Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
ться. Завтра
Хьюза выпускают из тюрьмы; маленькая натурщица не перестанет ходить к
мистеру Стоуну, если только не запретить ей это; мистер Стоун, по-видимому,
в ней нуждается; Бианка, по сути дела, объявила, что ее выгоняют из
собственного дома. Такова была ситуация, над которой ломал голову Хилери,
сидя под бюстом Сократа. Долгие и тягостные раздумья все время возвращали
его к мысли, что не Бианка, а он сам должен уехать из дому. Он с горечью и
презрением обвинял себя за то, что не догадался сделать это давным-давно. Он
обзывал себя всеми кличками, которые дал ему Мартин: "Гамлет", "дилетант",
"бесхребетный". Но это, к несчастью, не очень его утешало.
К концу дня ему был нанесен визит: держа в руке корзинку из ивовых
прутьев, в кабинет вошел мистер Стоун. Он не присел, а сразу же заговорил:
- Счастлива ли моя дочь?
При этом неожиданном вопросе Хилери молча отошел к камину.
- Нет, - ответил он наконец. - Боюсь, что нет.
- Почему?
Хилери молчал. Затем, взглянув старику в лицо, ответил:
- Я полагаю, что по некоторым причинам она будет рада, если я на время
уеду.
- Когда?
- В самом ближайшем времени.
Глаза мистера Стоуна, светившиеся печалью, казалось, старались
разглядеть что-то за стеной тумана.
- Мне думается, она приходила ко мне, - сказал он. - Я даже как будто
помню, что она плакала. Добры ли вы к ней?
- Я старался.
Лицо мистера Стоуна вдруг покраснело.
- У вас нет детей, - проговорил ом с болезненным усилием. - Вы живете
как супруги?
Хилери отрицательно покачал головой.
- Вы чужие друг другу?
Хилери наклонил голову. Последовало долгое молчание. Мистер Стоун
перевел взгляд на окно.
- Без любви не может быть жизни, - проговорил он наконец и опять
посмотрел на Хилери.
- Она любит другого?
И снова Хилери покачал головой. Когда мистер Стоун заговорил, было
ясно, что он говорит про себя:
- Не знаю, почему, но я рад этому. Вы любите другую?
При этом вопросе брови Хилери сдвинулись.
- Что вы называете любовью?
Мистер Стоун не ответил. Он, очевидно, был погружен в глубокие
размышления. Губы его начали шевелиться:
- Любовью я называю забвение самого себя. Часто бывают союзы, в которых
только проявляются инстинкты пола или сосредоточенность на самом себе...
- Это верно, - прошептал Хилери.
Мистер Стоун поднял голову - лицо у него было напряженное, растерянное.
- Мы обсуждаем! что-то?
- Я говорил о том, что для вашей дочери будет лучше, если я временно
уеду.
- Да, вы чужие друг другу, - сказал мистер Стоун.
- У меня есть на совести одно дело, о котором я должен рассказать вам
до того, как уехать. А потом решайте сами, сэр. Та молодая девушка, которая
приходит к вам работать, больше уже не живет там, где жила прежде.
- На той улице... - начал было мистер Стоун.
Хилери быстро продолжал:
- Она была вынуждена переехать, потому что муж той женщины, у которой
она снимала комнату, увлекся ею. Он сидел в тюрьме и завтра выходит на
свободу. Если девушка будет продолжать ходить сюда, он, конечно, сможет ее
разыскать. Боюсь, что он опять начнет ее преследовать. Вы меня поняли, сэр?
- Нет, - ответил мистер Стоун.
- Этот человек, - терпеливо разъяснил Хилери, - жалкое, грубое
существо, он был ранен в голову и не вполне отвечает за свои поступки. Он
может обидеть девушку.
- Как обидеть?
- Он уже поранил штыком свою жену.
- Я поговорю с ним.
Хилери улыбнулся.
- Боюсь, что слова тут едва ли помогут. Она должна скрыться.
Воцарилось молчание.
- Моя книга! - проговорил мистер Стоун.
Хилери словно что ударило, когда он увидел, как вдруг побелело лицо
старика. "Надо, чтобы он проявил силу воли, - подумал он. - Когда я уеду,
она все равно сюда больше не придет".
