Александр Ольбик.
    Прощальный взгляд


     © Copyright Александр Ольбик
     Email: olbik@solutions.lv
     Date: 20 Sep 2001


                     Драма в четырех действиях


     Действующие лица:
     Василий Савельевич Боголь, писатель 55 лет.
     Софья  Петровна,  его  жена,  неопределенного  возраста,  в  инвалидной
коляске, употребляющая медицинские наркотики.
     Роман Иванович Игрунов, художник-"реалист", 52 лет.
     Светлана Игрунова,  жена художника 30 лет, независимая, предприимчивая,
строптивая.
     Борис  Наумович Рубин,  бывший следователь, безуспешно подвизающийся на
адвокатском поприще, 48 лет,  склонный к  полноте, с  глубокими залысинами и
большой круглой головой.
     Людмила   Брюквина,   безработная   учительница   40  лет,   миловидная
пышногрудая, светло-русая, про таких говорят "кровь с молоком".
     Юля, дочь Фраерзона, живет в Израиле.
     Айвар  Попкинс, чиновник  департамента, распределяющего квартиры, около
30 лет, щеголевато одет.
     Пожарный, молод, въедлив.
     Незваный гость, инспектор из Центра по охране языка.
     Почтальон.
     Действие  происходит в весенней  рощице,  на  фоне  сгоревшего  дома  и
спасенного от пожара домашнего  скарба.  Видны брезентовые  палатки зеленого
цвета.  Поляна, на которой они стоят,  сплошь  покрыта желтыми одуванчиками,
вокруг раскинулись кущи цветущей махровой  сирени  и  черемухи.  Видна часть
голубого  неба.  Цвета  преувеличенно  яркие,  сочные,  словом, пасторальный
пейзаж. Слышно также щебетание каких-то птах и отчетливое переливчатое пение
соловьев. Временами раздаются назойливые крики чаек...
     В гамаке, подвешенном между двух берез, лежит Рубин. В светлой шляпе, с
сигаретой в зубах  и  бутылкой в  руке. На  березе висит  огромная  авоська,
полная  пустых  бутылок.   Рядом,  на  таганке,   Людмила   готовит  обед...
Поблизости, за мольбертом, на раскладном  стульчике, сидит художник  и пишет
картину.  Слева,  возле  несгоревшего  крыльца, стоит концертный  рояль,  на
котором странный мальчик периодически музицирует.


     Первое действие.

     Борис  Наумович.  (Оборотив лицо  к  небу,  потягиваясь)  Эй, Боженька,
сделай  так, чтобы я превратился  в  цветной воздушный шар...  И чтобы несло
меня вместе  с облаками куда-нибудь  к  первобытным красотам... на  юг,  где
много синего, океанского цвета, и непременно к Мальдивским островам...
     Игрунов. Интересно, что вы там забыли?
     Борис Наумович. Один  мой подследственный мошенник рассказывал, что там
самые красивые коралловые рифы  на земле и  самая чистая вода... Правда, при
этом много электрических скатов...  (Пауза)  Люся, полетела бы ты со мной на
Мальдивские острова?
     Людмила. Во-первых, у  меня  нет для  такого  путешествия купальника, а
во-вторых,  вы много  пьете  вина...Утоните...или  вас ужалит  электрический
скат...
     Борис  Наумович.  Я  практически  с  этим  (прикладывается  к  горлышку
бутылки) завязал...Мне предстоит каторжная работа...
     Игрунов. Мальдивы, равно как и Канары любят деньги, а где они  у Бориса
Наумовича?
     Борис Наумович. Деньги -- грязь...
     Игрунов.  (Не  отрываясь  от  мольберта) Так-то  оно  так, но  без  них
никуда...
     Борис Наумович.  Слышать  от  вас, Пикассо,  такое,  по  крайней  мере,
странно...Вы всегда нам внушали, что красота спасет мир...
