Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
у. И он пронзительно
закричал:
- Диана! Люс!
На самом деле это был стук несмолкающих пулеметных очередей. Наверно,
он мог бы и раньше понять это.
Потом где-то закричал ребенок, и снова вернулась напряженная,
дрожащая тишина... Первой мыслью Лоика было выйти из этой проклятой
коробки, из этой западни из железа и кожи, где он едва не умер. Лоик на
ощупь нашел что-то, похожее на ручку двери, подергал ее и почувствовал,
что дверь с его стороны открылась. Он уже вылезал наружу, когда нечто
христианское шевельнулось в его душе и заставило обернуться к Люс;
несомненно, она была жива, потому что ползла за ним. Впервые в жизни у
нее был решительный вид.
Лежавшая на боку машина казалась непривычно высокой. Он прополз по
сиденьям, выпал наружу и уселся на асфальт, прислонившись к какой-то
кстати подвернувшейся подушке. Поскольку Люс смогла выбраться из машины
не нагибаясь, она разглядела за Лоиком нечто, заставившее ее отвернуться
и зажать рот рукой. Следя за ее взглядом, Лоик обернулся и обнаружил,
что спасительная подушка была на самом деле телом шофера Жана, бедняги
Жана, еще десять минут тому назад передававшего им корзину с едой. Одним
прыжком он оказался на ногах, отскочив от мрачной подпорки, а труп стал
медленно клониться к земле и рухнул под тяжестью собственного веса лицом
на асфальт. Побледневший от отвращения Лоик принялся отряхивать с себя
пыль.
"Это ужасно! - подумал он наконец. - Я видел мгновение ужаса,
настоящего ужаса, какого я еще не знал раньше. Если когда-нибудь со мной
заговорят о чем-то ужасном, я обязательно вспомню именно эту минуту". Но
все же его реакция на происходящее была не совсем адекватной: ужас
уступил место смущению за свою неловкость, за то, что он убрал свое
плечо, и бедный мертвец рухнул, и падение его было зловещим,
унизительным и отвратительным. Одновременно Лоик холодно рассматривал -
и это тоже он поставил себе в упрек - окружающий пейзаж. Он увидел
параллельные прерывистые следы от пулеметных очередей, которые
изрисовали причудливыми геометрическими фигурами кромку кювета, дорогу,
пощадили машину стариков, но повредили правое крыло, капот и левую часть
багажника "ченард-волкера", пересекли шоссе в неизвестном направлении,
хлестнув по асфальту, убив при этом Жана, случайно оказавшегося на их
пути. (Эта случайность была отнюдь не более глупой, чем любая другая
случайность рока, но жестокость войны и сама мысль о том, что "это" было
намеренно сделано неизвестным садистом из Мюнхена или еще откуда-то,
придавали этой случайности преувеличенно глупый и непристойный смысл.) -
Жан! Бедняга Жан! - сказала Люс, опускаясь перед трупом на колени с той
непринужденностью, которую сохраняют при виде раненых или погибших
женщины; мужчины же инстинктивно стараются отойти в сторонку, что и
сделал Лоик.
- Но что же в конце концов происходит? - закричала Диана, появляясь
перед машиной. Ее угрожающий вид мог испугать не меньше воздушного
налета.
Хотя она и видела, что Люс склонилась над трупом Жана, но сварливо
продолжила:
- Скажет мне кто-нибудь наконец, что же происходит?
Как будто ей не хватало фактов, и она хотела услышать, несмотря на
всю красноречивость представшей перед ее глазами сцены, какие-нибудь
светские подробности или комментарии, способные - и Лоик прекрасно это
понимал - просветить ее лучше, чем любая действительность, и даже
успокоить ее.
- Боже мой! Какая мерзость эти "юнкерсы"! - проговорил зашедший с
другой стороны Брюно, глядя на склонившуюся Люс. Он тоже не осмеливался
подойти поближе, как и Лоик, смущенный этой смертью. И сама мысль о том,
что он реагирует на случившееся так же, как этот тип, на секунду
заставила страдать Лоика. - Люс! Ну что же вы! Встаньте! Вы же видите,
что нет никакой надежды... Что же нам теперь делать с ним?
