ень с девицей шумно
занимались любовью, а потом голые плескались в прибрежной дунайской  во-
де.
   Стоны, смех, всхлипывания вползали через приоткрытые люки и заполняли
танковое чрево душной нервной похотью.
   - Нам бы ее сюда, да?.. - шумно дыша, прошептал Нартай.
   - Неплохо бы. Я уже черт-те сколько на просушке...
   - А я... Не будешь смеяться?
   - Нет, что ты.
   - А я вообще так ни разу и не... То есть, один раз было, но не  полу-
чилось.
   - Жаль, - серьезно сказал Эдик, и ему почему-то вспомнилась не Юлька,
с которой у него было все, а та кельнерша с Мариенплац, с которой у него
не было ничего. - Жаль... Это прекрасная сторона жизни, Нартайчик.
   - Фу, черт!.. Я даже вспотел весь, - признался Нартай  и  приподнялся
из своего кресла. - Иди сюда скорей! Погляди, погляди  в  мой  прибор...
Что делают, что делают!.. Ну, чистая порнуха!!!
   Эдик спустился в водительское отделение и прильнул к налобнику прибо-
ра ночного видения. И увидел в искрящемся серо-зеленом экране, что деви-
ца лежит на капоте старого "фолькса", широко  раскинув  ноги,  а  парень
стоит на земле со стороны переднего бампера и, хрипло  рыча,  доказывает
девице все, на что он способен. От наслаждения девица  стонет  и  мотает
головой из стороны в сторону...
   К счастью, это был последний, завершающий акт их ночной  прогулки,  и
они вскоре уехали.
   Отдуваясь от пережитого, Нартай завел  двигатель  и  танк  въехал  на
мост. Эдик вернулся в башню на место заряжающего.
   Чтобы как-то скрыть смущение, Нартай нервно хихикнул:
   - Надо было врубить громкую связь, да как гаркнуть на  них!  У  него,
наверное, месяца два потом не стоял бы...
   - Да, кстати, - сказал Эдик. - Я помню по Афгану, что у наших  танков
никакой громкой связи не было. А теперь это на всех танках?
   - Как же, "на всех"!.. - тщеславно рассмеялся Нартай. - Мне эту гром-
кую связь за две бутылки водки наши радисты заделали,  а  когда  генерал
узнал, то всем своим шавкам сказал: "У вас есть еще такой второй  Сапар-
галиев? Нет? Вот и оставьте его в покое!!.." Ну, я под это  дело  еще  и
дистанционные электропуски пулеметов провел - уже бесплатно. Где ты слы-
шал, чтоб танковый механик-водитель мог на ходу стрелять из пулеметов? А
я могу! Ты сам видел... Не очень-то прицельно, но могу. Но знаешь, Эдик,
в чем наше с тобой спасение? В том, что я будто бы знал, что ты меня ук-
радешь!
   - Ну, ты даешь, Нартай!.. Я этого сам не знал.
   - Точно, точно, Эдик... Ведь как крепится танк на платформе? С  внеш-
ней стороны, спереди и сзади - клиновидные стопора  под  гусеницы,  а  с
внутренней - распоры между ведущими колесами. И тут ты  хоть  усрись  со
своим двигателем, хоть дотла его сожги, а танк с места даже не  сдвинет-
ся!.. А я еще при погрузке на всякий случай эти распоры кувалдой  вышиб,
чтоб не терять власть над машиной. Словно знал,  что  мне  за  Советской
властью придется в Мюнхен ехать!
   Через некоторое время Нартай выкатился на какую-то совершенно пустын-
ную проселочную дорогу, воткнул пятую передачу, включил  мощную  фару  и
откинул свой верхний люк.
   Теперь он мог не пользоваться прибором ночного видения и в свете про-
жектора, безжалостно рассекающего темноту  германской  ночи,  обдуваемый
притоком прохладного воздуха, врывающегося в танк  через  открытый  люк,
без передышки гнал свою машину вперед почти с максимальной  скоростью  -
километров пятьдесят в час.
   Казалось, что выносливости этого маленького и тщедушного человечка  в
шлемофоне в уже испачканном детском тренировочном костюме  и  кроссовках
не было предела!
   Эдика нещадно мотало по всему  боевому  отделению  башни.  Изнуряющая
волна тошноты неумолимо поднималась к горлу, он  судорожно  цеплялся  за
какие-то кронштейны и выступы и молился, чтобы Нартай хоть немного сбро-
сил скорость...
   - Куда ты гонишь?! Куда ты так гонишь,  чертова  кукла?!.  -  наконец
простонал Эдик в ларингофоны.
   - Ладно, заткнись! - зло ответил ему Нартай.  -  Тебе  этого  не  по-
нять!.. Ты слинял из своего дома - тебе торопиться некуда. А я линять не
собираюсь! Меня, знаешь, сколько людей в Алма-Ате ждут?
   В пять часов сорок пять минут утра, когда в танковых баках  не  оста-
лось и капли горючего, Нартай выключил двигатель в семнадцати километрах
от столицы Баварии - Мюнхена, у проволочного ограждения дальней  стороны
огромного оленьего загона, в трехстах метрах от "Китцингер-хофа"...
   - Здесь? - сиплым от усталости голосом спросил Нартай и стащил с мок-
рой головы шлемофон.
   - Да, - ответил ему Эдик.
   Еле живые они вылезли из танка. Ноги не  держали,  руки  одеревенели.
Потрескивание остывающего двигателя в утренней хуторской тишине казалось
неестественно громким.
   Стайка китцингеровских оленей увидела Эдика и наперегонки бросилась к
нему. Тянулись влажными бархатистыми мордочками через проволочное ограж-
дение к Эдику. От Нартая пугливо отскакивали в сторону и снова  тянулись
к Эдику.
   - Узнали тебя, что ли? - спросил Нартай.
   - Я же кормлю их.
   - Какие маленькие!.. Я думал, олени - большие.
   - Это порода такая.
   - Как я, - криво усмехнулся Нартай.
   Эдик обнял Нартая за плечи, на мгновение притянул его к себе, но  ни-
чего не сказал.
   Подошел вплотную к ограждению загона и погладил по морде  самого  ма-
ленького олененка, который бесстрашно тыкался носом в его ладони.
   - Извини меня, Эдька, - тихо сказал ему в спину Нартай. - Я не  хотел
тебя обидеть. Мне, действительно, очень, очень нужно домой. Ты даже себе
не представляешь - как нужно!..
   Эдик ласково щелкнул по носу олененка и повернулся к Нартаю:
   - Не волнуйся, Нартай. Мы  сегодня  же  будем  в  нашем  консульстве.
Только необходимо пока куда-нибудь припрятать твою машину. А  для  этого
нужны мои старики...
   То, что я пишу сейчас - практически, никакого отношения к  литературе
не имеет. Это всего лишь запись событий, о которых я  узнал  уже  тогда,
когда они совершились. Может быть, когда-нибудь, если у меня хватит  сил
и времени, я попытаюсь сделать из этого киносценарий.  В  конце  концов,
это моя профессия.
   Хотя боюсь, что  к  моменту  окончания  этой  истории,  ее  привлека-
тельность начисто померкнет под воздействием нового витка  событий,  уже
сегодня волнующих мир значительно сильнее, чем частные судьбы  отдельных
персонажей. И уж тогда ни один продюсер не рискнет вложить деньги в  та-
кой фильм...
   К чести стариков Китцингеров нужно сказать, что  появление  абсолютно
советского танка на своем очень западногерманском хуторе они  восприняли
достаточно мужественно и тактично. Только Наташа слегка растерянно спро-
сила:
   - Боже мой, Эдик! Ты же хотел купить себе недорогой автомобиль. Зачем
тебе танк? Да еще и вместе с этим китайцем?!
   А Петер, с видом знатока, обошел танк вокруг, словно  добрую  кобылу,
похлопал его по лобовой броне и заметил:
   - Мне очень жаль, но боюсь, что полиция не разрешит  тебе  ездить  на
нем в Мюнхен... Хотя здесь, в хозяйстве, эта машина  могла  бы  и  очень
пригодиться! Если, предположим, снять с него башню, пушку и пулеметы...
   - Нет, - сказал Эдик. - Этого делать нельзя.
   И, как мог, рассказал Наташе и  Петеру  заранее,  еще  прошлой  ночью
сфабрикованную историю о том, как по пути домой, в Россию, этот бедный и
несчастный танк отстал от своих, заблудился, но на свое счастье встретил
возвращавшегося из гостей Эдика и попросил его показать дорогу  на  Мюн-
хен, где есть Генеральное консульство Советского Союза, которое уже  се-
годня же примет все меры по отправке этого танка и его водителя -  ника-
кого не китайца, а обыкновенного  советского  казаха  старшего  сержанта
Нартая Сапаргалиева обратно на Родину.
   Так что, если можно, неплохо было бы пока поставить танк в  какое-ни-
будь укрытие, а они с Нартаем помоются, часок отдохнут и  на  электричке
поедут в Мюнхен, в Советское консульство...
   Из китцингеровского трактора сцедили два ведра дизельного топлива,  и
на этом скудном, но спасительном рационе Нартай мягко и  элегантно,  без
каких-либо лишних торможений, поправок и разворотов загнал свой танк под
крышу огромного сарая с сельскохозяйственной техникой,  внутри  которого
было пристроено и жилище Эдика.
   Нартай снайперски втиснул танк между трактором  и  электротранспорте-
ром, и от этого соседства громадный транспортер и  внушительный  трактор
сразу стали казаться маленькими и беззащитными.
   - Прима! - сказал Петер Наташе и Эдику и восхищенно добавил  чудовищ-
ное русское ругательство. - Вельтмайстер!.. Даже я не мог бы этого  сде-
лать лучше! Мы должны с ним немедленно выпить!..
   Но тут, опередив Наташу, Эдик первым восстал против предложения Пете-
ра, заявив, что советским дипломатам вряд ли понравится, если Нартай бу-
дет дышать на них парами алкоголя.
   - Хорошо, - тут же согласился Петер. - Мы это сделаем вечером,  когда
вы вернетесь из Мюнхена!
   - Надеюсь, что к вечеру его здесь уже не будет, - шепнула Наташа  Пе-
теру.
   - Не надейся, - тихо ответил ей Петер.  -  Дипломаты  никогда  ничего
быстро не делают. Вспомни Париж, когда нас  обчистили  во  время  нашего
первого отпуска и мы обратились за помощью к своим дипломатам...
   - О, Боже! Сколько лет тому назад это было?!
   - Ты думаешь, с тех пор что-нибудь изменилось?..
   На тусклой медной доске, укрепленной на стене дома номер двадцать во-
семь по Зайдельбергштрассе, черными вдавленными буквами  было  написано:
"Генеральное консульство Союза Советских  Социалистических  Республик  в
Мюнхене".
   С правой стороны наглухо запертой входной двери -  небольшое  перего-
ворное устройство с двумя кнопками - красной и черной.
   - На какую кнопку давить? - спросил Нартай у Эдика.
   - А черт его знает... Я тут впервые. Дави на красную. Все-таки у  нас
- экстренный случай!
   Нартай сильно нажал на красную кнопку.
   - Слушаю вас, - раздалось из переговорного устройства.
   - С консулом надо поговорить, - сказал в микрофон Нартай.
   - О чем? - спросило переговорное устройство.
   - Откройте дверь, не бойтесь, - сказал Нартай. - Мы русские...
   - Я вижу. Представьтесь.
   - Старший сержант Сапаргалиев. Войсковая часть  сто  пятьдесят  шесть
двести пятьдесят четыре. А это мой друг - артист цирка Эдуард Петров.
   - Если вы русские, то могли бы прочитать на дверях, что у нас сегодня
неприемный день. Там на двух языках написано.
   - Но у нас действительно экстренный случай! - сказал Эдик.
   - Говорите. Слушаю вас, граждане, - с тоскливой  вежливостью  сказало
переговорное устройство.
   - Что ж, мы так и будем на всю улицу кричать?! - разозлился Нартай. -
У нас дело государственной важности!..
   И тут переговорное устройство словно выключилось.
   Эдик нервно закурил сигарету. Уже вконец обозленный Нартай прильнул к
стеклянной двери консульства и увидел, что в маленькой приемной  нет  ни
одной живой души.
   - Да, куда же они запропастились, бляха-муха?! - злобно прошипел Нар-
тай.
   - Ведите себя приличнее. Вы не в казарме, -  вдруг  посоветовало  ему
переговорное устройство. - А вы, гражданин Петров, загасите сигарету.  У
нас не курят. Приготовьте документы и входите после сигнала.
   Когда Нартай вытащил свою солдатскую книжку, водительское удостовере-
ние и объемистый танковый формуляр, а Эдик достал старую книжечку  члена
ВТО - Всероссийского Театрального Общества, где было  написано,  что  он
"Заслуженный артист РСФСР" (аусвайс он решил, на всякий случай, пока  не
показывать), в переговорном устройстве  раздался  дребезжащий  зуммер  и
дверь негромко щелкнула.
   Нартай и Эдик вошли в пустую приемную и растерянно огляделись.
   - Ну, слушаю, слушаю вас, граждане, - слегка раздраженно произнес тот
же голос, но уже из какого-то другого динамика.
   И тут Эдик заметил, что часть противоположной от входной двери  стены
состоит из черно-коричневого толстого стекла, за которым ничего не  вид-
но, но из-за которого, наверное, видно все. Такое большое горизонтальное
окно - абсолютно слепое для одних и совершенно зрячее для других.
   У нижнего края темного стекла, в середине деревянного подоконника бы-
ла прорезана узкая щель, позволяющая, во-первых, просунуть за стекло па-
кеты, бумаги или  документы  толщиною  не  больше  трех  сантиметров,  а
во-вторых, убедиться в том, что стекло, разделяющее "два мира, две  сис-
темы", такое толстое, что любая попытка коварно преодолеть эту  преграду
обречена на полный провал.
   Однако стекло было не без изъяна: вглядевшись в него, Нартай  и  Эдик
все-таки сумели различить за ним чей-то неясный, тоже  черно-коричневый,
силуэт.
   - Документы, - сказал им силуэт.
   Нартай и Эдик просунули свои документы в узкую щель. После нескольких
томительных минут их документы выползли обратно на свет  Божий  и  из-за
черно-коричневого стекла снова раздался голос, начисто лишенный интереса
к хозяевам документов:
   - И что вы хотите?
   Нартай коротко рассказал толстому черно-коричневому стеклу о  попытке
похищения танка, о трогательной и случайной встрече с артистом Петровым,
благородно согласившимся показать ему дорогу на Мюнхен к ближайшим  офи-
циальным представителям Советской власти в Германии.
   Теперь он просит предоставить ему, старшему сержанту Сапаргалиеву,  и
его танку временное жилище и укрытие. Кроме того, танку - четыреста лит-
ров дизельного топлива "ДЛ" и пятьдесят пять литров моторного масла, ибо
расход масла при движении по грунтовым дорогам составляет до трех литров
в час. А так как они в поисках Советской власти двигались именно по  та-
ким дорогам не менее пятнадцати часов, то в танке этого  масла  осталось
только на то, чтобы смазать им швейную машину...
   Хорошо бы еще перед обратной дорогой домой, в Россию,  заменить  топ-
ливные и масляные фильтры, но тут он, старший сержант Сапаргалиев, и сам
понимает, что в Генеральном консульстве СССР в  Мюнхене  может  не  ока-
заться таких фильтров, тем более что его танк Т-62 -  конструкции  уста-
ревшей и давно снят с производства. Так что этой просьбой  он  не  будет
обременять наших  советских  дипломатов  и  попробует  сам  промыть  эти
фильтры.
   Ну, и естественно, обеспечить  его,  механика-водителя  этого  танка,
старшего сержанта Нартая Сапаргалиева, нормальным пищевым  довольствием,
как и положено любому военнослужащему Советской Армии.
   В динамике послышался усталый вздох и черно-коричневое стекло спокой-
но и рассудительно сказало:
   - Вы куда пришли, граждане? В ясли? В детский сад? Или в первый класс
начальной школы для дефективных детей? Вы что тут нам сказки рассказыва-
ете? Да если бы в Западной группе войск произошло такое ЧП, мы уже через
два часа получили бы из Бонна информацию от нашего военного атташе! А вы
заявляете, что это было двое суток тому назад... Не  смешите,  граждане!
Уж если, как вы говорите,
   вы - русские, то я вам, извините, по-русски и посоветую: не надо  нам
вешать лапшу на уши. Мы здесь не для этого сидим. У нас и без ваших фан-
тазий дел хватает.
   - Но у меня же боевая машина на руках! - крикнул Нартай. - Вот форму-
ляр, технический паспорт!..
   И Нартай стал просовывать в щель между стеклом и подоконником толстый
танковый формуляр.
   - Уберите, уберите, - невидимка  вытолкнул  формуляр  обратно.  -  Мы
здесь видели документы и почище сделанные. И на якобы угнанные самолеты,
и на продажу урана, и на тонны наркотиков... Всякое бывало. Чего  только
ваш брат не придумает.
   - Но у меня же демобилизация через двадцать  один  день!  -  вскричал
Нартай.
   - Судя по вашему виду, вы себя уже давно сами демобилизовали, -  нас-
мешливо проговорило коричневое стекло и сурово добавило: - А теперь  хо-
тите обратно домой, к маме. Не получилось в  Германии,  давай,  дескать,
попробую вернуться обратно в Союз... Вы будете бегать  туда-сюда,  а  мы
должны ставить вас на довольствие и отправлять в Советский Союз за госу-
дарственный счет? Не выйдет, граждане. Наше государство - не дойная  ко-
рова.
   Мутная волна ненависти к этому еле различимому темно-коричневому  си-
луэту за стеклом захлестнула до сих пор молчавшего Эдика:
   - Но вы хоть потрудитесь проверить факты, о которых вам говорит това-
рищ Сапаргалиев!
   - Это он для вас "товарищ", а для нас он - "гражданин неясной  ориен-
тации". Как, впрочем, и вы тоже, гражданин Петров.
   - Вот и выясните эту самую "ориентацию", черт бы вас всех побрал!.. -
рявкнул Эдик.
   И тут непроницаемое коричневое стекло металлическим голосом произнес-
ло классическую российскую фразу, обычно венчающую любой спор на  разно-
высоких уровнях:
   - Па-апрашу очистить помещение, граждане!!!
   - А что если у меня в танке секретные документы стратегического  зна-
чения?! - в отчаянии прокричал Нартай.
   Но тут за стеклом зазвонил телефон. Нартай и Эдик услышали,  как  ко-
ричневый силуэт поднял трубку:
   - Генеральное консульство Советского Союза... - и тут же  перешел  на
немецкий язык с вологодским акцентом: - Яа-а...  Генау!  Момент  маль...
Битте, вартен!
   И снова по-русски, уже к Эдику и Нартаю:
   - Я кому сказал, граждане? Прошу покинуть помещение.
   - Но вы хоть проверьте! - взмолился  Нартай.  -  Это  же  все-таки  -
танк!!!
   - Проверим, проверим. Будет ли только вам от этого лучше?
   - Адрес хоть запишите, куда сообщить!.. - сказал Эдик.
   - Надо будет - под землей найдем, - раздраженно  проговорило  толстое
черно-коричневое стекло. - А пока прошу немедленно выйти. Я занят!
   Ошеломленные, раздавленные и растерянные, Нартай и Эдик оказались  на
улице. Еще не веря в происшедшее, тупо смотрели  друг  на  друга.  Потом
Эдик закурил сигарету, глухо сказал Нартаю:
   - Я всякий раз пытаюсь понять причины - почему я  уехал...  И  всякий
раз, когда об этом задумываюсь, мне становится не по  себе.  А  вдруг  я
ошибся? Вдруг за этими обидными мелочами не заметил главного,  настояще-
го? Ради которого стоило... Ну, в общем, ты понимаешь. А эти мелочи  все
громоздятся и громоздятся и вырастают в какую-то огромную, непробиваемую
стену, за которой уже ничего не видно - ни главного, ни настоящего. И ты
сам под этой стеной становишься таким маленьким, таким беззащитным...
   Эдик нервно затянулся, показал глазами на дверь консульства:
   - Вот эта стена еще на один метр выросла...
   - Тут я тебя, пожалуй, понимаю, - сказал Нартай. - А знаешь, чего мне
сейчас больше всего хочется?
   - Знаю. Оказаться в Алма-Ате.
   - Нет, Эдька!!! - В узких глазах Нартая сверкнули бешеные огоньки.  -
Сейчас больше  всего  на  свете  мне  хотелось  бы  подогнать  сюда  мою
"шестьдесят вторую", да как жахнуть по ихнему черному  стеклу  из  пушки
БК-четвертым кумулятивным снарядом, чтобы хоть на секунду  увидеть  рыло
того мудака, который сейчас с нами разговаривал!..
   Эдик взял Нартая за руку, повел его за угол, на Карлштрассе:
   - Развоевался... Господи! Да разве в этом дело, Нартайчик?!
   Однако, чтобы не компрометировать свое государство, еще  на  обратном
пути в "Китцингер-хоф", в электричке, было решено сказать старикам  Кит-
цингерам, что в консульстве приняли их хорошо, отнеслись с пониманием  и
сочувствием, обещали в самое ближайшее время все выяснить и помочь танку
вернуться на родину. К сожалению (и все дипломаты были этим очень  огор-
чены!), у них в Советском консульстве крайне мало  места  и  пока  негде
разместить ни Нартая, ни его танк. И, если можно, некоторое время Нартай
с танком побудут в "Китцингер-хофе". Спать Нартай может или в танке, или
в комнатке у Эдика. А за пользование сараем как укрытием для танка  они,
конечно, заплатят столько, сколько скажут фрау и герр Китцингеры. Тут  -
никаких проблем!
   Выслушав все это без особого восторга, Наташа сухо сказала:
   - Идите мойте руки и садитесь обедать.
   А старый Петер трусливо промолчал. Даже по-русски не выругался.
   Когда выпили по стакану легкого белого вина и Наташа стала  расклады-
вать салат по тарелкам, она увидела узкие диковатые остановивш