му
четвертое по счету пирожное, когда вошел слуга с докладом о посетителе:
     - Мистер  Мерримен  приехал,  сэр  Персиваль,  и  просит вас немедленно
принять его.
     Сэр Персиваль вздрогнул и посмотрел на слугу с сердитым беспокойством.
     - Мистер Мерримен? - повторил он, как будто не веря своим ушам.
     - Да, сэр Персиваль, - мистер Мерримен, из Лондона.
     - Где он?
     - В библиотеке, сэр Персиваль.
     Он сейчас же встал из-за стола и вышел, не сказав нам ни слова.
     - Кто этот мистер Мерримен? - спросила Лора, обращаясь ко мне.
     - Понятия не имею, - вот все, что я могла сказать ей в ответ.
     Граф  покончил  со  своим  пирожным  и  отошел  к столику у окна, чтобы
полюбоваться  на  своего  злобного какаду. С птицей на плече он повернулся к
нам.
     - Мистер Мерримен - поверенный сэра Персиваля, - произнес он спокойно.
     Поверенный  сэра Персиваля. Это был совершенно прямой ответ на заданный
Лорой  вопрос,  но  в  данном  случае этот ответ далеко не удовлетворил нас.
Если  бы  мистер Мерримен явился по приглашению своего клиента, в его визите
не  было  бы, конечно, ничего удивительного. Но когда поверенный приезжает в
Хемпшир  из  Лондона без вызова и когда его появление сильно озадачивает его
клиента,  то,  очевидно,  поверенный  привез  какие-то  неожиданные и важные
известия,  возможно  плохие,  возможно  хорошие,  но  безусловно из ряда вон
выходящие.
     Лора  и  я  молча просидели за столом еще с четверть часа, беспокоясь и
поджидая  возвращения сэра Персиваля. Он все не приходил, и мы встали, чтобы
уйти.
     Граф,  неизменно внимательный, направился к нам из глубины комнаты, где
он  кормил  своего  какаду,  по-прежнему восседавшего у него на плече, чтобы
распахнуть  перед  нами  двери.  Лора  и  мадам Фоско вышли первые. Только я
хотела  пойти  вслед за ними, как он подал мне знак остановиться и заговорил
со мной с каким-то странным видом.
     - Да,  - сказал он, как бы спокойно отвечая на мои собственные мысли, -
да, мисс Голкомб, что-то действительно случилось!
     Я  хотела  было  ответить:  "Я  ничего  подобного не говорила", но злой
какаду  взъерошил  свои  крылья  и  испустил  такой  крик,  что нервы мои не
выдержали, и я была рада возможности немедленно покинуть комнату.
     У  лестницы  я догнала Лору. Граф Фоско догадался, о чем думала я. Лора
думала  о  том  же  самом,  и слова ее прозвучали, как эхо на его слова. Она
тихонько шепнула мне с испуганным видом, что, наверно, что-то случилось.


III

     16 июня

     Мне  хочется прибавить еще несколько строк к описанию сегодняшнего дня,
прежде чем я лягу спать.
     Часа  через  два  после того, как сэр Персиваль покинул столовую, чтобы
принять  в библиотеке своего поверенного мистера Мерримена, я вышла из своей
комнаты,  собираясь  погулять  в  парке.  Когда  я была у лестницы, дверь из
библиотеки  открылась,  и  оттуда  вышел гость в сопровождении хозяина дома.
Чтобы  не  мешать  им  своим  появлением, я решила подождать и не спускаться
вниз,   пока  они  не  пройдут  через  холл.  Они  говорили  друг  с  другом
приглушенными голосами, но их слова отчетливо доносились до меня.
     - Успокойтесь,  сэр  Персиваль,  -  услышала я голос поверенного. - Все
будет зависеть от леди Глайд.
     Я  была  готова вернуться на несколько минут обратно в мою комнату, но,
услыхав имя Лоры в устах чужого человека, я остановилась.
     Подслушивать,   конечно,  скверно  и  постыдно,  но  найдется  ли  хоть
одна-единственная  женщина  из всех нас, которая руководствовалась бы всегда
абстрактными  принципами чести, когда эти принципы указывают в одну сторону,
а  ее  привязанность и заинтересованность, вытекающая из этой привязанности,
- в противоположную?
     Да!  Я  подслушивала, и при подобных же обстоятельствах подслушивала бы
снова, даже если бы для этого пришлось приложить ухо к замочной скважине.
     - Вы  понимаете,  сэр  Персиваль,  - продолжал поверенный, - леди Глайд
должна  подписаться  в  присутствии  свидетеля  или двух свидетелей, если вы
хотите  принять  особые  предосторожности. Затем она должна приложить руку к
печати  и произнести вслух: "Это мое сознательное действие, и я скрепляю его
своей  подписью".  Если  это  будет  проделано на этой неделе, все прекрасно
уладится и все тревоги останутся позади. Если же нет...
     - Что  вы  хотите  этим сказать? - сердито перебил его сэр Персиваль. -
Если это необходимо, это будет сделано. Я вам это обещаю, Мерримен.
     - Прекрасно,  сэр  Персиваль.  Но  все  деловые  вопросы  можно  решать
двояко,  и  мы,  юристы,  должны  предусматривать  это. Если по какой-нибудь
непредвиденной  случайности  нельзя  будет  сделать  то,  о  чем  мы  с вами
условились,  думаю, что сумею уговорить их не предъявлять вексель еще месяца
три. Но откуда мы достанем денег, когда срок истечет?..
     - К  черту векселя! Деньги можно достать только одним путем, и повторяю
вам - этим путем я их и достану. Выпейте стакан вина на дорогу, Мерримен.
     - Очень  вам  благодарен, сэр Персиваль, я боюсь опоздать на поезд и не
могу  терять  ни минуты. Вы дадите мне знать, как только уладите это дело? И
не забудете предосторожности, о которых я вам говорил?
     - Конечно,  нет!.. Вот и ваша двуколка у подъезда. Мой грум одним духом
отвезет  вас  на  станцию.  Садитесь  скорей...  Бенджамин, неситесь во весь
опор!  Если  мистер Мерримен опоздает на поезд, вы у меня больше не служите.
Держитесь  крепче,  Мерримен,  и, если двуколка опрокинется, будьте уверены,
что  дьявол  спасет  своего  подручного!  - С этим прощальным благословением
баронет повернулся на каблуках и пошел обратно в библиотеку.
     Я   услышала   немного,  но  слова,  долетевшие  до  моих  ушей,  очень
встревожили  меня.  Что-то  случилось,  и  это  было,  очевидно, сопряжено с
серьезными  денежными  затруднениями,  а  выручить сэра Персиваля могла одна
Лора.  Меня ужаснуло, что она будет запутана в тайные махинации своего мужа.
Возможно,  я  преувеличиваю  все  это  по  неопытности в делах и из-за моего
инстинктивного  недоверия  к  сэру  Персивалю.  Вместо  того  чтобы  идти на
прогулку, я немедленно пошла рассказать Лоре обо всем услышанном.
     Меня  даже  удивило,  с  каким равнодушием она выслушала мои неприятные
новости.  По-видимому,  она  знает  больше,  чем я предполагала, о характере
своего мужа и о его делах.
     - Я  боялась  именно этого, - сказала она, - когда услышала о человеке,
который заходил сюда до нашего приезда и не пожелал назвать себя.
     - Кто же это был, как ты думаешь? - спросила я.
     - Очевидно,  кто-то,  кто имеет серьезные претензии к сэру Персивалю, -
отвечала  она.  -  Наверно, он же был причиной и сегодняшнего визита мистера
Мерримена.
     - Ты знаешь, что это за претензии?
     - Нет, никаких подробностей я не знаю.
     - Ты ничего не подпишешь, прежде чем не прочитаешь, Лора?
     - Конечно,  нет,  Мэриан. Я сделаю все, что могу, чтобы честно и никому
не  причиняя  этим  вреда  выручить  его.  Сделаю это для того, дорогая моя,
чтобы  мы  с  тобой могли в дальнейшем жить легко и спокойно. Но я не сделаю
ничего,  если это будет непонятным или внушающим сомнения, - таким, за что в
будущем  в  один  прекрасный день нам с тобой пришлось бы краснеть. Давай не
будем больше говорить об этом. Ты в шляпе - пойдем помечтаем в саду?
     Выйдя из дому, мы сразу же направились в тень.
     Проходя  под  деревьями,  окружавшими  дом,  мы  увидели  графа  Фоско,
медленно  прогуливавшегося под палящими лучами июньского солнца. На нем была
соломенная  шляпа  с  большими  полями,  окаймленная лиловой лентой. Голубая
блуза,  затейливо  вышитая  на  груди, облегала его огромное тело и там, где
человеку   полагается   иметь   талию,   была  перехвачена  широким  красным
сафьяновым  поясом.  На  нем  были шаровары с такой же вышивкой у щиколоток,
как  на  блузе, и красные восточные сафьяновые туфли. Он пел знаменитую арию
Фигаро  из  "Севильского  цирюльника",  с  руладами,  воспроизводить которые
может  только  горло  итальянца, и аккомпанировал себе на концертино, широко
разводя  руками  и грациозно покачивая в такт головой и был похож на толстую
святую  Цецилию,  переодетую  в  мужское платье. "Фигаро тут, Фигаро там", -
пел  граф, весело вскидывая концертино и приветствуя нас с воздушной грацией
и изяществом двадцатилетнего Фигаро.
     - Поверь  мне,  Лора,  этому  человеку  кое-что известно о затруднениях
сэра  Персиваля,  - сказала я, когда мы с безопасного расстояния ответили на
приветствие графа.
     - Почему ты так думаешь? - спросила она.
     - Откуда  же он знает, что мистер Мерримен - поверенный сэра Персиваля?
-  отозвалась  я. - К тому же, когда я выходила следом за тобой из столовой,
граф  сам сказал мне, не дожидаясь моего вопроса, что что-то случилось. Будь
уверена, он знает больше нас.
     - Только не спрашивай его ни о чем! Не доверяй ему.
     - По-видимому,  он  тебе совсем не нравится, Лора. Чем заслужил он твою
неприязнь?
     - Ничем,  Мэриан. Напротив, он был воплощением любезности и внимания на
нашем  пути домой и несколько раз даже останавливал вспышки раздражения сэра
Персиваля,  подчеркивая  этим  свое хорошее отношение ко мне. Может быть, он
не  нравится  мне  оттого,  что  имеет  сильное влияние на моего мужа. Может
быть,  мое самолюбие страдает оттого, что я обязана его заступничеству. Знаю
одно: он мне действительно не нравится.
     Остаток  дня  и  вечера  прошли  вполне благополучно. Граф и я играли в
шахматы.  Он  вежливо  дал  мне  выиграть  первые  две  партии, но в третьей
партии,  когда  понял, что я его раскусила, в течение десяти минут нанес мне
полное  поражение,  предварительно  испросив прощения. Сэр Персиваль ни разу
за  весь  вечер не упомянул о визите своего поверенного. Но либо этот визит,
либо  что-то  другое  сильно  изменили  его  к лучшему. Он был так любезен и
учтив  со  всеми  нами,  как  бывал  когда-то  в  Лиммеридже. С женой он был
настолько   ласков   и  предупредителен,  что  даже  ледяная  графиня  Фоско
оживилась и несколько раз поглядывала на него со строгим недоумением.
     Что это значит?
     Мне  кажется,  я понимаю, в чем дело; боюсь, что и Лора догадывается; и
я  уверена, что граф Фоско не только догадывается, но определенно знает, что
это значит.
     Я  подметила  украдкой,  что  сэр  Персиваль  не  раз  в течение вечера
взглядом искал его одобрения.


     17 июня

     День событий. Горячо надеюсь, что не день бедствий к тому же.
     За  завтраком,  так  же как и накануне вечером, сэр Персиваль ни словом
не  обмолвился  о таинственном "деловом вопросе" (как выразился поверенный),
который  ему предстояло разрешить. Однако через час он вдруг вошел в будуар,
где  мы  с  его женой, в шляпах, ждали мадам Фоско, чтобы отправиться вместе
на прогулку, и осведомился, где граф.
     - Мы скоро его увидим, - сказала я.
     - Дело  в  том, - сказал сэр Персиваль, нервно расхаживая по комнате, -
что  Фоско  и его жена нужны мне для одной пустячной формальности. Я попрошу
вас,  Лора,  зайти  на  минуту  в  библиотеку. - Он остановился и, казалось,
только  сейчас заметил, что мы одеты для прогулки. - Вы только что пришли, -
спросил он, - или собираетесь уходить?
     - Мы  хотели  пойти  на  озеро,  -  сказала  Лора. - Но если у вас есть
другие предложения...
     - Нет,  нет,  - поспешно ответил он, - мои дела могут подождать. Не все
ли  равно,  когда заняться ими - сейчас или после прогулки. Итак, все идут к
озеру? Хорошая мысль. Проведем утро в безделье - я тоже пойду с вами.
     На  словах  он,  казалось,  был  готов, вопреки своему обычаю, уступить
желаниям  других, но его манеры и выражение лица выдавали его. Он, очевидно,
был   рад   любому  предлогу,  чтобы  отложить  выполнение  этой  "пустячной
формальности",  о  которой  он  сам  только  что упомянул. Сердце мое упало,
когда я пришла к этому неизбежному выводу.
