гала его от лени, излишней свободы
и дурных привычек, и когда сын уехал в большой город, на нее
обрушились чудовищные тревога и тоска... Но, тем не менее...

      Мое  отношение  к  ней  было,  скажем  так,  несколько
критичным. Разумеется, я понимал, что имею дело с человеком,
у   которого  сильно  расшатана  психика,  человеком,  очень
обостренно  и  даже неадекватно относящимся  ко  всему,  что
входило  в сферу так называемых человеческих слабостей.  Так
называемые человеческие слабости не прощались.

       Это   становилось  причиной  тяжелых  семейных  драм,
свидетелем  которых мне приходилось быть много  раз.  Честно
говоря,  мне  они  были совсем не по душе.  Мужу,  красавцу-
майору,  не  прощались долгие и томные взгляды вольнонаемных
гарнизонных   травиат,   а  также  небольшая   замедленность
реакции, дочери - молодой и веселый роман, а затем и брак с
артистичным  хирургом  из  Киева,  который  по  всем  меркам
выпадал  из  рамок представлений о человеке, который  должен
быть мужем ее дочери.
      Сыну  она прощала больше, хотя в нем-то и не  было  ни
тепла,  ни  нежности, исходивших от дочери, и ни заботы,  ни
предупредительности, которыми была полна  деятельная  любовь
ее мужа...

      Она уходила долго и мучительно, но вечером, прежде чем
спуститься  в  цветной кинематограф морфия в последний  раз,
она  посмотрела  на  густой снегопад,  подсвеченый  ртутными
фонарями и сказала на родном языке:
     - Снiжок... Земелька замерзне...
       Жизнь  отпустила  ее  исстрадавшееся  тело  в  четыре
пятнадцать пополудни, когда сын вышел прогуляться с псом  по
сверкающему под солнцем свежему и глубокому снегу
      Сын пережил ее уход очень легко. Он часто вспоминал  о
ней,  как-то  рассудочно анализируя мотивы тех или  иных  ее
поступков,  напоминая о не самых лучших ее  чертах,  нарушая
заведенный  отцом  ритуал  почитания  и  нередко   преступая
конвенциональное "de mortibus aut bene, aut nihil".

      Когда  человек  умирает,  бывает  особенно  нестерпимо
вспоминать счастливые моменты, но то несовершенное, что было
в нем, вспоминать гораздо легче.
      Видимо, это помогало ему относиться к матери так,  как
если бы ничего не случилось.

      И  только когда по весне начал таять снег, и когда они
вместе с сестрой уже уходили с кладбища, и сестра сказала:
      "-  Слышишь, мамочка, за рекой поезд идет  ...  "  -
страшный спазм сдавил ему диафрагму, и слезники, и горло,  -
-  словно  разорвалась невидимая пленка, защищавшая  его  от
горя, как от непогоды.

      Потому  что  именно в этом была ее  самая  сокровенная
суть, ее душа.

      Потому  что  она  была печальным  и  долгим  взглядом,
устремленным  туда, где за глубокою поймой  реки,  пробившей
себе  русло  сквозь гранитные пороги,  сквозь  дымку  покоя,
откуда-то  из-за  далекой излучины,  из-за  дальней  окраины
города,  называемой  Провальем,  мимо  этого  погоста,  мимо
церковки, мимо колокола к вечерне, мимо крытой соломою  хаты
на  той  стороне широкого, спокойного плеса   шел  поезд  из
неизвестности  в  неизвестность, отстукивая  свой  негромкий
ритм  и посылая паровозный гудок как привет вечереющим сизо-
васильковым полям, постепенно тающим под огромной серебряной
луной,  медленно, но неотвратимо летевшей вслед  за  поездом
сквозь многие и многие ночи моей жизни.

     Потому что я -  ее сын.

     22-26 мая 1993

--
A-200

<-