Электронная библиотека
Библиотека .орг.уа
Поиск по сайту
Фантастика. Фэнтези
   Фэнтази
      Вартанов Степан. Это сон -
Страницы: - 1  - 2  - 3  - 4  - 5  - 6  - 7  - 8  - 9  - 10  - 11  - 12  - 13  - 14  - 15  - 16  -
17  - 18  - 19  - 20  - 21  - 22  - 23  - 24  - 25  - 26  -
с начала прошлого века, а я - младший отпрыск. Естественно, на меня возлагались большие надежды. Чтоб им угодить, мне надо бы мужа с родословной длиною в целый ярд. Я только диву давался, отчего Милли так напирает на свое дворянское происхождение и ни слова не проронила о том, что ее отец - простой ветеринарный врач где-то под Уимборном... По-видимому, мне все-таки не дано было оценить всех особенностей обстановки Фанни и ее манер, возбудивших в Милли этот дух самоутверждения. В таком же деланно-приподнятом тоне они заговорили о достоинствах района Риджент-парка с точки зрения социальных преимуществ и пользы для здоровья. - Во-первых, гостям туда нетрудно добираться, - рассуждала Милли. - Потом там масса интересных людей: актеры, критики, писатели - знаете, такой народ. Они как раз живут в том районе. Естественно, Гарри теперь надо поближе сойтись с артистическим миром, с литераторами. Думаю, придется назначить приемный день для этой публики, устраивать для них чай, закуску. Возня, конечно, но что поделаешь - необходимо. Гарри нужно заводить знакомства. Она наградила меня горделиво-покровительственной улыбкой. - Гарри, я вижу, пошел в гору, - заметила моя сестра. - Разве это не замечательно? Правда, чудесно иметь такого брата? Она принялась расхваливать квартиру. Фанни предложила ей осмотреть все комнаты, и обе на время удалились. Я подошел к окну. Отчего они не могут вести себя иначе, сердечнее? Ведь они обе любят меня - разве это одно не должно хоть немножко роднить их друг с другом? То были, как видите, рассуждения, которые делают честь мужской проницательности. Затем был подан чай, знаменитый чай со множеством вкусных вещей - правда, я был уже не тот ненасытный пожиратель снеди, что прежде. Милли хвалила угощение с видом герцогини, удостоившей своим посещением простую смертную. - Ну так; - произнесла она наконец тоном светской дамы, обремененной множеством визитов. - Боюсь, что нам пора... С первой минуты, как мы вошли, я очень внимательно наблюдал за Фанни и поражался: откуда эти сухие, изысканно-вежливые манеры?.. А как тепло, как естественно принимала она Хетти всего полгода назад! Отчего такая разница? Нет, я не мог ждать другого случая. Хоть несколько слов, но сейчас. Я поцеловал ее на прощание (даже поцелуй не тот!); миг нерешительности - и она поцеловалась с Милли, а потом мы сошли на площадку, и я услышал, как наверху закрылась дверь. - Перчатки забыл, - спохватился я. - Ты иди вниз, а я сейчас. - И я бросился обратно по лестнице. Фанни открыла дверь не сразу. - В чем дело, Гарри? - Перчатки! Ах нет. Вот они, в кармане. Дурацкая рассеянность... Ну, как она тебе, Фанни? Понравилась? Она ничего, да? Смущалась немножко при тебе, но, в общем-то, она хорошая. Фанни подняла на меня холодные глаза. - Ничего, - оказала она. - Вполне. С этой тебе не надо будет разводиться, Гарри. Будь покоен. - Я не думал... Хотелось, чтобы это... чтоб она тебе понравилась. А ты вроде как-то не слишком душевно... - Дурачок ты мой глупенький. - Это опять была прежняя Фанни, моя нежная сестра. Она притянула меня к себе и поцеловала. Я начал спускаться по лестнице, но на второй ступеньке обернулся. - Сама знаешь, каково бы мне было, если б она тебе не очень... - Она мне очень, - сказала Фанни. - А теперь - счастливо тебе, Гарри. Мы с тобой... В общем, мы сейчас с тобой прощаемся - понимаешь? Мне уж теперь не слишком часто придется тебя видеть, при такой деловой жене, которая сама знает, с кем тебе встречаться. И у которой такие связи... Ну, в добрый час, старичок. Успеха тебе, братик, всегда и во всем. - Глаза ее были полны слез. - Дай бог, чтобы ты был счастлив, Гарри, милый. Будь счастлив - на свой лад. Это... Это уж не то... Фанни не договорила. Она плакала. Я рванулся к ней, но дверь захлопнулась перед моим носом, и, потоптавшись с глупым видом секунду-другую, я стал спускаться к Милли. 