- Его нельзя оставлять, ведь здесь столько муравьев! - простонала
Люс.
Диана вопрошала небо, призывая его в свидетели непредвиденных
затруднений из-за шофера, находящегося не там, где ему полагалось быть,
то есть не на переднем сиденье за рулем.
- Что же с нами будет? - вздохнула она, выдержав пристойную паузу.
- С нами?.. - переспросил Брюно. - Но я умею водить машину.
И как бы в доказательство этого он с видом искушенного знатока пнул
ногой ближайшую шину. Но едва он сел за руль, как в "ченард-волкере"
что-то взорвалось и одновременно пошел густой дым.
Лоик нагнулся к машине, и в это время откуда-то сверху послышался
ровный спокойный голос, привлекший внимание всех окружающих:
- На вашей машине далеко не уедешь.
Это был хозяин телеги, запряженной двумя першеронами, ему надо было
пересечь дорогу, и он пытался проложить себе путь между машиной стариков
и кучей железа, бывшей в свое время автомобилем "ченард-волкер" (этот
"ченард-волкер" даже представлял свою марку в Довиле летом прошлого,
1939 года на розыгрыше "Гран-при" Спортивной элегантности. "Гран-при"
был без труда выигран мадам Андре Адер, которую близкие друзья называли
Люс. Так об этом писали в ту пору "Ля газет де От-Норманди" и "Фигаро").
- Как видите, месье, мы здорово вляпались, - простодушно и довольно
доброжелательно сказала Диана. Дело в том, что в свое время ей удалось
посмотреть несколько фильмов о шуанах , и это сблизило ее с крестьянством. Она высоко ценила
клошаров, испытывая к ним сострадание, ведь они забавляли ее своим
живописным видом, ей было интересно знать, что сделало их такими, и она
глубоко уважала их за разрыв с ценностями этого мира. Кроме того, Диана
заявляла, что чувствует самое глубокое уважение к рабочему,
ремесленнику, представителям свободных профессий, торговцу, земледельцу,
чиновнику, предпринимателю и его помощникам, офицеру и унтер-офицеру,
портье и так далее. Она также не имела ничего против консьержей - ведь
они часто бывали любезными, - но в то же время Диана испытывала
презрение и чувство гадливости к среднему французу, особенно когда он и
ему подобные собирались в толпу. Толпа так отличается
отнарода,ананародДианасмотрела снисходительно-благосклонно, как на некую
незатейливую утварь времен средневековья. Вечерами народ чинно
располагался у домашнего очага, а вечно возбужденная толпа фланировала
по бульварам.
Удивление на лице крестьянина сменилось отвращением, затем
безмятежностью, к которой примешивалась некоторая брезгливость при виде
этого беспорядка. Только при виде трупа, лежащего на обочине, изменилось
выражение его лица; на нем читались не столько ужас, сколько
доверчивость и желание успокоить это стадо незнакомцев, словно он
наконец нашел с ними нечто общее.
Глава 2
Этот буколический персонаж был среднего роста, у него было тонкое,
типично французское лицо, каштановые волосы и светло-карие глаза,
решительный и мясистый нос нависал над четко очерченным ртом с
приподнятыми уголками губ. У него было стройное тело, мускулистое от
крестьянского труда, мощный торс возвышался над узкими бедрами, загар
оттеняла майка потрясающей белизны.
Лоик, в особенности ценивший у мужчин мужественность, с первого
взгляда понял, что этого типа следовало опасаться, особенно женщинам с
повышенной чувствительностью, равно как и искушенным, к которым,
безусловно, нельзя было отнести Люс. Ей понадобилось три года - ей,
одинокой, красивой, привыкшей к ухаживаниям, - чтобы найти себе
любовника, и в качестве такового она выбрала грубого и банального
красавчика Брюно, и этим было все сказано. Впрочем, может быть, и к
лучшему. Не время было играть в леди Чаттерлей, особенно с лордом
Адером-Чаттерлеем, который, ожидая их со вчерашнего дня в Лиссабоне,
"бил копытом" от нетерпения отправиться в Америку.
