ебе  кое-какой  капитал  успели  все,
побывать во власти - также, так что сейчас, оказавшись несколько не  при
делах, они воспринимали свое состояние скорей как некоторый,  так  порой
необходимый, тайм-аут. Передышка необходима всем - в этом они  сходились
единодушно. И балуясь иногда шашлычком у кого-нибудь из их  четверки  на
даче, с некоторой ленцой отвлеченно рассуждали, стоит ли делать еще одну
попытку похода во власть. Вроде и не очень-то молоды, ведь всем уже  под
шестьдесят, хотя конечно и в старики себя записывать рановато - в  такие
годы какие же они старики? Вся их деятельность в сфере бизнеса,  все  их
общение с прекрасным в виде девочек и коньячка,  физическая  нагрузка  в
виде тенниса, охоты, рыбалки, тех  же  девочек  и  коньячка  -  все  это
служило  лучшим  тому  подтверждением.  Единственным,   кто   совершенно
определенно решил  в  последний  раз  вспыхнуть  на  небосклоне  местной
политики - оказался бывший мэр, а теперь, де юре,  обычный  пенсионер  -
Воловиков, который наметил годика эдак через два вновь пробиться в главы
местной администрации  и  уже  весьма  небезуспешно  готовил  для  этого
необходимый  плацдарм.  Остальные  сходились  во  мнении,  что   хватит,
отвоевались, к чему лишняя  головная  боль?  Сами  обеспечены,  дети  их
стараниями - тоже. Еще и внукам хватит, а ведь те в свою очередь  должны
не просто унаследовать, но и приумножить  завоевания  отцов,  иначе  для
чего их по заграницам учиться отправляли, да и здесь никогда ни в чем  с
роду не отказывали...
   Все это как-то мимолетно, не цепляясь прочно в сознании, пронеслось в
голове Мышастого, набивая очередную оскомину, ибо было прокручено уже не
единожды, а излишним самокопанием он заниматься не привык еще со  времен
славного комсомольского прошлого... Но вот он  попытался  поймать  нечто
ускользающее, хаотично мелькающее и не оставляющее следов,  и  вспомнить
это самое "нечто" почему-то не было никакой возможности, подобно  только
что виденному и моментально забытому сну. Это было что-то зыбкое,  вроде
неуловимо-прекрасного образа, который все же необходимо было  поймать  и
классифицировать подобно бабочке, нанизанной на булавку и помещенной под
стекло, так как Антон Алексеевич  привык  доводить  все  до  конца.  Еще
немного  поднапрягшись,  он  оставил  попытку  вспомнить,  поймать   это
ускользающее, закономерно полагая, что  оно  придет  к  нему  само,  без
напряжения, которое в подобного рода случаях скорее даже мешает.
   Единственное, что вполне  определенно  знал  сейчас  Мышастый  -  эта
ускользающая, не дающаяся в руки мысль была связана  с  чем-то  очень  и
очень приятным, и приятное это было явно эротического оттенка.  Все  это
настроило его на определенный лад, да  еще  наслаивалась  эта  треклятая
скука...
   Внезапно он вспомнил, что давненько не предпринимал мужских  действий
вполне определенного толка. Как такое могло произойти? - задал  Мышастый
себе вопрос и тут же сам на него ответил. - Да ведь  все,  черт  возьми,
уже давным-давно приелось... Жена? Да смешно подумать, что эта  толстуха
в вечно почему-то несвежем халате и с бигуди на голове может у  кого  бы
то ни было вызвать  мысли,  связанные  с  физическими  взаимоотношениями
полов. А кстати, почему все время в бигуди? Ведь  она  несколько  раз  в
неделю посещает "Эдельвейс",  этот  модный,  престижный  салон  красоты,
который содержит ближайшая подруга жены Воловикова. Салон являлся чем-то
вроде закрытого дамского клуба, естественно лишь для определенного круга
лиц определенной степени значимости. В "Эдельвейсе" встречались с  целью
убить излишек свободного времени жены далеко не последних людей  города,
которые  там  парились,  загорали,  подвергались  массажу,   завивались,
распрямлялись, маникюрились-педикюрились, распивали чаи-кофе - в  общем,
наводили лоск на свои  в  большинстве  случаев  давно  начавшие  увядать
прелести, а главное, предавались своему  любимому  занятию:  перемыванию
косточек мужьям и обмену бесконечными сплетнями, сплетнями, сплетнями...