Но он просто не мог видеть трагические глаза мистера Стоуна и,
коснувшись его рукава, сказал:
- Быть может, сэр, она согласится на риск, если вы попросите.
Мистер Стоун не ответил, и Хилери, не зная, что еще сказать, отошел к
окну. В негустой тени, где не было ни слишком тепло, ни слишком холодно,
дремала Миранда, положив мордочку на лапы и слегка оскалив белые зубы.
Снова раздался голос мистера Стоуна:
- Вы правы: я не могу просить ее, чтобы она так рисковала!
- Вот она идет по саду, - сказал Хилери хрипло. - Позвать ее?
- Да.
Хилери знаком предложил девушке зайти.
Она вошла, неся в руке крохотный букетик ландышей. При виде мистера
Стоуна лицо у нее погасло; она стояла молча, подняв букетик к груди.
Поразителен был этот переход от трепещущей надежды к мрачному унынию. На
щеках у нее вспыхнули красные пятна. Она перевела взгляд с мистера Стоуна на
Хилери и снова на мистера Стоуна. Оба они смотрели на нее, не отрываясь. Все
трое молчали. Грудь маленькой натурщицы начала тяжело вздыматься, словно
после быстрого бега.
- Смотрите, мистер Стоун, что я вам принесла, - сказала она чуть слышно
и протянула ему букетик ландышей. Но мистер Стоун не шевельнулся. - Они вам
разве не нравятся?
Глаза мистера Стоуна по-прежнему были прикованы к ее лицу.
Хилери не вынес этого напряжения.
- Ну как, сэр, вы сами ей скажете или мне сказать?
Мистер Стоун заговорил:
- Я постараюсь дописать книгу без вашей помощи. Вы не должны
подвергаться риску. Я не могу допустить этого.
Маленькая натурщица водила глазами из стороны в сторону.
- Но мне нравится писать, когда вы диктуете, - сказала она.
- Этот человек может вас обидеть, - сказал мистер Стоун.
Маленькая натурщица взглянула на Хилери.
- А мне все равно, я его не боюсь, я могу сама за себя постоять, мне
это не в первый раз.
- Я уезжаю, - проговорил Хилери тихо.
Кинув на него отчаянный взгляд, будто спрашивая: "а я - я тоже еду?" -
маленькая натурщица застыла на месте.
Чтобы прекратить мучительную сцену, Хилери подошел к мистеру Стоуну.
- Вы будете диктовать ей сегодня, сэр?
- Нет.
- А завтра?
- Нет.
- Вы не хотели бы немного прогуляться со мной?
Мистер Стоун наклонил голову.
Хилери обернулся к маленькой натурщице.
- Итак, прощайте, - сказал он.
Она не приняла его протянутой руки. Глаза ее, глядевшие в сторону,
сверкали; она закусила нижнюю губу. Потом уронила букетик, взглянула на
Хилери, с усилием глотнула воздух и медленно вышла. Уходя, она наступила на
упавшие ландыши.
Хилери подобрал то, что осталось от цветов, и бросил за решетку камина.
В воздухе остался запах раздавленных ландышей.
- Теперь, сэр, мы можем отправиться на нашу прогулку, - сказал Хилери.
Мистер Стоун с трудом двинулся к двери, и вскоре оба они молча шагали к
Кенсингтонскому саду.
ГЛАВА XXXIV
ПРИКЛЮЧЕНИЕ ТАЙМИ
В этот самый день Тайми вышла из дому, ведя одной рукой велосипед, а в
другой держа легкий чемодан, и быстро свернула с Олд-сквер в проулок. Там
она остановилась, поставила чемоданчик и дала свисток, подзывая кэб. Он
подъехал к тротуару, и тут же какой-то оборванец, будто выскочивший прямо
из-под земли, завладел ее чемоданом. В тощем небритом лице оборванца было
страдание загнанного волка.
- Проваливай-ка, эй ты! - крикнул ему кэбмен.
- Ничего, пусть, - пробормотала Тайми. Оборванец поднял чемодан,
поставил его в кэб и стоял неподвижно, дожидаясь, когда ему заплатят.
Тайми дала ему две мелкие монеты. Он молча глянул на них и ушел.
"Несчастный, - подумала она. - Вот одно из тех явлений, с которыми мы
должны покончить в первую очередь".
Кэб двинулся в направлении Хайд-парка, и Тайми последовала за ним на
велосипеде, стараясь держаться невозмутимо.
