Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
- спросила она ее по-французски.
'Двое вперед! (франц.)
2 Большая цепь! {франц.)
s Ваша очередь, мадемуазель! {франц.)
- По-байроновски (франц.).
- Жизнь! - воскликнула Надежда Алексеевна, - я не хочу еще смерти.
Стельчинский наклонился; она пошла с ним.
Кавалер в синих очках, назвавшийся смертью, пошел с хозяйской. дочерью.
Оба имени были придуманы Стельчинским.
- Скажите, пожалуйста, кто этот господин Стельчинский?- спросил
Владимир Сергеич Надежду Алексеевну, как только та возвратилась на свое
место.
- Он у губернатора служит, очень любезный молодой человек. Он не
здешний. Немножко фат, но это у них всех в крови. Я надеюсь, вы никаких с
ним не имели объяснений по поводу мазурки?
- Никаких, помилуйте,- возразил с маленькой запинкой Владимир Сергеич.
- Я такая забывчивая! Вы не можете себе представить!
- Я должен радоваться вашей забывчивости: она доставила мне
удовольствие танцевать сегодня с вами.
Надежда Алексеевна посмотрела на него, слегка прищурясь.
- В самом деле? Вам приятно танцевать со мною? Владимир Сергеич отвечал
ей комплиментом. Понемногу он разговорился. Надежда Алексеевна была очень
мила всегда и особенно в тот вечер; Владимиру Сергеичу она показалась
прелестной. Мысль о завтрашнем поединке, раздражая его нервы, придавала
блеск и оживление его речам; под влиянием ее он позволил себе небольшие
преувеличения в выражении чувств своих... "Куда ни шло!" -думал он. Во всех
словах его, в подавленных вздохах, в омрачавшихся внезапно взорах проступало
что-то таинственное, невольно грустное, что-то изящно-безнадежное. Он
наконец доболтался до того, что уже начал рассуждать о любви, о женщинах, о
своем будущем, о том, как он понимает счастье и чего требует от судьбы... Он
изъяснялся иносказательно, намеками. Накануне возможной смерти Владимир
Сергеич кокетничал с Надеждой Алексеевной.
Она слушала его внимательно, посмеивалась, качала головой, то спорила с
ним, то притворялась недоверчивой... Разговор, часто прерываемый
подходившими кавалерами и дамами, принял под конец направление несколько
странное... Владимир Сергеич стал уже расспрашивать Надежду Алексеевну о ней
самой, об ее характере, об ее симпатиях... Она сперва отшучивалась, потом
вдруг, совершенно неожиданно для Владимира Сергеича, спросила его, когда он
едет.
- Куда? - проговорил он с изумлением.
- К себе домой.
- В Сасово?
- Нет, домой, в вашу деревню, за сто верст отсюда. Владимир Сергеич
опустил глаза.
- Хотелось бы поскорей,-промолвил он с озабоченным лицом.-Думаю
завтра... если только жив буду. Ведь у меня дела! Но почему вам вдруг
вздумалось спросить меня об этом?
- Так! - возразила Надежда Алексеевна.
- Однако какая причина?
- Так! - повторила она.- Меня удивляет любопытство человека, который
едет завтра, а сегодня желает узнать мои характер...
- Но позвольте...- начал было Владимир Сергеич...
- Ах, вот кстати... прочтите,-со смехом перебила его Надежда
Алексеевна, протягивая ему билет с конфетки, которую она только что взяла с
соседнего столика, а сама поднялась навстречу Марье Павловне, остановившейся
перед ней вместе с другой дамой.
Марья Павловна танцевала с Петром Алексеичем. Лицо ее покрылось
румянцем, разгорелось, но не повеселело.
Владимир Сергеич взглянул на билет - на нем плохими французскими
букавами было напечатано:
Qui me ne'glige, me perd1:.
Он поднял глаза и встретил взор Стельчинского, устремленный прямо на
него. Владимир Сергеич усмехнулся принужденно, облокотился на спинку стула и
положил ногу на ногу. "Вот, мол, тебе!"
Пламенный артиллерист примчал Надежду Алексеевну к ее стулу, лихо
повертелся с ней пред ним, поклонился, звякнул шпорами и ушел. Она села.