7. ЛЮБОВЬ И СМЕРТЬ Прошло два года. За это время я лучше узнал и оценил свою практичную, положительную жену и еще больше привязался к ней. Рассудочная и осмотрительная, она была очень решительна, очень благоразумна и честна. Я был свидетелем ее борьбы - нелегкой борьбы - в тот час, когда родился наш сын, а ведь подобные испытания во все времена, да и по сей день, связывают мужчину и женщину прочными узами. Правда, она так и не научилась угадывать мои желания и мысли, зато я вскоре без труда читал в ее душе. Я сочувствовал ее стремлениям и вместе с нею переживал ее неудачи. Она положила много сил, чтобы навести в нашем доме уют и порядок. Ей были по вкусу добротные, "солидные" вещи, сдержанные сочетания тонов. В том старом, загроможденном "имуществом" мире, где каждый дом представлял собою как бы независимое маленькое государство, весьма существенное значение приобретала проблема домашней челяди. Милли же умела взять с прислугой верный тон, предписанный социальными традициями того времени, соблюдая как раз ту меру доброты, которая исключает всякую фамильярность. Она неизменно проявляла разумный интерес ко всему, что происходит в Сандерстоун-Хаусе, и очень близко принимала к сердцу мои успехи. - Погоди, не пройдет и десяти лет, как ты у меня будешь в директорах, - говорила она. И я работал. Я очень много работал, и не только из честолюбия. Я действительно понимал, какая ответственная воспитательная миссия возложена на наше огромное и так плохо поставленное дело, и я верил в него. Со временем и Ньюберри, признав во мне своего единомышленника, начал посвящать меня в свои новые замыслы и советоваться по поводу тех или иных усовершенствований производственного процесса. Он все больше полагался на меня и все чаще беседовал со мною. И, помню, странная вещь: словно по молчаливому соглашению, мы никогда во время этих бесед не заговаривали о Фанни - ни прямо, ни косвенно. Во многом я изменился за эти два с половиной года своей семейной жизни. Я закалился, возмужал, приобрел светский лоск. Я был выдвинут в кандидаты, а затем избран членом одного почтенного клуба и очень преуспел в искусстве красноречия. Круг моих знакомств все ширился. Теперь в него входили и весьма известные люди, причем я убедился, что они не внушают мне ни малейшего трепета. Я умел выразить свое суждение меткой, хлесткой фразой, чем быстро снискал себе репутацию человека остроумного. Меня все больше увлекала суетная, бесплодная игра, именуемая партийной политикой. У меня зрели смелые планы на будущее. Я вел деятельную жизнь. Я был доволен собой. Чудовищное оскорбление, нанесенное моему мужскому самолюбию, бесследно изгладилось из моей памяти... И все-таки я был не очень счастлив. Жизнь моя напоминала комнату, выходящую на север, - удобную, со вкусом обставленную комнату, где во всех вазах стоят свежие цветы, а в окна никогда не заглядывает солнце... Ни разу за эти два с половиной года я не видал Хетти, и не по своей воле я встретился с нею вновь. Я сделал все возможное, чтобы с корнем вырвать ее из своей жизни. Я уничтожил ее фотографии, уничтожил все, что было способно растревожить мне душу напоминанием о ней. Если, случайно замечтавшись, я и ловил себя на мысли о Хетти, то сейчас же усилием воли заставлял себя сосредоточиться на чем-нибудь другом. Порою, в час очередной удачи, во мне вспыхивало злорадное желание, чтобы она узнала об этом. Низкое желание, согласен, но оттого не менее свойственное человеку и по сей день - стоит лишь отнять у него навыки, воспитанные нашей культурой... По временам она являлась мне в сновидениях, но то были недобрые сны. И я старательно поддерживал в себе любовное, горделивое чувство к