"Вот и конец прежней жизни, - думала она. - Я не должна предаваться
романтическим бредням и воображать, будто совершаю что-то необыкновенное;
все это надо воспринимать как само собой разумеющееся". - Она вдруг
вспомнила красную физиономию "этого типа", мистера Пэрси. Если бы он видел
ее сейчас, когда она навеки расстается с комфортом! "Как только приеду,
сейчас же дам знать маме. Может приехать хоть завтра, пусть сама все увидит.
Я не желаю, чтобы по поводу моего исчезновения устраивали истерики. Они все
должны привыкнуть ж мысли, что я намерена быть в самой гуще жизни, и кто бы
и что бы там ни думал, меня это не остановит".
Завидев приближающийся автомобиль, Тайми удивленно нахмурилась. Неужели
это "тот тип"? Оказалось, что это вовсе не мистер Пэрси в своем "Дэмайере
А-прим", но сидевший в машине был так на него похож, что, в общем, это не
составляло разницы. Тайми коротко рассмеялась.
На деревьях и на воде в Хайд-парке плясал и искрился холодноватый свет,
и, казалось, таким же танцующим холодноватым светом искрятся глаза девушки.
Кэбмен украдкой бросил на нее восхищенный взгляд, ясно говоривший: "Ну
и лакомый кусочек!"
"Вот здесь купается дедушка, - подумала Тайми. - Бедный, милый дедушка.
Мне жалко всех старых людей".
Проехав под тенью деревьев, кэб покатился по открытой дороге.
"Интересно, сколько "я" заключено в одном человеке, - размышляла Тайми.
- Иной раз мне кажется, что во мне два "я". Дядя Хилери понял бы, что я имею
в виду. Асфальт на тротуаре уже начинает отвратительно пахнуть, а ведь
завтра еще только первое июня. Как-то там мама, очень ли огорчит ее мой
отъезд? Вот было бы чудесно, если бы на свете не было огорчений!"
Кэб свернул в узкую улицу, справа и слева тянулись лавчонки.
"Как должно быть ужасно торговать в такой вот лавчонке! А какая
все-таки масса людей на свете! Можно ли действительно сделать для них
что-либо полезное? Мартин говорит, что главное - это каждому человеку делать
свое дело. Но какое у человека самое главное дело?"
Кэб выехал на широкую нешумную площадь.
"Не буду ни о чем думать, - думала Тайми, - это опасно. А что если папа
перестанет давать мне карманные деньги? Тогда мне придется зарабатывать себе
на жизнь. Стану машинисткой или еще чем-нибудь в этом роде. Да нет, он не
откажет, когда увидит, что мое решение твердо. И мама ему не позволит".
Кэб выехал на Юстон-Род, и опять широкая физиономия кэбмена
вопросительно глянула на Тайми.
"Какая мерзкая улица, - думала Тайми, - какие у лондонцев унылые,
некрасивые, вульгарные лица. И у всех такой вид, будто им на все наплевать,
только бы как-нибудь протянуть день. За всю дорогу попалось только два
привлекательных лица".
Кэб остановился перед табачной лавочкой на южной стороне дороги.
"И это здесь мне придется жить?" - подумала Тайми.
За открытой дверью шел узкий коридор, потом узкая лестница, покрытая
линолеумом. Тайми вкатила велосипед в переднюю. Из лавочки вышел какой-то
юноша еврейского вида и заговорил с ней.
- Ваш друг, молодой джентльмен, сказал, чтобы вы подождали его у себя в
квартире.
Ласковые рыжевато-карие глаза юноши любовались ею.
- Снести ваш чемодан наверх, мисс?
- Спасибо, я сама справлюсь.
- Второй этаж, - сказал юноша.
Комнатки были тесные, чистые и опрятные. Тайми отнесла чемодан в
спальню, выходившую на пустой двор, вернулась в маленькую гостиную и
раскрыла окно. Внизу на улице хозяин табачной лавочки и кэбмен вступили в
разговор. Тайми заметила, что оба они ухмыляются.
"Как ужасны и отвратительны мужчины!" - думала она, невесело поглядывая
на улицу. Все казалось таким! мрачным, запутанным - пыль, жара, суматоха, -
как будто это забавлялся какой-то дьявол, вороша муравьиную кучу. Ноздрей
Тайми коснулась вонь керосина и навоза. "Как все непостижимо, как
безобразно!.. Я никогда ничего не сделаю, никогда, никогда! - думала Тайми.
- Но почему же не идет Мартин?"
Она опять пошла в спальню и открыла чемодан. Оттуда пахнуло лавандой, и
перед Тайми вдруг встала ее белая спаленка в родительском доме, и деревья
зеленого сада, и дрозды в траве.
Шаги на лестнице заставили ее вернуться в гостиную. В дверях стоял
Мартин.
Тайми побежала было к нему, но круто остановилась.
- Ну вот видишь, я пришла. Что это тебе вздумалось снять комнаты в
таком месте?
- Я здесь живу, через две двери от тебя. И здесь живет одна девушка,
тоже из наших. Она тебя введет во все дела.
- Она леди?
Мартин передернул плечами.
- Да, она то, что принято называть леди. Но важно не это, важно то, что
она настоящий человек. Ее ничто не остановит.
Тайми выслушала это определение высшей добродетели с таким выражением,
точно говорила: "В меня ты не веришь, а вот в ту девушку - веришь. Ты
нарочно поселил меня здесь, "чтобы она приглядывала за мной..."
Вслух она сказала:
- Я хочу послать вот эту телеграмму.
Мартин прочел текст.
- Напрасно ты струсила и хочешь рассказать матери о своих планах.
Тайми густо покраснела.
- Я не такая хладнокровная, как ты.
- Наше дело серьезное. Я тебя предупреждал, что незачем тебе и
начинать, если ты в себе не уверена.
- Если ты хочешь, чтобы я осталась, старайся говорить со мной
повежливее.
- Можешь не оставаться, это твое личное дело.
Тайми стояла у окна, кусая губы, чтобы не расплакаться. Позади нее
раздался очень приятный голос:
- Нет, но какой же вы молодец, что пришли!
Тайми обернулась и увидела девушку - худенькую, хрупкую, не очень
красивую: нос у нее был чуть-чуть с кривинкой, губы слегка улыбались,
зеленоватые глаза были огромные, сияющие. На девушке было серое платье.
- Меня зовут Мэри Донг. Я живу над вами. Вы уже пили чай?
В этом! мягком! вопросе, который задала ей девушка с сияющими глазами и
ласковой улыбкой, Тайми усмотрела насмешку.
- Да, пила, спасибо. Вы мне, пожалуйста, объясните, в чем будет
состоять моя работа. Если можно, то лучше сейчас же.
Девушка в сером взглянула на Мартина.
- А может быть, отложим до завтра? Я уверена. что вы устали. Мистер
Стоун, скажите же, что ей надо отдохнуть!
Взгляд Мартина говорил: "Да бросьте вы, ради бога, ваши телячьи
нежности!"
- Если ты действительно хочешь серьезной работы, ты будешь делать то же
самое, что и мисс Донт, - сказал Мартин. - Специальности у тебя нет никакой.
Все, что ты можешь, это ходить в дома, проверять их благоустройство и
условия, в которых живут дети.
Девушка в сером мягко сказала:
- Видите ли, мы ограничиваемся проблемой санитарных условий и детьми.
Конечно, очень обидно и жестоко исключать взрослых и стариков, но денег у
нас наверняка будет намного меньше, чем требуется... Эту часть дел
приходится отложить на будущее.
Воцарилось молчание. Девушка с сияющими глазами добавила тихо:
- До 1950 года.
- Да, до 1950 года, - повторил за ней Мартин. Очевидно, то было
какой-то заповедью их веры.
- Мне надо отослать телеграмму, - пробормотала Тайми.
Мартин взял у нее телеграмму и вышел. Оставшись одни, девушки сперва
молчали. Девушка в сером платье робко поглядывала на Тайми, словно не зная,
как ей расценить это юное создание, такое очаровательное, но бросавшее на
нее хмурые, недоверчивые взгляды.
- По-моему, с вашей стороны просто чудесно, что вы пришли, -
проговорила она наконец. - Я знаю, как привольно живется вам дома, ваш кузен
часто мне о вас рассказывал. Правда, он изумительный человек?
На этот вопрос Тайми ничего не ответила.
- Как это все-таки ужасно, - сказала она, - рыскать по чужим домам...
Девушка в сером улыбнулась.
- Да, порой бывает трудно. Я занимаюсь этим уже полгода. Знаете,
привыкаешь. Мне кажется, все самое худшее по своему адресу я уже выслушала.
Тайми передернуло.
- Видите ли, у вас скоро появится такое чувство, что вы просто должны
пройти через это, - пояснила девушка в сером, и губы ее чуть тронула улыбка.
- Мы все, конечно, понимаем, что дело наше необходимое, но среди нас больше
всех на высоте ваш кузен, его, кажется, ничто не может обескуражить. У него
какая-то особая жалость к людям, может, чуточку презрительная. Ни с кем так
хорошо не работается, как с ним.
Через плечо своей новой подруги она глядела в тот внешний мир, где небо
состояло сплошь из телеграфных проводов и горячей желтой пыли. Она не
заметила, что Тайми мерит ее с головы до ног враждебным, ревнивым и в то же
время каким-то жалким взглядом, словно вынужденная признать, что эта девушка
стоит выше нее.
- Нет, я не могу здесь работать, - сказала вдруг Тайми.
Девушка в сером улыбнулась.
- Я сначала тоже так думала, - сказала она и добавила, любуясь Тайми: -
Но, может быть, вам и в самом деле это не подходит, - вы такая хорошенькая.
Возможно, вам поручат вести регистрацию, хотя, правду сказать, это очень
скучно. Мы спросим вашего кузена.
- Нет, я или буду делать все, или ничего.
- Ну что же, - проговорила девушка в сером. - У меня на сегодня остался
еще один дом, который надо обследовать. Хотите пойти?
Она вытащила из кармана юбки небольшую записную книжку.
- Совершенно не могу обходиться без кармана. Его хотя бы не потеряешь.
Я за пять недель успела потерять четыре сумочки и две дюжины носовых
платков, пока не поняла, что мне нужен карман. Боюсь, что дом, куда нам
нужно идти, в общем, ужасное место.
- За меня не бойтесь, - сказала Тайми коротко.
На пороге табачной лавочки юный хозяин дышал вечерним воздухом. Он
приветствовал девушек вежливой, но не очень чистой улыбкой.
- Добрый вечер, прелестные мисс, - проговорил он, - какой приятный
вечер!
- Довольно противный человечек, - заметила девушка в сером, когда они с
Тайми дошли до перекрестка. - Но у него острое чувство юмора.
- А! - только и сказала Тайми.
Они свернули в переулок и остановились перед домом, несомненно,
видавшим лучшие дни. Стекла были в трещинах, двери давно не крашены, а через
подвальное окно можно было видеть кучу тряпья, какого-то зловещего вида
мужчину подле нее и полыхающий огонь. У Тайми перехватило дыхание, ноздри ей
заполнила мерзкая вонь горящих тряпок. Тайми взглянула на свою спутницу.
Чуть заметно улыбаясь, та сверяла что-то по своей записной книжке. В душе
Тайми поднялось недоброе чувство, почти ненависть к этой девушке, которая
могла оставаться невозмутимой, деловитой, невзирая на такие сцены и запахи.
Дверь им открыла молодая женщина с красным лицом, судя по всему, только
что поднявшаяся с постели.
Девушка в сером сощурила свои сияющие глаза.
- Извините, пожалуйста, - сказала она. - Можно, мы на минуточку войдем?
Мы собираем материал для отчета.
- Здесь собирать нечего, - ответила молодая женщина.
Но девушка в сером уже скользнула мимо нее, легко и быстро, как
воплощенный дух приключений.
- Ну, конечно, я понимаю, но, знаете, так, просто чтоб соблюсти
формальность.
- Когда умер муж, мне пришлось со многими вещами расстаться, - сказала
молодая женщина, как будто оправдываясь. - Жизнь не легкая.
- Да-да, разумеется, но, наверное, не хуже моей: каково это мне вечно
бродить по чужим домам!
Молодая женщина оторопела.
- Ваш хозяин плохо следит за ремонтом, - сказала девушка в сером. -
Соседний дом тоже принадлежит ему?
Молодая женщина кивнула.
- Плохой у нас хозяин. Да и все они здесь такие, на нашей улице. Ничего
от них не добьешься.
Девушка в сером подошла к грязной плетеной колыбели, в кот