Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
аешь, ты
ей, кажись, тоже понравился.. Волна счастья захлестнула меня, и я уже не мог
ответить: Ну и что?. Я только рассмеялся, пожал ему руку и побежал по
лестнице, зная, что завтра обязательно позвоню ему. И мы пойдем гулять с
Викой. И с Аней!
Ночь прошла беспокойно. Сначала я долго не мог уснуть, а потом мне
приснился такой сон, что и рассказывать стыдно. Скажу лишь, что главным
действующим лицом в нем была Аня...
Я проснулся, принял душ и позвонил Алексею. Потом позавтракал. Потом
отправился на площадь, где мы договорились встретиться. Он опоздал, но меня
это нисколько не смутило. Я стоял, нежась в прощальных летних лучах, а
прохладный, уже совсем осенний ветерок носил по плитам пивные банки,
пластиковые бутылки из под колы и прочий мусор, оставшийся после вчерашнего
торжества. Обрывки оберточной бумаги ласково щекотали мои ноги, уши
плескались в отдаленных голосах рабочих, разбиравших махину сцены... Твердая
рука трясла меня за плечо, и я обернулся. Мы с Лешей пожали друг другу руки.
Потом мы были в парикмахерской, где Алексей терпеливо объяснял изумленной
женщине во что именно должна превратиться огромная копна густых свалявшихся
волос у меня на голове. Она поняла и добросовестно возилась со мной часа
полтора, но когда я разбудил задремавшего в кресле приятеля, тот молча
показал мне: Класс!. Потом мы ходили по модным магазинам и подбирали мне
прикид (мама, ошеломленная очередной внезапной переменой, молча выдала
деньги). На друга моего снизошло вдохновение. Он подолгу объяснял
продавщицам, что именно требуется, заставлял меня мерять горы различной
одежды, и только ближе к вечеру, когда воздух стал тяжелым, непрозрачным,
он, очередной раз оглядев меня сног до головы, уважительно покачал головой
и, оттопырив губы, произнес: Босс. Это мне понравилось. Потом мы купили
цветы и отправились на встречу с девушками, но на этот раз расстались
быстро. Алексей ушел с Викой, а я... В общем, вы поняли. Объяснение было
неожиданно легким, поцелуи - мокрыми и приятными. Мы бродили почти до утра и
болтали - стараясь узнать друг о друге все и как можно быстрее. Я рассказал
ей обо всем, кроме лета. К воспоминаниям о лете я еще не был готов...
Лгать про отдых в Крыму было неприятно, но даже это не могло испортить
общего впечатления. Я вернулся домой под утро, и мама не ругала меня - лишь
улыбнулась, заметив след от помады над верхней губой. Пришло утро и я пошел
в школу. Было первое сентября.
Одноклассники восприняли мою радость как должное. Лицо мое омрачалось
лишь на секунду - когда спрашивали о лете. Но всякий, заметив это, не
противился резкой перемене темы - и все было хорошо. Я был весел, развлекал
всех шутками и анекдотами (я и не подозревал, что могу быть столь
остроумен), и даже удостоился нескольких одобрительных взглядов от школьных
красавиц - но это так, констатация факта. После школы я едва успел забежать
домой и оставить
школьный рюкзак. Потом купил гвоздик рядом с домом (очень уж мне
понравился один букет) и побежал на площадь, где у меня вновь была назначена
встреча - только не с Алексеем, который вместе со своим классом уехал в лес.
На месте я был вовремя - минута в минуту. Аня, как и полагается, опаздывала,
и я нетерпеливо переминался с ноги на ногу, теребя ни в чем не повинный
букет. Мимо меня прошла женщина, и ее лицо показалось знакомым. Я никак не
мог вспомнить, где ее видел, и бесцеремонно смотрел на нее. Она шла мне
навстречу, и я понимал, что она столь же мучительно и столь же безуспешно
пытается вспомнить, откуда знает меня. Она прошла мимо, едва не задев
плечом, и несколько секунд спустя я услышал, что кто-то зовет меня. Я
обернулся и словно взглянул на нее другими глазами. Я узнал ее. Это была
Любка, как называл ее Дедушка, Любка, чей муж Федор был верным Дедушкиным
собеседником по утрам, когда они подолгу курили и лениво переговаривались с
соседних балконов. Любка, которая до моего появления была непримиримым, как
казалось, Дедушкиным врагом, а потом столь же верным другом. Любка, которую
я видел один раз в жизни. Умница, она все же узнала меня, несмотря на
изменившийся внешний вид. Сейчас она стояла посреди тротуара, с авоськами,
полными теплых яблок, желтых и красных, которые тянули ее к асфальту,
чувствуя под его безжизненной серой твердостью землю, породившую их. Она
стояла, слегка склонив голову набок, и улыбалась, то ли от смущения, боязни,
что обозналась, то ли от того, что действительно была рада меня видеть. Я
подбежал и хотел поддержать ее сумки, но она отстранилась. На лице ее
появился укор, которому она и сама была не рада, я видел, что она уже точно
вспомнила меня и едва заметными движениями губ будто подзывает мое имя,
сбежавшее в самый неподходящий момент. Семен, - подсказал я. Семен, -
вспомнила она. Она ждала, что я спрошу о Дедушке, но я не понимал этого.
Семен, - не вытерпела она, - а Фрол Власович умер. Она сказала это очень
просто, без пауз, без ненужных гримас, но я видел, насколько больно ей
вспоминать об этой смерти и лишь упрек - к моему внезапному исчезновению, к
моему праздничному виду - упрек и вопрос и надежда на оправдание
одновременно - удерживали ее. Ее слова сделали свое дело. Праздничная суета
ушла, мысленно я вновь вернулся на ту улицу, но уже не как преступник - как
мальчик, запутавшийся в себе и ничего не понимающий в мире. Я почувствовал,
что огромный камень вины дрогнул, зашатался. Мне стало невыразимо грустно -
и грусть эта не была легкой - но она не была безысходной. Лицо женщины
расплылось, и она, от растерянности не догадавшись бросить сумки,
превозмогая тяжесть, приподняла руки, явно пытаясь обнять, утешить меня.
Я уезжал, я не мог предупредить, - быстро врал я. Легкие женские слезы
быстро текли по ее щекам и она согласно кивала - совсем как ребенок. Я так и
не заплакал.
Мы еще немного постояли. Ты знаешь, он уже почти перед...перед тем как...
В общем, он был очень благодарен... Он очень любил тебя. И еще, чтобы ты
помнил о нем. Так сказала мне эта женщина. Но за секунду до этого вдалеке
показалась Анечка, и я не успел обдумать ее слов.
В тот вечер мы замечательно погуляли. Были в кафе и на дискотеке, а потом
еще долго-долго сидели на одинокой лавочке в пустынном дальнем конце
бульвара. Я проводил Аню. Все было хорошо, но я не был счастлив. Я
чувствовал это. Усталый и грустный, я вернулся домой, но только в постели
вспомнил последние Дедушкины слова.
Я плакал: тихо, легко, боясь, что кто-нибудь услышит, и в то же время не
сдерживая себя. Плача, я вспоминал лето: мышь, убитую перед экзаменом и
ночь, полную надежд, встречу с Дедушкой и свой первый визит к нему, ребят,
встреченных около дома и свой стыд, первое письмо и убитого таракана.
Посылки, Дедушка, его гость, сомнения, страх, одиночество, смерть Волкова,
холодную улицу, пустую площадь, реку, болезнь, Лешино появление и мое
знакомство с Аней... Картины сменяли друг друга, порой задерживаясь, порой
проносясь со всей скоростью, на которую способно воспоминание. Слезы очищали
их, и я старался не забыть ничего.
Потом, успокоившись, я еще долго лежал без сна, затылком чувствуя
прохладную сырость подушки, но не переворачивая ее. Я думал о Судьбе,
сначала столь явно помогавшей мне, убедившей меня в правильности выбранного
пути, а потом жестоко обманувшей, кинувшей на острые камни раскаяния. Я
злился на Судьбу, но я понимал, что она не всесильна, что и она подчиняется
высшей справедливости, которая, должно быть, и есть Бог. И эта высшая
справедливость куда сильнее и куда прекраснее Судьбы - ведь именно она
послала мне Дедушку, который стал моим преступлением и искуплением
одновременно. Она заставила Алексея найти меня, а Вику - взять с собой Аню.
Благодаря ей Любка (хоть и грешно называть так взрослую женщину) сначала
запомнила последние Дедушкины слова, а потом сообщила их мне, связав мои
грех и торжество в Единый Круг Жизни. И именно она, Судьба, непредсказуемая,
но единственно возможная, как ураган, который уже прошел, убила Волкова,
когда пришел его час - ни секундой раньше и ни секундой позже. Я чувствовал
гармонию жизни, я чувствал Высшие силы. Это не принесло радости - но я и не
стремился к ней. Это принесло покой, о котором я мечтал, и я знал, что он
пришел навсегда.
ЭПИЛОГ
С тех пор прошло уже несколько месяцев. Унылый снег за окном навевает
забвение,и я все реже вспоминаю то лето. Я живу с верой в высшую
справедливость, - и это очень помогает. Правда, я слышал несколько версий,
убедительно доказывающих, что Волкова убили, но стараюсь не думать о них. Не
потому что не верю, но потому, что не хочу верить. Поверить значило бы
признать, что нет высших сил, а есть шизофреник - такой же как я. И жизнь
стала бы страшной и бессмысленной.
Все осталось позади, но вошло в мою кровь навсегда. Я живу, но иногда по
ночам просыпаюсь в испарине и мелкая холодная дрожь терзает мою душу до
рассвета. А по утрам я по многу раз повторяю перед зеркалом единственную
фразу, позволяющую не сойти с ума. Пока все хорошо. Пока все в хорошо.
Страницы:
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -