Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
кем же? - подстегнул он меня вопросом.
- С турками.
Он опять рассмеялся, слегка поперхнувшись сигаретным дымом.
- Где им против мадьярских богатырей выдюжить! Четыре сотни турок не
пикнув головы сложили. - Лицо его вдруг посерьезнело, и, глядя куда-то
вдаль, он покачал головой. - Эх, брат, если бы оно и впрямь так было!..
Он снова обратил ко мне свой взгляд.
- Ты тоже это имел в виду?
Я радостно кивнул.
- Ну что ж, тогда ты прав. Только ведь в действительности все было
совсем иначе.
С угощением я управился, сверкающая чистота кухни вынудила меня утереть
рот носовым платком, а не рукавом, как обычно. Задушевный разговор с
учителем поднял мне настроение, заставив забыть об унижении, постигшем меня
в школе. Значит, все-таки не зря написал я свой рассказ! Мною овладело
горделивое спокойствие человека, уверенного в собственной правоте.
- Конец рассказа мне нравится, гораздо больше, - задумчиво произнес
учитель. - Правда, все там кончается плохо, зато звучит убедительно.
Я снова насторожился, как охотничий пес, и слушал, затаив дыхание.
- Звучит убедительно, - продолжал учитель, - потому что не похоже на
сказку. Можно подумать, будто все так и было на самом деле. Почему он не
смог есть за ужином, этот твой другой герой?
Я оробел: мне хотелось ответить получше, как в школе во время опроса.
- Ну... аппетита у него нету.
- Настолько он устал в сражении?
- Не потому...
- Турок стало жалко?
- Нет, - поспешно выпалил я, - просто ему опротивело. Учитель уставился
на меня с таким нескрываемым изумлением, что я вконец смешался.
- О чем это ты? Что ему опротивело?
- Да все это...
Он долго, пытливо изучал меня взглядом, точно видел впервые.
- Понимаешь ли ты, братец, что ты сейчас сказал? Я отвернулся, не зная,
куда деваться от стыда.
- Выходит, твой богатырь не любит сражаться? Чего же тогда он дрался
бок о бок с Гашпаром?
- Ему нельзя было по-другому: у него служба.
- Ах так! Значит, и в следующий раз он опять выступит против врагов?
Я молча кивнул, хотя никак не мог взять в толк, почему учитель задает
такие странные вопросы. В них не было ничего обидного, просто я боялся, что
не смогу правильно ответить и господин Будаи высмеет меня. И с новой силой
вспыхнуло беспокойство: значит, мой рассказ все же не очень нравится
учителю. Но тогда он не стал бы допытываться с такой дотошностью да и глядел
бы на меня по-прежнему - как в то время, пока я ел хлеб с медом.
- И имени ты ему не дал почему-то... А ведь он ничуть не хуже Гашпара.
Я упорно молчал, не смея признаться, что, пока писал рассказ, все время
воображал себя на месте того богатыря; вот и не смог найти ему подходящее
имя. А может, и не захотел.
Учитель поднялся.
- Ну, а теперь ступай домой, мама не знает ведь, где ты запропастился.
- Он погладил меня по голове, но не так, как давеча в классе, и сердце мое
подскочило от радости. - Вот только скажи мне: зачем ты написал этот
рассказ?
Я опять не знал, как ответить, однако отметил про себя, что учитель
больше не упоминает слово "сочинение".
- Не мог по-другому? - улыбнулся он. - Как этот твой воин без имени?
Я кивнул, благодарный ему за подсказку: ведь вопрос снова оказался
трудноватым. Учитель перестал гладить мою голову, и я был рад, что он убрал
руку, - еще минута, и я бы разревелся.
Он легонько подтолкнул меня к двери:
- Иди. И про свои мальчишечьи забавы тоже не забывай.
Меня удивило это его напутствие, но я ответил, как и подобает
послушному ученику:
- Да, господин учитель, - и, распрощавшись по всем правилам, вышел.
Дверь за мной захлопнулась, и я, взбудораженный, бегом припустил через
школьный двор, к ведущему домой проселку. Но затем перешел на шаг и,
погрузившись в свои думы, неспешно побрел к дому. Стоило мне оглянуться по
сторонам, и мир вокруг показался мне новым, незнакомым, а душу обременял
непомерно тяжкий груз: радость и боль, слитые воедино, хаотическая смесь
чувств, жаждущих ясности и порядка. В этот момент из-за садовой изгороди
высунулась ухмыляющаяся физиономия одного из моих одноклассников, и слух
резанула язвительная кличка:
- Эй ты, Гашпар!
Утро святого семейства
Перевод С. Фадеева
Они вышли из дома все вместе сразу же после завтрака. Ребенок собирался
в школу, а родители - на ярмарку в Кестхей.
Жупан вывел из хлева предназначенную для продажи корову Пеструшку и
остановился посреди двора, держа в руках веревку. Он был готов в дорогу и
поджидал жену, которая торопливо одевалась: зашнуровывала свои высокие
ботинки и при этом успевала отчитывать сына - Янчи вздумал идти в школу
босиком.
- На улице-то тепло, - канючил мальчик, - все ребята ходят босиком.
- И пусть себе ходят, а ты надевай башмаки. Наступит лето, будешь дома
босиком бегать, а пока я не позволю.
- Надо мной все смеются.
- Вольно им смеяться, - проговорила женщина, - будь у них такая обувка,
они бы от нее не отказывались. Радуйся, что у тебя всего хватает!
Слова матери вовсе не утешили Янчи: только отсутствие башмаков могло бы
его осчастливить. Он крепко возненавидел их.
- Все равно не надену!
- Попробуй-ка мне еще перечить, - сказала женщина, и глаза ее
потемнели.
- Анна, - раздался со двора голос мужа, - что ты там копаешься?
- Парень никак не слушается. Башмаки надевать не хочет.
Ответом ей было молчание, и лишь немного погодя послышался неуверенный
голос отца:
- Не упрямься. И не задерживай мать.
- Слыхал? - спросила женщина.
Мальчик присел на табуретку и стал зло, рывками натягивать башмаки.
- Не строптивься, не то получишь. Из-за тебя только время теряем. Нам
давно ехать пора.
Янчи шнуровал башмаки и что-то бурчал себе под нос, стараясь, чтобы
мать не разобрала слов.
Но той было достаточно его ворчания.
- Что ты сказал?
Тут Янчи так и взвился на дыбы.
- Ничего! Деньги мои отдавай! - крикнул он, задыхаясь от бешенства. -
На ярмарку мне нельзя, босиком тоже нельзя... Отдавай деньги, ничего мне не
покупайте!
Тут он враз схлопотал оплеуху, мать толкнула его так, что мальчонка
вылетел за дверь и остановился лишь посреди двора. Рядом с отцом, который
держал на веревке Пеструшку.
Янчи, понурясь, застыл на месте, с ранцем за спиной: один башмак
зашнурован, второй - нет. Он молча изо всех сил боролся с подступившими
слезами и, чтобы не разреветься, даже сгорбился весь, стиснув кулаки.
- Вот и достукался, сам видишь, - тихо проговорил Жупан.
Отец без гнева, чуть ли не смущенно смотрел на сына, перебирая в руках
веревку.
- Чего ты матери перечишь?
Мальчик не ответил, но, услышав вопрос отца, все-таки расплакался,
словно участливый тон взрослого лишил его остатков самообладания.
- Не реви, - расстроенно бросил отец, - ведь знаешь: мать хочет, чтобы
ты ходил в ботинках. Ты должен ее слушаться.
- Все надо мной смеются.
- Не обращай внимания. Завидуют, вот и смеются.
- Нет, - произнес мальчик. - Они говорят, что я - барчук.
Тут Жупан неожиданно разозлился:
- Черт бы побрал эти башмаки! Сними их по дороге и иди себе босиком. А
как домой возвращаться - опять натяни, чтоб мать не прознала.
- Тогда мне еще пуще достанется.
- Почему?
- Я уж пробовал. Ребята говорят, что я трус.
- Не бери в голову, - нерешительно повторил Жупан. - Подумаешь, экий
стыд - в башмаках ходить!
- Да ведь надо мной ребята все время издеваются. Говорят, будто я
маменькин сынок и трус.
- А ты их не слушай.
Мальчика, однако, не успокоили слова отца, хотя он и прекратил хныкать,
но по тому, как он нервно переступал с ноги на ногу, было заметно: он не
может и не хочет примириться со своей участью. Он бросил в сторону отца
робкий, полный затаенной надежды взгляд.
- Папаня, - проговорил он, - позволь мне ходить босиком.
Жупан раздраженно передернул плечами.
- Я-то разрешил бы тебе, уже май на дворе и погода стоит хорошая. В
твои годы я никакой обувки не знал не то что в мае, а уж с конца марта и по
самый ноябрь. В этакую теплынь да в башмаках ходить - дурь несусветная. Но
мать твоя прямо помешалась на этих ботинках. Ты уж ее послушай. А как
экзамены сдашь - шлепай себе дома босиком в свое удовольствие.
Мальчик грустно выслушал отца, глядя прямо перед собой, а потом
произнес:
- Я вчера сказал ребятам, что... с сегодняшнего дня тоже буду ходить
босиком. Я обещал. А они мне не верили.
Тут голос его дрогнул. Он с надеждой уставился на Жупана. Отец хотел
было ответить, но в этот момент из кухни донесся громкий голос жены:
- Йожи, бумага на корову у тебя?
Мужчина дважды ощупал внутренний карман пиджака.
- Нет, - смущенно ответил он, - у меня нет, я не брал.
- Так нам сроду до ярмарки не добраться! Остальной народ уж давно
прошел, а те села - и Жиди, и Вамуши - у черта на куличках! Пока вы
прособираетесь, аккурат к шапочному разбору поспеем... - Это она прокричала
уже из комнаты.
- Чего же ты раньше не сказала? - пробурчал Жупан, а вслух громко
крикнул: - Она на комоде, под вазой!
Наконец, закончив сборы, женщина вышла из дома, в руке она держала
нужное свидетельство, хозяйка заперла дверь кухни, взяла прут, прислоненный
к стене, и подошла к мирно стоявшей Пеструшке.
- Пошли, что ли, - сказала она мужу. Затем бросила взгляд на сына: - Ты
все еще здесь прохлаждаешься? В школу опоздаешь.
Тут Анна заметила, что один из башмаков Янчи не зашнурован; получше
присмотревшись к ребенку, она заметила, что лицо его распухло от слез и сын
стоит посреди двора с таким видом, словно никуда идти и не собирается.
Уставился в землю и не двигается с места.
- Мало тебе колотушек? Не упрямься, а то живо получишь. Мигом завяжи
шнурок, и чтоб я тебя не видела. И если узнаю, что ты разулся по дороге...
Однако мальчик не торопился зашнуровывать башмак.
Мать шагнула к нему.
- Ты слышал?
- Анна, - опередил ее Жупан, - пусть он идет босиком.
Женщина застыла на месте, в недоумении уставившись на мужа.
- Невелика беда, ежели парень будет ходить босиком, - взволнованно
затараторил Жупан, - позволь ему, раз он так просит. Май на дворе, и погодка
стоит как по заказу. Детишки любят босиком бегать. Ты же сама знаешь...
Женщина несколько мгновений внимательно смотрела на мужа.
- Сговорились?
Жупан неожиданно рассвирепел:
- Ни черта мы не сговаривались, чего тут сговариваться!
Никак в толк не возьму, чего ты привязалась к парню с этими треклятыми
башмаками, ежели от них никакого проку. Пускай ходит босиком, ничего с ним
не стрясется!
- Мой сын не должен ходить босиком!
- Почему? Барчук он, что ли? Такой же, как и все!
- А я не желаю, чтобы он был как все! Мы с тобой вдоволь босиком
набегались, я давно поклялась, что у моего ребенка всегда обувка будет. А он
у нас один-единственный...
Муж перебил ее:
- Все знают, что у твоего сына есть обувка! Не потому он босиком ходит,
что у него башмаков нет!
- Башмаки не для того, чтобы в углу плесневеть! Коли они есть, пусть
парень носит.
- Даже если ребята над ним измываются?
- Значит, нечего с ними дружить, - упрямо заявила женщина.
Жупан взглянул на жену с таким удивлением, словно не поверил, что она
говорит всерьез:
- Что же ему, огородами пробираться?
- Пусть один ходит, - продолжала настаивать мать, - зачем ему такие
дружки?
