Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
переварить, мое существо
восставало против этого нового, навязанного мне облика Пат. Мог ли я, Том,
вынести мысль, что и ты увидишь ее такою?..
Но все же, когда я распрощался с Кэтрин Крейн, первым моим побуждением
было позвонить тебе. Ты был мне необходим, мне нужно было, чтобы кто- то
ободрил меня, мне надо было с кем-то все обсудить, чтобы установить, что в
этом ужасном рассказе правда и что ложь. Я позвонил тебе, Том, но мне
сказали, что ты еще не вернулся. И я поневоле остался один и опять
погрузился в свои невеселые мысли.
Я понимал, что рассказ Кэтрин нельзя считать сплошным нагромождением
вымысла. Слишком уж многое в нем выглядело вполне достоверно. Да и зачем
было ей придумывать такую кучу событий, которые отнюдь не служили к ее
чести. Конечно, в ее повествование могли вкрасться и какие-нибудь
неточности, кое-что она могла неправильно истолковать, а кое о чем просто
забыть... Но в целом все казалось достаточно убедительным. И мне предстояло
свыкнуться с этой мыслью...
Как же я должен был теперь поступать? До сих пор я смотрел на жену как
на свою собственность, как на существо, которое принадлежит мне безраздельно
и о котором я все, абсолютно все знаю. Даже ее исчезновение, даже те
странные обстоятельства, которыми оно сопровождалось, не заставили меня
изменить своего мнения. А теперь я все должен был переоценить,
переосмыслить, пересмотреть. Патриция оказалась совсем не такой женщиной,
какой она мне представлялась прежде. Но означало ли это, что я перестану ее
любить? Какая чушь! Да, я считал ее непогрешимой, возвышенной, чистой.
Приходилось признать, что я ошибался; до встречи со мной она изведала
сомнения, соблазны, быть может, любовь... Но благодаря всем этим открытиям,
пока еще довольно туманным, я начинал понимать и другое: та, которую я
всегда считал такой сильной, на самом деле была растерянна и слаба... Она
была беззащитной, ее могли больно обидеть, и вот она в самом деле попала в
руки бесчестных, бессовестных, готовых на всякую подлость людей. И что же,
неужели я брошу ее в такую минуту? Нет и нет, тысячу раз нет! Именно сейчас,
больше чем когда бы то ни было, я должен, обязан ее защитить, я должен
ринуться ей на помощь. И я понял внезапно, что моя любовь к Пат не только не
пострадала от всего того, что я про нее узнал, но, напротив, стала еще
сильнее; моя любовь вышла из испытания окрепшей и возмужавшей; не
благоговейное восхищение, не эгоистическую страсть -- теперь я испытывал к
жене великую, полную сострадания нежность. О, если бы только удалось мне ее
спасти! Я не сказал бы ей ни слова упрека, я вообще не стал бы ей говорить,
что мне известно ее прошлое; я сделал бы все, что в моих силах, чтобы лучше
понять ее, чтобы стереть все следы этого мрачного прошлого, если они
остались в ее душе...
И тогда я решил не говорить тебе, Том, да и вообще никому про то, что
узнал от миссис Крейн. Если Пат сама мне обо всем не рассказала, значит, ей
были мучительны эти воспоминания, и она не хотела их больше касаться...
Правда, расследование, которым занялся Мэрфи, может кое- что из этих фактов
обнаружить, но будет лучше, если я по-прежнему стану их скрывать. Пат было
бы неприятно, если бы она узнала, что я о чем-то проведал, да еще поделился
с тобой...
Однако не стоило бросаться в другую крайность. В том, что наговорила
миссис Крейн, имелись некоторые сведения, которые могли оказаться полезными
в наших розысках. Не следовало ли сообщить их сэру Джону Мэрфи?
