Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
. Япония опять претендует на Курилы... На совещании
великой семерки решили дать России валютный кредит, но свои взносы внес-
ли только Штаты и Япония... Спикер опять что-то против президента заду-
мал в ответ на запрещение пользоваться самолетами... Парламент России
объявил Севастополь российским городом, а парламент Украины этого не
признал... Эстонцы попытались принять закон, что русские - иностранцы...
Вице-президент нашел еще девять чемоданов обвинительных документов с
фактами коррупции в высших органах власти... Штаты опять нанесли бомбо-
вый удар по Багдаду... Сербия воюет с Боснией... ООН с Сомали...
Была такая карикатурка. Муж на столе лезет головой в петлю, а жена
стаскивает его вниз: "Опять газет начитался!" И правда, хоть не открывай
почтовый ящик, не включай телевизор.
Леонид дождался того, с кем была назначена встреча, отдал письмо и
проект договора и поехал на работу.
Она вошла и встала у противоположных дверей вагона. Сразу отличимая
от других. Притягательная. Не надо слов, достаточно взгляда. И Леонид
смотрел на нее, а она неожиданно улыбнулась в ответ.
Глянулись мы друг другу, жарко ощутил Леонид. Встать и подойти...
Слова понадобятся. Отыщутся, дело не в этом. Поверит она. Что потом? Вот
я, пятидесятилетний, в кармане пусто, на сердце тоска, в душе только
прошлое да стихи. Устраивает такой набор? Вряд ли...
Она вышла через две остановки, оглянувшись напоследок - поманил и
все? Старею...
Это ребенок не осознает происходящего с ним, у него нет прошлого,
открыл для себя Леонид. Другое ощущение возраста, иное, неведомое ранее.
В детстве живешь даже не сегодняшним и не завтрашним днем - а будущим,
что кажется таким далеким. Ребенок вырастает и забывает о своих пережи-
ваниях, он вспоминает их, когда становится старым, на спуске вниз по об-
ратному склону жизни. И все чаще одолевают воспоминания детства - не
упомнишь, что было вчера, зато ярко высвечивается то, что, казалось,
навсегда кануло в Лету.
А как хотелось скорее стать взрослым! Взрослый больше, сильнее.
Мальчишки хвалятся друг другу своими папами, они ощущают их силу, как
свою. Леонид тайно восхищался теткиным поклонником - морским полковником
в черной форме и мечтал о времени, когда и ему можно будет носить ки-
тель, фуражку и кортик.
У взрослого власть, он может разрешить и запретить. Став взрослым по-
лучишь то, что сейчас запретно... И будешь счастлив. Счастье? Детский
миф, развеянный жизнью. В сущности, счастье - совпадение реальных жиз-
ненных обстоятельств с представлением о счастье. Мечтал о своем доме,
получил квартиру - был счастлив пока не увидел трещин на потолке и отс-
тавшие обои.
Напечатал-таки книжку - был счастлив пока не столкнулся с равнодушием
близких.
Полюбил Татьяну на всю жизнь, а счастлив был пока... Пока Танька не
обернулась из красивой легкой бабочки в кокон Татьяны Алексеевны. А с
другими было бы по-другому? Вот глянулась же сегодня в метро. Татьяна
таких нутром чувствует. Как ясновидящая. Недавно неожиданно позвонила на
работу и потребовала явиться домой. Гроза разразилась из-за брошки, ле-
жащей на столе, на самом видном месте. Леонид пытался объяснить, что это
с работы, что Николай просил Леонида передать брошку "Белоснежке" из
фонда по случаю дня ее рождения - бесполезно. Было заявлено, что кроме
брошки в туалете обнаружены два длинных женских волоса, а в постели еще
один.
Они кричали друг на друга, словно треснула плотина, годами державшая
семьи хранилище. До остервенения, до потери человеческого облика, до ос-
тановки сердца.
А потом Леонид сдался и умолк. Татяна еще что-то выговаривала ему, но
всему есть предел.
Леонид заговорил тихо, больше размышляя вслух, чем пытаясь найти ви-
новатого. Он говорил, как любил ее, смешливую, солнечную Таньку, сту-
дентку с химфака, говорил, что они давным-давно друг другу чужие люди,
что держит их вместе только недавно приватизированная квартира да то,
что Татьяна - прекрасная домохозяйка. А любовь умерла. Это в молодости
мужья ревнуют жен, а в старости жены ревнуют мужей.
Вот она, старость - стареешь, когда в тебе умирает любовь. Татьяна
неожиданно разревелась, поняла, что или надо смириться окончательно или
разойтись, как в море корабли. Старые корабли...
Неужели только в старости обжигают и другие воспоминания? Те, что яв-
ляются так незванно... Как оставил в морозном чужом подъезде подаренного
некстати котенка... Как, не подумав, разжег костер в сухом мхе прибал-
тийского леса и еле затоптал расползавшееся, словно нефть по воде, пятно
пожара... Как ляпнул глупость, сказал пошлость... От таких озарений по-
лыхает лицо - стыдно, мучительно стыдно. Почему же сейчас, а не прежде,
когда был молод, почему?.. Или близок к концу и итоги жизни подводит ду-
ша?..
Леонид нескоро добрался до работы, транспорт ходил из рук вон плохо.
День прошел ни шатко, ни валко, но к вечеру, часов в пять, накрыли стол,
выпили по случаю дня рождения Лены Алисовой и отпустила тоска повседнев-
ности, раскраснелись, заговорили, достали гитару, пели, почти как в ста-
рые времена: издалека, долго, течет река Волга... а где мне взять такую
песню... отвори потихоньку калитку... Просили Леонида про любовь и он
читал стихи про ожидание, про встречу, про разлуку.
Именинница Лена Алисова вдруг расплакалась и убежала в другую комна-
ту, Леонид пошел за ней, чувствуя свою поэтическую вину, но причина ока-
залась не в нем, а в брате. Лена призналась, что давно и безответно лю-
бит Николая. Она спросила Леонида, почему Николай так равнодушно жесток
к преданным ему людям... Не только к преданным, но и к родному брату,
подумал Леонид, что объединило его с Леной. Они горячо выговорились о
Николае, на душе полегчало, вернулись за стол, хряпнули еще по одной,
потом второй, созрел момент - компания хором грянула цыганщину, раздви-
нули столы, начались пляски...
Кто-то погасил свет и Ляля в танце крепко прижалась к Леониду. Он
коснулся ее лба губами, а она запрокинула лицо навстречу... Леонид вроде
бы несвязно вспомнил ту, в метро, что глянулась...
Глава девятая
--===Крест===--
К Р Е С Т
Глава девятая
- Ой, Ле-о-онид Николаич!.. - обрадовалась ему на следующий день Ляля и
по-дружески обняла его. Он хотел ее чмокнуть в щеку, а попал в гладкую
нежность шеи, пахнущей свежим теплом.
Ляля замерла и они постояли так - едино - мгновение, не больше - дли-
ною в вечность и потому его хватило, чтобы у Леонида закружилась голова.
Как в танце.
Время шло, а танец танцевал, кружился, раскручивался по спирали
вверх. Наяву Ляля и Леонид работали рядом, встречались каждодневно, но в
памяти она бесцеремонно и властно являлась Леониду, совсем нежданно, в
середине разговора с кем-то, Леонид замолкал, замолкал и собеседник,
ощущая что на Леонида что-то нашло. Что-то необыкновенное. Не обыкновен-
ное...
Она вспоминалась Леониду резко, как вспышка, словно всполох фейервер-
ка в небе, когда на мгновение вздрагивает от пронзительного света весь
купол, или как слепящий свет фар встречной машины, вылетающей в ночи из
поворота. Виделась картинка, но будто боковым зрением: нога, закинутая
за ногу и в ритм легких качелей носка туфельки-лодочки подрагивание края
платья на голом круглом колене. Ее веселая улыбка, ее тягучий голос,
когда она звала к телефону: "Ле-о-онид Николаич!.." Вечно открытые двери
их комнат соседствовали друг напротив друга и когда она выходила в кори-
дор, он видел ее всю: высокую, стройную, а когда он шел коридором, то
видел ее светлую, склоненую над книгой или маникюром голову.
Воспоминания-вспышки обжигали Леонида, он физически ощущал их, да,
ему было больно и он знал, что боль зовется ЛЮБОВЬ.
Годы придали иной смысл, иное ощущение вечному понятию - Леонид уже
давно осознал, что истинное чувство столь же остро, как и нетерпеливо,
не признает оно иного, кроме ненасытной жажды получить "да" - улыбкой,
фразой и улыбкой, и фразой, и тоном, каким сказана фраза, и касанием...
А когда "нет" или чудится, что "нет", тогда прощай разум и здравый
смысл.
Когда-то Леонид прочитал английский роман Агаты Кристи. Нет, совер-
шенно неожиданно не детектив, не загадочные убийства распутывала знаме-
нитая Агата, а развязывала узелки и сплетения чувств женщины, что полю-
била, да безответно, как Лена Алисова, и никак не может избавиться, ни-
как не может справиться со своей... "обузой". Роман так и назывался
"Обуза". Ноша... тяжесть... кладь... бремя... Обуза. Героине в конце
концов удалось совершить "убийство" своей любви, она успокоилась и по-
текла мерная жизнь, пока не обнаружилось, что живется скучно и серо в
ожидании неминуемого - старости и смертного часа. Кончилось тем, что ге-
роиня встретила героя и последняя фраза романа была началом новой исто-
рии: "...и она с радостью ощутила легкую поначалу тяжесть обузы."
Леонид был старше героини Агаты лет на тридцать, женат, он с пе-
чальным ужасом понимал, что жизнь его неудержимо катится только вниз по
склону, под откос, что тем круче, чем дальше и "обуза", не ведающая воз-
раста, явилась, увиделась ею, стройной и уж тут выбирай: задавить "обу-
зу", как цветок каблуком, или дать цвести и в дурмане жить, как с откры-
той раной.
Влюбленный, влюбленные отличимы в толпе - им не спрятать ореола сияю-
щих глаз, беспричинных улыбок, легкости и стремительности телодвижения,
когда голос наполнен обертонами радуги, а щеки палит румянец. К этим уже
неоднажды пережитым ощущениям у Леонида добавилось совершенно новое. По-
началу: слава Богу, открыта еще душа детской радости первоощущения жиз-
ни! А уж потом обожгло: ох, похоже, в последний раз и уже никогда не бу-
дет. Словно привкус острой приправы, дарящий двойную жажду, уже ничем
неутолимую.
Ничем.
И никем.
Неделей позже Леонид приболел не гриппом, не простудой, а болезнью
уже типично стариковской - прыгнуло давление, медленным кругом ехала го-
лова, полная гулкой пустотой и тупым буханьем в затылке. Леонид позвонил
"дяде Коле", тот добродушно хмыкнул - пить меньше надо и тут же посето-
вал, что надо бы предупредить Юрия Сергеевича, шофера Юру, чтобы тот не
заезжал за Леонидом. Леонид болезненно вспыхнул - что же ты, Коляныч, не
чуешь, что я еле двигаюсь, но сдержался и сам перезвонил Юре.
И на неделю ушел с поверхности суетливой жизни, как камешек булькнет
по глади воды и мягко опустится на дно чистой заводи. Так и Леонид в
первые два дня, словно веки смазали липкой дремой, не мог разлепить гла-
за, на третий - читал, не особо вникая в смысл кем-то написанных фраз,
на четвертый полез в свои старые записи и еще два дня писал, правил и
даже вышли строки:
Потянуло на стихи,
словно утром после сна -
отпустил Господь грехи
и опять в душе весна.
Ясен воздух, солнца луч
передразнит блеск ручья,
пробиваясь из-за туч -
утоли мою печаль,
ибо гол и сер пейзаж
и прощальна неба просинь -
наземь скинула витраж
разноцветных листьев осень.
Была в этих строчках по разумению Леонида радость выздоровления. Полнокровие
жизни вернулось к нему.
Леонид Долин долго сидел за столом, чуткий, как чуток композитор,
вслушивающийся в гармонию зазвучавшей вдалеке музыки, безразличный, как
безразличен влюбленный насмерть перед лицом чужой красоты, и усталый,
как путник перед дальней нелегкой дорогой.
И на чистом белом листе появились первые письмена.
Точка.
После точки начинается новая фраза. После точки - новая жизнь новому
смыслу. Когда после точки обрыв, пустота, то тогда абзац.
И начинай жизнь сначала. С начала. Великая иллюзия, что если по-дру-
гому заживешь, то значит заново - жизнь можно только кончить, оборвать,
но не начать, и ничего уже никогда не вернуть.
Жизнь.
Перепечатать, переписать эти строки, перейти улицу, перешагнуть через
самого себя - преодолеть - вот это можно. Если есть силы, желание
взяться за перо, поднять ногу, вдеть нитку в иголку, если есть интерес,
есть цель - что же, в конце концов, там, на другом стороне и какой ко-
рабль сойдет с белого стапеля листа.
Есть цель - стреляй!
Шагаешь и на пути по щиколотку, по колено, по пояс, по горло лужи,
вязкая топь болота - и тонешь в пузырях и ряске, не дойдя, еще чаще си-
дишь, лежишь на берегу пространства, через которое надо бы перемахнуть,
и рябь мутного отражения ласково чешет глаз.
Ну-ка, встать!
поминая мать и всеобщее благоденствие через райские врата в центр ми-
рового равновесия сквозь кулацкий саботаж трижды по лесенке горла на
весь город выпученно
ВСТАТЬ!
Кто орет внутри меня, кто поднимает?
КРЕСТ.
Кто держит меня распято гвоздями в руках?
КРЕСТ.
Кто мой крест?
Я.
Я несу его на свою Голгофу ежедневно, еженощно, ежечасно, не ощущая
его супертяжести в потоке утренней необходимости умывания, бритья, завт-
рака, городского транспорта, суеты дел, свиданий и встреч, позже вече-
ром, ночью, но проснется строка:
...мне душу разорвали на бинты...
ниоткуда, сама, словно квант Божьего света и все бремя предназначен-
ности, обреченной на полнокровное ощущение ГАРМОНИИ, на захватывающее
дух общение с ней и великую муку неотвратимого расставания...
и тогда, в момент рождения строки все бремя предназначенности на мне
крестом
МОЙ КРЕСТ.
Он встанет не на могиле моей, а увидится тому, перед глазами которого
строки эти...
Хорошее начало для рассказа. Леониду мечтательно захотелось легко написать
вещь - рассказ или повесть, от которой станет и грустно и светло читающему, и
будет радостно и светло написавшему, ибо смог, сотворил, и будет пусто, потому
что ушедшее из-под пера уже не принадлежит автору.
Начало началом, но где же все остальное? Как всегда в таких случаях
Леонид взялся за свои дневники. Что за смесь впечатлений, событий, раз-
думий, открытий, сюжетов, историй и случаев... Жизнь... И фантазия...
Некое пространство, в котором живут и общаются четверо. Лучше пятеро -
для неравновесности.
Отсюда и название - "Пейзаж пяти".
Любые фантазии каждого персонажа, его желания, его похоти и прихоти
реализуемы. Есть такое волшебство. Или просто трехмерное телевидение.
Вольное течение действия, переброс, неожиданные стыки, незаконченные но-
веллы, их продолжение потом, выворот наизнанку, калейдоскоп, карнавал
мыслей и чувств. Кто-то пирует на празднике жизни и тела, сладострастно
пьяного от пульса горячей крови, кто-то путешествует по времени, общаясь
с лучшими умами, кто-то ищет в неземных цивилизациях эликсир бессмертия,
кто-то просто созерцает восход солнца...
Только мало человеку, все мало. Есть слово "гениальный", он придумы-
вает слово "конгениальный". Да еще присматривается как залезть еще повы-
ше.
Немного чертовщины: хочешь поклоняться Богу поставь свечку Сатане.
Пусть за столом идет странная игра, где ставка - жизнь. Проигрыш извес-
тен - главное игра. Если чьи-то образы-иллюзии несовместимы с иными,
наступают паузы... Как сделать паузу в прозе? Поставить точку.
Точка. После точки начинается новая фраза. После точки новая жизнь
новому смыслу...
И еще в "Пейзаже" никак не покидает ощущение некоторой неценности
происходящего, как рассказа о желанном, но несуществующем, реальность скучнее
и страшнее самой великой фантазии, все равно вещь напишется о времени прошлом,
о времени, прожитом бесповоротно, история сделала крюк не в ту сторону и эта
старица будет забыта, когда воды пойдут главным руслом. К тому же невозможно
совпадение мироощущения одного и каждого, как не передает типографский шрифт
своеобразие почерка. Отсюда и вечное одиночество...
Если только не счастлив ответной любовью.
А Леонид был уже озаренно счастлив одной только верой в Лялину улыбку
и не желал потерять, расстаться с "обузой" - без влюбленности неполнок-
ровно писались стихи и проза, не расцветала метафора, не сверкал радуж-
ной многогранностью кристалл образа, не сплетались в узор нити сюжета.
Отболев, Леонид летел на работу. Ля-ля-ля, пела душа, Ля-ля, пела лю-
бовь. В автобусе Леонид увидел через плечо соседа заглавие рассказа из
детской книжки - "Счастливый ослик". Это про меня, усмехнулся он.
Леонид свернул на аллейку, ведущую в глубь квартала, и стал стихать
шум дороги, словно не он шел вперед, а дорога с ревущим потоком машин
уезжала куда-то, тонула в пространстве неба. Ляля вышла из магазина,
словно ждала Леонида, он взял у нее сумки, а она его под руку и они пош-
ли рядом.
- На работу не хочется... - вздохнула Ляля.
Леонид посмотрел ей в глаза - так рядом и свернул во двор ближайшего
дома. Скамейка словно ждала их.
Леонид, не помня, с чего-то начал, признание состоялось.
Про невыносимую легкость "обузы", про фантазии "Пейзажа", про пустоту
одиночества, если не любишь, про озаренность, если любишь...
Ляля не отодвинулась, не оттолкнула:
- Мне бы ваши заботы, Леонид Николаевич. Да по-моему не было ни одно-
го мужика в нашем институте, кто бы не признавался мне в любви. Да и я
не деревянная, как вы заметили. Женщина я, Леонид Николаевич, и счастья
мне хочется, также, как и всем, понимаете. Не получается, не выходит.
Может, потому, что живу с родителями в Одинцово. Загород. Две комнаты в
трехкомнатной квартире. Куда мне деваться, посоветуйте, а? Господи, как
же мне хочется иметь свой дом! И чтобы не ходить на работу. Готовила бы
что-то вкусненькое, это я умею, смотрела бы телесериал про просто Марию,
кормила бы живность свою - кошку, пару попугайчиков, ждала бы мужа и ре-
бенка... Такая вот любовь...
Такой вот пейзаж со счастливым осликом, растерянно подумал Леонид.
Глава десятая
Глава десятая
Время для Леонида замерло и потеряло свое измерение в своей протяженности.
Вставало солнце, налетал ветер, шел дождь, спускалась ночь, но наяву и во сне
- неизменным оставалось полновесное ощущение тяжести неразделенной "обузы".
Некому утешить безутешного, подвластно это только той, от кого так и веет
холодком равнодушия. Ах, Ляля, Ляля... А Ляля по-летнему цвела в открытых
платьях...
Случился опять праздник - день рождения Николая. Отмечали по-купечес-
ки широко и обильно. Тосты... Песни... Танцы... И в какой-то момент Лео-
нид и Ляля, выйдя покурить, остались вдвоем на лестничной площадке. Не
удержался Леонид:
- Ляленька, как вижу тебя, сердце обрывается... Любишь - и жизнь дру-
гая...
- Да бросьте вы придумывать, Леонид Николаевич! Что я, не знаю... Как
пришло, так и уйдет...
Ляля говорила, Леонид слушал ее молча, но мысленно вел с ней свой ди-
алог:
"А может прав был трубадур Арнаут де Марейль - не думаю, что любовь
может быть разделена, ибо, если она будет разделена, должно быть измене-
но ее имя..."
- Помогли бы лучше. Вот Серпилина говорит, что денег у ассоциации
почти нет, Николай Николаевич штаты сокращать собрался, с меня и начнет,
вы бы поговорили с ним по-братски...
"Ну, это еще неизвестно, кого первого..."
- Еще слышала я американец приезжает, совместную компанию с ним орга-
низуете...
"И откуда они все знают, ведь об американце Николай говорил вроде бы
мне одному..."
- Вот и взяли бы меня... За доллары. Только, чтобы на работу раза
два-три в неделю ходить...
"Не любит работать. Не хочет. Как моя дочка... Да она и впрямь в доч-
ки мне годится... Другое поколение... Уж лучше желать то, что имеешь,
чем иметь то, что желаешь. Вот Галя Уткина - опять потолстела. Для нее
время измеряется килограммами - не месяц минул, а три килограмма на-
зад..."
- Жизнь другая, говорите?.. Да не другая она, такая же, только все
хуже с каждым днем. А тут еще
Страницы:
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -