л он, подразумевая ее вчерашний успех.
   - А вы? - в свою очередь спросила Керри.
   Герствуд вспыхнул при виде улыбки, которой она наградила его.
   - Это было изумительно, - ответил он.
   Керри радостно засмеялась.
   - Я давно уже не видел такой игры! - добавил Герствуд. Он  воскрешал  в
памяти восторженные впечатления минувшего вечера, и  к  ним  примешивалось
радостное сознание, что Керри в эту минуту с ним.
   А она наслаждалась тем вниманием, каким окружал ее  этот  человек.  Она
оживилась и вся засияла каким-то внутренним светом. В каждом звуке  голоса
Герствуда она чувствовала, как велико его тяготение к ней.
   - Благодарю вас за цветы, - сказала она, помолчав. - Они прекрасны!
   - Я очень рад, что они вам понравились, - просто ответил Герствуд.
   Его не покидала мысль о том, как он еще далек  от  цели.  Ему  хотелось
говорить о своем чувстве. Казалось, почва была  вполне  подготовлена.  Его
Керри  шла  рядом  с  ним.  Он  с  радостью  немедленно  приступил  бы   к
решительному разговору, но, увы, сейчас у него почему-то не хватало  слов,
и он не знал, с чего начать.
   - Вы благополучно добрались до  дому?  -  довольно  угрюмо  спросил  он
вдруг. В его голосе теперь звучала жалость к самому себе.
   - О да! - беспечно ответила Керри.
   Герствуд пристально посмотрел на нее; замедлив шаг, он поистине сверлил
ее взглядом.
   Волна страсти нахлынула на нее.
   - А как будет со мной? - спросил Герствуд.
   Этот вопрос смутил Керри. Она поняла, что наступает решительная минута,
но не знала, что отвечать.
   - Право, не знаю, - сказала она.
   Герствуд прикусил губу. Он остановился и стал рассеянно водить по траве
носком ботинка. Подняв глаза, он с мольбой и нежностью посмотрел на Керри.
   - Неужели вы не уйдете от него? - взволнованно спросил он.
   - Не знаю, - ответила Керри, которой казалось, что она бездумно  плывет
куда-то по воле волн и ей не за что ухватиться.
   Надо сказать, что она находилась в  крайне  затруднительном  положении.
Перед ней стоял человек, который ей очень, нравился, который имел  на  нее
сильное влияние, - такое сильное, что  заставил  ее  поверить,  будто  она
питает к нему глубокую страсть. Керри по-прежнему находилась в его  власти
- его проницательный  взгляд,  его  учтивые  манеры,  элегантность  одежды
просто завораживали ее. Она глядела на него и видела  перед  собой  самого
обаятельного, самого приятного  ей  человека,  который  склонился  к  ней,
переполненный  чувством,  вызывавшим  у  нее   восторг.   Она   не   могла
противостоять  его  темпераменту,  его  горящим  глазам  и  не  могла   не
испытывать того, что испытывал он.
   И все же ее томили тревожные мысли.
   Что Герствуду известно о ней? Что говорил ему про нее Друэ? Считает  ли
Герствуд ее женою молодого коммивояжера? Собирается ли он жениться на ней?
Даже слушая его, тая от его слов и глядя  на  него  светившимся  нежностью
взглядом, она не переставала думать о том, говорил ли ему Друэ, что они не
женаты? Никогда нельзя предусмотреть, что скажет или сделает Друэ.
   Однако любовь Герствуда не доставляла ей  никаких  огорчений.  Знал  он
что-либо или нет, но она никогда не замечала даже тени  упрека.  Очевидно,
он искренен. Страсть его горяча и неподдельна. В его словах  чувствовалась
сила. Но что же ей делать? Керри не переставала  размышлять  об  этом,  не
приходя ни к какому определенному решению, наслаждаясь любовью Герствуда и
беспомощно барахтаясь во власти потока, уносившего ее  в  безбрежное  море
неизвестности.
   - Почему вы не уходите от него? - с  нежностью  сказал  Герствуд.  -  Я
обеспечу вас так, что...
   - О, не надо! - прервала она его.
   - Не надо чего? - спросил он. - Что вы хотите этим сказать, Керри?
   На ее лице отразились смятение и горе. Ее как ножом полоснули  слова  о
каком-то "обеспечении" вне крепкой ограды брака.
   Герствуд тоже понял, что у него вырвалась чрезвычайно неудачная  фраза.
Он тщетно пытался взвесить ее последствия, но ничего не  мог  предугадать.