Так сидел я наедине со своими мыслями в холле "Камберленда", потягивая
очередную рюмку виски и не обращая внимания на снующих вокруг людей. В углу
стоял включенный телевизор, но никто на него не смотрел; передавали
спортивные новости, и я время от времени рассеянно поглядывал на экран, где
мелькали кадры игравшегося накануне матча. Меня самого удивляли то
спокойствие, та, я бы сказал, эйфория, в которой я пребывал и которой,
признаюсь, во многом был обязан выпитому спиртному. Подумать только, всего
лишь сутки назад я находился на грани самоубийства, мне было невыносимо
присутствие всех этих окружающих меня мужчин и женщин! А сегодня, когда я
узнал удручающие факты про женщину, которую любил больше всего на свете, --
сегодня я безмятежно сижу в своем кресле и спокойно раздумываю, сообщать ли
чиновнику Скотланд-Ярда новые данные, касающиеся моей жены!
И тут я испытал настоящий шок. Я вдруг увидел ее. Увидел Пат, свою
жену. Казалось, она была рядом, со своей улыбкой, с развевающимися на ветру
волосами, с гордо поднятой головой... Она была прямо передо мной на экране
телевизора, и диктор говорил:
-- На портрете, что вы сейчас видите, изображена Патриция Тейлор,
которая пропала в пятницу шестнадцатого сентября, сразу после того, как
приземлилась в лондонском аэропорту. Постоянное местожительство -- Милуоки,
штат Висконсин, Соединенные Штаты. Всех, кто видел миссис Тейлор в этот день
или позже, просим обратиться в Скотланд-Ярд, в отдел пропавших без вести.
Я едва не закричал. Но ведь появление Пат на экране было вполне
естественно. Разве Мэрфи не предупредил меня, что собирается прибегнуть к
помощи телевидения? И разве не ту самую фотографию, которую я передал вчера
Мэрфи, видел я сейчас на экране? Да, все так и было, но произошло
волшебство, и с экрана смотрела на меня другая, новая Пат. Не моя жена, а
женщина, пропавшая без вести. Патриция становилась достоянием публики.
Когда первое потрясение прошло, я отметил, что этот глас Скотланд-Ярда
бесследно растворился в смутном гостиничном гуле. Кроме меня, никто из этой
сотни стоявших, болтавших, ходивших взад и вперед по холлу людей не внял
призыву, который являл собою мою собственную, многократно усиленную
динамиками тоску... Неужто так было везде? Неужели все усилия Мэрфи ни к
чему не приведут?
Я опять подумал о тех сведениях, которые только что получил от миссис
Крейн. Правда, сведения касались давних времен; Кэтрин Крейн давно потеряла
следы этих людей. И все-таки можно было попробовать их разыскать и, если они
причастны к исчезновению моей жены, заставить заговорить...
Из довольно сбивчивого рассказа бывшей мисс Вильсон я все же кое-что
извлек, и в первую очередь -- адрес подпольного бара "Фазан". К этому бару
как будто сходились многие важные нити, с ним была связана пресловутая
история с автомобилем "бентли"... Во мне все больше крепло убеждение, что
Пат стала жертвой Гарольда Рихтера, а единственной для меня возможностью
найти этого человека было справиться о нем в "Фазане"...
Решение созрело мгновенно. Я ничего не скажу Мэрфи об этом смутном
эпизоде биографии Пат, не скажу, во всяком случае, до тех пор, пока меня не
принудят к этому чрезвычайные обстоятельства. Завтра я сам отправлюсь в
"Фазан" и расспрошу там людей. Если им что-нибудь известно, я найду способ
заставить их заговорить, какой бы опасностью это мне ни грозило. А если они
ничего не знают, то и риска никакого не будет.
Поэтому я мечтал теперь об одном -- о смертельной опасности. Ибо это
непреложно свидетельствовало бы о том, что я на верном пути.
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
Во вторник под вечер я поехал в "Фазан".
Помнишь, Том, мы в тот день пообедали с тобою вдвоем. С присущим тебе
остроумием ты рассказывал за обедом, как провел уик-энд, и я, слушая тебя,
мысленно переносился в этот особый замкнутый мир снобов, который всегда
внушал мне ужас и в то же время смутное желание проникнуть туда... Я так
заслушался твоих рассказов, что на какие-то полчаса даже забыл обо всех
своих горестях. Это ли не лучшая служба, какую ты мог мне тогда сослужить...