     В  это  время  граф  и его жена присоединились к нам. В руках у графини
был   вышитый  табачный  кисет  ее  супруга  и  папиросная  бумага  для  его
нескончаемых  пахитосок.  Граф,  в  блузе  и  соломенной  шляпе, нес с собой
веселую  клетку-пагоду  с  белыми  мышами  и  улыбался  как  им, так и нам с
неотразимым благодушием.
     - С  вашего любезного разрешения, - сказал граф, - я возьму эту семейку
-  моих  маленьких  миленьких, кротких мышек - проветриться вместе с нами. В
доме  есть  собака - могу ли я оставить моих бедных белых детишек на милость
собаки? Ах, никогда!
     Он  по-отечески  прочирикал  что-то  через  прутья  пагоды  своим белым
детишкам, и мы вышли из дому.
     В  парке  сэр  Персиваль  отделился  от  нас.  Одна из особенностей его
беспокойного  характера  -  всегда уединяться и в одиночестве вырезывать для
себя  палки. По-видимому, ему нравится строгать и резать все, что попадается
ему  под  руку.  Дом  наполнен  сверху  донизу  его  палками,  он никогда не
пользуется  ими  дважды.  Погуляв  с  новой  палкой,  он теряет к ней всякий
интерес и занимается вырезыванием новой.
     В  старой беседке он снова присоединился к нам. Когда мы все уселись, у
нас  завязался  разговор,  который  я постараюсь записать сейчас дословно. С
моей  точки  зрения, это весьма знаменательный разговор. После него я начала
сознательно  опасаться  влияния  графа  Фоско на мои мысли и представления и
твердо решила ни в коем случае не поддаваться в будущем этому влиянию.
     Беседка  оказалась  достаточно  вместительной  для  всех  нас,  но  сэр
Персиваль  предпочел  остаться  у  порога, где он обстругивал свою очередную
палку.  Мы,  трое  женщин,  удобно  расположились  на  широкой  скамье. Лора
занялась   вышиванием,  а  мадам  Фоско  начала  крутить  пахитоски.  Я,  по
обыкновению,  ничего не делала. Мои руки были и, наверно, навсегда останутся
такими  же  неумелыми,  как  и мужские. Граф добродушно сел на стул, слишком
маленький  для  него,  - он ухитрился поместиться на нем, опираясь спиной на
стенку  беседки,  которая  потрескивала  и  кряхтела  под  его  тяжестью. Он
поставил  пагоду  к себе на колени и, как обычно, выпустил мышек побегать по
его  груди  и  плечам.  Это  хорошенькие  безвредные маленькие зверушки, но,
по-моему,  есть  что-то отталкивающее в том, как они лазают по человеческому
телу.  Меня  мороз  продирает  по  коже  от  этого  зрелища,  и в голову мне
приходят  пренеприятные  мысли  об  узниках,  умирающих  в темницах, где эти
существа могут беспрепятственно ползать по ним.
     Утро  было облачное и ветреное. Озеро выглядело сегодня особенно диким,
угрюмым  и  мрачным  от  непрестанной  смены  света и тени на его зеркальной
глади.
     - Некоторым  людям  все это кажется живописным, - сказал сэр Персиваль,
указывая  вдаль  своей  недоконченной  палкой,  -  а  я считаю это пятном на
дворянском  поместье. Во времена моих предков озеро доходило до этого места.
Поглядите-ка  на  него  теперь! В нем нет и четырех футов глубины, и все оно
состоит  из  больших  и малых луж. Мне хотелось бы иметь достаточно средств,
чтобы  осушить  его  и  засадить деревьями. Мой управитель, суеверный идиот,
убежден,  что над этим озером висит проклятие, как над мертвым морем. Что вы
думаете по этому поводу, Фоско? Подходящее место для убийства, а?
     - Мой  добрый  Персиваль,  - строго возразил граф, - где ваш английский
здравый  смысл?  Вода  слишком  мелка, чтобы покрыть мертвое тело, и повсюду
песок,  на  котором  отпечатаются  следы  преступника.  В  общем,  это самое
неподходящее  место  для  убийства,  которое  когда-либо  попадалось  мне на
глаза.
     - Вздор,  -  сказал  сэр Персиваль, яростно строгая палку. - Вы знаете,
что  я  хочу  сказать.  Угрюмый  вид,  безлюдье. Если вы хотите - вы поймете
меня, если нет - я не стану пояснять вам мою мысль.
     - Почему  нет?  - спросил граф. - Ведь вашу мысль можно пояснить в двух
словах.  Если  бы  убийство задумал глупец, он счел бы ваше озеро подходящим
местом  для  этого.  Если  бы убийство задумал мудрец, он счел бы ваше озеро
самым  неподходящим  местом  для убийства. Вот смысл ваших слов. Если это то
самое,  о чем вы думали, я просто добавил необходимые пояснения. Примите их,
Персиваль, вместе с благословением вашего добряка Фоско.
     Лора  подняла  глаза  на  графа. На ее лице явно отразилась неприязнь к
нему. Но он был так занят своими мышами, что не заметил ее взгляда.
     - Мне  жаль,  что  вид озера наводит на такую страшную мысль, - сказала
она.  -  И  если  граф Фоско разделяет убийц по категориям, я считаю, что он
делает  это  в весьма неподходящих выражениях. Называть их глупцами - значит
относиться   к  ним  со  снисходительностью,  которой  они  не  заслуживают.
Называть  их  мудрецами  нельзя,  ибо  в  этом есть глубокое противоречие. Я
всегда  слышала:  воистину  мудрые  люди  -  добрые  люди, и преступление им
ненавистно.
     - Дорогая  моя  леди,  - сказал граф, - это великолепные сентенции, и я
видал  подобные  заголовки  в школьных учебниках. - Он поднял на ладони одну
из  своих  белых  мышек  и  начал  презабавно  разговаривать  с  ней.  - Моя
хорошенькая  атласная  мышка-плутишка, - сказал граф, - вот вам урок морали.
Воистину   мудрая  мышь  -  это  воистину  добрая  мышь.  Так  и  передайте,
пожалуйста,  вашим  подружкам  и до конца дней ваших не смейте грызть прутья
вашей клетки.
     - Можно  высмеять  все  что угодно, - продолжала отважно Лора, - но вам
нелегко будет, граф, указать мне пример, когда мудрец стал бы преступником.
     Граф  пожал  своими  широченными плечами и улыбнулся Лоре с подкупающей
приветливостью.
     - Совершенно  верно!  -  сказал он. - Преступление глупца всегда бывает
раскрыто.  Преступление мудреца остается навсегда нераскрытым. Если бы я мог
указать  вам  пример - значит, преступление совершил не мудрец. Дорогая леди
Глайд,  ваш  английский здравый смысл мне не по плечу. Мне сделали шах и мат
на этот раз. Правда, мисс Голкомб?
     - Не  сдавайтесь,  Лора! - насмешливо воскликнул сэр Персиваль, который
слушал  у  порога.  -  Скажите  ему  еще,  что всякое преступление неизменно
бывает  раскрыто...  Вот вам еще кусочек морали из детского учебника, Фоско.
Все преступления неизменно бывают раскрыты. Какая дьявольская чушь!
     - Я верю в это, - спокойно сказала Лора.
     Сэр  Персиваль  залился  таким  злобным и неистовым хохотом, что мы все
удивленно оглянулись на него. Больше всех, казалось, удивился граф.
     - Я тоже верю в это, - сказала я, приходя Лоре на помощь.
     Сэр  Персиваль,  так  безотчетно  хохотавший над замечанием своей жены,
казалось,  рассердился  на мои слова. Он яростно ударил по песку своей новой
палкой и быстро пошел от нас прочь.
     - Бедняга  Персиваль!  -  воскликнул  граф  Фоско,  с улыбкой глядя ему
вслед.  -  Он жертва английского сплина. Но, мои дорогие мисс Голкомб и леди
Глайд,  вы в самом деле верите, что преступление всегда бывает раскрыто?.. А
вы,  мой  ангел?  - обратился он к своей жене, молчавшей все это время. - Вы
тоже так считаете?
     - Я  жду,  пока мне объяснят, - отвечала графиня ледяным и укоризненным
тоном,  предназначенным  для  Лоры  и  меня.  -  Я  жду, прежде чем отважусь
высказать   собственное   мнение   в  присутствии  таких  высокообразованных
джентльменов.
     - Вот  как,  графиня! - заметила я. - Я помню, как когда-то вы боролись
за права женщин, а ведь женская свобода мнений была одним из этих прав!
     - Мне  интересно  знать,  каково  ваше мнение, граф? - продолжала мадам
Фоско,  невозмутимо  крутя  пахитоски  и  не  обращая  на  меня ни малейшего
внимания.
     Граф  задумчиво  гладил  пухлым  мизинцем  одну  из своих белых мышек и
ответил не сразу.
     - Просто  удивительно,  -  сказал  он,  -  как  легко общество скрывает
худшие  из  своих  погрешностей с помощью трескучих, громких фраз. Механизм,
созданный  для  раскрытия  преступления,  кр