     Игрунов.  Во-первых,  не  я,  а  Достоевский,  во-вторых...Как  бы  это
поточнее выразиться...Красота, конечно,  величина постоянная, незамутненная,
могущественная,  но,  с  сожалением,  вынужден  признать,  есть  вещи  более
могущественные... Я бы даже сказал, всемогущие...
     Борис Наумович. Прескверно подобное слышать от художника...Ну-ну, и что
же это такое?
     Игрунов.  (Рисует в  воздухе кисточкой  нули)  Богатство!  Как  это  ни
прискорбно сознавать, богатство... (Пауза) Правда, не для меня, я идеалист и
красота для меня превечно останется красотой...
     Борис  Наумович. Понятно... Значит, разглагольствования  о красоте удел
нищих и дураков? Для таких как я, вы и Людмила. И богатство для нас, это все
равно что для  монаха  Господь Бог --  далеко,  высоко, недосягаемо...Так? А
красоты,  пожалуйста, море разливанное, созерцай,  тешь  себя  бескорыстием,
загибайся в нищите и гордись этим...
     Игрунов. Может быть...(Перестав писать,  мечтательно)  Я  уродлив, но я
могу  купить  себе  красивейшую женщину. Значит, я  не уродлив, ибо действие
уродства, его отпугивающая сила сводятся на нет деньгами...Конец цитаты...
     Борис Наумович. (Укладываясь удобнее в гамаке) Видимо, ахинея какого-то
доморощенного философа...
     Людмила. Мне кажется, жалость сильнее денег и всех богатств мира.
     Игрунов.  Ерунда!  Жалость  --  это   бердяевщина...(Пауза)  Я  плохой,
нечестный, бессовестный, скудоумный человек, но деньги в почете, а значит, в
почете и их владелец...Конец цитаты, Карл Маркс...
     Борис  Наумович.  (Удивленно)   Да  ну?!  Я  о  классике  был   лучшего
мнения...Впрочем, дай  мне кто-нибудь  сейчас тыщу долларов, я  бы себя тоже
чувствовал  не хуже  короля Брунея...  (Снова  прикладывается  к бутылке  и,
кажется, нескончаемо  булькает).  Ух, хорош,  портвеша! (Крестится бутылкой)
Отче   наш,  иже   еси   на  небеси...да  святится   имя  твое   (фальшивит,
перевирает)...и оставь грехи наши...
     Игрунов. (Нравоучительно)  Не  грехи,  а долги...И  оставь  долги наши,
якоже и мы оставляем должникам нашим...
     Борис Наумович.  Во-во, в  самую точку! Для меня это, "и  мы  оставляем
должникам нашим",  звучит  как никогда актуально...Но Бог, если, конечно, он
меня слышит,  догадается, о чем я  его прошу. А прошу я его  о  малом, чтобы
адвокат пострадавшей стороны  был с  похмелья и вместо языка у него болтался
поводок от собаки...
     Игрунов. (Назидательно)  А с  похмелья,  кажется, будете  вы...  Ладно,
вчера у нас был повод -- месяц, как погорели, а что сегодня?
     Борис Наумович.  А сегодня месяц и один день. А что такое один день для
космического тела? Миллионы километров...Мы вместе  со вселенной расширяемся
(руками  показывает  как) и  ту-ту...летим и  летим...Я это  чувствую  всеми
фибрами, как будто даже забеременел вечностью (где-то залаяла собака)...
     Игрунов.  Слышите,  даже четвероногие понимают, какую выдающуюся ахинею
может нести пьяный человек.  Тоже  мне,  забеременел...  Выпейте еще  своего
портвеша,  может, полетим в  обратную сторону.  Лично  мне  хорошо  и  здесь
(обводит кистью пространство)...
     Борис Наумович. Да-ааа, вам-то везде хорошо. Лишь бы рядом какая-нибудь
лужа была...