-Позвольте узнать,-начал с расстановкой Владимир Сергеич,- как мне
понять этот билет...
- А что бишь на нем стояло,- проговорила Надежда Алексеевна.-Ах, да!
Qui me neglige, me perd. Что ж! это прекрасное житейское правило, которое на
каждом шагу может пригодиться. Для того чтоб успеть в чем бы то ни было, не
нужно ничем пренебрегать... Должно добиваться всего: может быть, хоть
что-нибудь достанется. Но мне смешно, я... я вам, практическому человеку,
толкую о житейских правилах...
Надежда Алексеевна засмеялась, и уже напрасно, до самого конца мазурки,
старался Владимир Сергеич возобновить прежний разговор. Надежда Алексеевна
уклонялась от него с своенравием прихотливого ребенка. Владимир Сергеич
толковал ей о своих чувствах, а она либо не отвечала ему вовсе, либо
обращала его внимание на платья дам, на смешные лица иных мужчин, на
ловкость, с которой танцевал ее брат, на красоту Марьи Павловны,
заговаривала о музыке, о вчерашнем дне, о Егоре Капитоныче и супруге его
Матрене Марковне... и только при самом-конце мазурки, когда Владимир Сергеич
начал с ней
1 Кто мной пренебрегает, меня теряет (франц.).
раскланиваться, с иронической улыбкой на губах и во взоре проговорила:
- Итак, вы решительно завтра едете?
- Да; и, может быть, очень далеко,- значительно промолвил Владимир
Сергеич.
- Желаю вам счастливого пути.
И Надежда Алексеевна быстро приблизилась к своему брату, весело шепнула
ему что-то на ухо, потом спросила громко:
- Благодарен мне? Да? не правда ли? а то бы он ее пригласил на мазурку.
Он пожал плечами и промолвил:
-• Все-таки ничего из этого не выйдет...
Она увела его в гостиную.
"Кокетка!" •- подумал Владимир Сергеич и, взяв шляпу в руку,
выскользнул незаметно из залы, сыскал своего лакея, которому он заранее
приказал быть наготове, и уже надевал пальто, как вдруг, к крайнему его
изумлению, лакей доложил ему, что ехать нельзя, что кучер неизвестно каким
образом напился пьян и что разбудить его нет никакой возможности. Выбранив
кучера необыкновенно кратко, но чрезвычайно сильно (дело происходило в
передней, посторонние свидетели присутствовали) и объявив лакею, что если
завтра чуть свет кучер не будет в исправности, то никто в мире не в
состоянии себе представить, что из этого может выйти, Владимир Сергеич
вернулся в залу и попросил дворецкого отвести ему комнатку, не дожидаясь
ужина, уже приготовляемого в гостиной. Хозяин дома вдруг словно вырос из-под
полу возле самого локтя Владимира Сергеича (Гаврила Степаныч носил сапоги
без каблуков и потому двигался безо всякого шума) и начал его удерживать,
уверяя, что за ужином будет икра первый сорт; но Владимир Сергеич
отговорился головною болью. Полчаса спустя он уже лежал на небольшой
кроватке, под коротким одеялом, и силился заснуть.
Но ему не спалось. Как ни ворочался он с боку на бок, как ни старался
он думать о чем-нибудь другом, фигура Стельчинского неотвязно торчала пред
ним... Вот он целится... вот он выстрелил... "Убит Астахов",--говорит
кто-то. Владимир Сергеич не мог назваться храбрецом, да и трусом он не был;
но даже мысль о поединке с кем бы то ни было никогда ему в голову не
приходила... Драться! с его благоразумием, мирными наклонностями, уважением
приличий, мечтами о будущем благосостоянии и о выгодной партии! Если бы дело
шло не о собственной особе, он бы расхохотался, до того нелепа и смешна
казалась ему вся эта история. Драться! с кем и за что?!
- Тьфу ты, черт! что за вздор!-восклицал он невольно вслух.-Ну, а если
он точно убьет меня,-продолжал он свои размышления,- надо, однако, принять
свои меры, распорядиться... Кто-то пожалеет обо мне?
И он с досадой закрывал свои широко раскрытые глаза, натягивал одеяло
на шею... но все-таки заснуть не мог...