Разъяренная Диана, у которой на солнце потекла косметика, мрачно
смотрела, как из "ченард-волкера" валит дым. Крестьянин сумел проехать
между машиной с многочисленным семейством - производитель потомства
подал назад автомобиль - и останками лимузина и оказался совсем рядом с
ними.
- Да уж, дымит так дымит, - сказал он, возвышаясь на телеге и
доставая из кармана сигарету. - Что же с ней случилось?
Всегда неравнодушная к новым лицам Диана попыталась дать ответ:
- В нее попало с самолета много пуль... ужасно много пуль... Наверно,
одна из них попала в жизненно важное место... в общем, в одну из важных
частей ее механизма. К тому же кончилась вода. Не забудьте еще, что это
опытная модель, одна из первых в серии, только бедняга Жан умел
управляться с ней.
Походя она указала на тело вышеупомянутого Жана, и крестьянин
сочувственно покачал головой, что было с его стороны довольно любезно.
Наконец-то нашелся хоть один человек с практическим складом ума, не
то что этот болван Брюно! Какого черта ему надо сидеть за рулем и
дергать в разные стороны рычаги? Нашел время дергать рычаги! В самом
деле! Нельзя было рассчитывать на Брюно, а еще меньше на Лоика: она сама
видела, как он строит глазки этому землепашцу. Только этого еще не
хватало! Только этого!
На самом же деле Лоик рылся в своей памяти, пытаясь вспомнить, какую
пьесу напоминало ему все происходящее. Наконец он сообразил: Расин,
"Федра", а в "Федре" рассказ Терамена: "Он стоял на своей колеснице..."
"Терамен - это я, - подумал он. - Люс - прекрасная Федра, Диана
играет роль злой Эноны, а суровый Тезей ожидает нас в Лиссабоне. Но
какую же роль дать бедняге Брюно? С эстетической точки зрения он мог бы
быть Ипполитом, но, учитывая обстоятельства, только этот крестьянин,
правящий телегой-колесницей, лавирующий среди пулеметных очередей,
мчащийся по бурным волнам судьбы, мог бы быть Ипполитом".
- О чем вы задумались, Лоик? - Голос Эноны-Дианы показался ему
гневным и нетерпеливым. - Не время предаваться мечтаниям, мой дорогой.
Что нам делать с беднягой Жаном, который... - Она остановилась, так и не
произнеся "который больше не может сесть за руль", "мешает нам", "больше
ни на что не годен", хотя это, естественно, пришло ей на ум. Наконец она
выбрала:
- ...его ведь нельзя оставить одного на этой дороге!.. Ну вы же сами
понимаете...
Она нервничала.
- В конце концов нужно что-то, делать! А зачем другой идиот принялся
возиться с этой машиной? Он что, хочет ее сейчас починить? Но ведь она
уже полыхает...
- А почему "другой идиот"? По-вашему, я - первый? - спросил Лоик.
- Ах, нашли время обижаться! - ответила она, впрочем без каких-либо
опровержений. - А что думаете вы, Люс, как нам выбраться отсюда?
Сделав два шага, она внезапно повернулась к бедной, совсем
ошеломленной Люс.
- В конце концов именно ваша машина завезла нас сюда! - бросила Диана
с упреком.
- Я очень огорчена, но ведь раньше она прекрасно работала, вы же
знаете, - сказала Люс, отступая.
- Ее машина, но отнюдь не ее самолет, - поправил Лоик, желая
восстановить справедливость. - И давайте поскорее забудем об этой куче
железа! Месье, пожалуйста! - уверенным тоном обратился он к задумчивому
до рассеянности крестьянину. - Месье, не могли бы вы взять тело нашего
друга и отвезти его...
Но его перебила преисполненная рвением Люс. Казалось, она была готова
сложить руки на груди и упасть на колени. "Ни дать ни взять само
олицетворение скорби!" - раздраженно подумала Диана.
- О да, месье... нет ли здесь поблизости церкви или госпиталя? Может
быть, можно найти машину "скорой помощи", чтобы отвезти в ней бедного
Жана?
- А как же, интересно, ваша "скорая помощь" сможет добраться сюда? -
Диана метала громы и молнии. - По воздуху? Или по морю? А зачем вам
понадобился госпиталь? Вы ведь сами видите, что в госпиталь ему уже
поздно. А церковь? Разве так уж важно в нынешних обстоятельствах
отправиться туда, чтобы пропеть "De profundis"? Ах нет! Вы несерьезны, Люс! Совершенно несерьезны!
