, не собираюсь я. Нет, в твою
рабочую команду Микки Мауса  направляться я не собираюсь.  И знаешь, почему?
А?"  Я  вгоняю  магазин  обратно в свою М-16 и передергиваю  затвор, досылая
патрон.
     А вот сейчас я  уже  улыбаюсь.  Улыбаясь, я вдавливаю  пламегаситель  в
рыхлый живот дубины-эмпэшника  и жду, когда он издаст лишь звук, любой звук,
или пошевелится хоть чуть-чуть, и вот тогда я нажму на спусковой крючок.
     У  дубины-эмпэшника  отвисает  челюсть.  Больше  сказать   ему  нечего.
Полагаю, он больше не хочет, чтобы я набивал его мешки песком.
     Дощечка с карандашом падают на землю.
     Пятясь спиной вперед, дубина-эмпэшник отступает в свой бункер, так и не
закрыв рта и подняв руки вверх.

     Какое-то время Стропила от испуга не может рта открыть.
     Я говорю:
     - Привыкнешь еще к местным порядкам. Другим станешь. Все поймешь.
     Стропила по-прежнему молчит. Мы идем дальше. Наконец он отвечает:
     - Ты же всерьез. Ты ведь мог его убить. Ни за что.
     - Именно так.
     Стропила глядит на меня, как будто видит в первый раз.
     - Тут все такие? Ты же смеялся. Как...
     - Об этом обычно не говорят. Этого не объяснишь. Вот побываешь в говне,
запишешь на личный счет первый труп - тогда поймешь.
     Стропила молчит. Его переполняют вопросы, но он молчит.
     - Вольно. - говорю я ему.  - Не обманывай себя,  Стропила, бойня тут. В
этом говеном мире у тебя  времени  не будет, чтобы разбираться,  что к чему.
Что сделаешь,  тем и станешь.  Не рыпайся, и будь что будет. Тебе  же  лучше
будет.
     Стропила кивает, но  ничего не говорит в ответ. Я понимаю,  что  у него
сейчас в душе творится.

     Информационное   бюро  оперативной  группы   "Экс-Рей",  подразделения,
которому поставлена  задача прикрывать подразделения 1-ой  дивизии, временно
действующие  в  зоне  действий  3-ей  дивизии,  представляет собой маленькую
сборную хибару, которая построена  с  использованием брусков два  на  четыре
дюйма  и  рабского труда. К двери из  проволочной сетки приколочена  красная
табличка,  на  которой  желтыми  буквами  написано:  TFX-ISO.  Крыша  хибары
изготовлена из листов оцинкованной жести, а  стены - из мелкоячеистой сетки,
назначение которой - спасать нас от жары. По бокам хибары флотские строители
приколотили зеленые нейлоновые пончо. Эти пыльные полотна закатываются вверх
во время дневного говна,  а  ночью опускаются вниз для  защиты  от  свирепых
муссонных дождей.
     Чили-На-Дом   и  Дейтона  Дейв  занимаются  фотолистами  перед  хибарой
информбюро. Чили-На-Дом -  задиристый  чикано из восточного Лос-Анджелеса, а
Дейтона  Дейв -  пофигист и серфингист  из  богатой  флоридской  семьи.  Они
абсолютно, совершенно разные. Но друзья - не разлей-вода.
     Около сотни хряков постарались втиснуться во  все возможные уголки, где
отыскалась  тень.  Каждому  хряку  выдан  фотолист,  это такой  отпечатанный
формуляр  с пробелами для внесения  личных данных, которые нужны  для  того,
чтобы отправить фотографию хряка в газету в его родном городишке.
     Дейтона Дейв фотографирует черным "Никоном", а Чили-На-Дом помогает:
     - Улыбнись, гандон. Скажи п-и-и-и-ська. Следующий.
     Очередной  морпех  из очереди становится  на колено  рядом с  маленькой
вьетнамской  сироткой   неустановленного  пола.   Чили-На-Дом  сует  в  руку
пехотинца резиновый батончик "Херши".
     - Улыбнись, гандон. Скажи п-и-и-и-ська. Следующий.