Заря уже брезжила на небе, и, утомленный лихорадкой бессонницы,
Владимир Сергеич начинал впадать в дремоту, как вдруг почувствовал какую-то
тяжесть на ногах. Он открыл глаза... На его постели сидел Веретьев.
Владимир Сергеич изумился чрезвычайно, особенно когда заметил, что на
Веретьеве не было сюртука, что у него из-под расстегнутой рубашки
выказывалась обнаженная грудь, волосы падали на лоб и само лицо казалось
измененным. Владимир Сергеич приподнялся в постели...
- Позвольте спросить...- начал он, расставив руки.
- Я к вам пришел,- заговорил Веретьев сиплым голосом,- извините меня, в
таком виде... Мы там немного выпили... Я желал вас успокоить. Я сказал себе:
там лежит джентльмен, которому, вероятно, не спится. Поможем ему. Внемлите:
вы не деретесь завтра и можете спать...
Владимир Сергеич изумился еще более.
- Что вы такое сказали? - пробормотал он.
- Да; все это улажено,- продолжал Веретьев,- этот господин с берегов
Вислы... Стельчинский... извиняется перед вами... завтра вы получите
письмо... Повторяю вам: все кончено... Храпите!
И, сказавши эти слова, Веретьев встал и направился неверными шагами к
двери.
- Но позвольте, позвольте,- начал Владимир Сергеич.- Как вы могли
узнать и почему я могу поверить... Веретьев посмотрел на него.
- Ах! вы думаете, что я... того... (и он слегка качнулся вперед)...
Говорят вам... он к вам завтра письмо пришлет... Вы не возбуждаете во мне
особенной симпатии, но великодушие моя слабая сторона. Да и что тут
толковать... Ведь это все такие пустяки... А признайтесь,- прибавил он,
подмигнув глазом,- вы таки струхнули, а?
Владимир Сергеич рассердился.
-Позвольте наконец, милостивый государь...-промолвил он.
- Ну хорошо, хорошо,- перебил его Веретьев с добродушной улыбкой.- Не
горячитесь. Ведь вы не знаете, у нас без этого ни одного бала не бывает...
Это уж так заведено. Последствий это никогда никаких не имеет. Кому охота
подставлять свой лоб? Ну, а почему же не покуражиться, а? над приезжим,
например? In vino veritas1. А впрочем, ни вы, ни я, мы не знаем по-латыни.
Однако я вижу по вашей фигуре, что вы хотите спать. Спокойной ночи желаю
вам, господин положительный человек, благонамеренный смертный. Примите это
пожелание от другого
- Истина в вине (лат.).
смертного, который сам гроша медного не стоит. Addio, mio саго! '
И Веретьев вышел вон.
- Это черт знает что такое! - воскликнул немного погодя Владимир
Сергеич и ударил кулаком в подушку. -Это просто ни на что не похоже!.. Это
надо будет объяснить! Я этого не потерплю!
Со всем тем пять минут спустя он уже спал кротким и крепким сном. Ему
на сердце стало легче... Минувшая опасность наполняет сладостью и смягчает
дух человека.
Вот что происходило перед неожиданным ночным свиданием Веретьева и
Владимира Сергеича.
У Гаврилы Степаныча жил в доме троюродный его племянник и занимал в
нижнем этаже дома холостую квартиру. Когда случались балы, молодые люди, в
промежутках танцев, забегали к нему покурить наскоро Жукова, а после ужина
собирались у него же для дружеской попойки. В ту ночь к нему нашло довольно
много гостей. Стельчинский и Веретьев были в числе их;
Иван Ильич Складная Душа тоже приплелся туда вслед за другими. Сделали
жженку. Хотя Иван Ильич обещал Астахову не говорить никому о предстоявшем
поединке, однако, когда Веретьев случайно спросил его, о чем он рассуждал с
этим кисляем (Веретьев иначе не называл Астахова), Складная Душа не вытерпел
и повторил весь свой разговор с Владимиром Сергеичем от слова до слова.
Веретьев засмеялся, потом задумался.
- Да с кем он дерется? - спросил он.
- А этого я сказать не могу,- возразил Иван Ильич.
- По крайней мере с кем он разговаривал?
- С разными лицами... С Егором Капитонычем. Уж не с ним ли он дерется?
Веретьев отошел от Ивана Ильича.