- Значит, он должен ходить один, - словно эхо повторил мужчина, -
всегда один - ив школу, и обратно. Изо дня в день. Так, что ли?
- А хоть бы и так! Тогда никто не будет над ним смеяться.
Муж как-то странно хмыкнул. Однако взгляд его стал таким, что женщина
слегка опешила.
- Разве я не права?
- Права, - согласился Жупан, - ты всегда права. Хорошо же ты относишься
к собственному сыну. - Затем тихо добавил: - Черт бы побрал твои замашки!
Неужто ты и впрямь думаешь, будто наш ребенок не такой, как все?
- Да!
Мужчина промолчал и лишь презрительно, безнадежно махнул рукой: понял,
что продолжать разговор бесполезно.
Жена не придала его жесту никакого значения, похоже, она просто не
заметила его, молчание мужа она расценила как признак своей победы. И решила
окончательно настоять на своем:
- Хватит, а то совсем мне голову задурили! Привыкнет парень к ботинкам,
и вся недолга. Ходят же городские дети в ботинках, и небось ни одному из них
на ум не придет босиком ходить. И он станет носить башмаки за милую душу.
Она шагнула к мальчонке и замахнулась прутом, но не ударила, а
приказала:
- Сейчас же зашнуруй ботинок!
Во время перепалки Янчи отошел от родителей подальше, словно не желая
прислушиваться к их спору, он стоял у колодца, изо всех сил стараясь не
привлекать к себе внимания. Мальчик ни разу не взглянул в сторону взрослых,
носком ботинка он чертил что-то на земле.
Мать угрожающе взмахнула прутом:
- Ты что, не понял?
Мирно стоявшая Пеструшка встрепенулась от свиста прута и едва не
налетела на хозяина, отпрянув в его сторону. Во время громкого разговора
хозяев корова проявляла беспокойство, как бы прислушиваясь к спору, и даже
жвачку жевать перестала; шум, крики во дворе - все это было непривычно для
нее, животное почуяло опасность. Жупан положил ладонь на лоб Пеструшки,
успокаивая корову, и та сразу притихла.
- Вот что, - хладнокровно произнес мужчина, - не пугай скотину, иначе я
за себя не ручаюсь.
Тут он бросил строгий взгляд на сына:
- А ты снимай башмаки и марш в школу. Недосуг нам с тобой целый день
прохлаждаться.
Анна шагнула вперед:
- Нет, он не снимет ботинки.
Жупан не обратил на нее никакого внимания:
- Кому сказано - снимай!
Янчи боязливо шевельнулся у колодезного сруба.
Он с удовольствием выполнил бы приказ отца, но, нагнувшись было, вдруг
остановился. На лице его были написаны и страх, и надежда...
- Если мама разрешит... - пробормотал он.
- Я тебе приказываю! - крикнул на него отец.
Янчи нерешительно присел на корточки, словно не очень полагаясь на
слова отца. Он начал медленно стаскивать башмаки, то и дело поглядывая на
родителей.
Жупан, застыв на месте, не сводил с сына строгого взгляда. Он ждал,
пока мальчик снимет башмаки, и лицо его излучало какое-то странное
спокойствие. Жену он попросту не замечал, словно ее и не было во дворе, но с
ребенка не спускал глаз ни на секунду.
- Готов?
Янчи выпрямился, теперь он стоял босиком, а ботинки лежали рядом. Но
особой радости не было на его лице.
- Ну и ступай, - бросил отец.
Мальчик медленно повернулся, неловко пробормотал слова прощания и
устало, по-стариковски побрел прочь. Он еле-еле волочил ноги по земле,
только изредка мелькали его голые ступни. Наконец сын исчез со двора.
Оставшись наедине с мужем, женщина постепенно пришла в себя. Она
собралась с духом, снова решив вступить в бой, явно не желая мириться с
неожиданным поражением. От злости у нее даже голос сел.
- То-то радости теперь твоему сыну! Да и тебе тоже.
- Тебя не спрашивают.
- Ну что ж, пусть парень голодранцем ходит, а ты гордись, что это твой
сын.
- Спрячь башмаки, - бросил Жупан, - да побыстрее, поторапливайся.
Женщина остолбенела. Она резко взмахнула прутом, который со свистом
рассек воздух, и вновь уставилась на мужа.
- И ты еще велишь мне, чтобы я убрала их?
Жупан отпустил веревку и медленно подошел к жене.
Он вырвал у нее прут, переломил его о колено и отшвырнул обломки далеко
в сторону.
- Я ведь просил тебя не махать прутом, а то домашешься у меня, -
невозмутимо произнес он. - Унеси в дом ботинки! И не вздумай мальца даже
пальцем тронуть!
Женщина попыталась возразить мужу хотя бы взглядом. Она побледнела, и
лишь сузившиеся глаза выдавали бушующие в ней страсти. Однако события
последних минут совершенно выбили ее из колеи, парализовали волю. Она,
словно завороженная, послушно нагнулась за башмаками.
- Оба вы одного поля ягоды, вот что я скажу, - пробормотала она. - Вся
семейка у вас такая.
- Это точно, - кивнул муж. - А разве ты не знала?
- Два сапога - пара, что ты, что сынок твой.
- Тут ты права. Он не такой, как все. Жупан вернулся к корове, взял в
руку веревку, слегка потянул ее.
- Ну, Пеструшка, пошли? Прощайся с домом.
Заслышав голос хозяина, корова шевельнулась, будто обрадовалась, что
наконец-то можно тронуться в путь; годов ей было немало, а старое животное
быстро устает стоять на одном месте. С величайшим спокойствием двинулась она
за хозяином к воротам. Корова шла доверчиво, ничего не подозревая. Жупан
продолжал говорить, обращаясь к ней:
- Правда, припозднились мы, глядишь, и продать тебя не удастся. Тогда
обратно вернемся. Да кто знал, что тут кое-какие дела улаживать придется!
Коли опоздаем, твое счастье, Пеструшка: еще целый месяц будешь люцерну есть.
Жупан даже не оглянулся проверить, идет ли следом за ним жена, он вроде
бы и вовсе забыл о ней. Женщина брела сзади на почтительном расстоянии. Так
не принято было ходить на ярмарку, со стороны можно подумать, будто она идет
сама по себе: даже прута и то нет у нее в руках. Брела она медленно и
неуверенно, опустив глаза, как человек, который просто что-то на земле
потерял.
Воскресная обедня
Перевод С. Фадеева
В воскресенье с утра Фабиан и Эмма слонялись без дела по залитому
солнцем двору; оба разоделись по-праздничному, но не знали, куда податься.
Фабиан, отяжелев после яичницы на сале, мечтал о кружке пива. Его тетка -
тетушка Реза - гремела на кухне грязной посудой. Чисто подметенный двор был
полит водою, брызги которой образовали причудливые узоры в пыли. Старые,
умудренные жизнью куры разгуливали кругом, изредка поклевывая землю не
столько в поисках корма, сколько по привычке.
Эмма смахнула с пиджака молодого человека какую-то ворсинку и
предложила:
- Давай прогуляемся по саду.
Они прошли мимо навеса, который, подобно костылям, поддерживали дряхлые
подпорки, мимо убогого стожка сена, и как только вошли в сад, Фабиан
протянул девушке пачку сигарет.
- А ты все-таки свинья, - с наслаждением затянувшись, проговорила
девушка, - выкурил у меня на глазах целых три штуки, а я смотри да
облизывайся.
- Моих пороков не скроешь, их все знают, - попытался все обратить в
шутку молодой человек, - ведь я с пятнадцати лет...
- Ну конечно, ты же мужчина, а сильному полу все можно, будь он хоть
сопляк пятнадцатилетний. Как-никак мужик! Так ведь у вас заведено, нет? -
Эмма затягивалась сигаретой, находя в этом удовлетворение, словно
изничтожала своего смертельного врага; такие глубокие затяжки были, бы впору
какому-нибудь дюжему чернорабочему. - Надоело, мне, не хочу больше
прятаться. Сегодня же уеду отсюда.
- Белочка, - умоляюще проговорил Фабиан, называя Эмму самым заветным
прозвищем, - ты должна понять.
- А я не понимаю. И не хочу понимать.
- Так будет лучше для всех. Потерпи, пока мы здесь. Ради меня.
Круглые безмятежные глаза Эммы уставились на Фабиана. И снова юноша