     Дейтона Дейв делает снимок.
     Одной  рукой Чили-На-Дом забирает у  хряка листок, а другой выхватывает
резиновый батончик.
     - Следующий!
     Сиротка говорит:
     - Э, морпех намба ван! Ты! Ты! Дашь ням-ням? Сувенира?
     Сиротка цапает рукой батончик и выдергивает его из руки Чили-На-Дом. Он
кусает его, но обнаруживает, что внутри всего  лишь резина. Пытается содрать
обертку, но не может.
     - Ням-ням намба тен!
     Чили-На-Дом выхватывает  резиновый батончик из  руки сиротки  и швыряет
его следующему пехотинцу.
     -  Поживее там. Вы что, прославиться не хотите?  Кто-то из  вас, может,
семью этого  пацана замочил,  но в родном твоем  городишке все должны знать,
что ты крутой морпех с золотым сердцем.
     Я говорю своим фирменным голосом Джона Уэйна:
     - Слушай сюда, пилигрим. Снова тащимся?
     Чили-На-Дом оборачивается, замечает меня и лыбится.
     -  Привет,  Джокер,  que pasa?  Может, и тащимся,  парень,  а  может  и
нихрена.  Эти гуковские  сиротки - крутой народ. Я думаю, половина из них  -
вьетконговские морпехи.
     Сиротка уходит  ворча себе под  нос, пинает камни  на дороге.  И вдруг,
будто  решив доказать, что Чили-На-Дом  прав,  сиротка  останавливается.  Он
оборачивается и с двух рук одаряет нас средними пальцами. И уходит дальше.
     Дейтона  Дейв  смеется:  "Это  дитя  стрелковой  ротой  СВА  командует.
Грохнуть бы его надо".
     Я улыбаюсь.
     - Образцово работаете, дамочки. Вы оба просто прирожденные крысы.
     Чили-На-Дом пожимает плечами.
     - Братан! Корпус нас, фасолеедов, в поле не пускает. Мы слишком крутые.
На нашем фоне обычные хряки хреново выглядят.
     - Как тут, долбят по вам?
     -  Так  точно, - говорит Дейтона Дейв. - Каждую ночь. Так, по нескольку
выстрелов. Они типа по нам прикалываются. Ну, а я, само собой, столько успел
на счет  записать, что  сбился  уже.  Но  мне никто не верит!  Гуки-то своих
покойников  с  собой  утаскивают. Вполне  верю, что  этот  маленький  желтый
злобный народец питается своими же потерями. Следы крови от утащенных трупов
повсюду,  а  на  счет не  идут. Ну, и  вот, я-то герой,  а капитан Джэньюэри
заставляет здесь в Микки Мауса играть, вместе с этим нахалом мокрозадым.
     - КАПРАЛ ДЖОКЕР!
     - СЭР! Пока, ребята. Пойдем, Строп.
     Чили-На-Дом толкает  Дейтону Дейва в  грудь.  "Сгоняй-ка  в  деревню  и
засувенирь  мне  сиротку  помилее.  Только  чтобы   грязный  был,  настоящая
вонючка".
     - ДЖОКЕР!
     - АЙ-АЙ, СЭР!

     Капитан  Джэньюэри сидит  в  своем  фанерном  кубрике в глубине  хибары
информбюро. Капитан Джэньюэри мусолит в зубах незажженную трубку, потому что
думает,  что  так он больше похож на отца-командира. Он  не на живот,  а  на
смерть режется в  "Монополию" с Мистером  Откатом. У  Мистера  Отката больше
Ти-Ай, вьетнамского  стажа, чем у любой другой собаки в нашем подразделении.
Капитан  Джэньюэри не  капитан Куиг, но он и не  Хэмфри Богарт. Он поднимает
серебряный башмачок и передвигает его на Балтик-Авеню,  прибирая к рукам всю
собственность по пути.
     -  Покупаю  Балтик.  И  два  дома.  -  Капитан   Джэньюэри  тянется  за
бело-фиолетовой  купчей  на  Балтик-Авеню.  "Вот  и  еще  одна   сфера  моей
монополии, сержант". Он расставляет на доске зеленые домики.
     -  Джокер, в Да-Нанге  ты боку халявы хватанул, и определенно дошел уже
до  кондиции, чтобы  снова в  поле побывать. Топай-ка  в  Хюэ. СВА захватили
город. Там сейчас первый первого в говне.
     Я медлю.
     - Сэр, не известно ли капитану, кто зарубил  мою  статью про  гаубичный
расчет, который  замочил  целое отделение СВА одним  игольчатым снарядом?  В
Да-Нанге  мне  одна  крыса  рассказала,  что какой-то  полковник  мою статью
похерил.  Какой-то полковник  сказал,  что  игольчатые  снаряды - плод  моей
буйной  фантазии,  потому  что  Женевская конвенция  классифицирует  их  как
"негуманное   оружие",   а   американские  воины   не  позволяют  себе  быть
негуманными.
     Мистер Откат фыркает.
     - Негуманное?  Милое словечко.  Десять тысяч  дротиков  из  нержавеющей
стали  с оперением. Эти болванки,  набитые такими  стрелками,  действительно
превращают гуков в кучи обосранных тряпок. Это так точно.
     - У,  черт!  -  говорит  капитан  Джэньюэри.  Он  шлепает карточкой  по
походному столу. - Идешь в  тюрьму -  прямо в  тюрьму - упускаешь  куш -  не
получаешь  двести  долларов.  -  Капитан  отправляет серебряный  башмачок  в
тюрьму.
     - Я знаю, кто похерил твою статью про игольчатый снаряд, Джокер. А  вот
чего я не знаю, так это кто дает врагам-репортерам наводку каждый раз, когда
происходит  что-нибудь  неприятное -  типа  того  белого  Виктор-Чарлевского
разведчика,  которого  замочили  на прошлой  неделе,  из  тех,  кого  собаки
называют  "Призрачный  Блупер".  Генерал Моторс готов уже  отправить  меня в
хряки из-за  этих  утечек  информации.  Расскажешь?  Тогда и  я тебе  скажу.
Заметано?
     - Нет. Нет, капитан. Ладно, неважно.
     - Намба ван! Два очка! Все путем, Джокер. Тут тебе большой кусок халявы
отвалили.  - Капитан Джэньюэри  достает конверт заказного письма  из плотной
бумаги и вытаскивает листок, на котором что-то написано затейливыми буквами.
     - Поздравляю, сержант Джокер.
     Он вручает мне листок.

     ПРИВЕТСТВУЮ ВСЕХ ЧИТАЮЩИХ СЕЙ ДОКУМЕНТ: СИМ ДОВОЖУ ДО ВАШЕГО  СВЕДЕНИЯ,
ЧТО, ОКАЗЫВАЯ ОСОБОЕ  ДОВЕРИЕ И ВЫРАЖАЯ УВЕРЕННОСТЬ В ПРЕДАННОСТИ ДЖЕЙМСА Т.
ДЕЙВИСА, 2306777/4312, Я  ПРОИЗВОЖУ  ЕГО  В СЕРЖАНТЫ КОРПУСА  МОРСКОЙ ПЕХОТЫ
СОЕДИНЕННЫХ ШТАТОВ АМЕРИКИ...

     Изучаю этот листок  бумаги. Потом кладу приказ на походный рабочий стол
капитана Джэньюэри.
     - Намба тен. Ничего не выйдет, сэр.
     Капитан Джэньюэри останавливает свой серебряный башмачок на полпути.
     - Что ты сказал, сержант?
     - Сэр,  я  поднялся до ранга капрала исключительно за  счет собственной
военной гениальности, так же как, говорят, Гитлер и Наполеон. Но  не сержант
я. В душе я всегда буду капралом, им и буду.
     - Сержант  Джокер,  приказываю отставить игры  в  Микки Мауса. Тебя  на
Пэррис-Айленде  за заслуги  в  звании повысили.  У тебя и в  стране отличный
послужной список.  Стаж в нынешнем  звании у тебя достаточный.  Заслуживаешь
продвижения по  службе. Другой  войны сейчас нет,  сержант.  Твоя карьера  в
морской пехоте -
     - Нет  сэр.  Сначала мы  этот  народ  бомбим,  потом фотографируем. Мои
статьи -  это бумажные  пули, летящие  в жирное черное сердце  коммунизма. Я
сражаюсь  за то,  чтобы в этом  мире лицемерие могло спокойно процветать. Мы
встретились  с врагом, а  он, как  оказалось  -  мы сами.  Война  - выгодное
дельце, вкладывайте  в нее сыновей. Вьетнам - это когда  ни  за  что не надо
извиняться. Arbeit Macht Frei -
     - Сержант Джокер!
     - Никак нет, господин  капитан.  Намба тен.  Я  капрал. Можете  меня  в
тюрягу засадить  - это  все понятно. Ну, так  заприте  меня  в  Портсмутской
военно-морской тюрьме и держите там, покуда я не сгнию заживо, но  позвольте
мне сгнить капралом,  сэр. Вы знаете - что надо, я делаю. Я  пишу статьи про
то,  что  Вьетнам -  это  азиатский Эльдорадо,  населенный  милыми людьми  -
примитивными, но  целеустремленными. Война - это  шумный завтрак. Войну есть
весело. Она здоровье поправляет. Война излечивает рак - раз и навсегда. Я не
убиваю людей. Я  пишу. Это  хряки убивают, я  только наблюдаю. Я  всего лишь
юный доктор Геббельс. Но я не сержант ... Сэр.
     Капитан  Джэньюэри опускает серебряный башмачок  на Ориентал-Авеню.  На
Ориентал-Авеню   стоит   маленький  красный  пластмассовый  отель.   Капитан
Джэньюэри кривится и отсчитывает  35 долларов в военных  платежных чеках. Он
вручает Мистеру Откату  маленькие цветастые бумажки и передает ему игральные
кости.
     -  Сержант!  Я приказываю тебе нашить  шевроны, соответствующие  твоему
званию, и если в следующий раз я их на тебе не увижу, то определенно займусь
твоим воспитанием. В  хряки  захотелось?  Если не  захотелось,  то  выполняй
приказ и сними неуставной символ пацифизма с формы.
     Молчу в ответ.
     Капитан Джэньюэри глядит на Стропилу.
     - А это еще кто? Докладывай, морпех.
     Стропила заикается, никак не может доложить.
     Отвечаю за него:
     - Это младший капрал Комптон, сэр. Салага из фото.
     - Образцово.  Добро пожаловать  на  борт,  морпех. Джокер,  этой  ночью
можешь здесь носом  посопеть, а с утра направляйся в Хюэ. Завтра сюда Уолтер
Кронкайт  должен  прибыть, поэтому  дел  у  нас  будет много.  Чили-На-Дом и
Дейтона мне тут понадобятся. Но твое задание тоже важное. Генерал Моторс мне
лично  насчет него звонил. Нам  нужны  хорошие, четкие  фотографии. И мощные
подписи к ним. Привези  мне снимки мирных жителей из аборигенов, и чтобы они
там были  после  казни, с руками,  завязанными за спиной,  ну,  ты знаешь  -
заживо похороненные, священники с перерезанными глотками, младенцы убиенные.
Хорошие  списки  потерь  противника  привези. И не забудь соотношение убитых
прикинуть. И вот что еще, Джокер...
     - Что, сэр?
     - Никаких фотографий с голыми. Только если изувеченные, тогда можно.
     - Есть сэр.
     - И еще, Джокер...
     - Что, сэр?
     - Постригись.
     - Есть, сэр.
     Когда  Мистер  Откат  отпускает  руку  от  своей  маленькой  серебряной
машинки,  капитан  Джэньюэри  восклицает:  "Три  дома!  Три  дома!  Стоянка,
рас-так-так! Это... восемьдесят долларов!"
     Мистер  Откат выкладывает  все  деньги,  что  у него есть.  "Я банкрот,
капитан. Должен Вам семь баксов".
     С говножадной улыбкой на лице капитан Джэньюэри сгребает чеки.
     - Не врубаешься ты, как дела делаются, Мистер Откат. Вот  были бы у нас
в морской  пехоте  деловые генералы, эта война  бы уже  закончилась.  Секрет
победы в этой войне  - пиар. Гарри  С.  Трумэн сказал как-то, что  у морской
пехоты пропагандистский механизм почти такой же, как у Сталина. Он прав был.
Первая  жертва войны - правда. Корреспонденты  - более действенная сила, чем
хряки.  Хряки  всего лишь убивают противника. А  главное  -  это то, что  мы
напишем  и  как  сфотографируем. Согласен,  историю  можно творить кровью  и
железом, но пишут ее чернилами. Хряки - мастера представления устраивать, но
именно мы делаем из  них тех, кто они  есть.  Нижестоящие виды  войск  любят
прикалываться  над  тем,  что  каждый  взвод морской  пехоты идет  в  бой  в
сопровождении взвода фотографов-морпехов. Так точно. Морпехи более стойки  в
бою, потому что легенды, на которые они равняются, у них величественнее.
     Капитан  Джэньюэри  шлепает рукой  по большому  мешку, который лежит на
полу возле стола.
     - А вот законченный продукт нашей индустрии.  Моя  жена любит проявлять
интерес  к  моей  работе.  Сувенир  попросила  прислать.  Я  ей  решил  гука
отправить.
     У  Стропилы  на   лице  появляется  такое  странное  выражение,  что  я
отворачиваюсь, чтобы на расхохотаться.
     - Сэр?
     - Что, сержант?
     - А где Топ?
     - Первому отпуск без выезда из страны дали, в Да-Нанге он. Повидаетесь,
когда  из  Хюэ  вернешься.  Капитан  Джэньюэри  смотрит  на  наручные  часы.
"Семнадцать ноль-ноль. Хавать пора".
     По  пути  на хавку мы со  Стропилой заходим за Чили-На-Дом  с  Дейтоной
Дейвом   и  Мистером  Откатом  в  хибару  рядового  и  сержантского  состава
информбюро.  Я   даю  Стропиле  повседневную  куртку   с  нашивками   101-ой
воздушно-десантной  дивизии,  пришлепанными  тут  и там. На  моей  армейской
куртке  -  знаки  1-ой  воздушно-кавалерийской.  Я  выбираю  два потрепанных
комплекта армейских петлиц на воротник, и мы нацепляем их.
     Теперь у нас новые звания -мы специалисты 5 класса, сержанты сухопутных
войск. Чили-На-Дом с  Дейтоной Дейвом  и Мистер Откат превратились в простых
сержантов 9-ой пехотной дивизии.
     Мы идем хавать в армейскую столовку. У армейских еда правильная. Торты,
ростбифы,  мороженное, шоколадное  молоко  -  сплошь  одно  добро.  В  нашей
собственной столовке дают "Кул-Эйд" и  "дерьмо с фанерой"  - ломтики жареной
говядины  на  тостах,  а  на  десерт  -  арахисовое  масло  и  бутерброды  с
мармеладом.
     - Когда Топ обратно будет?
     Чили-На-Дом отвечает: "Может, завтра. Джэньюэри снова твоим воспитанием
занялся?"
     Киваю.
     -  Служака  поганый. Он явно  чокнутый. Определенно спятил  к  гребаной
матери. С каждым днем все ненормальнее. Дошел уж до того, что жене в подарок
решил вьетнамского жмура послать.
     Дейтона говорит:
     - Именно так. Но и Топ из служак.
     - Но Топ-то хоть достойный человек. Я что имею в виду: в Корпусе он как
дома, нас вон заставляет свое дело делать, но он хоть всякими играми в Микки
Мауса не достает. Он,  когда может, собакам  халявы отпускает. Нет, Топ - не
служака, он  профессиональный морпех.  Служаки  -  это такая порода  особая.
Служака  -  это  когда  человек злоупотребляет  властью, которой обладать не
достоин. И на гражданке таких полно.
     Сержант, начальник армейской столовки с  большой сигарой во рту, решает
провести выборочную проверку наших документов.
     Сержант,  начальник  армейской  столовки  с  большой  сигарой  во  рту,
забирает  у  нас  из рук блестящие  столовские подносы и вышвыривает  нас из
своей столовки.
     Мы отступаем в  морпеховскую столовку, где едим дерьмо с фанерой,  пьем
теплый  как моча "Кул-Эйд" и  болтаем  о том, что армейские могли и дать нам
засувенирить  чего там  у них осталось, потому что морской пехоте  все равно
только такое и достается.
     После хавки возвращаемся  в  нашу  хибару,  играя по  пути в догонялки.
Запыхавшись и продолжая смеяться, останавливаемся на минутку, чтобы опустить
зеленые  нейлоновые  пончо,  прибитые к  хибаре  снаружи.  Ночью  они  будут
удерживать свет внутри, а дождь - снаружи.
     Валяемся на  шконках и  треплемся. На потолке шестидюймовыми  печатными
буквами красуется  лозунг  военных  корреспондентов: ВСЕГДА МЫ ПЕРВЫМИ ИДЕМ,
СРЕДИ ПОСЛЕДНИХ УЗНАЕМ, И ЖИЗНЬ ГОТОВЫ ПОЛОЖИТЬ ЗА ПРАВО ПРАВДЫ НЕ УЗНАТЬ.
     Мистер Откат травит  свои байки  Стропиле: "Единственная разница  между
военной байкой  и детской  сказочкой  состоит в  том, что  сказка начинается
"Жили-были...", а байка  начинается "Все  это не  херня". Ну так вот, слушай
внимательно,  салага,  потому что все это  не херня. Джэньюэри приказал  мне
играть с ним в "Монополию". С гребаного  утра и до гребаного вечера.  Каждый
гребаный день недели. Подлей служаки человека нет. Они меня и так обувают, и
так, но  я  пока молчу. Ни слова им  не говорю. Откат - п...ц всему, салага.
Запомни это. Когда Люки-гуки долбят  тебе в спину, а "Фантомы" хоронят их  с
помощью  бочек  с напалмом  - это и  есть  откат. Когда кладешь на человека,
отдача будет, рано или поздно, но будет - только  сильнее. Вся моя программа
из-за служак похерена. Но откат  до них еще доберется, рано или поздно. Ради
отката я все что хочешь сделаю".
     Я смеюсь. "Откат, ты служак так не любишь, потому что сам такой".
     Мистер Откат запаливает косяк.  "Да  ты больше всех с  ними корешишься,
Джокер. Служаки со служаками только и водятся".
     - Никак нет. У меня столько  операций,  что служаки мне и слово сказать
боятся.
     - Операций?  Чушь. - Мистер Откат поворачивается  к Стропиле.  - Джокер
думает, что зеленая пиздятина в деревне живет, дальше там по дороге. Он  и в
говне-то  ни  разу не  был.  Об  этом  так  просто  не  расскажешь.  Как  на
"Хастингсе" -
     Чили-На-Дом  прерывает  его: "Откат, ты не был  на Операции "Хастингс".
Тебя еще и в стране-то не было".
     -  Хапни-ка  дерьмеца  и  сдохни, гребаный латино. Крыса.  Я  был  там,
парень. Прямо в  говне вместе с хряками,  парень. У этих мужиков - стержень,
понял? Крутые типы. А побудешь  в говне рядом  с хряками, так побратаешься с
ними раз и навсегда, понял?
     Я фыркаю.
     - Байки.
     - Так, значит? Ты в стране сколько  пробыл-то, Джокер? А? Сколько Ти-Ай
у тебя? Сколько времени  в стране, мать твою?  А тридцать месяцев не хочешь,
крыса? У меня уже тридцать месяцев в стране. Так что был я там, парень.
     Я говорю:
     -  Стропила,  не слушай  ты  всей этой хрени,  что Мистер  Откат несет.
Иногда он думает, что именно он - Джон Уэйн.
     - Так точно,  - говорит Мистер Откат. - слушай Джокера, салага, слушай.
Он знает ti ti -  всего ничего.  А если чего нового и узнает,  так только от
меня. Сразу видно, что он в говне никогда не был. Взора у него нет.
     Стропила поднимает голову: "Нет чего?"
     - Тысячеярдового  взора.  У  мо