Топнув ногой, она повернулась к крестьянину, видя в нем единственного
достойного собеседника.
- А как же машина? С ней действительно больше ничего нельзя сделать?
- спросила Люс с тем же невинным видом.
- Ну, на машину вы можете больше не рассчитывать, - сказал
крестьянин.
И как бы желая подчеркнуть, что этот приговор окончательный и
обжалованию не подлежит, он, перегнувшись на другую сторону телеги,
выплюнул длинную струю коричневатой слюны. Обеих женщин передернуло, и
они опустили глаза, как будто он без всякого предупреждения предстал
перед ними голым. Реакция Лоика была такой же, но он подумал: "Странно,
несмотря на эти привычки, в парне нет ничего шокирующего. Нужно
поговорить с ним как мужчина с мужчиной (к этой формулировке он прибегал
довольно редко).
Мне нужно вытащить отсюда моих женщин". Повернувшись к своим
компаньонкам по путешествию, он увидел их, обессиленных, взъерошенных,
без косметики.
Одна из них кудахтала, другая хранила молчание, но у обеих был жалкий
вид.
И чувство сострадания, желание защитить их, что было совершенно внове
для него, захватили его целиком. "К счастью, я здесь, - подумал он, -
рядом с Тарзаном-Лермитом они могут ничего не бояться".
- Ну-ка, милые дамы, - бросил он шутливым тоном, которым говорил в
прежние времена, в те счастливые времена, когда они переходили из салона
в салон, попивая коктейли и высмеивая отсутствующих, - подойдите к этому
молодому красавцу, он там, в машине, и скажите ему, чтобы он достал все
вещи; вы сделаете доброе дело. А мне надо переговорить с нашим новым
товарищем. Ну же, вперед!..
Наверное, в его голосе им послышались властные нотки, и они
повиновались. Он же хладнокровно уселся на подножку телеги, удивляясь,
как его еще ноги держат.
- Скажите-ка мне, старина, вы ведь не оставите меня одного с этими
двумя бедными женщинами и с тем типом, который только и делает, что
дуется? А? В жизни каждого мужчины бывают слишком тяжелые моменты,
правда, я серьезно...
Парень посмотрел на него своими странного цвета глазами - карими, с
желтыми и серыми крапинками - и неожиданно улыбнулся. У него были
плотные, очень белые зубы, еще не испорченные курением.
- Я не брошу вас в этой передряге, - вымолвил он наконец. - Особенно
вместе с мертвецом! Не очень-то это удобно в такое время. С таким грузом
вас никто не возьмет.
Он задумался на мгновение, сплюнул в другую сторону, чуть не попав в
Лоика, отчего беднягу дипломата всего передернуло.
- Так! Вот что я сделаю: я отвезу вас к себе домой. А завтра
отправлюсь подыскивать для вас машину. Моя мать устроит этих дам на
ночлег, а что касается мужчин, там посмотрим... может быть, вы проведете
ночь в амбаре.
Но-о! Пошла!
Он слегка приподнялся, и лошади шагнули вперед. Лоик отступил, подняв
руки вверх.
- Эй, подождите! Я должен им все объяснить.
Несчастный крестьянин не мог и представить себе, что значит принять
решение, когда рядом с тобой Диана Лессинг и Люс Адер; одна чрезмерно
решительная, другая - полная противоположность, неизвестно, кто из них
больше мешал... да еще не забудьте этого маленького зануду Брюно. Во
всяком случае, он, Лоик, отправится вместе с этим крестьянином,
единственным в окрестностях человеком, которому не занимать здравого
смысла, подумал Лоик, бросая взгляд на нескончаемую вереницу машин,
тянущуюся до самого горизонта. Ферма! Ферма с холодной водой, свежим
сеном, настоящая ферма с лошадьми, с преданными собаками. Запах зеленой
травы и земли он не вдыхал с самого детства, а это вам не воздух,
которым дышишь в Довиле или в Каннах.
Крестьянин занервничал:
- Делайте что хотите, понятно? Но я не могу тратить на вас время.
Нужно собрать урожай, пока боши не подожгли его. Еще хорошо, что стоит
жара! В общем, если хотите ехать со мной, то поехали, но только сразу
же!
- Едем, едем! Спасибо! - сказал Лоик. И, повинуясь инстинкту, он
протянул руку и представился:
- Лоик Лермит.
- Морис Анри.
С самым серьезным видом они пожали друг другу руки, и Лоик побежал к
своему гарему, застав при этом в полном разгаре перепалку из-за того,
что Брюно продолжал дуться.
- Диана, Люс, послушайте: этот крестьянин предлагает отвезти нас к
себе и разместить на ночь. Завтра он отправится на поиски машины.
По-моему, для нас это единственный выход.
- Провести ночь у этой деревенщины! Чтобы оказаться по шею в навозе?
Нет, да вы сошли с ума, мой дорогой Лоик! - Брюно побелел и стиснул
от ярости зубы: страх еще не успел полностью овладеть им. - Я не сноб,
но все же! Видно, что вы не знаете французских ферм!
На мгновение у Лоика от ярости закружилась голова, перед глазами
поплыло. Ему захотелось ударить этого лощеного альфонса.
- Вы несете чушь, Брюно. Во-первых, вы сноб! А во-вторых, это вам
мало что известно о французских фермах, во всяком случае, не больше
моего. Для нас это единственный выход, если мы не хотим провести ночь на
дороге. В общем, я пойду! Что же до "деревенщины", то он предлагает нам
четверым свой кров, и лично я нахожу его очень любезным! Я отправляюсь!
А вы, дамы?
- Я тоже пойду, - сказала Диана. - Провести ночь среди шума и
беспорядка, да еще запах бензина и все эти люди, которые нас обворуют,
как только наступит ночь! Нет уж, спасибо! Я иду с вами, Лоик.
И она приняла вид мужественной женщины, заранее смирившейся с
убогостью деревенской жизни. Бросив взгляд на Брюно, отвернувшегося от
нее, Люс посмотрела на Лоика и сказала к общему изумлению:
- Делайте что хотите, Брюно, но я не оставлю бедного Жана на земле,
где ползают муравьи. Я пойду с ними, вот и все.
- Я обязан идти с вами, вам это прекрасно известно, - прошипел Брюно.
- Я не могу оставить вас одну на этой ферме, Бог знает у кого... но вы
за это заплатите!
Он сослался на свой долг, и ему явно стало легче. И днем эта дорога
была кошмарной, а уж ночью... Пожав плечами, Лоик возглавил маленький
караван.
- Не забудьте чемоданы! - бросил он Брюно.
Он вдруг ощутил себя властным и решительным мужчиной, настолько
решительным, что окружающие исполняют его приказы. Такое тоже было с ним
впервые. Впервые за много лет...
- Но не просите меня пускаться в разговоры или пожимать руку этому
типу! - крикнул Брюно им вслед. - Об этом не может быть и речи!
- Уж на это мне абсолютно наплевать! - сказал Лоик.
Покорно идущие рядом с ним женщины молча кивнули, одобряя его
действия.
Поведение Лоика все больше удивляло. "И забавляло", - думала Диана.
- Эй, вам стоило бы поторопиться, потому что завтра к этому времени
да вдобавок при такой жаре ваш приятель протухнет, - сказал крестьянин,
подтверждая этими изысканными речами свое приглашение.
Вздрогнув, обе женщины послушно забрались в телегу и уселись на
единственное сиденье рядом с кучером. Жан был уложен вдоль боковины, а
Брюно и Лоик, чьи ноги, свесившись с телеги, болтались в пустоте, а дух
был смущен, несли подле него траурную вахту.
***
Часом, а может быть, двумя или тремя позже (от тряски часы Дианы
испустили дух) их деревенский кортеж ехал через равнину, похожую на
тысячи других мрачных равнин, которые им уже пришлось проехать. В это
время крестьянин, удобно подпираемый слева Дианой, а справа - Люс,
нарушил тишину, царящую в полях, остановил телегу и, указав кнутом на
по-прежнему пустой горизонт, сказал:
- Ну вот мы и приехали!
Вокруг, кр