Милли. По мере того как росло наше благополучие, Милли училась понимать толк в туалетах - теперь это была эффектная и элегантная женщина, которая отдавалась мне с довольной, чуть снисходительной улыбкой, ласково и не очень страстно. В те дни люди еще совсем не умели разбираться в своих душевных побуждениях. Мы были в этом смысле гораздо менее наблюдательны, чем нынешние женщины и мужчины. Я приказал себе любить Милли, не сознавая, что любовь по самой сущности своей неподвластна нашей воле. Недаром моя любовь к Фанни и Хетти была естественной, насущной потребностью. Но теперь мое время было строго распределено между работой и Милли, так что наша дружба с Фанни почти заглохла. А Хетти... Хетти была замурована в моем сердце, совсем как те жалкие, ссохшиеся трупики монахов, преступивших обет, что были замурованы в монастырских стенах во времена расцвета христианства в Европе. Я только стал замечать, что с некоторых пор во мне пробудился какой-то особый интерес к женщинам вообще. Я не задумывался, что означают эти невинные проявления непостоянства; мне было стыдно, но я не противился им. Я заглядывался на других женщин даже в присутствии Милли и, ловя на себе их многозначительные ответные взгляды, испытывал волнующее и неясное чувство. Я пристрастился к чтению романов, хотя теперь меня в них занимало не то, что прежде. Отчего меня так потянуло на романы, я и сам тогда не мог объяснить, зато могу теперь: из-за того, что в них было написано про женщин. Не знаю, Санрей, замечала ли ты, что многие романы и драматические произведения того времени были в основном рассчитаны на то, чтобы поставлять живым мужчинам и женщинам иллюзорных возлюбленных, с которыми те предавались в воображении любовным утехам. Мы, респектабельные и благополучные, шли предначертанным нам путем, исполненные достоинства и довольства, пытаясь унять смутный голод своей неутоленной души такой ненасыщающей пищей. Однако именно этот повышенный интерес к женщинам и стал причиной того, что я вновь встретился с Хетти. Случай свел меня с нею весной, в марте, кажется, или в самом начале апреля в скверике, совсем недалеко от Честер-Террас. Сквер этот лежал немного в стороне от прямого пути, которым я, возвращаясь со службы, обычно шел домой от станции подземной железной дороги. Однако на званый чай, который устраивала сегодня Милли, опешить было еще рано, а теплое весеннее солнышко так и манило меня сюда, где все цвело, зеленело и распускалось. Этот сквер у нас назвали бы весенним садиком; небольшой, но умело спланированный участок, искусно засаженный цветами и садовыми деревьями: бледно-желтыми и белыми нарциссами, гиацинтами, миндальными деревьями и перерезанный укатанными дорожками. В самых живописных уголках были расставлены скамеечки, и на одной из них, у клумбы с желтофиолями, спиной ко мне сидела одинокая женщина. Меня поразила безотчетная грация ее позы. Такое нечаянное видение милой сердцу красоты, спрятанной в мире, неизменно волновало меня, точно вызов, пронзая душу щемящей болью... Одета она была очень бедно и просто, но ее старенькое платье было как закопченное стекло, которое держишь перед глазами, глядя на ослепительный диск солнца. Проходя мимо, я замедлил шаги и оглянулся, чтобы посмотреть на ее лицо. И я увидел тихое лицо Хетти, очень серьезной, очень скорбной Хетти - уже не девочки, а женщины, - глядящей на цветы и вовсе не замечающей моего присутствия. Властное чувство охватило меня, заставив отступить гордость и ревность. Я все-таки прошел несколько шагов дальше, но чувство было сильнее меня. Я остановился и повернул назад. Теперь она заметила меня. Она взглянула мне в лицо, заколебалась - узнала. Все с тем же, как и встарь, недвижным лицом смотрела она, как я подхожу к ней и сажусь рядом. - Хетти! - Целая буря чувств прозвучала в моем изумленном возгласе. - Я не мог пройти мимо. Она ответила не сразу. - А ты... - начала она и остановилась. - Наверное, нам так или иначе суждено было когда-то встретиться. Ты как будто вырос, Гарри. Какой у тебя здоровый и благополучный вид. - Ты что, живешь здесь где-нибудь? - В Кэмден-Тауне в данный момент. Мы, знаешь ли, кочуем. - Ты вышла за Самнера? - А как, по-твоему? Что мне еще оставалось? Я, Гарри, свою чашу выпила до дна. - Но... А ребенок? - Он умер. Еще бы! Несчастный мой малыш... И мама умерла год назад. - Что ж, у тебя еще есть Самнер. - У меня есть Самнер. В любое время до этой встречи известие о том, что ребенок Самнера умер, наполнило бы меня злорадным ликованием. Но сейчас, когда я увидел горе Хетти - где ты, былая ненависть? Явись, торжествуй!.. Я вглядывался в это лицо, такое родное и такое непохожее, и в моей душе после двух с половиной лет мертвого оцепенения оттаивала, оживала любовь. Какая она прибитая, поникшая, эта женщина, которую я так мучительно любил и ненавидел! - Как все это сейчас далеко, Гарри: Кент, мамина ферма... - Ты с ней рассталась? - И с фермой и с обстановкой, и уже, кажется, все ушло. Самнер играет на скачках. Он почти все спустил. Понимаешь: работу найти нелегко, а угадать призового рысака - ничего не стоит. Который никогда не приходит первым... - И у меня отец когда-то тоже так, - сказал я. - Я этих скаковых лошадей всех перестрелял бы до одной. - Ах, что за мука была продавать ферму!.. Пришлось. Переехали сюда, в этот закоптелый старый Лондон. Самнер притащил. Он и теперь меня тащит - на дно. Он не виноват: такой уж человек. А потом вдруг выдастся весенний денек, как сегодня, вспомнишь Кент, ветры на холмах, терновые изгороди, и желтые носики первоцвета, и первые сморщенные листочки бузины - хоть плачь, хоть кричи! Но ведь все равно не вырваться. Вот так-то! Видишь, пришла посмотреть на цветы. Что проку? От них только еще больней. Она смотрела на цветы остановившимся взглядом. - О господи! - вырвалось у меня. - Это ужас что такое! Я и не ожидал... - А чего ты ожидал? - Хетти подняла ко мне свое спокойное лицо, и я умолк. - Что ж тут ужасаться? - продолжала она. - Это ведь моих рук дело. Правда, зачем господь бог велел мне любить все красивое, а потом поставил капкан и не дал разума обойти... Наступило молчание. Нарушил его я. - Так встретиться... Все начинаешь видеть другими глазами. Понимаешь, раньше, тогда... ты, казалось, была во многом настолько сильней меня... Значит, я просто не понимал. А теперь такое чувство... В общем, мне надо было получше о тебе позаботиться. - Хотя бы пожалеть, Гарри. Да, я себя осквернила, опозорила. Все так. Но ты был беспощаден. Мужчины не знают сострадания к женщинам. А я - с начала и до конца - я тебя любила, Гарри. Всегда по-своему любила и теперь люблю. Когда вот сейчас взглянула и вижу: ты повернулся и идешь ко мне... На миг совсем как прежний. На миг будто и для меня пришла весна... Да только что теперь говорить! Поздно. - Да, - отозвался я. - Слишком поздно... Опять наступила долгая пауза. Хетти пытливо всматривалась мне в лицо. Снова первым заговорил я - медленно, взвешивая каждое слово. - Я ведь так и не простил, Хетти. До этой самой минуты. А сейчас вот увидел - и так жаль, неимоверно жаль, что не простил тогда. Что не решился начать все сначала - вместе с тобой. Как знать... Ну, а если б, Хетти?.. Что, если бы я тебя простил тогда? - Не надо, - тихо проговорила она. - Увидят - скажут: довел женщину до слез. Давай не будем об этом. Ты лучше расскажи о себе. Я слышала, ты опять женился? Говорят, красивая женщина. Это Самнер позаботился, чтоб я узнала. Ты счастлив? У тебя такой благополучный вид, а нынче, после войны, не каждому улыбается удача... - Как тебе сказать, Хетти... Сносно. Работаю много. Большие планы. Служу на старом месте; пока что заместитель директора, но уже недалеко осталось до директора. Видишь, высоко залетел. А жена, она хорошая, и большая помощница мне... Понимаешь, встретив тебя и... Ах, Хетти! Что мы с тобой