Итак, сделали жженку, начали пить. Веретьев сидел на самом видном
месте; веселый и разгульный, он первенствовал в собраньях молодежи. Он
сбросил сюртук и галстук. Его попросили петь, он взял гитару и спел
несколько песен. Головы понемногу разгорячились; молодежь принялась
провозглашать тосты. Стельчинский вскочил вдруг, весь красный, на стол и,
высоко подняв над головою стакан, воскликнул громко:
- За здоровье... уж я знаю кого,- подхватил он торопливо, выпил вино,
разбил стакан о пол и прибавил: - Пускай же завтра точно так же разлетится
вдребезги мой враг!
Веретьев, который уже давно наблюдал за ним, быстро поднял голову...
- Стельчинский,- промолвил он,- во-первых, сойди со
1 Прощай, мой дорогой! (итал.)
стола: это неприлично, да у тебя же и сапоги прескверные, а во-вторых,
поди-ка сюда, я тебе что-то сообщу. Он отвел его в сторону.
- Послушай, брат, ты, я знаю, дерешься завтра с этим джентльменом из
Петербурга. Стельчинский дрогнул.
- Как... кто тебе сказал?
- Я тебе говорю. И мне также известно, за кого ты дерешься.
- А именно? Это любопытно знать.
- Ах ты, Талейран этакой! Да, разумеется, за мою сестру. Ну, ну, не
притворяйся удивленным. Это придает тебе гусиное выражение. Не могу
представить, как это у вас там вышло, но только это верно. Полно, брат,-
продолжал Веретьев,- к чему тут прикидываться? Ведь я- знаю, ты за ней давно
ухаживаешь.
- Да все-таки это не доказывает...
- Перестань, пожалуйста. Но послушай-ка, что я теперь тебе скажу. Я
этого поединка ни под каким видом не допущу. Понимаешь? Вся эта глупость
обрушится на сестру. Извини:
пока я жив... этому не бывать. Мы с тобой пропадем - туда и дорога, а
ей еще долго надо жить, и жить счастливо. Да, клянусь,- прибавил он с
внезапным жаром,- всех других выдам, даже тех, которые были бы готовы веем
пожертвовать для меня, а у ней волоска никому тронуть не позволю.
Стельчинский принужденно захохотал.
- Ты пьян, любезный, и бредишь... вот и все.
- А ты небось нет? Но пьян ли я, нет ли, это совершенно все равно. А
говорю я дело. Не будешь ты драться с этим барином, за это я ручаюсь. И
охота была тебе с ним связываться! Приревновал, что ли? Вот правду говорят,
что влюбленные люди глупы! Да она и танцевала-то с ним для того только,
чтобы он не вздумал пригласить... Ну, да не об этом дело. А дуэли этой не
бывать.
- Гм! желал бы я посмотреть, как ты мне помешаешь?
-- А так же вот, что если ты сейчас не дашь мне слова отказаться от
этой дуэли, я сам с тобой драться буду.
- Будто?
- Милый мой, не сомневайся в этом. Оскорблю тебя, дружище, сейчас же,
при всех, самым фантастическим образом, и потом хоть через платок. А я
думаю, это тебе будет неприятно по многим причинам, ась?
Стельчинский вспыхнул, начал говорить, что это интимида-ция\ что он
никому не позволит вмешиваться в его дела, что он не посмотрит ни на что...
и кончил тем, что покорился и отказался от всяких покушений на жизнь
Владимира Сергеича.
1 От франц. intimidation - запугивание, застращивание.
Веретьев его обнял, и не прошло еще полчаса, как уж оба они в десятый
раз пили Bruderschaft, то есть пили, запустив рука за руку...
Юноша-распорядитель также выпил Bruderschaft с ними и сперва не отставал от
них, но заснул наконец самым невинным образом и долго лежал на спине в
состоянии совершенного бесчувствия... Выражение его маленького побледневшего
личика было и забавно и жалко... Боже! что сказали бы светские дамы, его
знакомые, если б увидели его в таком уничижении! Но, к его счастью, он не
знал ни одной светской дамы.
Иван Ильич также отличился в ту ночь. Сперва он удивил гостей, внезапно
затянув: "В деревне некогда барон".
