его голосе послышалось презрение. - Формулы,
выводы,   моральные  сентенции.  Словоблудие,   свойственное
славянам,    отсутствие   немецкой   хватки   и    арийского
практицизма.  А возрождающейся Германии не нужны  вербальные
/.++nf((,  ей  нужны  конкретные дела.  Вы  понимаете  меня,
штурмбанфюрер?  - Он вдруг с лая перешел на  крик  и  потряс
паучьим  волосатым пальцем, отчего сразу сделался  похож  на
рассерженного школьного учителя:
      -  Вы  показали  себя  с лучшей  стороны,  вы  молоды,
энергичны,  вы  стопроцентный  ариец.  Так  что  же,  дьявол
побери,  мешает  вам  найти этот чертов  кристалл?  Я  хотел
сказать, магический.
      Лоб  его  пошел  морщинами, плечи передернулись,  ноги
топнули  по  каменному - все было в лучших традициях  рейха,
поменьше слов, побольше дела.
      -  Око Господне, партайгеноссе. - На вдохновенном лице
Хорста  запечатлелось  уважение напополам  с  решимостью.  -
Яволь, дайте только срок.
      -  Найдите  его, штурмбанфюрер, найдите во имя  памяти
всех убиенных немцев!

                        ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

                     КОВАРСТВО И ЛЮБОВЬ

                         Хорст(1964)

       Шел  лунный  месяц  Рамадан,  девятый  по  исламскому
календарю.   Вот  уже  неделю  все  правоверные  каждодневно
постились,  "с момента, когда можно отличить белую  нить  от
черной, и до захода солнца", - надеясь попасть после  смерти
в  рай,  открытый лишь для тех, кто следует умеренности  при
жизни.  Зато после захода, если позволял кошелек, - бриуаты,
треугольные,   аппетитно  хрустящие  пирожки   с   мясом   и
курятиной, таджины, тающие во рту гуляши, бастеллы - круглые
слоеные,   с   начинкой  из  жареных  голубей   и   миндаля,
традиционные, с томатом и зеленью супы шорпы и, само  собой,
кускус  с телятиной, бараниной или, под настроение, с рыбой.
Именно  так,  по  высшему разряду, Хорст  и  принимал  одной
каирской ночью своего позднего гостя - пожилого крестьянина-
рейса в чистом по случаю праздника белом джелалабьяхе. Как и
подобает   председателю  всеегипетского  подотдела  общества
советско-арабской  дружбы, такой же крепкой,  как  Асуанская
плотина, братски возводимая на первых порогах Нила. Хорст, с
уважением  порасспросив  гостя о  детях,  внуках,  видах  на
Урожай,  пригласил его к милда, низенькому круглому столу  с
бортиками, где была сервирована кеайя, разнообразная закуска
в  маленьких  тарелочках.  И хотя правоверному  мусульманину
полагается  в таких случаях, прежде чем навалиться  на  еду,
возблагодарить   аллаха  и  съесть  для  начала   что-нибудь
легонькое, финики, например, араб без церемоний взял  кефту,
жаренный  на  решетке шарик баранины жадно раскусил  и  всем
видом   показал,  насколько  хороша  она,  советско-арабская
дружба.
     Звали его Ибрагим - старый рейс Ибрагим, а познакомился
с  ним  Хорст недели две назад неподалеку от Ахет-Хуфу,  по-
простому  пирамида  Хеопса.  Был  жаркий,  исходящий  пылью,
крикливо-суетливый полдень. Над пирамидой  тучами  кружились
#.+c!(,  а  у  подножия - туристы, мелкие торговцы,  алчущие
клиентуры  рейсы.  Жизнь  не  затихала  на  древних   скалах
тысячелетнего  Ростау.  Однако  настроение  у  Хорста   было
похоронным. Только что он вылез из Ахет-Хуфу на Божий свет и
физически,  каждой своей клеточкой ощущал  немыслимое  бремя
гигантской  пирамиды. Вот уже неделю его  мучила  навязчивая
мысль,  смешно  сказать,  о  каком-то  там  папирусе  времен
позднего  Среднего  царства. Вы  -  .полненном  иеротическим
письмом,  плохо  сохранившимся и несомненно  являющим  собой
копию  с  какого-то раннего оригинала. Назывался сей папирус
Весткарским в честь одной эксцентричной дамы, передавшей его
безвозмездно  в  дар науке, и рассказывал о фараоне  Хеопсе,
собиравшемся  соорудить  в своей строящейся  пирамиде  некие
тайные  палаты на манер тех, что были в храме  Тота.  И  все
было  бы  ничего, если бы не другой папирус, так же  периода
Среднего  царства, содержащий "предостережение  Ипувера",  в
нем  старый жрец сетует, что канули золотые времена  и  "нет
уже тех достойных, кто может забрать то нечто, спрятанное  в
пирамиде".  Значит, нечто, спрятанное в пирамиде?  Уж  не  в
секретных ли палатах фараона Хеопса? Без малого неделю Хорст
лазил  по  Ахет-Хуфу,  прикидывал так  и  этак,  простукивал
стены,  чуть ли не обнюхивал Большую галерею, камеру царя  и
комнату царицы, с непониманием посматривал на массивный,  из
крепчайшего гранита саркофаг - как его вытесали, из цельной-
то  глыбы?  Это  в  эпоху-то медно-каменной  культуры?  Нет,
трижды   прав   Шампольон,  по  сравнению  с  древними   мы,
европейцы, словно лилипуты. Ишь чего понастроили. На площади
основания Ахет-Хуфу можно разместить храм святого  Петра,  а
также   Миланский   и   Флорентийский   соборы   вместе    с
Вестминстерским   аббатством.  Наконец   Хорст   плюнул   на
ортодоксальную  археологию  и  стал  подумывать  о   методах
Бельцони,  добывавшего  раритеты  при  посредстве  тарана  и
динамита.  Вот  тут-то  ему  и  повстречался  рейс  Ибрагим,
дочерна  загорелый, беззубо улыбающийся, в донельзя истертом
выцветшем джилалабьяхе.
     - Салам алейкум, товарищ, - безошибочно угадав в Хорсте
русского,   поздоровался  он,  подкрутил  седеющие   усы   и
доверительно сообщил:
      -  Это  ведь я водил Картера к Тутанхамону,  я  лучший
проводник  во  всем Египте. Ты, товарищ, со мной  ходи,  мне
бакшиш плати, я тебе такое покажу. Э, рубли не надо, доллары
давай, фунты, марки.
     Глядя на него, создавалось впечатление, что за Двадцать
пять зеленых он завернет вам Ахет-Хуфу в Шелковую бумагу или
по  крайней  мере попытается это сделать. А уж  за  тридцать
пять  - откроет все тайны древней земли Кем. Хорст не  долго
думая дал ему полтинник. И Ибрагим честно вывернул перед ним
наизнанку  все достопримечательности Мем-Фисского  акрополя:
"поля  пирамид" в Дашуре, Сак-ре, Абусире, Завиет эль-Ариане
и  в  Абу-Руваше. Казалось, мигни только Хорст, и перед  ним
откройся ворота в Дуат, бренное обиталище душ усопших. А еще
Ибрагим  знал множество историй - про негасимые  светильники
гробниц,  и  про  таинственный,  светящийся  во  тьме  сплав
орихалк, и про загадочную, ныне выродившуюся породу котов, с
*.b.`k,(  в свою бытность фараоны охотились на диких  гусей.
Почему  египетские краски не выцветают тысячелетиями? Почему
эмблемой  касты фараонов была очковая кобра, а  жреческой  -
обыкновенная?   Почему,  почему...  А  вот   насчет   тайных
помещений в пирамиде Хеопса старый рейс молчал, отнекивался,
нет, говорил, товарищ, не знаю. Мол. главная тайна Ахет-Хуфу
совсем  в  другом. Когда халиф аль-Мамун в  девятом  веке  с
помощью  огня и уксуса пробился в пирамиду, то обнаружил  он
не   пустоту,   как  утверждают  историки,  а   увидел   две
исполинские   скульптуры,  стоящие   на   пьедестале.   Одна
изображала мужчину с копьем в руке и была из золота,  другая
-  из серебра и представляла собой женщину с пращей. Посреди
того же постамента стояла ваза из неведомого минерала. Когда
ее  наполнили  водой, она весила ровно  столько,  сколько  и
пустая.
      Третьего  дня  Ибрагим поведал Хорогу преинтереснейшую
историю. Будто бы сын его пятой дочери, непутевый Муса,  тот
что  работает шофером у господина Али, так накурился гашиша,
смешанного с семенами дурмана, что, ничего не соображая, сел
в  машину  и  сдуру  укатил  куда глядят  глаза  в  пустыню.
Естественно,  застряв, бросил грузовик, долго  куролесил  по
пескам, распевая песни, а в районе старых каменоломен  вдруг
замолк,  потому  что  натолкнулся на  запечатанный  вход.  В
гробницу,    богатую,    похоже,   нетронутую    мародерами,
местоположение  которой  Ибрагим  готов  указать...  И  надо
торопиться,  потому  как у непутевого  Мусы  короткий  ум  и
длинный язык.
     - Кушайте, уважаемый, кушайте:
      -  Хорст с искренним радушием прижал ладони к  сердцу,
легко поднялся с пуфика и, вытащив бутылку необъезженной еще
"Белой лошади", вздохнул:
      -  Ох,  грех, грех... - Да, грех, грех... - в тон  ему
вздохнул  араб, проглотил тягучую слюну и пальцами -  пророк
предписал  есть  руками  -  взял с  блюда  сочную  брошетту,
маленький закусочный шашлычок. - Но не такой уж и тяжкий.  -
Обмакнул мясо в соус и с презрением покосился на поднос, где
стояли    всевозможные   напитки:   соки,   молоко,    вода,
ароматизированная флердоранжем. - На то они и  грехи,  чтобы
их отмаливать. Аллах простит.
     Все верно, как сказал один еврей: если нельзя, но очень
хочется, то можно. Из чайных, доверху наполненных пиал.  Под
салат из жареного перца с запеченными помидорами, цыплята  с
черносливом  и  медом,  посыпанные  кунжутом,  и   хрустящие
бриуаты с голубятиной.
      - А не кажется ли вам это странным, уважаемый? - тонко
поинтересовался Хорст, когда уже изрядно прогалопировали  на
"Белой  лошади"  и  принялись за запеченного  барана,  коего
полагалось есть со смесью соли и молотого тмина. -  Каких-то
два  десятка  километров от Каира и -  нетронутая  гробница.
Просто чудеса тысячи и одной ночи.
      Конечно  чудеса, если учитывать тот прискорбный  факт,
что  основная  часть  захоронений на нильских  берегах  была
осквернена еще в эпоху фараонов.
      -  Что  ж тут странного, товарищ. - Старый рейс  отдал
$.+&-.%  гранатовому соку и снова обратил свое  внимание  на
баранину.. - Тот, кто имеет разум, в эту чертову каменоломню
не  пойдет.  А  глупцы оттуда уже не возвращаются.  Скверное
место,  плохое.  Слышал ли ты, товарищ,  о  коварной  богине
Миург,  владычице  миражей, дурмана и опьянения.  -  Ибрагим
непроизвольно перешел на шепот и, оторвавшись от мяса, начал
в  одиночку запрягать "Белую лошадь". - Она умеет двигать по
пустыне колодцы, перекатывать своим дыханием каменные  шары,
служащие  ориентирами для погонщиков караванов.  А  скольких
она  заманила  за  черту реального мира  в  свою  призрачную
страну   Миургию.  Те  люди,  оборванные   и   высохшие,   с
полузакрытыми глазами, бродят от оазиса к оазису, из селения
в селение, ничем не занимаясь, ни с кем не разговаривая. Что
они  видят, о чем они думают, знает только Миург.  -  Старый
рейс  глянул на Хорста поверх края пиалы. - Так вот  в  этой
каменоломне можно запросто повстречать ее. Как в свое  время
это  случилось  с  царем  Камбисом и его  пятидесятитысячной
армией. Никто не вернулся назад...
      Настала  тишина, нарушаемая лишь лопастями вентилятора
да   осторожными  шагами  буфетчицы,  с  почтением  подающей
кускус.  Из  уважения  к  гостю  арабу,  она  была  одета  в
мавританском  стиле  в шелковые просторные  шальвары,  некое
подобие кафтана и светло-голубую чадру.
      -  Что-то  не пойму я, уважаемый, эту самую  владычицу
миражей.  - Выждав, когда буфетчица уйдет, Хорст  скатал  из
кускуса  шарик и одним движением большого пальца с ловкостью
отправил  в  рот.  -  Камбиса с его  войском  ухайдокала,  а
непутевому Мусе гробницу отдала. Где логика?
      -  Видимо,  гашиш, смешанный с дурманом, размягчил  ее
каменное  сердце.  -  Рейс  глубокомысленно  пожал  плечами,
поставил  пустую  пиалу  и,  дабы  ,  уклониться  от   темы,
потребовал бумагу и карандаш. - Вначале через Нил, потом вот
по  этой  дороге  сюда, затем по той туда... Теперь  направо
через  ров в каменоломни... Вот здесь по левой стороне ближе
к  началу. Темно-оранжевая скала с трещиной словно  крест...
Найдете.
     Сам он ехать во владения Миург отказался категорически.
      Провел ладонями по бороде, с достоинством поднялся  и,
не  оглядываясь,  направился к дверям. Было далеко  слыхать,
как  стучит  его  тамариндовая  палка  по  древней  каирской
мостовой.
      Хорст  повертел  так и этак коряво нарисованный  план,
глянул  на "Победу", прикидывая время до рассвета,  морщась,
закурил "Красный молот" и тронул выключатель селектора:
     - Начальников секторов ко мне.
