Хлумов В.
   ГРАФОМАНЫ

   Но вспять безумцев не поворотитьОни уже согласны заплатить Любой  це-
ной, и жизнью бы рискнули, Чтобы не дать порвать, чтоб сохранить Волшеб-
ную невидимую нить, Которую меж ними протянули.
   							    В.С.Высоцкий

    Последние попытки

   По воскресеньям Михаил Федорович Мозговой не любил отдыхать, но  нао-
борот, плодотворно работал. Он мог просидеть целый день,  не  выходя  из
своей небольшой холостяцкой квартиры. Здесь был его  кабинет,  здесь  он
был главным администратором, здесь он был свободным человеком.
   В принципе Мозговой являл собой идеал  суровягинского  сотрудника.  В
нем разумно сочетались страсть к науному исследованию и здоровое профес-
сиональное честолюбие. Такая холодная характеристика могла унизить  кого
угодно, но не Михаила Федоровича. Ведь его  современный  статус  был  не
следствием врожденного цинизма, а  результатом  многолетней  мучительной
борьбы.
   Сознательную жизнь он начал с глубоким убеждением, что талант и рабо-
та с неизбежностью должны быть вознаграждены.  Собственно,  ни  о  каком
примитивном вознаграждении не могло быть и речи.  Мозговой  понимал  под
ним, в первую очередь, самые чистые свидетельства успеха  -  уважение  и
любовь со стороны окружающих. С такими представлениями вначале докатился
до несчастной неразделенной любви, а позже  -  до  жесточайшего,  унизи-
тельнейшего конфликта с университетским начальством. И тогда он  одержал
первую убедительную победу над собой. В один чудесный день, из вечно не-
довольного, замкнутого космополита, Мозговой превратился  в  делового  и
открытого члена коллектива. Зачем притворяться и строить  из  себя  нес-
частного мученника, решил Миша Мозговой, если время требует людей  опти-
мистичных, деятельных и счастливых. Единственное , о чем он теперь сожа-
лел, так это о том, что так поздно сделал открытие, которое другие,  бо-
лее умные люди совершают в более ранние молодые годы.
   Воспоминания о том дне перерождения  часто  посещали  Мозгового.  Так
удачливый актер вспоминает первую премьеру, и сопутсвующий ей страх про-
вала, ужас холодного равнодушия первых рядов. Аплодисментов не было,  не
было и цветов. Потому что спектакль поставили  в  новейшом  духе,  когда
зрители и актеры творили действие совместно. Особенно  запомнилось  одно
лицо, неприятным понимающим взглядом с кривой стандартной ухмылкой, буд-
то намекающей: не подставляй шею, но подставляй зад. И он переминался  и
конфузился на ковре, еще не умея посмотреть прямо в глаза членам ответс-
венной комиссии. И выйдя, он поклялся, что никогда  впредь  такой  позор
больше не повторится. Все изменилось после того дня. Жизнь стала  значи-
тельно интереснее. Он, вдруг, обнаружил, как из сухих асбстрактных  фор-
мул вырастает надежное земное благополучие. Ну, а что в этом плохого?
   Но в последние год-два стала беспокить некая затянувшаяся пауза в его
достижениях. Защитив с блеском, как говорили  коллеги,  диссертацию,  он
вдруг обнаружил явную диспрпорцию в распределении благ между сотрудника-
ми профессора Суровягина. С какой это стати он, наиболее квалифицирован-
ный и умелый работник, находится на третьих ролях? Взять хотя бы Каляби-
на - тугодум, зануда, десять лет обсасывает чужую идею, а получает  чуть
ли не в два раза больше Мозгового. Его любит профессор, а почему его  не
любить? Туп, исполнителен, безопасен.
   - Ничего, я вас взбодрю, голубчики, - громко, так, чтобы было  слышно
во всех уголках комнаты, пригрозил Михаил Федорович.
   Тем врменем к нему в лифте поднимался Марк Васильевич Разгледяев, че-
ловек определенных занятий, весьма строгих принципов и в  то  же  время,
как и все мы, не лишенный способности ко всякого рода стихийным душевным
порывам и необдуманным поступкам. Не справедливо  винить  его  одного  в
собственных бедах. Иначе, как бедой, и не назовешь то незавидное положе-
ние в котором он очутился. Поверьте, роль покинутого мужа вовсе  не  шла
ему. Конечно, разводы - вещь распространенная в наше просвещенное время.