   Единственным, пожалуй,  плюсом  этого  замечательного  заведения  для
Мышастого и ему подобных  являлось  то,  что  свой  скопившийся  пар  их
дражайшие половины по большей части выпускали именно там, и не существуй
такой своеобразной отдушины, трудно  даже  было  себе  представить,  что
творилось бы по вечерам  в  некоторых  с  виду  вполне  благополучных  и
респектабельных домах. А уж когда все эти кумушки переходили  с  обычных
сплетен на деловую стезю, то на какое-то время в таких  семьях  наступал
просто сущий рай. Такое, например, происходило не так давно,  когда  они
месяца два бегали с безумной идеей создания какого-то то ли АО, то ли СП
- Мышастый точно не знал, да и знать не хотел, но времена те вспоминал с
преогромнейшим удовольствием. Да, тогда  он  видел  жену  лишь  каких-то
полчаса перед сном, все же остальное время она висела на телефоне,  ведя
якобы деловые переговоры с такими же, наверняка бигудястыми и  огромного
самомнения подругами.  Изредка  ради  интереса  прислушиваясь,  Мышастый
улавливал что-то типа: "Надо проконсультироваться  у  юриста",  "Где  мы
возьмем столько древесины", "Нет, на такие цены мы выйти не  сможем",  и
тому подобную ересь. Точнее, сами по себе эти фразы ересью не  являлись,
таковой они звучали лишь вылетая из уст его жены, что  вызывало  у  него
искренний смех - не надо было даже смотреть  по  ящику  своего  любимого
Жванецкого. А самое интересное, что ни  за  какого  рода  консультациями
жена к нему подчеркнуто не обращалась, видимо доказывая тем самым, что и
"у них" мозги устроены ничуть не хуже, чем у мужиков...
   Да, в то время компания Мышастого получила редкостный домашний покой,
и пользуясь отсутствием внимания со стороны жен, они  провели  несколько
незабываемых загулов с молоденькими  соискательницами  титулов  каких-то
очередных конкурсов красоты, куда вездесущий  Желябов  влез  зачем-то  в
состав жюри; пару-тройку удачных охот; да и  просто  несколько  отличных
пьянок, без боязни вызвать недовольство своих дражайших половин, которым
в то время было определенно не до них. После завершения  безумной  затеи
создания  этого  АО,  закономерно  окончившейся  пшиком,   Мышастый,   с
ностальгией вспоминая недолговременную свободу, несколько раз с невинным
видом предлагал жене свою помощь при реализации  очередных  бизнес-идей,
на  что  в  ответ  слышал   лишь   невнятное   ворчание   и   откровенно
подозрительные взгляды - ведь обычно он не  проявлял  никакого  интереса
как к самой жене, так и к ее времяпрепровождению...
   Раздумья Мышастого  прервал  негромкий  сигнал  селектора  внутренней
связи на его столе. Нажав кнопку, он вяло произнес:
   - Слушаю, Танечка.
   - Антон Алексеевич... -  Бархатный  голосок  его  секретарши  Татьяны
Смирновой внезапно  вызвал  у  него  прилив  внизу  живота  без  всякого
созерцания ее телесных прелестей. Такого рода неожиданности  он  замечал
за собой уже давно. На его внезапно пробуждающееся желание - а что самое
важное, подкрепленное, как в  данном  случае,  и  возможностью  -  могло
повлиять что-нибудь незначительное, какая-нибудь маленькая  деталь,  для
кого-то другого никакой ценности не представляющая. Мышастому врезался в
память давнишний эпизод, ярко характеризующий его нынешнее  состояние  в
области проявления мужской  потенции:  в  финской  бане,  уединившись  с
восемнадцатилетней  блондинкой  -  идеальной,  словно  созданной  своими
родителями специально по его заказу -  он,  однако,  никак  не  мог  как
следует возбудиться.  Ни  созерцая  ее  танцы,  исполняемые  девушкой  в
костюме Евы, ни наблюдая, как она делает ему миньет,  пытаясь  настроить
забастовавшую  неожиданно  аппаратуру,  и  выполняя  свои   обязанности,
кстати, весьма профессионально, не заученно-механически, а с огоньком, с
настоящим комсомольским задором, присущим разве что  лишь  временам  его
молодости... Все было напрасно, на него не действовало абсолютно ничего.