      А  когда  прибыли  начальники  секторов  -  культурно-
массового, спортивно-оздоровительного и общеобразовательного
-  все,  как  один, под потолок, с комодообразными  плечами,
одетые в рубашки "первомайка", белые бриджи "Дружба" и белые
же тапки "Рот-фронт", Хорст коротко приказал:
       -   Получасовая  готовность.  Вооружение,  снаряжение
полностью.  Баки под завязку. Выступаем по моему  сигналу  в
составе отделения. Все, идите инструктируйте людей.
      Выступили  на  рассвете,  под  заунывно-тягучие  азаны
,cm$'(-.".  На  двух с виду неказистых, но  с  американскими
моторами      "роллс-ройс"     "газиках",     в      составе
тяжеловооруженного кадрированного отделения. Проехали сонный
после ночного обжорства Каир, переправились через широкий  -
редкий  крокодил  доплывет до середины! -  Нил  и  попыли-ли
древней  дорогой,  видимо, помнящей еще  и  Ту-танхамона,  и
завоевателей  гиксосов, а может быть, и самого первородителя
Атума.  Свернули,  как сказал Ибрагим,  налево,  потом  ушли
согласно  плану  на  право, и ехать вскоре  стало  некуда  -
пустыня заглохла дорогу в свое алчущее ненасытное чрево.
       Хорст   вылез  из  машины,  взяв  азимут  по  солнцу,
Ориентировался   на   местности  -  до  района   каменоломен
оставалось  еще километров двенадцать По сыпучим дюнам,  под
палящими  лучами,  в призрачном, ощутимо  плотном  мареве...
Ничего,  дошли.  Заброшенную каменоломню  отыскали  сразу  в
узкой долине, западную часть которой скрывали отроги гор,  а
восточную   -  высокий  холм.  Мрачное  место,  похожее   на
преддверие  ада.  Однако  людей  там  хватало.  Кто  работал
лопатой,    кто   махал   кайлом,   кто   долбил    тяжелым,
поблескивающим  на  солнце  ломом.  А  происходила  вся  эта
археологическая суета возле той самой темно-оранжевой  скалы
о  которой  говорил старый рейс. Как видно,  у  непу  тевого
Муссы и впрямь был длинный язык.
      "Доннерветтер!  Такую мать", -  не  обнаруживая  своих
эмоций,  Хорст  изучил в бинокль лагерь,  отметил  грамотное
расположение  палаток,  прикинул приблизительное  количество
людей,   глотнул  из  фляжки  и  посмотрел  на  заместителя,
плечистого  седого  немца,  работавшего  еще  в  гестапо   у
Мюллера.
      -  Ганс,  со мной. Остальные - в прикрытие. Сейчас  же
второй  его  зам  и  начальники  секторов  сорвали  с   плеч
автоматические    винтовки    и,    перемещаясь    короткими
перебежками, взяли лагерь под контроль. На ровную мушку.
       Командовала  археологическим  процессом  на  редкость
привлекательная  пышногрудая блондинка  в  белой  рубашке  с
отложным  воротником и коротких, до середины бедер,  шортах.
Лицо  было  как  у  голливудской кинодивы  -  породистое,  с
правильными   чертами   и   крайне   самоуверенное.    Сразу
чувствовалась, что блондинка была дамой тертой, с яйцами.  И
точно,  она  не  стала задавать вопросы  вроде  "ду  ю  спик
инглиш"  или  "шпрехен  зи дойч". Нет, прищурилась  недобро,
хмыкнула  оценивающе  и  улыбнулась  Хорсту  с  Гансом   как
шаловливым детям..
     Что, товарищи, заблудились? А документ у есть?
      Сейчас  же,  по  мановению ее руки из палатки  подошли
двое, лапнули синхронно кобуры, выплюнув в унисон окурки.
       -  Я  президент  филиала  общества  советско-арабской
дружбы,  -  веско  сказал Хорст и, вытащив мандат,  паспорт,
пропуск, допуск и разрешение на оружие, указал на Ганса:
     - А это заместитель мой...
      В  глубине  души  ему  было  смешно  -  давай,  давай,
блондинистая, тряси буферами. Ведь стоит только дать знак, и
от  тебя,  и  от  мордоворотов  твоих  только  мокрое  место
останется.
      Блондинка быстро пролистала документы, собрала стопкой
и вернула Хорсту.
      -  Ну  а здесь-то, товарищ председатель, какого  хрена
собачьего вам надо?
      Хоть  и  мельком,  а  все успела  проверить:  и  факру
обложек, и реквизиты содержания, и натуральность печатей,  и
совмещаемость  оттисков. Документы  ажур,  не  подкопаешьс