Зная об этом, Марк Васильевич построил семейную жизнь  с  правильным,  в
целом, убеждением, что настоящий крепкий брак покоится  на  естественных
любовных отношениях. В этом смысле образцом чистоты чувств, является лю-
бовь молодой особы в возрасте семнадцати лет.  Встретив  Елену  в  столь
удачный момент, Марк Васильевич воспылал. Он тяготел к метафизике, но  в
то же время очень материалистично был настроен по части женской красоты.
Да и в наше время, женское сердце весьма подвержено витьеватым словесным
приемам. Искреннее восхищение молоденькой девчушки, незамедлило перерас-
ти в нечто большее и началась их совместная жизнь, прервавшаяся  недавно
таким нелепым образом. Больше всего Разгледяева поразила та быстрота,  с
которой вся воспитательная работа, произведенная в  течение  шести  лет,
соврешенно пошла на смарку. Отсюда - и та нервозность в попытках восста-
новить попранную справедливость.
   Мозговой встретил Разгледяева как старого знакомого:
   - Добрый день, Марк Васильевич. Что же не предупредили, я бы пригото-
вился...
   - Ладно, без церемоний обойдемся.
   - Конечно, конечно, посидим, как говорится, по-холостяцки,  -  немед-
ленно согласился хозяин.
   Разгледяев неласково посмотрел на Михаила Федоровича и уверенно  про-
шел в комнату.
   - Кому поручено рецезировать рукопись?
   - Понимаете, все получилось не совсем так, как  хотелось,  ну  да  не
важно, я вас уверяю, Калябин - просто зверь...
   - Калябин? - переспросил морщась Разгледяев, - Кто такой?
   - О, не извольте беспокится, апологет, профессионал! Он так  и  гово-
рит, что их с профессором теория двух девяток не приемлет десятых  спут-
ников и всяких там физическмх полей.
   - Плевать. Как он насчет инженера настроен?
   - Стопроцентно, не сомневайтесь. Кроме того, профессор лично  взъярен
и не допустит, так что будьте спокойны - живого места не оставим.
   - Да уж, постарайтесь, - начальственно попросил Марк Васильевич. -  А
кто у вас там, такой молодой из ранних?
   - Ермолаев?
   - Чего он под ногами путается? Может у вас мнение не сложилось?
   - О, не обращайте внимания, безопасен, даже, я бы сказал, наоборот  -
полезен. Он, знаете, мне много понарассказал, - Мозговой заметив  легкую
тень на лице гостя, тут же уточнил. - Нет, конечно, не  в  смысле  выших
приватных дел, в смысле облика инженера. Теперь ясно  -  сплошное  диле-
танство.
   Этот интересный разговор внезапно прервался телефонным  звонком  Толи
Ермолаева. Нервно и сумбурно он просил о встрече. Мозговой предложил по-
говорить завтра, но Толя отказался трагическим -  завтра  будет  поздно.
Тогда, Михаил Федорович стал говорить о вечере,  но  Толя,  оказывается,
был уже у дома и только из приличия предупреждал хозяина.
   Важная встреча была скомкана. В спешке Разгледяев дал некоторые руко-
водящие указания и, особенно, просил сразу после ученого  совета,  доло-
жить о результатах. Разумеется, не могло быть и речи о каком-либо  адми-
нистративном руководстве, просто слова Разгледяева и особенно тон, отра-
жали крайнюю заинтересованность Марка Васильевича.
   Едва исчез первый, как на квартире Мозгового появился второй  посети-
тель.
   - Как проходит операция Сирень? - с преувеличенной веселостью спросил
Михаил Федорович, разглядывая взлохмаченного гостя. Толя даже  не  улыб-
нулся.
   - Нужно что-то предпринимать.
   - В смысле?
   - Надо отменить совет.
   - Каким образом да и что за нужда такая срочная? - Мозговой сделал на
лице простоватое удивление.
   - Нужно что-то придумать...
   - Стойте, - перебил хозяин, - Давайте  спокойно  разберемся.  Что  за
непридвиденые обстоятельства, расскажите по-порядку.
   - По-порядку, по-порядку, - Толя досадно махнул рукой. - Тут все  пе-
реплелось! Не нужен ему сейчас доклад, здесь  столько  поставленно...  Я
звонил Калябину, но он ничего не хочет знать. Они с профессором намерены
сравнять инженера с землей. А если он завтра провалится, то  полная  ка-
тастрофа.
   - Да, постойте же, вы раньше не догадывались, что он графоман? Вы что
ли сомневаетесь еще?
   - Не знаю, - отмахнулся Толя и после секундного колебания выложил все
о вчерашней вечеринке.
   Мозговой с нескрываемым интересом слушал Толин рассказ, и даже  посс-
меялся над дирижаблями.
   - Равнодействие? Ха. - смеялся Михаил  Федорович,  -  А  звать  Гого-
лем-Моголем? Нда, компания веселая.
   Он еще посмеялся и когда Толя окончил всю историю,  с  каким-то  нос-
тальгическим выражением выдал:
   - Если откровенно, то я где-то, по большому счету, во  всей  коллизии
больше сочувствую инженеру. Я даже грешным делом надеюсь...  -  Мозговой
прервался. - Я читал рукопись инженера и знаете, не все там просто, есть
и мысли и формулы... Какой Калябин, там и сам  профессор,  я  извиняюсь,
вряд ли разберется. Вы мне скажите, что он, инженер - боец?
   - Боец? - в недоумении переспросил Анатолий.
   - Я имею виду - защищаться он сможет?
   - Что проку теперь?
   - Зря, зря, не все потеряно. В конце концов - что  нам  эгоистические
интересы института, нам истина дороже, Анатолий. И не нам одним.  Завтра
бедет представитель из президиума, высокие интстанции!
   - Из призидиума? - переспросил Анатолий, не понимая куда клонит  Моз-
говой.
   - Из самого, так что инженер еще может вполне и выкарабкаться.
   - Вы думаете?
   - Да я просто уверен, вы только подскажите  инженеру,  посмелее  надо
быть. В конце концов проошло время волевых решений, да я  почти  уверен,
мы еще звание кандидата наук вашему инженеру присудим. Да-с, возможно, в
нашем же институте, по следам так сказать выступления. Может  быть,  сам
профессор руку жать будет. Извиняюсь, будет говорить, ошибались  дорогой
товарищ инженер, на ваш счет, извольте к нам в научные сотрудники-с,  на
оклад-с...
   Толя подозрительно посмотрел на Мозгового.
   - Вы шутите?
   - Ничуть, - заверил Мозговой, изучая Толину реакцию.
   Лицо Ермолаева являлось точной копией внутреннего состояния  молодого
человека, а Михаил Федорович привык совсем к другим лицам. То были  лица
в основном серьезные, внутренне дисциплинированные, знающие  себе  цену.
Всегда спокойные, они не дергались по пустякам, при  разговоре,  глядели
прямо в глаза, не стесняясь собеседника. Разговоры, правда, могли  пока-
заться скучными, однообразными. Но - ох, как можно  было  ошибиться  по-
верхностному наблюдателю. И ошибались, кстати, в основном люди незрелые,
неопытные. Мозговой с легкой внутренней улыбкой вспомнил свои более  мо-
лодые годы. Ему сейчас стало стыдно за многие легкомысленные поступки из
тех лет. Ведь все они в сущности были продиктованы необоснованным стрем-
лением выделиться из общей серой, как он считал тогда,  массы.  Однажды,
он не пожелал словно "попугай" повторять вслед  за  всеми  "тарабарские"
слова. Поразительно, но факт - слова, взятые в  кавычки,  были  действи-
тельно его, Михаила Федоровича, словами. Он не пожелал принимать  больше
участия ни в каких "навязанных сверху" мероприятиях, назвал  их,  предс-
тавьте, "формальными" и "для галочки". Он взбунтовался, но то был бунт с
потупленным взором. Странно, но воспоминание о нем,  посетившее  Михаила
Федоровича утром, нахлынуло теперь в разговоре с Ермолаевым.
   Тем временем Мозговой продолжал уговаривать Толю.
   - Более того, здесь не то что кандидатской, тут,  может  быть,  госу-
дарственной премией попахивает. Есть за что бороться вашему инженеру!
   Мозговой улыбнулся.
   - А вы уже и не обижаетесь, когда я инженера вашим называю. Я  как  в
воду глядел, знал, придется вам инженер по душе. Так что не все  потеря-
но, просто за истину, даже научную, приходится бороться.
   - Может быть, - нерешительно сказал Толя и собрался уходить.
   - С анонимкой-то разобрались? - напоследок поинтересовался хозяин.
   - Черт, я и забыл про нее.
   - Ну-ну, не огорчайтесь, - Мозговой не стал больше задерживать гостя.
- Все выяснится рано или поздно, как говорит наш дорогой Петр Семенович,
все происходит в свое время или немного позже.