И когда он совсем было отчаялся, нехотя отпуская  девушку  и  протягивая
руку за рюмочкой коньяка,  произошло  долгоожидаемое,  и  как  все  чаще
бывало с ним в последнее  время,  не  столь  легко  доступное...  Увидев
какой-то  необычный,  предельно   поразивший   воображение   изгиб   уже
нагнувшегося за одеждой молодого тела, какую-то неожиданную, появившуюся
от этого  движения  кожную  складочку,  у  него  вдруг  вскочил  немалых
размеров член - предмет его законной мужской гордости, - да  сделал  это
так резко, словно пробка выскочила из бутылки... Годы, - так  философски
рассудил  тогда  хозяин  ставшего  с  некоторых  пор  весьма  строптивым
работника. А впрочем, и не только годы  -  просто  наступила  уже  некая
пресыщенность, и хотя до всяческих там плеток  и  подобных  штучек  дело
пока не доходило, все чаще для возбуждения  требовался  какой-то  фактор
новизны. А где ее было взять, эту самую новизну, при его-то опыте?..
   - Вам звонит Романов. Будете с ним говорить?
   Мышастый поморщился. Никакого желания общаться  с  Романовым  у  него
сегодня не наблюдалось. Тот являлся каким-то дальним  родственником  еще
более  дальнего  родственника  знакомого  подруги  чьей-то  там  жены  -
примерно так можно было охарактеризовать степень близости его знакомства
с этим человеком - то есть ровным счетом никаких дел между ними не  было
и быть не могло. Тот  вообще  являлся  слишком  незначительной  фигурой,
чтобы им заинтересовался Мышастый. Но он знал, зачем ему  сейчас  звонит
Романов. У того возникли какие-то  напряги  с  бригадой  Бодрова  и  ему
взорвали дверь универсама в рамках бандитской программы вдумчивой работы
с клиентом. Романов запаниковал и  через  десятые  руки  выйдя  на  жену
Мышастого, каким-то образом задобрив, получил с нее обещание уладить это
дело. Кстати, антикварные серьги, которые он недавно случайно заметил на
столике в спальне жены, по-видимому являлись как раз подарком  Романова.
Мышастый же, в свою очередь уступив  бурному  натиску  жены,  обещал  ей
закрыть  это  дело,  поговорив  с  начавшим  дуреть  в  последнее  время
Бодровым.
   В принципе, ему ничего не стоило это сделать, с последним у них  было
отличное взаимопонимание, да и Романов стал бы в свою очередь вечным его
должником и того можно было каким-нибудь образом выгодно использовать  в
дальнейшем - как знать, когда может понадобиться тот или иной человек...
Мышастый решил, что уладит это дело, но только не сейчас.
   Просто не хотелось ему в данный момент заниматься  подобными  вещами,
да собственно и вообще никакими.  Кстати,  делу  это  пойдет  только  на
пользу - пусть этот самый Романов пока понервничает. В дальнейшем, когда
в нем возникнет нужда, парень будет значительно покладистей,  в  чем  бы
эта нужда не проявилась...
   - Танечка, скажи, что я сам  ему  перезвоню.  Когда  -  не  уточнять.
Просто пусть ждет. А ты, пожалуйста, зайди ко мне.
   Через минуту в дверях кабинета Мышастого  появилась  стройная  фигура
улыбающейся Татьяны.
   -  Все  хорошеешь?  -  нарочито  ворчливо   поинтересовался   хозяин,
прекрасно понимая, что его секретарша, проработав  с  ним  вот  уже  два
года, отлично научилась разбираться во всех оттенках голоса своего шефа,
а соответственно - имеет ясное представление  о  цели  его  вызова.  Так
неожиданно  ее  бархатный  голосок  породил  некую  интересную  цепочку,
которая, как он надеялся, весьма скоро приведет его к состоянию, которое
неминуемо развеет одолевавшую сегодня скуку.
   - А что, Антон Алексеевич, я слышала, будто  у  вас  со  стола  упала
ручка? - Татьянины щечки очаровательно зарделись.
   Хотя  Мышастый  и  подозревал,  что  краску  на  лице  Таня  каким-то
неведомым  образом,  подобно  профессиональным  актерам  умела  вызывать
искусственно,  эта  небольшая  деталь  неизменно  подхлестывала  в   нем
нарастающее возбуждение. Он почувствовал, что желание  окрепло,  в  паху
запульсировало уже совсем отчетливо.
   - Да Танечка, ты не ошиблась, - проворковал  он  на  манер  токующего
глухаря, - ну и слух же у тебя, девочка.
   "Падение ручки со стола" какое-то время являлась  самой  любимой  его
игрой. Повторяясь, она,  конечно,  несколько  приелась,  но  по-прежнему
продолжала доставлять нехитрые радости  психофизической  разгрузки.  Как
порой  случается,  игра  эта  зародилась  совершенно   случайно,   неким
экспромтом, и как предполагал Мышастый, явилась озарением,  ниспосланным
ему свыше.
   Как-то  раз,  когда  секретарша  сидела   напротив,   записывая   его
инструкции в своей папке с кожаной обложкой, со стола упала авторучка и,
как ему показалось по звуку, откатилась в  сторону  Татьяны.  Тогда  он,
никогда не причислявший себя к хамам, в весьма вежливой  форме  попросил
ее поднять ручку и передать ему. Татьяна отложила папку и опустившись на
колени, полезла  под  массивный  дубовый  стол,  подобно  массивному  же
фаллосу являвшийся предметом законной гордости хозяина  кабинета.  Через
некоторое время Мышастый,  сочтя,  что  пауза  несколько  затянулась,  с
легким нетерпением, несущим уже оттенок раздражения, заглянул  под  стол
поинтересоватья - неужели эту самую ручку необходимо так  долго  искать.
Стоило ему это сделать, готовая вырваться нетерпеливая фраза застряла  у
него в горле.  Он  увидел  свою  секретаршу,  обшаривающую  ковролиновое
покрытие пола в весьма неподобающей для  деловой  обстановки  позе,  при
которой юбка ее элегантного костюма высоко задралась,  обнажив  стройные
ноги на такую длину, что уже  отчетливо  виднелся  ажурный  край  черных
чулок, а далее виднелся ажурный же  краешек  черных  же  трусиков,  явно
произведенных какой-нибудь престижной фирмой.
   После увиденного Мышастый действовал уже чисто по наитию. Зачарованно
наблюдая   за   передвижениями   девушки   в   замкнутом,   ограниченном
пространстве под пусть даже и немаленьким письменным  столом,  его  руки
уже сами  собой  лихорадочно  расстегивали  ширинку  серых  брюк,  давая
свободу рвущемуся наружу мужскому достоинству. С нетерпением  дождавшись
момента, когда Татьяна в бесплодных поисках  ставшей  уже,  в  общем-то,
ненужной авторучки повернулась к  нему  лицом,  Мышастый  с  неожиданным
проворством  поймал  ее  за  розовые  ушки  и  привлек  личико  к  себе,
бесцеремонно ткнув между расставленных в нетерпеливом ожидании ног...
   Через несколько минут, побагровев, он уже хрипел что-то бессвязное, с
восторгом  ощущая  нежные  прикосновения  к  своей  плоти   ласково   ее
щекочущего   женского   язычка...   Еще    через    некоторое,    весьма
непродолжительное время, так  и  не  отпустив  ни  на  мгновение  крепко
зажатых  в  руках  ушек  своей  преданной  секретарши,  он   уже   бурно
освобождался от неукротимо клокотавшей в нем энергии...
   После этого, бессильно откинувшись на спинку кресла и  чувствуя,  что
нить его деловых рассуждений безнадежно  утеряна,  но  не  испытывая  по
этому  поводу  никаких  сожалений,  он  ленивым  жестом   отпустил   уже
выбравшуюся из-под стола также изрядно разгорячившуюся Татьяну и  грузно
приподнявшись, едва волоча  налившиеся  свинцом  ноги,  побрел  к  бару,
вделанному в  стену,  чтобы  принять  незапланированную  рюмку  любимого
коньяка. Уже наливая янтарного цвета жидкость,  он  внезапно  обнаружил,
что его руки трясутся в унисон дрожи  в  коленях  и  рассмеялся,  только
сейчас  ясно  осознав,  до  какой  степени  взвинтила  его  только   что
произошедшая сцена.
   Только через полчаса, приняв еще пару рюмок, он окончательно пришел в
себя, вновь вызвал секретаршу и с интересом глядя ей в лицо, отмечая,  с
какой стыдливостью отводит  девушка  карие  глаза,  продолжил  диктовать
какие-то, кажущиеся теперь далеко  не  столь  важными  инструкции  своей
ставшей внезапно еще более близкой и  незаменимой  секретарше.  Мышастый
даже поймал себя на неожиданном желании повысить ей оклад. В дальнейшем,
по более спокойному размышлению, мысль эта была им признана недостаточно
обоснованной и он ограничился разовым  подарком  ей  комплекта  дорогого
нижнего белья, тем более  что  пользоваться  бельем  молодой  женщины  в
какой-то мере приходилось и ему. Кстати, довольно нередко. Таким образом
выходила экономия, и хотя к скрягам Мышастый себя не  причислял,  будучи
бизнесменом ему приходилось придерживаться определенных правил.  Копейка
рубль бережет - не им сказано, но подмечено весьма справедливо...
   Конечно,  когда  любая,  пусть  даже  самая  поначалу  сладкая   игра
повторяется не единожды,  она  неизменно  начинает  приедаться,  но  под
настроение и такая  старая,  опробованная,  может  показаться  весьма  и
весьма милой...
   Обо всем этом думалось сейчас  Мышастому,  который  глядел  с  высоты
своего положения на виртуозное исполнение секретаршей  своего  коронного
"номера с авторучкой", автоматически  одобрительно  фиксируя  аккуратный
маникюр ухоженной женской руки, обхватившей его вспухшее  начальственное
естество и в очередной раз убеждаясь, что Татьяна определенно  в  полной
мере отрабатывает свое немалое жалованье.
   Хотя конечно и она  в  какой-то  момент  исчерпает  себя  в  качестве
объекта моего вожделения, - внезапно подумалось  ему,  -  но  до  этого,
пожалуй, пока далековато. Уж по-крайней мере, все получше жены. Стоп,  -
тут же испуганно оборвал он себя, - опять начинается!
   В такие моменты  лучше  вообще  ни  о  чем  не  думать,  надо  просто
наблюдать за красивым, увлеченным своими действиями  личиком  с  неплохо
натренированными губками, и наслаждаться.
   Уж слишком свежо было в его памяти ужасное воспоминание  о  том,  как
однажды не вовремя всплывший образ жены предотвратил  подступивший  было
оргазм, в его годы вызываемый и так со все большим и большим усилием.  У
каждого, насколько он знал, на этот счет существовал свой  пунктик.  Тот
же Воловиков, например, говорил, что ему для этого обычно  нужна  полная
тишина, и даже неожиданно залаявшая за окном собака способна  свести  на
нет всю проделанную работу, не говоря уже о работающем  в  такие  минуты
телевизоре. Наверное, и у остальных на сей  счет  имелось  что-то  свое,
интимное, на Мышастого же именно воспоминание о жене действовало подобно
орудийному откату. Приходилось проявлять изрядную осторожность, несмотря
на то, что это являлось  сложной  задачей  даже  для  его  гораздого  на
выдумку серого вещества. Попробуй-ка не думать о зеленой или  какой  там
еще обезьяне, не про любимую жену будет сказано...
   Старательно  удерживая  себя  в   рамках   установленной   программы,
Мышастому все же удалось благополучно завершить начатое, и, разрешившись
от бремени, он отпустил Татьяну, которая отправилась  приводить  себя  в
порядок, что заключалось в чистке  зубов  и  подновлении  размазавшегося
макияжа. Он же последовал к двери, находящейся в задней стене  кабинета,
за которой находилась скромно обставленная комната,  окрещенная  им  как
"кабинет психологической разгрузки". По сути,  это  была  обычная  жилая
комната с видеодвойкой, баром и, конечно же, широким диваном, на котором
его  хорошенькая  секретарша,  некогда  финалистка  городского  конкурса
красоты, на  коем  и  была  замечена  и  оценена  своим  будущим  шефом,
частенько пребывала в самых интересных позах, какие только был  способен
придумать и воплотить в жизнь Мышастый. Он вообще любил импровизировать,
разнообразить такого рода досуг и  был  этим  весьма  горд,  потому  что
женщинам, как он знал в точности, это тоже нравилось.
   Сейчас же диван понадобился ему по своему прямому назначению - отдыху
после приятной любовной игры. Включив телевизор и  максимально  уменьшив
звук, чтобы  иметь  возможность  вполуха  слушать  местные  новости,  он
погрузился в состояние полудремы. Но когда  диктор  принялся  зачитывать
сводку криминальных новостей, он с ленцой  взял  в  руки  пульт  и  чуть
прибавил громкости - криминальные новости и без того порой бывали весьма
интересными, но его