наделали! Нет, что ни говори, а вторая жена - не первая. Ты и я... Я тебе вроде как кровный брат, и этого ничем не изменишь. Помнишь наш лес - тот лесок, где ты меня поцеловала? Почему мы это не смогли уберечь? Зачем мы все разбили, Хетти? Такой клад достался в руки... Эх, дуралеи мы с тобой! Ладно, что было, то прошло. Но и с враждой между нами покончено. Тоже прошло. Если я могу что-нибудь сделать для тебя сейчас - скажи. Сделаю. На мгновение глаза ее заискрились былым юмором. - Разве что убить Самнера, разнести в пух и прах весь мир... Стереть воспоминания целых трех лет... Ничего не выйдет, Гарри. Мне надо было сберечь свою чистоту. А тебе - быть тогда чуточку добрее ко мне. - Я не мог, Хетти. - Знаю, что не мог. А я разве могла подумать, что меня в один недобрый вечер попутает моя горячая голова? Ну, а вышло вот что! Встретились, как мертвецы на том свете. Смотри - кругом весна, но для других, не для нас с тобой. Видишь, как крокусы раскрыли свои трубочки? Целый духовой оркестр! Только теперь они трубят свой гимн другим влюбленным. Что ж, пусть им больше повезет. Мы помолчали. Где-то в глубине моего сознания бледным, но требовательным видением возникла Милли, стол, уставленный чайной посудой. Голос Милли: "Ты опоздал..." - Где ты живешь, Хетти? Какой у тебя адрес? Она на секунду задумалась и покачала головой. - Лучше тебе не знать. - Но, может, я бы все же чем-то помог?.. - Это всех нас только взбудоражит, и больше ничего. Я уж как-нибудь допью свою чашу... грязной воды. Сама заварила, самой и расхлебывать. Чем ты можешь помочь? - Хорошо, - сказал я. - Но мой адрес, во всяком случае, запомнить нетрудно. Все тот же, что и тогда... Что и в те дни, когда мы жили... Ну, словом, Сандерстоун-Хаус. Вдруг - мало ли что... - Спасибо, Гарри. Мы поднялись. Мы стояли лицом к лицу, и тысячи обстоятельств, разделяющих нас, растаяли, словно дым. Остались только она и я - два израненных, потрясенных человека. - До свидания, Хетти. Всего тебе хорошего. - И тебе. - Она протянула мне руку. - Я рада, что мы так встретились, Гарри, пусть это и ничего не меняет. И что ты наконец хоть чуточку простил меня. Встреча с Хетти произвела на меня огромное впечатление. Она рассеяла ленивый рой моих праздных грез, распахнула дверь темницы, откуда хлынул в мое сознание целый поток запретных мыслей, томившихся прежде взаперти. Я думал о Хетти неотступно. Мысли о ней, расплывчатые и несбыточные, являлись ко мне по ночам, днем, по дороге на службу и даже в минуты коротких передышек в рабочее время. Воображение рисовало мне подробности волнующих встреч, объяснений, чудесные и внезапные повороты событий, которые возвращали нам с нею наш утраченный мир. Я прогонял эти туманные видения, но тщетно; они теснились перед моим умственным взором помимо моей воли. Мне трудно даже сосчитать, сколько раз я заходил в тот скверик рядом с Риджент-парком, - с того дня я всегда шел от станции к дому этим окольным путем. А завидев где-нибудь меж цветочных клумб одинокую женскую фигуру, мелькающую за ветвями деревьев, я сворачивал на боковую дорожку, делая еще круг в сторону. Но Хетти больше не приходила. Вместе с неотвязными мечтами о Хетти меня все больше мучили ревность и ненависть к Самнеру. Я, кажется, не хотел обладать Хетти сам; я только горел желанием отнять ее у Самнера. Это враждебное чувство уродливой тенью росло бок о бок с моим раскаянием и вновь пробудившейся любовью. Самнер стал теперь воплощением злой силы, разлучившей меня с Хетти

Страницы: 1  - 2  - 3  - 4  - 5  - 6  - 7  - 8  - 9  - 10  - 11  - 12  - 13  - 14  - 15  - 16  -
17  - 18  - 19  - 20  - 21  - 22  - 23  - 24  - 25  - 26  -


Все книги на данном сайте, являются собственностью его уважаемых авторов и предназначены исключительно для ознакомительных целей. Просматривая или скачивая книгу, Вы обязуетесь в течении суток удалить ее. Если вы желаете чтоб произведение было удалено пишите админитратору