Он продолжал говорить, разгоряченный близостью Керри,  и  в  то  же  время
напряженно обдумывал план действий.
   - Почему вы не хотите? -  снова  спросил  он,  придавая  своему  голосу
особую почтительность. - Ведь вы знаете, что я не могу жить без вас...  Вы
это знаете... Так больше не может продолжаться... Я думаю, вы и  сами  это
видите.
   - Да, не может, - согласилась Керри.
   - Я не стал бы просить вас, если бы... я не стал  бы  уговаривать  вас,
если бы я мог побороть себя. Взгляните на меня, Керри! Поставьте  себя  на
мое место! Ведь вы не захотите расставаться со мной, правда?
   Керри в глубоком раздумье покачала головой.
   - В таком случае почему бы не покончить с этим раз навсегда?
   - Не знаю, - тихо произнесла Керри.
   - Вы не знаете! Ах, Керри, что заставляет вас так говорить! Не  мучайте
меня! Говорите серьезно.
   - Я говорю серьезно, - ласково отозвалась Керри.
   - Нет, этого не может быть, иначе вы бы так не сказали... тем более что
вы знаете, как я люблю вас. Вспомните вчерашний вечер.
   Герствуд произнес последние слова  самым  спокойным  тоном.  Он  сейчас
прекрасно владел собой. Лишь в глазах его заметно было  беспокойство,  они
горели  ярким,  всепожирающим  огнем.  В  них  сосредоточилось   все   его
внутреннее напряжение.
   Керри все еще молчала.
   - Как вы можете так относиться к этому,  моя  радость?  -  снова  начал
Герствуд немного спустя. - Ведь вы любите меня, правда?
   В голосе его слышалась такая бурная страсть, что Керри была ошеломлена.
На миг все ее сомнения рассеялись.
   - Да, - искренне и нежно ответила она.
   - Тогда уйдем со мной. Хорошо? - горячо заговорил Герствуд.  -  Сегодня
же!
   Несмотря  на  всю  свою  растерянность,  Керри  отрицательно   покачала
головой.
   - Я не могу больше ждать! - настаивал Герствуд. - Если не  сегодня,  то
хотя бы в субботу.
   - А когда мы обвенчаемся? -  робко  спросила  Керри,  совсем  забыв  от
волнения, что Герствуд, как она надеялась, считает ее женой Друэ.
   Герствуд  слегка  вздрогнул,  очутившись  перед  проблемой,  еще  более
тягостной для него, чем для нее. Но он ничем не выдал тех мыслей,  которые
с молниеносной быстротой возникли у него в уме.
   - Когда хотите, - с легкостью ответил он, не желая  портить  очарование
минуты размышлениями об этом проклятом вопросе.
   - В субботу? - продолжала Керри.
   Герствуд кивнул.
   - Если мы в субботу обвенчаемся, я уйду с вами, - сказала Керри.
   Герствуд смотрел на свою очаровательную, заманчивую добычу, которую ему
так трудно было завоевать, и строил  самые  странные  планы.  Его  страсть
достигла тех пределов, когда человек  уже  не  подчиняется  рассудку.  Как
могли тревожить его всякие мелкие препятствия, если в  награду  его  ждала
любовь такой прелестной женщины. Он закрывал глаза на все трудности  и  не
желал отвечать на возражения, которые  холодная  действительность  бросала
ему в лицо. В ту минуту он  готов  был  обещать  что  угодно,  предоставив
судьбе потом выручать его. Он решил пробиться в рай,  а  там  -  будь  что
будет. Он должен хоть раз в жизни познать счастье, хотя бы ценою отречения
от чести и правды.
   Керри с нежностью посмотрела  на  него.  Все  устраивалось  как  нельзя
лучше. Ей хотелось положить голову ему на плечо  -  все  это  казалось  ей
таким счастьем.
   - Я постараюсь быть готовой к тому времени, - сказала она.
   Герствуд любовался ее милым личиком, по  которому  еще  пробегали  тени
боязни и сомнения, и невольно думал при этом, что никогда не  видел  более
очаровательного создания.
   - Мы еще завтра встретимся и поговорим о наших планах, - весело  сказал
он.
   Герствуд шел рядом с ней  по  дорожке,  радуясь  тому,  что  произошло.
Говорил он мало, но не из слов слагалась та длинная повесть о его  радости
и нежности, которую он ей поведал. Только через полчаса он  вспомнил,  что
пора расставаться, так как жизнь  неумолимо  призывала  его  к  исполнению
определенных обязанностей.
   - До завтра! - сказал  он  на  прощанье,  стараясь  держаться  бодро  и
непринужденно.
   - До завтра! - отозвалась Керри и весело пошла прочь.
   Последний час принес ей бездну блаженства, и она уже не  сомневалась  в
том, что по-настоящему любит  Герствуда.  Она  даже  вздохнула,  вспоминая
своего красивого поклонника. Да, она будет готова к субботе, она  уйдет  с
ним, и они будут счастливы!



22. ПОСЛЕДНЯЯ ВСПЫШКА. СЕМЕЙНЫЕ НЕУРЯДИЦЫ

   Неприятности в семье Герствуда объяснялись тем, что ревность, рожденная
любовью, не умерла вместе с нею, а продолжала жить в душе миссис  Герствуд
и  при  соответствующих  условиях  могла  в  любую  минуту  обратиться   в
ненависть. По своим физическим данным Герствуд все  еще  был  достоин  той
любви, которую жена когда-то питала к нему, хотя в  характере  его  она  и
разочаровалась. Что касается его, то он перестал быть внимателен к ней,  а
это для женщины хуже, чем явное прегрешение. Любовь  к  себе  подсказывает
нам, как следует расценивать другого человека, что должно  в  нем  считать
хорошим и что дурным, и миссис Герствуд начала видеть  в  равнодушии  мужа
многое такое, чего на самом деле вовсе не было. Ей чудились какие-то козни
в его поступках и словах, которые объяснялись лишь тем, что он  утратил  к
ней интерес. В  конце  концов  она  стала  злопамятной  и  подозрительной.
Ревность побуждала  ее  отмечать  малейшее  невнимание  со  стороны  мужа,
по-прежнему блиставшего элегантностью и непринужденностью манер. По  тому,
с какой тщательностью и вниманием он следил  за  своей  внешностью,  легко
было понять, что он отнюдь не потерял  интереса  к  жизни.  В  каждом  его
движении, в каждом взгляде сквозили отблески той радости,  что  доставляла
ему Керри, а борьба за  эту  новую  радость  придала  его  жизни  приятную
остроту. И миссис Герствуд  почуяла  перемену,  подобно  тому,  как  зверь
издалека чует опасность.
   Это ощущение усиливалось благодаря поведению Герствуда,  натуры  прямой
и, конечно,  более  сильной.  Мы  уже  видели,  с  каким  раздражением  он
уклонялся от обычных возлагаемых на мужа мелких обязанностей, не находя  в
них теперь ничего приятного, и как  в  последнее  время  он  начал  просто
огрызаться в ответ  на  язвительные  замечания  жены.  Эти  мелкие  стычки
питались  тем  взаимным  недовольством,  которым  была  насыщена  домашняя
атмосфера.
   Вполне понятно, что с неба, застланного такими  грозными  тучами,  рано
или поздно должен был  хлынуть  ливень.  Однажды  утром  миссис  Герствуд,
взбешенная явным и полным равнодушием мужа к  ее  планам,  отправилась  из
столовой к Джессике, которая сидела у себя  в  комнате  перед  зеркалом  и
лениво расчесывала волосы. Герствуд уже успел уйти из дому.
   - Я очень просила бы тебя не запаздывать  так  к  завтраку!  -  сказала
миссис Герствуд, усаживаясь в кресло с корзиночкой для шитья в руках. - На
столе уже все остыло, а ты еще не ела.
   Обычно весьма сдержанная, миссис Герствуд  была  сильно  возбуждена,  и
Джессике суждено было ощутить на себе последние порывы шторма.
   - Я не голодна, мама, - спокойно ответила она.
   - В таком случае ты могла бы раньше сказать об этом! - отрезала  миссис
Герствуд. - Горничная убрала бы со стола вместо того, чтобы ждать тебя все
утро!
   - Она на меня не сердится, - сухо бросила Джессика.
   - Зато я сержусь! - повысила голос мать. - И  вообще  мне  не  нравится
твоя манера разговаривать со мной! Ты еще слишком молода, чтобы говорить с
матерью таким тоном!
   - О мама, ради бога, не кричи,  -  сказала  Джессика.  -  Что  с  тобой
сегодня?
   - Ничего! И я вовсе не кричу. А ты  не  думай,  что  если  я  иной  раз
потакаю тебе, то тебя все обязаны ждать! Я этого не допущу!
   - Я никого не заставляю ждать! - резко ответила Джессика,  переходя  от
пренебрежительного равнодушия к энергичной самозащите. - Я же сказала -  я
не голодна и не желаю завтракать.
   - Не забывай, с кем ты разговариваешь! - в  бешенстве  крикнула  миссис
Герствуд. - Я не потерплю такого тона, слышишь? Не потерплю!
   Последние слова донеслись до Джессики уже издалека, так как она тут  же
вышла из комнаты, шурша юбками, гордо откинув голову и  всем  своим  видом
показывая,  что  она  человек  независимый  и  ей  нет  никакого  дела  до
настроения матери. Спорить с ней дочь не желала.
   В последнее время такие размолвки участились. Они  были  неизбежны  при
совместной жизни слишком эгоистичных и самоуверенных натур.  Сын  проявлял
еще большую щепетильность в вопросах личной независимости  и  старался  на
каждом шагу показать, что он взрослый мужчина,  а  это,  конечно,  было  в
высшей степени необоснованно и глупо, так как ему шел лишь двадцатый год.
   Герствуд привык к общему уважению, и его,  человека  довольно  тонкого,
очень раздражало,  что  он  окружен  людьми,  для  которых  его  авторитет
перестал существовать и которых он с каждым  днем  понимал  все  меньше  и
меньше.
   И теперь, когда стали  возникать  всякие  мелкие  недоразумения,  вроде
размолвки, например,  которая  произошла  из-за  желания  миссис  Герствуд
выехать в Вокишу пораньше, он яснее осознал свое положение. Теперь уже  не
он руководил, а им руководили, и когда к тому же он то и дело  сталкивался
со вспышками раздражения, когда он видел, что  на  каждом  шагу  стараются
умалить его авторитет и  вдобавок  награждают  его  моральными  пинками  -
пренебрежительной  усмешкой  или  ироническим  смехом,  -  тогда  он  тоже
переставал владеть собой. Его охватывал с трудом сдерживаемый гнев,  и  он
мечтал развязаться  со  своим  домом,  который  казался  ему  раздражающей
помехой на пути его желаний и планов.
   Но несмотря на все, он сохранял видимость главенства и  контроля,  хотя
жена всячески старалась бунтовать.  Впрочем,  миссис  Герствуд  устраивала
сцены и открыто восставала против мужа лишь потому, что считала это  своим
правом. У нее не было никаких фактов, которыми она могла бы оправдать свои
поступки, никаких точных сведений, которые она могла бы  использовать  как
козырь   против   мужа.   Недоставало   лишь    явного,    неопровержимого
доказательства,  холодного  дуновения,  чтобы  нависшие  тучи   подозрений
разразились ливнем безудержного гнева.
   Однако вскоре миссис Герствуд случайно напала на след тайных похождений
мужа. Доктор Биэл, красивый мужчина, живший по  соседству  с  Герствудами,
встретил миссис Герствуд у ее дома спустя несколько дней после  того,  как
управляющий баром катался с Керри в экипаже по бульвару Вашингтона. Доктор
Биэл, случайно проезжавший той же дорогой, узнал Герствуда, лишь когда они
уже разъехались в  разные  стороны.  Что  же  касается  Керри,  то  он  не
разглядел ее и думал, что это жена Герствуда или его дочь.
   - Вы что же, перестали здороваться со знакомыми, когда встречаете их на
прогулке? - шутливо обратился он к миссис Герствуд.
   - Если я их замечаю, то здороваюсь, - ответила миссис Герствуд.  -  Где
же вы меня видели?
   - На бульваре Вашингтона, - произнес доктор Биэл.
   Он ожидал, что в ее глазах мелькнет воспоминание. Но она лишь  покачала
головой.
   - Около Гойн-авеню, - пытался напомнить ей доктор. - Вы были с мужем.
   - Мне кажется, что вы ошиблись, - ответила миссис Герствуд.
   Но когда он упомянул о ее муже,  у  нее  сразу  зародились  подозрения,
которые она, впрочем, ничем не выдала.
   - Я уверен, что видел вашего мужа, - продолжал доктор. - Но,  возможно,
это были не вы, а ваша дочь. Тут я не совсем уверен.
   - Вполне возможно, что это была она,  -  поспешила  согласиться  миссис
Герствуд, отлично зная, что такого случая не было: Джессика уже  несколько
недель никуда не выезжала без нее.
   Миссис Герствуд успела настолько овладеть собой, что тут же  попыталась
выведать какие-нибудь подробности.
   -  Когда  же  это  было?  Днем?  -  спросила  она,  искусно  разыгрывая
равнодушие и делая вид, будто кое-что знает об этом.
   - Да, часа в два или три.
   - В таком случае это была Джессика, - сказала миссис Герствуд, не желая
показывать, что придает какое-либо значение этому инциденту.
   Доктор Биэл,  со  своей  стороны,  тоже  сделал  кое-какие  выводы,  но
прекратил разговор, считая, что продолжать его не стоит.
   А миссис Герствуд в течение нескольких часов и даже дней ломала  голову
над полученными сведениями. Она нисколько не сомневалась, что доктор  Биэл
в самом деле встретил ее мужа, который  с  кем-то  катался  в  экипаже  по
бульвару, - по-видимому, с посторонней женщиной. А своей жене между тем он
говорил, что страшно занят.
   Миссис Герствуд с нарастающим гневом принялась вспоминать, сколько  раз
муж отказывался сопровождать ее в гости или участвовать  в  тех  или  иных
развлечениях, разнообразивших ее жизнь. Его видели в  театре  с  какими-то
людьми, которые, по его словам, были друзьями владельцев бара. Теперь  его
видели, когда  он  катался  по  бульвару  с  какой-то  женщиной,  и,  надо
полагать, у него и для  этого  готово  какое-нибудь  объяснение!  Возможно
даже, что были и другие женщины, о которых она не слыхала,  иначе  чем  же
объяснить, что он в последнее время все отговаривается делами и  проявляет
такое равнодушие к событиям семейной жизни? За последние несколько  недель
он стал страшно  раздражителен  и  все  время  норовит  куда-нибудь  уйти,
нисколько не интересуясь, все ли благополучно дома. В чем же дело?
   Миссис Герствуд вспомнила  также  -  и  немало  была  взволнована  этой
мыслью, - что Герствуд больше не смотрел на нее так, как бывало раньше,  и
в его взгляде уже не бывало удовлетворения или одобрения. Очевидно, помимо
всего прочего, он находил, что она стареет и становится неинтересной. Быть
может, он стал замечать ее морщинки. Она увядает с каждым днем, между  тем
как он сохранил еще всю элегантность и молодость. Он  по-прежнему  остался
душой общества во всевозможных  развлечениях,  а  она...  Миссис  Герствуд
больше не хотела думать об этом. Она только  сознавала,  что  находится  в
весьма печальном положении, и потому еще больше ненавидела мужа.
   Инцидент с доктором Биэлом не повлек за собой пока никаких последствий,
так как миссис Герствуд не имела никаких доказательств,  которые  дали  бы
повод  завести  разговор  с  мужем.  Но  атмосфера  недоверия  и  взаимной
неприязни все  сгущалась  и  время  от  времени  порождала  легкие  шквалы
раздражения и вспышки гнева. Вопрос о поездке на курорт  Вокиша  был  лишь
звеном в длинной цепи подобных столкновений.
   На следующий день после выступления Керри в клубе общества Лосей миссис
Герствуд и Джессика поехали на бега с  молодым  Тэйлором,  сыном  крупного
поставщика мебели.  Они  выехали  рано  и  случайно  повстречали  знакомых
Герствуда, тоже  "Лосей",  двое  из  которых  присутствовали  накануне  на
спектакле. Не будь Джессика так увлечена своим молодым спутником, вопрос о
спектакле, возможно, вовсе не был бы поднят. Но так  как  юный  Тэйлор  не
обращал никакого внимания на миссис  Герствуд,  последняя  вынуждена  была
вступить в короткий  разговор  с  раскланивавшимися  с  нею  знакомыми,  а
короткий разговор превратился в длинный, и она услышала весьма  интересную
новость.
   - Жаль, что вас не было вчера на нашем маленьком  спектакле,  -  сказал
джентльмен в красивом спортивном костюме и с биноклем через плечо. - Очень
жаль!
   Миссис Герствуд в недоумении уставилась на него. О чем он говорит?  Она
не была на каком-то  спектакле?  На  спектакле,  о  котором  она  даже  не
слыхала! С ее уст чуть было не сорвалось: "А что там было?" -  но  тут  ее
собеседник добавил:
   - Вашего мужа я там видел.
   Недоумения как не бывало, - ее охватили жгучие подозрения.
   - Да, - осторожно сказала она. - И что же,  было  интересно?  Муж  лишь
вкратце рассказал мне об этом.
   - Очень интересно! Один из лучших любительских спектаклей, на которых я
когда-либо присутствовал. Там выступала одна артистка,