     Людмила с  двумя ведрами пытается что-то сказать, но ее не слушают. Она
уходит.
     Игрунов. Лужа пока меня кормит...и вас, между  прочим, тоже...В прошлом
году мою  картину  с заводью  купил  один иностранный  посол...Галерея  тоже
заинтересована в моих морских пейзажах...
     Борис Наумович. (С  обидой в голосе) Давайте,  товарищ Айвазовский, без
попреков! Вы  же  знаете,  мои  финансовые  затруднения носят  исключительно
временный характер... Этот судебный процесс, надеюсь, поправит мои дела, я в
долгу не  останусь  (Пытается подняться с гамака, но неудачно  -- путается в
сетке. Пляшет на одной ноге, однако с бутылкой не расстается).
     Игрунов.  Что-то  Людмила долго  не  появляется. Может, бросила  нас на
произвол судьбы... и дезертировала...
     Борис Наумович. Я этого не переживу...(Складывает ладони рупором) Люся,
ау, отзовись!
     Людмила.  (Из-за  деревьев)  Чего  расшумелись?  Помогите  лучше  ведра
донести...
     Борис Наумович. (Держась за поясницу, изображая радикулитчика, спешит к
Людмиле)  Из меня помощник, как из тебя мисс Европа...Ой-еей, вот что значит
подолгу сидеть в засадах на сквозняках...
     Людмила.  Борис  Наумович, вы  только не  надорвитесь, грыжа  вам ни  к
чему...
     Борис Наумович. Люся, а тебе хамство не к лицу. Давай отойдем немного в
кустики и я тебе  покажу высший пилотаж...У меня перед предстоящей драчкой в
суде  несносно активизировался  гормональный  фон...Просто  все  клокочет  и
бурлит...
     Игрунов. Это в вас портвейн бурлит...
     Борис Наумович. Ни в одном глазу! Между прочим, вы, Пикассо, могли бы в
счет будущего гонорара выставиться. Хотя бы  пару бутылочек  безалкогольного
пива...
     Игрунов.  Пить  летом безалкогольное пиво, это  все равно  что целовать
Людмилу через портянку.  (Опять встает со  стульчика, любуется творением). Я
бы сейчас и сам дерябнул граммов эдак полста спирита двойной ректификации...
     Борис Наумович. А я бы и от одинарной не отказался...
     Людмила. У нас нет ни  грамма  хлеба, хочу посмотреть, что вы будете за
обедом есть...
     Борис Наумович. Лично я объявляю сухую голодовку в знак протеста против
твоего  скупердяйства.  Разве  можно  так  грубо,  Люсь?  Тут   же  сплошная
интеллигенция, некого даже послать куда подальше... Во, смотрите, наш Гоголь
едет со своей преподобной Софьей Петровной.
     На сцене,  толкая перед собой  коляску-каталку, в  которой  сидит Софья
Петровна,  появляется  Боголь. На  нем светлая панамка, темные очки, шорты и
сандалии.
     Боголь.  Приветствуем  честную   компанию  и  докладываем  --  поход  в
издательство   был    полон   необоснованных   надежд   и,   увы,   жестоких
разочарований...
     Игрунов. (Иронично) Встретили вас, конечно, с  распростертыми объятиями
и пообещали к следующему четвергу выпустить полное собрание сочинений...
     Софья  Петровна.  Сказали,   черти,  что  в  сюжете  много  провисаний.
Характеры недорисованы,  слаба мотивировка... Олухи царя небесного, ничего в
литературе не понимающие. Все им разжуй, разложи по полочкам...Им видишь ли,
кажется  обедненной  сцена сексуального  контакта...Это  только  подумать --
сексуального  контакта!  Василек,  дай,  пожалуйста,  сигаретку, а  то опять
расплачусь. (Боголь протягивает жене пачку сигарет) Там сидит такая безликая
мымра, словно ее только что сняли с гинекологического кресла...(Затягивается
и пускает ровные колечки дыма).
     Борис Наумович. Все, кто окопался, из окопов добровольно не выйдут. Наш
долг их оттуда выкурить...Раненых не подбираем, и точка!
     Игрунов. Интересно, каким же способом их можно оттуда выкурить?
     Борис Наумович.  Могучим, честным, непродажным словом. Вот приходите на
процесс,  я  вам  продемонстрирую  силу   слова.  Это   будет  убийственная,
бескомпромиссная речь, полная убежденности, сарказма и надежды...
     Боголь. А при чем тут сарказм?
     Игрунов. Наверное,  для полной  палитры, хотя  сарказма в нашей жизни и
так -- о-го-го...(ребром ладони проводит по горлу).
     Софья Петровна. (Стонет)  Ой,  меня от  боли  тошнит, дайте  кто-нибудь
глоток вина...
     Боголь. Сонечка, что с тобой, тебе плохо? (К Фраерзону) Борис Наумович,
у вас еще что-нибудь в бутылке осталось?
     Людмила.  Ждите,  осталось!  Если  бы была  цистерна,  то он  бы  и  ее
оприходовал.  Жажда замучила человека...Лошадь Пржевальского, наверное, пьет
меньше, чем Борис Наумович.
     Софья Петровна. (Продолжает стонать) Какие кругом бездушные люди, какой
эгоизм! Жалко глотка вина...
     Борис  Наумович.  У  Пикассо  есть   деньги,  но  он  скорее  умрет  за
мольбертом, чем раскошелится. Я бы, конечно, субсидировал, но у меня сегодня
финансы поют романсы...
     Людмила. И завтра будут петь...
     Игрунов. И послезавтра...И во веки веков...Аминь...
     Борис Наумович.  (Снова ложится  в гамак  и принимает независимый вид).
Черта-с два! Завтра для меня начнется новая эра... (Закуривает) И давайте не
будем забывать, что в  Америке живет  один  мой бывший  клиент,  которому  я
когда-то  переквалифицировал  статью...  Его обвиняли  в  хищениях  в  особо
крупных  размерах,   а  это,   извините,  от  пяти  до  пятнадцати   лет...с
конфискацией...
     Игрунов.  И,  конечно  же, сделали  вы это  абсолютно  из  бескорыстных
побуждений...
     Борис Романович. Абсолютно! Я  доказал,  что  это  было не воровство, а
просто неудачный бизнес...
     Игрунов. И  теперь рассчитываете на ответную подачу в  виде зелененьких
бумажек с ликами американских президентов?
     Борис Наумович.  А  почему бы  и нет! Сейчас  он  в Штатах, как следует
развернулся...Так  что, если  мое  письмо-sos  благополучно дойдет до  него,
могу, пожалуй, рассчитывать на ленд-лиз... И тогда Содом и Гоморра останутся
за бортом, и засветится ясная звезда на небосклоне моей жизни...
     Людмила. Скорее, донышко от бутылки у вас перед глазами засветится...
     Игрунов.  Вот  это  мы  мигом  можем  изобразить   аквамарином  (трясет
кисточкой).  Кстати,  Борис  Наумович, вы,  случайно,  не  знаете,  где  моя
половина?
     Борис Наумович.  А почему, интересно,  вы у меня об  этом  спрашиваете?
(Потупив глаза, внимательно рассматривая сигарету).
     Игрунов.  Ну  как же,  почти каждый вечер вас  видят  вместе  на берегу
залива...
     Людмила. А, теперь понятно, куда  они  пропадают после  ужина. А я  тут
стараюсь (укоризненно смотрит на Фраерзона). Бессовестные...
     Борис  Наумович.  Это  явно какая-то  ошибка. Поклеп. Инсинуация...  Не
хотите же вы, Пикассо, сказать,  что между  мной  (ставит на землю  бутылку,
снимает шляпу и гладит лысину) и вашей женой шуры-муры, дешевый адюльтер?
     Игрунов. Ничего подобного я, разумеется,  не хочу сказать. Но даже если
бы я вас застал в одной постели, то и тогда  вряд  ли бы  это меня задело...
Когда-то  в молодости, (мечтательно)  в  студенческие  годы,  мы  занимались
семейным сексом -- пара на пару... Мода такая... Светлана была неподражаема,
хотя сначала  стеснялась...Ох, как она,  бедняжка, стеснялась!  (Пауза).  Но
сейчас телесные потуги меня меньше всего волнуют (любуется своим творением).
Я  человек другой  формации,  можно  сказать,  преображенный, живу  сплошной
духовностью, ибо  духовность  -- это смазка бытия...И все  мирские  глупости
меня меньше всего трогают...
     Софья Петровна. Василек,  что этот маляр говорит? Это ведь амо-раль-но!
Разве можно так о своей супруге отзываться? Да еще какой-то семейный секс...
     Боголь.  Успокойся,  Сонечка,  это, между  прочим,  неплохой сюжет  для
повести.  Представь  себе   (задумчиво  глядя  в  небо),  адвокат-неудачник,
погорелец,  достаточно  потрепанный жизнью, влюбляется  в  молодую, красивую
женщину, жену  художника,  у  которого абсолютно  атрофировано самолюбие...И
если этому, с позволения сказать, художнику безразличен моральный  облик его
красавицы-жены, значит, речь идет о полнейшей деградации личности...
     Игрунов.  (Оживленно)  Почему  это  деградации?  Вы,  господин  Гоголь,
слишком упрощенно понимаете наши со Cветланой отношения. Просто я  не жалкий
ревнивец...   Я  значительно  выше  этого.  И   потом...  Когда  они  гуляют
(выразительный взгляд в сторону Бориса Наумовича) по пляжу,  это значит, что
в  это же самое время  они не лежат  где-нибудь  в горизонтальном положении.
Хорошо это или плохо, это уже другой вопрос...
     Из-за кустов доносится рокот машины.
     Борис Наумович. Кого-то нелегкая принесла.
     Появляется человек в униформе пожарного, подходит к гамаку.
     Пожарник. (Обращаясь  к Борису Наумовичу) Кажется, в прошлый  раз мы  с
вами говорили о противопожарной безопасности?
     Борис  Наумович.  (Не  меняя позы, с  апломбом) Возможно, и говорили. В
моей  адвокатской  практике  мне  приходится сталкиваться  с  очень  многими
людьми...Вы установили причину пожара в нашем доме?
     Пауза.
     Пожарник. Нет, но...
     Борис Наумович. Вот когда установите, тогда и приходите. Дорогим гостем
будете...
     Людмила. Нечего искать, нас поджег  сосед алкоголик...Это же  ясно, как
божий день.
     Игрунов. Сосед приказал долго жить и теперь у него не спросишь. Но, мне
кажется,  пожар  начался  со  стороны  дверей  Бориса  Наумовича...Во всяком
случае, дым шел оттуда...
     Борис Наумович.  Это, конечно,  неудачная шутка (растерянно озирается).
Откуда у меня мог взяться дым, если обычно я курю на балконе?..
     Игрунов.  Возможно,  у  вас произошло задымление вследствие чрезмерного
трения...  Я  сам  видел,  как  однажды  от вас выбегала шансонетка из  бара
"Рубин"...
     Борис Наумович. Лайма, что  ли  ? Так  это  было  за неделю  до  гибели
Титаника. То бишь нашего дома... И это в конце концов мое личное дело.
     Людмила.   (Раздраженно,  с   нотками   обиды)   Какие  пошлые  мужские
разговоры...
     Борис Наумович. Пожар, кстати, мог возникнуть и от молнии.
     Пожарник.  Будьте уверены, мы докажем отчего возник пожар,  тем  более,
кое-какие интересные  детали  нам уже известны. Очень даже  интересные...Что
касается  молнии...По нашей метеосводке, в ночь  пожара, на  небе не было ни
одной тучки.
     Борис Наумович.  Это,  милейший,  еще  ни о  чем  не  говорит. Грозовые
разряды, да еще и какие, могут быть на уровне седьмого ребра...Я имею в виду
сердечную молнию, которая в состоянии испепелить весь мир...
     Боголь.  Мне  бы  его  абстрактное  мышление (кивок  в  сторону  Бориса
Наумовича)...Слышишь, Сонечка, ты, пожалуйста, так глубоко не затягивайся, а
то порой мне кажется, что вместе с дымом втянешь  в себя все зубы...Тебе уже
лучше?
     Софья  Петровна.  О  каких зубах  ты  говоришь?  Мы поколение  беззубых
людей...Выходит,  ни у  кого  не  было пожара,  только у  нас...Нашли козлов
отпущения...
     Боголь.  Ради  Бога, только не  так близко  принимай  к  сердцу всю эту
лабуду...Пока  никто  нас  ни  в чем не  обвиняет  (Разворачивает  коляску и
отвозит жену к стоящей под  вишней кровати. Садится на ее край и, вытащив из
кармана блокнот, начинает писать).
     На сцене появляется мальчик в очень красивом костюмчике, с бабочкой. Он
курчавый, черноголовый, с ангельским лицом. Подбегает к  роялю и  садится за
клавиши. Слышится музыка -- например, "Маленькая симфония" Моцарта. И впредь
будет звучать музыка... на усмотрение режиссера.
     Борис Наумович.  (В сторону  застывшего столбом  пожарника)  Под  такой
аккомпанемент ваше дальнейшее  здесь  присутствие неуместно.  Или снимите  с
себя это обмундирование (закуривает), или смените географическую точку...
     Пожарник. (Садится на землю, по-мусульмански скрещивает ноги и начинает
молиться). О, как я устал от дураков!
     Игрунов. (Скептически) Несчастная тень осла. Я бы всех лицемеров сделал
пожарниками.
     Людмила.  Вы  вообще, Роман Иванович,  словно  упали с Луны.  Если  вам
верить,  то все, что нас окружает,  или лицемерно, или цинично, или пошло. А
вы-то  сами,  ничего кроме  как пачкать  краской древесно-стружечный картон,
ничего больше не умеете...
     Игрунов. Я догадываюсь,  за что  ты, Люся, на меня такое  возводишь...Я
независимый,   живу   своими   мозгами,   чего  не   скажешь   о   некоторых
других...Запомни,   пшеничная  женщина:  из  всех   страстей  зависть  самая
отвратительная. Под знаменем  зависти шествуют  ненависть,  предательство  и
интриги...
     Борис Наумович. (Снимает с ноги носок  и начинает  его выбивать о ствол
березы,  нюхает  и  снова  надевает).  Послушайте,  что  вытворяет  ребенок,
которому все мы не  годимся в подметки.  (Подносит палец  к губам)  Тсс! Это
божественное проявление в образе человеческом (откидывается  к сетке гамака,
надвинув на глаза шляпу).
     Боголь. Говорите, говорите, Борис Наумович, я в ваших речах слышу давно
забытые слова моего  любимого Драйдена, сказавшего: "Хорошо выраженная мысль
звучит умно на всех языках..."
     Борис Наумович. (Явно польщенный) Я предпочитаю, чтобы меня  помнили по
тем делам, которые я совершил  для других,  а  не по тем делам,  что  другие
совершили ради меня...
     Игрунов. Сильно сказано, жаль только не вами, Борис Наумович...
     Борис  Наумович.  А  у  нас  со  стариком Джефферсоном  один  взгляд на
фундаментальные вещи. Я, как и он, больше всего ценю в  людях добродетель  и
талант...
     Боголь. (Озадаченно) Сонечка, а почему я этого не знаю?