- Щур! щур запел! -закричали все,- когда это бывает, чтобы щур пел по
ночам!
- Да будто я одну только песню знаю,- возразил разгоряченный вином Иван
Ильич,- я умею и другие.
- Ну, ну, ну, покажи нам свое искусство.
Иван Ильич помолчал и вдруг начал басом: "Крамбамбули, отцов наследье",
но так нескладно и странно, что общий взрыв хохота тотчас заглушил его
голос, и он умолк.
Когда все разошлись, Веретьев отправился к Владимиру Сергеичу, и между
ними произошел непродолжительный, уже упомянутый разговор.
На другой день Владимир Сергеич уехал очень рано к себе в Сасово. Целое
утро провел он в волнении, чуть было не принял приезжего купца за секунданта
и отдохнул только тогда, когда лакей принес ему письмо от Стельчинского.
Владимир Сергеич несколько раз прочел это письмо - оно очень было ловко
написано... Стельчинский начинал со слов: la nuit porte conseil, monsieur
1,- ни в чем не извинялся, потому что, по его мнению, он своего противника
ничем не оскорбил: впрочем, сознавался, что накануне излишне погорячился, и
кончил объявлением, что состоит в полном распоряжении господина Астахова (de
m-r Astakhof), но сам уже удовлетворения более не желает. Сочинив и отправив
ответ, исполненный в одно и то же время вежливости, доходившей до игривости,
и чувства достоинства, в котором, однако, не замечалось ничего хвастливого,
Владимир Сергеич сел за обед, потирая руки, с великим удовольствием покушал
и тотчас же после стола отправился восвояси, не выслав даже подставы вперед.
Дорога, по которой он ехал, проходила верстах в четырех от усадьбы
Ипатова... Владимир Сергеич посмотрел на нее...
- Прощай, затишье! - молвил он с усмешкой. Образы Надежды Алексеевны и
Марьи Павловны предстали
на мгновение его воображенью; он махнул рукой, отворотился
и задремал.
- Утро вечера мудренее, господин (франц.). •
VI
Прошло три месяца с лишком. Осень уже давно наступила;
пожелтевшие леса обнажались, синицы прилетели, и, верный признак
близости зимы, ветер начинал завывать и ныть. Но дождей больших еще не
бывало, и грязь на дорогах не успела раствориться. Пользуясь этим
обстоятельством, Владимир Сергеич отправился для окончания некоторых дел в
губернский город. Утро он провел в разъездах, а вечером поехал в клуб. В
огромной мрачной зале клуба встретил он несколько знакомых и между прочими
старого отставного ротмистра Флича, всем известного дельца, остряка,
картежника и сплетника. Владимир Сергеич вступил с ним в разговор.
- Ах, кстати,-воскликнул вдруг отставной ротмистр,-на днях здесь
проезжала одна ваша знакомая, кланяться вам велела.
- Какая это знакомая?
- Стельчинская.
- Я ни с одной Стельчинской не знаком.
- Вы ее в девушках знавали... Она урожденная Веретьева... Надежда
Алексеевна. Муж ее у нашего губернатора служил. Вы его тоже, должно быть,
видали... Живчик такой, с усиками... Славную штучку подцепил, и с
состояньем.
- Вот как,- проговорил Владимир Сергеич.- Так она за него вышла... Гм!
А куда ж это они уехали?
- В Петербург. Она еще вам напомнить велела про какой-то билетик с
конфетки... Что это был за билетик, позвольте полюбопытствовать?
И .старый сплетник так и выставил вперед свой острый нос.
- Не помню, право, шутка какая-нибудь,- возразил Владимир Сергеич.- А
позвольте узнать, где теперь ее брат?
- Петр? Ну, тому плохо.
Господин Флич возвел кверху свои маленькие, лисьи глазки и вздохнул.
- А что? - спросил Владимир Сергеич.
- Загулял! Пропал человек.
- А где он теперь?
- Совершенно неизвестно, где. Уехал куда-нибудь за цыганками, это
вернее всего. В губернии его нет, за это я ручаюсь.
- А Ипатов-старик, все там же живет?
- Михаил Николаич? Чудачок-то? Все там же.
- И все у него в доме... по-прежнему?
- Как же, как же. Вот что бы вам
Страницы:
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -