Александр Житинский
   Старичок с Большой Пушкарской

   Посвящаю моей младшей любимой дочери Саше


   * ПРОЛОГ
   * Глава 1 БОМЖиЗ
   * Глава 2 СЕСТРА МИЛОСЕРДИЯ
   * Глава 3 ДОЛОЙ КОРРОЗИЮ!
   * Глава 4 СКРЫТНЫЕ ЖИТЕЛИ
   * Глава 5 НА АНТРЕСОЛЯХ
   * Глава 6 ОБЫСК С ПРИВИДЕНИЕМ
   * Глава 7 ПАПИНЫ ПИСЬМА
   * Глава 8 МАМА ПРИЕХАЛА
   * Глава 9 ЯВКА С ПОВИННОЙ
   * ГЛАВА 10 ІРЕІЛЬ
   * Глава 11 ПРОВОДЫ ПРИВИДЕНИЯ
   * Глава 12 ОСВОБОЖДЕНИЕ
   * Глава 13 ПОГОНЯ
   * Глава 14 ПРЕДСТАВЛЕНИЕ ПРОДОЛЖАЕТСЯ
   * ЭПИЛОГ

   ПРОЛОГ
   Запомни! - сказал Билинда. - Твоя мысль - это единственное, что оста-
нется от тебя в межзвездном пространстве. Не теряй  мысли,  Альшоль!  Не
отвлекайся на пустяки, иначе твое движение  замедлится.  Не  возвращайся
мыслями к прошлому, иначе полетишь назад. Думай о будущем,  и  тогда  ты
достигнешь Земли в кратчайший срок... И все же я не  понимаю,  зачем  ты
возвращаешься на Землю, - вздохнул Билинда. - Ты ведь знаешь,  что  ждет
тебя там?
   - Знаю, - сказал Альшоль. - Но не это кажется мне самым страшным.
   - А что кажется тебе самым страшным? - удивился Билинда.
   - Одиночество.
   - Обидно это слышать от друга, - печально сказал Билинда.  -  Неужели
тебе было одиноко здесь, на Фассии?
   - Не сердись, Билинда. Но ведь я - человек, а  ты  -  дождь.  Я  буду
всегда вспоминать и тебя, и Уэлби, и Далибаса. Вы - мои вечные друзья. И
все же я хочу к людям, потому что я - человек.
   - Ты был человеком, - возразил Билинда. - Это было очень  давно.  Те-
перь ты - питомец Фассии, нашей вечной матери, даровавшей всем нам бесс-
мертие. Зачем ты отказываешься от вечности?
   - По правде сказать, мне немного надоела вечность, - сказал  Альшоль,
подставляя своему другу ладони. - Люди не созданы для вечности, она им в
тягость.
   - Однако ты терпел целых семьсот пятьдесят лет, - заметил дождь.
   - Я привыкал к вечности, я старался ее понять. Лет сто я  даже  любил
вечность, - вздохнул Альшоль. - И все же она оказалась не для меня.
   - Жаль... - прошелестел Билинда. - С кем я буду теперь  разговаривать
по утрам? Я стучал тебе в окно первыми каплями и всегда  уважал  за  то,
что ты не раскрывал зонтик, выходя на крыльцо. По-моему, у тебя даже нет
зонтика?
   - Само собой. Некрасиво раскрывать зонтик, когда беседуешь с  дождем.
Ты был всегда таким теплым, Билинда...
   - Вот-вот, - проворчал дождь, стекая по белоснежной бороде Альшоля. -
А на Земле ты познакомишься с другими дождями, станешь с ними  петь  пе-
сенки и пробовать на язык их капли.
   - Во-первых, дожди на Земле не умеют петь.  Разве  что  без  слов,  -
улыбнулся Альшоль. - А во-вторых, там сейчас неважно с экологией, поэто-
му пробовать там капли дождя - опасно. Они могут быть ядовиты.
   - Ядовиты?! - ужаснулся Билинда. - И ты летишь  туда?!  Скажи,  а  ты
сможешь вернуться сюда, если захочешь?
   - Нет, - покачал головой Альшоль. - Мысль способна приводить  тела  в
движение только здесь, на Фассии. На Земле мысль  не  может  сдвинуть  с
места даже песчинку.
   - Зачем же они там вообще думают, если мысль ничего не может? -  уди-
вился Билинда.
   - Мысль и там многое может. Но для  того,  чтобы  она  осуществилась,
нужно постараться. На Земле это называется трудом. А без труда,  говорят
на Земле, не вытащишь и рыбку из пруда...
   - А на Фассии рыбку можно поймать запросто! - засмеялся Билинда,  ко-
лотя своего друга каплями по плечам. - Только подумал - и она уже в  ру-
ках!
   - Это у кого есть руки... - заметил Альшоль.
   - На что ты намекаешь? - обиделся Билинда.
   - Подумаешь - руки! Может, мне и глаза завести, и бороду, как у тебя?
Я - дождь, и горжусь этим! Руки мне ни к чему. И борода тоже...
   - Разве я настаиваю,  чтобы  ты  отпустил  бороду?  -  развел  руками
Альшоль.
   - Я бы и бороду отрастил. Лишь бы ты остался, - еле слышно сказал Би-
линда. - Ну кому я буду по утрам стучать в окно?
   - Постучишь Далибасу. А захочешь - тоже прилетишь на Землю. -  сказал
Альшоль.
   - Чтобы стать бессловесным тупым ливнем? Пролиться из тучи  и  погиб-
нуть? - оскорбился Билинда. - Здесь моя мысль собирает капли в  ручейки,
ручейки становятся лужами, лужи испаряются и превращаются  в  облака,  а
потом появляюсь я, чтобы поговорить с тобой. Ни одна капля еще не пропа-
ла! А кто уследит за ними на Земле, если я буду лишен мысли?
   - Прилетай вместе с мыслью. Ты будешь первым мыслящим дождем на  Зем-
ле. Глядишь - и другие научатся!
   - Это мысль! - обрадовался Билинда. - Ну, давай прощаться, у меня об-
лако кончается. Подставь мне лицо и бороду, я хочу умыть тебя в  послед-
ний раз.
   Альшоль поднял лицо. Дождь сбегал тонкими струйками по щекам и  боро-
де.
   - Прощай, Билинда!
   - Прощай, Альшоль!
   Облако пролилось все, до капли. В небе над Фассией снова засияли  два
солнца - одно побольше, красноватого цвета, другое - маленькое,  голубо-
ватое. Запели птицы и камни, приветствуя свет. Зашевелились  листья  де-
ревьев, их мысли о теплом дожде сплелись в прозрачную тонкую сеть.
   Альшоль вздохнул всею грудью и прикрыл глаза. Теперь нужно было  нап-
равить мысль в сторону родной планеты Земля. Альшоль сложил руки на гру-
ди и застыл, как изваяние, пытаясь вообразить весь путь в космосе до са-
мой Земли. Потом он коротко и решительно подумал: "Лечу!"
   И в тот же миг исчез с планеты Фассия.

   Глава 1 БОМЖиЗ
   Участковый инспектор  милиции  старший  лейтенант  Тофик  Мулдугалиев
придвинул к себе рапорт постового Бучкина и углубился в чтение.
   В рапорте, написанном с большим числом орфографических ошибок,  сооб-
щалось, что постовой Бучкин обнаружил появление в микрорайоне нового ли-
ца без определенного местожительства и занятий.
   Лицо это, старик "на вид около восьмидесяти лет", как было написано в
рапорте, впервые попал в поле зрения постового неделю назад  на  Большой
Пушкарской. Он обратил на себя внимание тем, что был одет  в  непонятную
хламиду зеленого цвета, а также попыткой разговаривать с кустом сирени в
скверике на углу Пушкарской и улицы Олега Кошевого.  Постовой,  подкрав-
шись сзади, подслушал часть разговора, но внятно изложить его суть в ра-
порте не сумел. Вроде бы, старик уговаривал куст сирени не стесняться  и
снять со своих уст какой-то запрет.  В  рапорте  Так  и  было  написано:
"снять запрет с уст". Увидев постового, старик поклонился ему и  сказал:
"Здравствуй, друг! Давно не виделись", - на что  постовой,  естественно,
потребовал документы.
   Никаких документов у старика не оказалось, поэтому постовому пришлось
расспросить седобородого незнакомца - кто он и откуда взялся.
   Выяснилось, что зовут его Альшоль. Фамилия это или имя, старик  отве-
тить затруднился. Альшоль - и все! На вопрос о возрасте Альшоль дал  от-
вет совершенно бредовый. Он заявил, что ему семьсот пятьдесят один  год.
Где родился - помнит смутно, говорит, что где-то  на  Севере;  когда  же
постовой спросил, откуда он приехал в Ленинград, Альшоль ответил  корот-
ко: "Издалека".
   Тут бы его и арестовать и отправить в спецприемник, но постовой  Буч-
кин почему-то этого не сделал. Отпустил старика. Впрочем, тот никуда  не
делся, продолжал околачиваться в скверике, вступал в беседы с  гуляющими
там мамашами и их малолетними детьми, кормил воробьев  гречневой  кашей,
которую неизвестно где раздобыл, а на ночлег устроился в телефонной буд-
ке, что на Большой Пушкарской неподалеку от кинотеатра  "Молния",  прямо
напротив гриль-бара.
   Спал он там сидя, привалившись к стенке и положив свою длинную бороду
на колени.
   Через пару дней старика уже хорошо знали окрестные жители,  дали  ему
прозвище "зеленый попик" за его странную хламиду, напоминавшую поповскую
рясу, и стали выносить ему из домов поесть. Причем Бучкин  заметил,  что
Альшоль ел очень мало - и только рассыпчатые каши:  рисовую,  гречневую,
пшенную. Остатки скармливал птицам.  Когда  выносили  суп  или  котлету,
Альшоль угощал кошек и собак.
   Спал он по-прежнему в телефонной будке. Сон его был очень чуток,  так
что если кому-нибудь требовалось
   позвонить даже поздно вечером, Альшоль немедленно просыпался, гостеп-
риимно распахивал дверь и приглашал в телефонную будку: "Милости прошу!"
- или: "Добро пожаловать!"
   На четвертый день, как докладывал постовой, старик разжился шваброй и
ведром воды, взятыми в соседнем доме, и вымыл свою телефонную  будку  до
блеска. Видимо, этого ему показалось мало, и он выкрасил таксофон в жел-
тый цвет, одолжив кисточку и краску у тех же обитателей соседнего дома.
   Но на этом подвиги неугомонного старичка не кончились. Уже на следую-
щий день он, как явствовало из рапорта, выпросил в  ближайшем  отделении
связи горсть двухкопеечных монет под расписку и, обосновавшись рядом  со
своею будкой под старым зонтиком, разменивал желающим позвонить по теле-
фону серебряную монету на "двушки". Серебряные деньги  аккуратно  сдавал
наутро в отделение связи.
   Участковый дочитал рапорт, отложил его в сторону и ознакомился с дру-
гими бумагами. Среди них  было  донесение  ночной  патрульной  службы  о
странном скоплении людей ночью на детской площадке, что  на  углу  улицы
Ленина и Большой Пушкарской. Толпа человек в десять, сгрудившись на пло-
щадке, увлеченно занимались каким-то делом, но при появлении  патрульной
машины бросились врассыпную. Неизвестные разбежались по подворотням, ни-
кого задержать не удалось. Осмотр площадки показал, что толпа,  по  всей
вероятности,  занималась  вырезыванием  из  толстого  бревна  деревянной
скульптуры. Вокруг неоконченной работы валялись  свежие  стружки  и  был
найден остро заточенный нож.