   Мытарства научной истины

   В понедельник, в десять утра инженер Богданов вошел в институт. Кате-
рина Ивановна, предупрежденная заранее, сочувственно встретила докладчи-
ка. Она поинтересовалась здоровьем, обратив внимание на болезненный  вид
и отметила спутницу, назвав ее "доченькой".
   В большом интститутском конференц-зале уже собрался народ. Здесь были
люди, специально приглашенные Виталием Витильевичем Калябиным по суровя-
гинскому списку, были люди, пришедшие и  по  своим  причинам,  например,
представитель из академии, были и люди просто праздные, обычные  научные
сотрудники, охочие до разных скандалов, зрелищ и диспутов.
   Когда вослед за инженером появилась Елена  по  залу  пронесся  гулкий
восхищеный ропот. Сам инженер принес черный тубус и, словно иллюзионист,
принялся извлекать из него множество листов ватмана испещренных графика-
ми, таблицами и формулами.
   Покончив с плакатами, Богданов повернулся к залу и не зная,  что  де-
лать дальше, застыл в напреженной позе.  Наконец  появился  профессор  в
сопровождении ближайших помошников: Калябина, Лидии Ураловой, Мозгового.
Прооцессию заключал Толя Ермолаев, который вдруг отстал и уселся позади.
Он кивком головы ответил на приветствие Елены  и  принялся  разглядывать
инженера, пытаясь предугадать развязку  мероприятия.  Инженер,  впрочем,
совсем успокоился и готов был приступить.
   На сцену вышла Лидия Уралова и объявила повестку. Первым номером сто-
яло выступление инженера. Богданов слегка побледнел и начал  было  гово-
рить прямо с того места где стоял,  но  профессор  Суровягин,  пригласил
докладчика на трибуну. Инженер извинился, и повторил снова:
   - Уважаемые товарищи!
   Толя затаил дыхание, напрягся, весь внутри скукожился, будто не инже-
нер, а он, сам делал доклад. Через некоторое  время  он  обнаружил,  что
смотрит уже на Елену. Хранитильница тайного списка  вся  была  поглощена
инженером. Господи, что она может понимать, думал Анатолий.
   Когда инженер приступил к обоснованию своей  теории  по  залу  пополз
насмешливый шумок.
   - Эка хватил, - донеслось из первых рядов. Да и Толя был  в  недоуме-
нии. Богданова понесло. Рухнул порядок вещей, весь зал вослед за доклад-
чиком, казалось, попал в зоопарк, где все перепуталось: хишники и траво-
ядные сидели в перемежку. Возникала идиотская модель природы, в которой,
нессомненно, все это существует, но не в таком  же  беспринципном  виде.
Инженер все более и более горячился. Он, покинул трибуну, метался туда и
обратно по сцене, размахивая указкой, словно шпагой. Он призывал  слуша-
телей посмотреть на старые факты под новым углом,  взывал  к  физической
интуиции, наконец обратился к здравому смыслу, на что  публика  ответила
гробовым молчанием. Шушуканье прекратилось,  все  затаились  ожидая  фи-
нального аккорда и он незамедлительно последовал предсказанием  десятого
спутника Сатурна. Инженер замолк, глядя в зал с сознанием честно  выпол-
ненного долга. Елена облегченно вздохнула и  посмотрела  на  Толю,  мол,
знай наших.
   Следую демократическому обычаю, профессор Суровягин  предложил  зада-
вать вопросы. Но вопросов никто не задавал, и пришлось объявить  свобод-
ную дискуссию. Для  затравки  выступил  Виталий  Витальевич  Калябин.  В
пространной манере он дал суровую отповедь попытке инженера навести тень
на ясную и правдивую картину мироздания, а само выступление назвал вред-
ным и лженаучным. Он привел многочисленные примеры,  опровергающие  оши-
бочные посылки и изначальные мотивы, а в заключение зачитал длинный спи-
сок опечаток и грамматических несоответсвий,  найденных  при  тщательном
изучении рукописи.
   Елена возмущенно качала головой, будто внутри у нее все кипело и бур-
лило. Толя, облокотился на спинку переднего  кресла,  бессильно  положил
голову и закрыл глаза. Ему было стыдно. Потом последовало еще пару,  по-
рицающих инженера, отзывов, и наконец на сцену вышел сам профессор Суро-
вягин. "Мы, - говорил он, - научная общественность, должны всячески при-
ветствовать в нашем народе стремление к решению самых сложных  фундамен-
тальных проблем". Он похвалил инженера за энтузиазм и упорство и сказал,
что "отсутвие должного уровня профессионализма не может  служить  укором
нашим Кулибиным, Кибальчичам и Яблочковым. Это их беда, а не вина, а ви-
на - наша" и призвал зал нести знания в народ.  В  зале  зашумели,  мол,
хватит тянуть кота за хвост, пора кончать, и т.д. Елена же подошла к То-
ле:
   - Что же ты? Скажи хоть что-нибудь путное. Ведь это же заговор!
   - Я ничего не могу сказать, - Ермолаев потупил глаза.
   - Ты, ты... - она унизительно махнула рукой и отвернулась.
   Потом предоставили слово для ответа докладчику, но тот не брал слова.
Зрители стали приставать, пытаясь разглядеть,  что  же  там  происходит.
Особенно заволновался Мозговой. Он подбежал к инженеру, подергал за пле-
чо. Тот резко встал, повернулся к залу и Толя вспомнил их первую встречу
на вахте.
   - Извините, - виновато улыбнулся докладчик и как слепой вышел из  за-
ла. За ним, со слезами на глазах выбежала Елена.
   На выходе Толю нагнал Мозговой.
   - Хлюпик ваш инженер, хлюпик! Он, наверно, думал  -  оркестр  духовой
пришлют и цветами забросают, а потом еще на руках вынесут?! Нет,  слабо-
ват, оказался, не боец.
   - Не боец? - заторможенно переспросил Толя, - Да что ему  было  защи-
щать?
   - Жизнь свою защищать, позицию, взгляд на вещи, а он - извините и был
таков. Нет, хлюпик, не боец. Вы что - думаете теория ошибочная? Да, оши-
бочная, чепуховая тероия. Но я спрашиваю - у кого она здесь  не  ошибоч-
ная? У Калябина, что ли? И что-же, страдает хоть чем-то наш дорогой  Ви-
талий Витальевич? Ничуть! А почему? Потому что Виталий  Витальевич  нор-
мальный человек, а не псих.
   - Зачем вы так? - недоуменно спросил Толя.
   - Что - зачем?
   - Оскорбляете.
   Мозговой жестко посмотрел на собесдника и выдал:
   - Я факт констатирую.
   - Какой факт?
   - Медицинский. Он псих, нервнобольной, я диагноз читал.
   - Как? - Толя глупо смотрел на Мозгового.  Потом  наконец  сообразил:
-Он на учете в психдиспансере состоит?
   - Да!
   - Вы скрыли? Ничего не понимаю...
   - Не понимаете, потому что по верхам скачете, а я вам говорил -  раз-
мышлять надо, анализировать. - Мозговой замолчал, сообразив, что  сболт-
нул лишнего. - Но я надеюсь, вы меня не продадите профессору? Ведь инже-
нер, не очень, он тихий, у него там какой-то синдром. -  Мозговой  пока-
зал, где у инженера мог быть синдром. - Ну ладно, у меня еще дела,  надо
обрадовать кое-кого, так что до встречи  на  узких  перекрестках  мироз-
данья.
   Новость о душевном нездоровье инженера оглушила Ермолаева. Непонятно,
зачем Мозговой скрывает такие факты? Вообще, и Мозговой, и Калябин, да и
сам профессор, серьезные, преданные науке люди, оказались не  такими  уж
простенькими рассеянными человечками, как представлял себе ученых Толя в
более молодом и мечтательном возрасте.
   История с инженером окончательно запутывалась. Посторонний,  непредв-
зятый наблюдатель еще мог  бы  разобраться  и  Ермолаев  даже  попытался
встать на объективную точку зрения, и тут же всплыл вопрос:  зачем  лжет
Мозговой? Но долго в положении независимого наблюдателя  Толя  находится
не мог и вскоре вернулся обратно, влекомый некой, неведомой  современной
науке, щемящей силой. Ему снова стало стыдно и больно  за  инженера,  за
Елену и себя.  Нужно  было  настоять  на  отмене  доклада.  Сказался  бы
больным, а, впрочем, он и так больной. Анатолий опять вспомнил сегодняш-
нее оцепенение инженера, так похожее на то , уже  далекое,  обнаруженное
при их первой встречи. А вдруг Елена ничего не  знает?  Толя  припомнил,
как инженер всячески пытался скрыть от Елены инцендент на вахте. Он имел
весьма смутное представление о сумасшедших, но достоверно  знал,  что  с
ними бывают припадки, весьма опасные для окружа