Как я и решил накануне, я ни слова тебе не сказал ни про свою встречу с
Кэтрин Крейн, ни про все то, что мне удалось от нее узнать. Мы расстались с
тобой в пять часов; пивные и бары открываются в шесть, у меня был впереди
еще целый час. Я сел в метро и отправился в Ричмонд.
Расстояние неблизкое, но я не скучал. Мной овладело какое-то странное
возбуждение; как ни тонка была ниточка, связывавшая Пат с этим баром, мне
казалось, что я приближаюсь к моей жене...
Станция метро "Ричмонд" расположена на полпути между ричмондским парком
и садами Кью. Довольно странный уголок: застроенный в начале девятнадцатого
века, а потом заброшенный и запущенный, он сохранял еще некоторые следы
былой элегантности, но был при этом поразительно мрачен; казалось, ты не в
Лондоне, а в одном из тех провинциальных городишек, которые столь методично
обследовал в свое время мистер Пиквик.
В надвигающихся сумерках я различал серые пятна деревьев Кью. Зачем я
сюда приехал? Где, в каком кривом переулке затаился этот проклятый бар? А
если Кэтрин солгала, если "Фазана" давно уже не существует? А быть может,
его и вообще никогда не было?
Я обратился к продавщице газет, сидевшей в киоске. Она сердито
проворчала, что сроду не слышала такого названия.
Я вышел из метро и побрел наугад. Не пройдя и ста метров, я понял, что
заблудился. На мое счастье, навстречу попался прохожий; он любезно сообщил
мне, что если я пойду прямо, то выйду на Кью-Роуд, то есть в сторону
Лондона; а если пойти в обратном направлении, то минут через пять можно
выйти к Темзе, пройти через Ричмондский мост, а там уж рукой подать до
Твикнгема. Заведение под названием "Фазан"? Нет, он никогда про такое не
слышал, а вообще-то, если идти в сторону Темзы, тут на каждом шагу
попадаются бары.
Я поблагодарил его и, повернув назад, направился к мосту. Через десять
минут я дошел до реки. В воде отражались последние лучи осеннего солнца. Я
не увидел ничего, что можно было бы принять за ресторан или бар. Спросил еще
одного прохожего и получил все тот же ответ: ни про какой "Фазан" он и
слыхом не слыхивал.
Но он показал мне на какое-то заведение, расположенное невдалеке от
моста, нечто вроде постоялого двора, которое я сперва не заметил, и я решил
зайти туда и выпить пива. Где, как не в баре, проще всего разузнать про
другой бар? Мой расчет оправдался. Женщина, которая нацедила мне кружку
пива, ничего про "Фазан" не знала, но один из клиентов, дремавший в углу
таксист, встрепенулся и уверенно сообщил, что если пойти отсюда направо,
потом еще раз свернуть направо, а потом разочек налево, то я прямо упрусь в
свое счастье.
Напутствуемый этими наставлениями, я вышел наружу и незамедлительно
заблудился в глухом лабиринте улочек; совсем стемнело, и я уже отчаялся не
только найти заветный бар, но вообще когда-нибудь вернуться в Лондон, как
вдруг едва не расшиб себе лоб о какую-то железную штуковину; при ближайшем
рассмотрении она оказалась кованой вывеской, на которой было изображено
некое подобие птицы.
Это было именно то, что я искал. Небольшой кокетливый домик, в нижних
окнах разноцветные витражи... Я поднялся по двум ступенькам крыльца и
толкнул дверь.
Кэтрин была права, обстановка скорее напоминала "обыкновенную
забегаловку", чем излюбленное пристанище герцога Эдинбургского. Простая
некрашеная стойка, грубо сколоченные деревенские столы без скатертей, голые
стены.
Но, приглядевшись внимательнее, я понял, что простота эта была не так
уж проста. Мягкий, спокойный свет, на деревянных столах старинные бутылки,
служащие подсвечниками, в нескольких -- зажженные свечи. Расположенная над
баром галерея, куда вели маленькая винтовая лестница, еще больше усиливала
впечатление старины. Позади стойки из небольшого радиоприемника, а может
быть, из проигрывателя доносились приглушенные звуки старых шотландских
мелодий.
В зале никого не было, и я сначала подумал, что и за стойкой никого
нет, но потом разглядел силуэт молодой женщины; в ожидании клиентов она
перелистывала иллюстрированный журнал. Я взобрался на бочку, служившую
табуретом, и спросил порцию виски. Барменша подняла ко мне хорошенькое, но
довольно сердитое личико, осведомилась, какой марки виски я желаю, налила
мне порцию и опять уткнулась в журнал.
Пора было приступать к делу. Я кашлянул, чтобы привлечь ее внимание, и
спросил без обиняков:
-- Давно существует это заведение?
Она подозрительно на меня посмотрела.
-- Оно -- самое старое в Ричмонде... Как же так получается, что вы
явились в бар, о котором никогда и не слышали?
Начало было неудачным. Я действительно дал маху: улица пустынная, лежит
в стороне от больших дорог; прийти сюда мог либо завсегдатай, либо человек,
привлеченный репутацией этого заведения... Надо было поскорее менять тему.
-- Не согласитесь ли вы что-нибудь со мной выпить? -- спросил я со всей
галантностью, на какую был способен.
Девушка пристально посмотрела на меня, потом быстро оглянулась на дверь
за своей спиной -- очевидно, там была кухня.
-- Вообще-то хозяин этого не любит. Но сейчас его нет, и если вам так
хочется...
Неожиданный успех. Она налила себе немного джина и подняла бокал до
уровня глаз:
-- За ваше здоровье.
-- За здоровье королевы, -- осмотрительно предложил я.
Она еще раз внимательно на меня посмотрела.
-- Вы случаем не американец?
Как всегда меня выдал мой проклятый акцент. Отпираться было
бессмысленно.
-- От вас ничего не скроешь, милое дитя. Но надеюсь, вы не откажете мне
в праве поднять тост за вашу очаровательную королеву!
Она пожала плечами, словно хотела сказать: "По мне, так не стоит
разводить все эти церемонии". Это была пухлая блондинка с мордочкой
пекинеса, которая с появлением на экранах Одри Хепберн сделалась эталоном
женской красоты. Уверенный взгляд, выразительный рот... Если эта девушка
сидит в "Фазане", значит, есть в этом для нее какой-то интерес, иначе при
такой внешности странно было бы гнить в этой дыре. А если есть у нее свой
интерес, значит, она должна знать целую кучу интересных вещей.
-- Вы давно здесь работаете?
-- Уж больно много вы хотите знать! -- отвечала она, но в ее голосе уже
не было прежней враждебности.
С умными людьми лучше всего играть в открытую.
-- Да, -- заявил я, -- я хочу знать довольно много. И если бы вы мне
помогли...
Я опять допустил оплошность. Лицо у девушки закрылось, как дневной
цветок с наступлением темноты.
-- Полиция? -- спросила она, злобно скривив рот.
Но по моему лицу тут же поняла, что ошиблась.
-- Тогда к чему столько вопросов? -- продолжала она, держась все так же
настороженно. -- Кому-кому, а мне, запомните раз и навсегда, на все это
ровным счетом наплевать. Я знать ничего не знаю, и терять мне нечего. Но
хозяин терпеть не может всяких там расспросов. Предупреждаю, он выставит вас
в два счета.
Ничего себе, хорошенькое начало! Самым благоразумным в этой ситуации
было бы, конечно, расплатиться и уйти. Но я поклялся самому себе не
возвращаться в Лондон с пустыми руками. Слова барменши меня только
раззадорили. Если хозяин не любит расспросов, значит, ему есть что
скрывать...
-- Тогда воспользуемся тем, что хозяина сейчас нет, -- сказал я нагло.
-- И прежде всего ответьте еще на один вопрос: как вас зовут? Как-то
приятней беседовать, когда знаешь друг друга по имени...
Эти слова я сопроводил самой обольстительной улыбкой, и, мне кажется,
это подействовало.
-- Меня зовут Молли, -- мягко сказала она. -- А вас?
Я почему-то соврал.
-- Пол, -- объявил я. -- Налейте себе еще стаканчик, Молли!
Обычно британские барменши не спрашивают у мужчины, как его имя, и
редко называют свое; я поступил по чисто американской привычке, но она?..
Эта девушка явно была очень умна и привыкла иметь дело с самой различной
публикой... Теперь, когда я немного ее приручил, следовало быстро идти
дальше.
-- Вы не ответили на мой вопрос. Вы здесь давно?
-- Несколько лет:
Она не хотела давать мне никаких козырей.
-- Работы много?
-- День на день не приходится. Бар работает главным образом вечерами.
Кухня в будни обычно закрыта.
-- Кухня? Значит, у вас и поесть можно?
-- Да. Когда-то здешняя кухня очень славилась. В восемнадцатом веке
здесь собирались охотники, потому и название такое -- "Фазан". В то время на
месте Кью и Ричмонда были сплошные леса, и до Лондона далеко было. По
традиции сюда еще долго любители приезжали, чтобы дичи поесть. А потом пошли
ограничения, карточки, о дичи пришлось забыть, а кому охота тащиться в такую
даль ради баранины по-ирландски...
Кэтрин, однако, рассказывала про обеды с шампанским. Правда, это было в
сорок пятом году, еще до облавы. Работала ли уже тогда Молли в "Фазане"? Я
побоялся задавать этот вопрос в лоб и предпочел подойти к нему издалека. Я
решился на маленькую ложь.
-- Я здесь однажды уже был, но что-то не помню, чтобы тогда здесь можно
было поесть. Правда, время было такое, сорок пятый год...
Молли немедленно разоблачила мою ложь, но я все же получил нужный мне
ответ.
-- Я здесь тогда еще не работала, но готова об заклад побиться, что вы
здесь никогда прежде не бывали, -- сказала она насмешливо.
-- Почему вы так решили?
-- Если вы хоть чуточку разбираетесь в выражении человеческих лиц, вы
сразу, только взглянув на клиента, поймете, знает он заведение или пришел в
первый раз. Я видела, как вы вошли. Ясно как божий день, что вы здесь
впервые.
-- Молли, вы просто замечательная девушка! -- сказал я и от души
рассмеялся. -- Ваша взяла. Я действительно здесь впервые. Но я ищу одного
человека, который когда-то очень часто сюда наведывался... Как раз в сорок
пятом году...
-- Кто же это? Может, я смогу вам помочь?
Я пошел ва-банк.
-- Некто Рихтер.
Молли поставила свой стакан на прилавок и посмотрела на меня с
неприязнью.
-- И вы тоже? -- спросила она.
Я так и подпрыгнул на бочке.
-- Вы хотите сказать, что еще кто-то...
Она насмешливо фыркнула.
-- Еще кто-то! Примерно по одному человеку в неделю... Ладно, мне не
хотелось бы вести себя с вами как последняя сволочь. Парень вы как будто
неплохой и угостили меня... Так что мой вам совет: проваливайте отсюда, пока
хозяин не вернулся. Держать язык за зубами вы, как я понимаю, не умеете, и
выйдет большой скандал.
-- Но почему?
-- Потому что хозяин приходит в бешенство, когда ему про Рихтера
говорят. Я толком не знаю, что там между ними произошло, меня здесь тогда
еще не было, а если у меня и есть на этот счет кое-какие соображения, то вас
они не касаются. Я вам так скажу: если этот ваш Рихтер еще жив и если вы
когда-нибудь увидите его, скажите, чтобы он лучше сюда не совался, потому
что его вышвырнут вон, как крысу.
-- А вы не посоветуете, где можно найти Рихтера? -- настаивал я.
-- Понятия не имею. Во всяком случае, не здесь.
Она опять фыркнула.
-- Вы прямо как та женщина, которая на днях...
Она вдруг замолкла, и выражение лица у нее совершенно переменилось.
Стакан, из которого она пила джин, исчез с прилавка, словно по волшебству;
вид у нее теперь опять был неприступный и хмурый.
-- Двенадцать шиллингов, -- проговорила она бесстрастно.
Я обернулся. В зал вошел толстый мужчина и с ним огромный доберман.
Застыв посреди зала, человек и собака вперили в меня угрожающий взгляд.
Я чуть не совершил глупость. Меня так и подмывало подойти к хозяину и