   Последним документом оказалась жалоба работников  плавательного  бас-
сейна из детской спортивной школы. Неизвестные  злоумышленники  за  ночь
вычерпали из бассейна почти всю воду, которой, судя по всему, щедро  по-
лили находящиеся вокруг бассейна стулья, спортивные снаряды и прочий ин-
вентарь: утром все это было найдено мокрым. Никаких повреждений  дверей,
окон и замков обнаружено не было.
   Лейтенант Мулдугалиев пригладил свои черненькие  усики,  надвинул  на
лоб фуражку и решительным шагом покинул кабинет,  чтобы  разобраться  во
всем на месте. Первым делом он поспешил на Большую Пушкарскую к телефон-
ной будке. Не хватало ему только "зеленых попиков" на участке!
   Не доходя нескольких десятков метров до места, указанного в  рапорте,
участковый убедился, что донесение  постового  Бучкина  полностью  соот-
ветствует действительности. У свежевымытой телефонной будки с  желтеющим
внутри таксофоном на низенькой табуретке сидел старичок в зеленой хлами-
де. В руках он держал старый сломанный зонт с прорванными перепонками.
   Мулдугалиев подошел поближе и увидел, что на коленях  старичка  лежит
картонная дощечка с надписью: "Размен монет для автомата" - и тут же ак-
куратными столбиками размещаются двухкопеечные монетки.
   Старичок поднял на милиционера глаза и доверительно улыбнулся.
   - Гражданин Альшоль? - спросил участковый.
   - Только не гражданин. Просто - Альшоль, - ответил старичок.
   - У нас так положено: либо "товарищ",  либо  "гражданин",  -  пояснил
лейтенант и, приложив руку к козырьку, представился: -  Участковый  инс-
пектор Мулдугалиев... Вы от какой организации работаете?
   - Я не от организации. Я от себя, - сказал старичок.
   - Нарушаете, - по-отечески мягко сказал Мулдугалиев. - У вас есть па-
тент на индивидуальную трудовую деятельность?
   Старичок задумался. Он явно не понял вопроса.
   - Документ на право торговли с рук у вас есть? - спросил инспектор.
   - Я не торгую. Я просто помогаю тем, у кого нет монетки.
   - Значит, оказываете услуги населению! -  обрадовался  участковый.  -
Патент на оказание услуг имеете?
   - Я ничего не имею, кроме свободного времени, - ответил Альшоль.
   - Вы на пенсии? - спросил участковый.
   - Давным-давно! Только я ее не получаю.
   - Почему?
   - Не платят, - вздохнул Альшоль.
   - В собес обращались?
   - Нет-нет, никуда не обращался.
   - Гражданин Альшоль, перестаньте морочить мне
   голову! - вскричал Мулдугалиев. - Вы ленинградец?
   - Теперь - да.
   - А раньше?
   - Раньше - нет.
   - Откуда же вы?
   - С Фассии, - ответил Альшоль.
   Участковый задумался. Он не слыхал о таком городе или местности. Вок-
руг между тем понемногу собирались зеваки. Милиционер наклонился к  ста-
ричку и спросил в упор:
   - С какой целью прибыли в Ленинград?
   - Умирать... - печально вздохнув, ответил Альшоль.
   - Так чего же... это... - участковый растерялся.
   - Почему  не  умираю?  Время  требуется.  Подождите  немного.  Я  уже
чувствую необратимые изменения, происходящие в моем организме. За неделю
я постарел на несколько десятков лет.
   Все это Альшоль выговорил участковому тихо и  смиренно,  будто  давно
свыкся с мыслью о близкой смерти и ему неприятно причинять хлопоты окру-
жающим.
   Мулдугалиев побагровел. А что если этот седобородый старик  и  впрямь
загнется здесь, на его участке? Разборок не оберешься!
   - Следуйте за мной, - приказал он, выпрямляясь.
   - Куда? - удивился Альшоль.
   - В отделение. Там разберемся.
   - Эй, лейтенант, чего к старику привязался? Он что - мешает  тебе?  -
раздался голос из толпы.
   Участковый оглянулся. Спрашивал парень лет двадцати с квадратными би-
цепсами. Рядом с ним стояли двое таких же. Наверное, культуристы из клу-
ба "Атлант", неиначе.
   - Нарушение... - сбавил голос Мулдугалиев.
   - В чем нарушение? Сидит себе на солнышке, монетки меняет...
   - Да он же сумасшедший... - еще более понизив голос, отвечал участко-
вый. - Вот скажи, дед, какой у тебя возраст? -  снова  повернулся  он  к
Альшолю.
   - Семьсот пятьдесят один год, - ответил Альшоль.
   - Ну, видите! - обрадовался Мулдугалиев.
   - Ничего не значит. Мафусаилу еще больше было, - сказала из толпы де-
вушка.
   - Кому? - насторожился участковый.
   - Это из Библии. Вы не знаете.
   - А он тоже из Библии?! - закричал Мулдугалиев.
   - Ладно, лейтенант. Если старику нужна помощь, врача пришли. А в  от-
деление таскать нечего, - спокойно, с расстановкой произнес парень с би-
цепсами.
   Его друзья согласно кивнули.
   Мулдугалиев струсил. Эти старика не отдадут.
   Он изобразил на лице фальшивую улыбочку.
   - Я же как лучше хотел... Пожалуйста, пусть сидит. Мне не жалко...  А
в собес обратиться надо, гражданин Альшоль, - напутствовал он старика  и
вразвалку, стараясь сохранять достоинство, двинулся по улице дальше.
   Парень с бицепсами положил перед Альшолем кусочек бумажки.
   - Вот мой телефон, дед. Если что - звони. Я здесь рядом живу...
   - Спасибо, - сказал Альшоль. - Только вы напрасно беспокоитесь, пото-
му что мне скоро умирать.
   - Ну, с этим делом можно не торопиться, - сказал парень.
   А лейтенант милиции, обдумывая планы мести, дошел  по  Пушкарской  до
скверика на углу улицы Ленина. И вправду, на детской площадке с деревян-
ными домиками и горками стоял обрубок бревна в два  обхвата  со  следами
свежей резьбы. Судя по всему, неизвестные злоумышленники пытались  выре-
зать человеческое лицо, но не успели. Из бревна торчал нос, а глаз смот-
рел на участкового инспектора с выражением неземной кротости.
   "Надо дать команду дворникам, чтобы убрали", - отметил про себя  Мул-
дугалиев и вернулся в свой кабинет. Там он сел за стол, вынул  из  ящика
толстую тетрадь и занес в нее сведения о старичке с Большой Пушкарской.
   Сведения выглядели так:
   "Фамилия, имя, отчество - Альшоль.
   Год рождения - 1239 (по его же словам).
   Место рождения - Фассия.
   Национальность - не установлена.
   Род занятий - без определенного местожительства и занятий (БОМЖиЗ), в
настоящее время занимается разменом монет на Большой Пушкарской,  ночует
в телефонной будке".
   Занеся эти сведения в общую тетрадь,  Мулдугалиев  придвинул  к  себе
чистый лист бумаги и принялся писать представление  районному  прокурору
на  предмет  принудительного  психиатрического  обследования  гражданина
Альшоля, лица БОМЖиЗ, 1239 года рождения, обитающего ныне  на  вверенном
ему участке.

   Глава 2 СЕСТРА МИЛОСЕРДИЯ
   Санька закончила шестой класс с двумя тройками - по русскому языку  и
ботанике. Возникла перспектива ехать на дачу с дедушкой  и  его  сестрой
бабушкой Клавой.
   Санька как только вспоминала бабушку Клаву, так сразу дергалась. Баба
Клава любила закатывать банки с  маринованными  огурцами  и  употребляла
слова "намедни" и "давеча", а Санька никак не могла понять - какая  раз-
ница между этими словами. Но мама все равно намеревалась упрятать Саньку
на дачу, поскольку сама уезжала на гастроли  со  своим  хореографическим
кружком по старинным русским городам - Углич, Ростов, Ярославль  и  Мыш-
кин.
   Санькина подруга Кроша, когда услыхала  про  город  Мышкин,  чуть  не
расплакалась - так ей стало жаль этот город! Они в тот день сидели и об-
суждали, как на лето избавиться от родственников: Крошу тащили в Крым, в
пансионат. От пансионата не отвертишься, там путевки и трехразовое пита-
ние. Кроше и самой было жалко питания, если оно  пропадет.  Поэтому  она
больше изобретала идею для Саньки, понимая, что сама на трехразовое  пи-
тание обречена.
   - Запишись в городской пионерский лагерь при  ЦПКиО,  -  посоветовала
Кроша.
   - Мама не разрешит. Она говорит, что на даче - воздух.
   - А ты скажи... Скажи, что у тебя пионерское поручение!  -  придумала
Кроша. - Запишись в отряд милосердия!
   Отряд милосердия создали в школе недавно, когда узнали про это  слово
и стали вспоминать, что оно означает. И Кроша записалась в  отряд  мило-
сердия. А Санька - нет. Раз в неделю Кроша навещала старушку Софью Рома-
новну на Гатчинской улице, бегала для нее в магазин за кефиром и  подме-
тала коридор в коммунальной квартире, где старушка жила. Софья Романовна
давала Кроше конфетку, и они прощались  до  следующего  вторника.  Кроша
считала; что сеет добро и милосердие. Санька не соглашалась.
   - Если уж милосердствовать, - говорила Санька, - то каждый день!
   - Каждый день я не могу, - вздыхала Кроша.
   - У меня музыкальная школа.
   И вот теперь, накануне отъезда в пансионат, Кроша со  всей  щедростью
предложила свою старушку подруге.
   - Я скажу Софье Романовне, что ее передали тебе. Будешь  ходить,  как
договоритесь. Остальное время - твое, - сказала Кроша. -  Твоя  мама  не
станет возникать против милосердия.
   - А если она узнает, что отряд на лето распущен?
   - Откуда она узнает? Школа уже закрыта, Наталья Валентиновна в отпус-
ке, - резонно возразила Кроша.
   - А эта... Софья Романовна твоя... Что она заставляет делать?  -  за-
капризничала Санька.
   - Что значит - "заставляет"? - возмутилась Кроша. - Если "заставляет"
- это уже не милосердие, а рабство! Ты должна сама! Ты теперь сестра ми-
лосердия...
   - Ну, хорошо, - согласилась Санька.
   Вечером того же дня Санька проверила маму на милосердие. Она так рас-
писала немощь и болезни Софьи Романовны, что мама сдалась.  Конечно,  ей
очень не хотелось, чтобы Санька летом болталась в городе одна, но Санька
уверила, что отряд милосердия не даст ей скучать.
   - Мы утром со старичками, а вечером - дискотека!
   - Лучше уж и вечером со старичками, - сказала мама.
   Дедушка разворчался, вспомнил свое  деревенское  детство  и  зачем-то
войну, но в конце концов тоже смирился. Против милосердия не попрешь.
   Перед отъездом в пансионат Кроша повела Саньку к Софье Романовне. Они
пришли на Гатчинскую улицу, во двор, где была навалена куча угля, и под-
нялись по грязной лестнице на четвертый этаж.
   Кроша позвонила три раза. Дверь открыл парень лет двадцати в майке  и
в брюках. В руках он держал вилку. На вилку был насажен огурец.
   - Софь Романовна дома? - спросила Кроша.
   - Она умерла, - заявил парень и с хрустом откусил огурец.
   - Как?!. Я же у нее была месяц назад... - пролепетала Кроша.
   - Угу, - кивнул он, жуя. - Две недели, как представилась.
   - Что сделал