Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
Чарльз Буковски.
Макулатура
Перевод В. Голышева
Роман
Источник: http://ch-bukowski.chat.ru/
Spell-checking, proof-reading: shoorah
Плохой литературе посвящается
1
Я сидел в своем кабинете, аренда кончилась, и Маккелви уже начал
процедуру выселения. Стояла адская жара, кондиционер не работал. По моему
столу ползла муха. Я протянул руку и ладонью выключил ее из игры. Вытер руку
о штанину, и тут зазвонил телефон. Я взял трубку.
-- Да?
-- Селина читали? -- спросил женский голос. Он звучал чувственно. У
меня давно никого не было. Годы.
-- Селин, -- сказал я. -- Хм-м.
-- Я разыскиваю Селина, -- сказала она. -- Он мне нужен.
Такой чувственный голос, меня прямо разбирало.
-- Селин? -- сказал я. -- Дайте мне какие-нибудь сведения. Поговорите
со мной, леди. Не молчите...
-- Застегнитесь, -- сказала она.
Я посмотрел на брюки.
-- Как вы узнали? -- спросил я.
-- Неважно. Мне нужен Селин.
-- Он умер.
-- Нет. Найдите мне его. Он мне нужен.
-- А если я найду только кости?
-- Нет, дурак, он жив!
-- Где?
-- В Голливуде. Я слышала, что он крутится возле книжного магазина Реда
Колдовски.
-- Так почему вы сами его не найдете?
-- Во-первых, я должна быть уверена, что это в самом деле Селин. Я
должна знать это наверняка.
-- Но почему вы обратились ко мне? В городе сотни детективов.
-- Вас рекомендовал Джон Бартон.
-- А-а, Бартон, ну да. Послушайте. Мне нужен какой-нибудь аванс. И я
должен встретиться с вами лично.
-- Буду у вас через несколько минут, -- сказала она.
Она повесила трубку. Я застегнул ширинку.
И ждал.
2
Она вошла.
То есть я хочу сказать -- это просто нечестно. Платье обтягивало ее
так, что чуть не лопалось по швам. Перебирает с шоколадками. А каблуки такие
высокие, что смахивают на ходульки. Она шла, как пьяный калека, ковыляла по
комнате. Головокружительная роскошь тела.
-- Садитесь, леди, -- сказал я.
Она села и закинула ногу на ногу, черт-те куда, чуть не вышибла мне
глаз.
-- Приятно видеть вас, леди, -- сказал я.
-- Пожалуйста, перестаньте пялиться. Ничего для себя нового вы не
увидите.
-- Тут вы не правы, леди. Можно узнать ваше имя?
-- Леди Смерть.
-- Леди Смерть? Вы из цирка? Из кино?
-- Нет.
-- Место рождения?
-- Это несущественно.
-- Год рождения?
-- Не пытайтесь острить...
-- Просто хочу получить какие-то сведения...
Я как-то смешался, стал глядеть ей на ноги. Ноги для меня -- первое
дело. Это первое, что я увидел, когда родился. Но тогда я пытался вылезти. С
тех пор я стремлюсь в обратную сторону, но без большого успеха.
Она щелкнула пальцами.
-- Эй, очнитесь!
-- А? -- Я поднял глаза.
-- Речь о Селине. Помните?
-- Ну конечно.
Я разогнул скрепку и концом показал на нее.
-- Хорошо бы чек в оплату за услуги.
-- Конечно. -- Она улыбнулась: -- Сколько вы берете?
-- Шесть долларов в час.
Она вынула чековую книжку, что-то нацарапала там, вырвала чек и кинула
мне. Он спланировал на стол. Я поднял его. Двести сорок долларов. Таких
денег я не видел с тех пор, как угадал в экспрессе в Голливудском парке в
1988 году.
-- Спасибо, леди...
-- ...Смерть, -- сказала она.
-- Да, -- сказал я. -- А теперь чуть-чуть подробнее об этом так
называемом Селине. Вы что-то говорили про книжный магазин?
-- Он околачивался в магазине Реда, листал книжки... спрашивал о
Фолкнере, о Карсон Маккалерс, о Чарльзе Мэнсоне...
-- Околачивается в книжном магазине? Хм...
-- Да, -- сказала она, -- вы знаете Реда. Любит выгонять людей из
магазина. Можете истратить там тысячу долларов, потом задержитесь на лишнюю
минуту-другую, и Ред скажет: "А не убраться ли тебе к чертям?" Ред хороший
человек, но с приветом. Короче говоря, он все время вышвыривает Селина.
Селин идет в бар Муссо и сидит там грустный. Через день-два приходит снова,
и все повторяется.
-- Селин умер. Селин и Хемингуэй умерли тридцать два года назад. Один,
и через день -- другой.
-- Я знаю о Хемингуэе. Хемингуэй у меня.
-- Вы уверены, что это был Хемингуэй?
-- О, да.
-- Так почему вы не уверены, что Селин в самом деле Селин?
-- Не знаю. Какой-то у меня с ним затор. Никогда такого не было. Может,
я слишком долго в этом бизнесе. И вот пришла к вам. Бартон вас хвалит.
-- И вы полагаете, что настоящий Селин жив? Он вам нужен?
-- Ужасно, малыш.
-- Билейн. Ник Билейн.
-- Хорошо. Билейн. Мне нужна определенность. Что это в самом деле
Селин, а не какой-то недоделанный хотень. Слишком много их развелось.
-- Мне ли не знать.
-- Так приступайте. Мне нужен лучший писатель Франции. Я долго ждала.
Она встала и вышла вон. Никогда в жизни я не видел такого зада. Не
поддается описанию. Не поддается ничему. Не мешайте мне сейчас. Я хочу о нем
подумать.
3
На другой день.
Я отменил свое выступление перед Торговой палатой в Палм-Спрингс.
Шел дождь. Потолок протекал. Дождь капал сквозь потолок -- ПЛЯМ, ПЛЯМ,
ПЛЯМ, И ПЛЯМ, И ПЛЯМ, ПЛЯМ, ПЛЯМ, ПЛЯМ, И ПЛЯМ, И ПЛЯМ, ПЛЯМ, и ПЛЯМ, и
ПЛЯМ, и ПЛЯМ, ПЛЯМ, ПЛЯМ, ПЛЯМ...
Я согревался с помощью саке. Но как согревался? До нуля градусов. Вот
мне 55 лет, а у меня нет горшка, чтобы подставить под капель. Отец
предупреждал меня: кончишь тем, что будешь спускать в кулак на чьем-нибудь
чужом крылечке в Арканзасе. Ну, время еще есть. Автобусы туда отправляются
каждый день. Только у меня от них запор, и там всегда храпит какой-нибудь
старпер с вонючей бородой. Пожалуй, лучше заняться Делом Селина.
Селин ли Селин или кто-нибудь еще? Иногда мне казалось, что я не знаю
даже, кто я такой. Ладно, я Ники Билейн. Но это не точно.
Кто-нибудь заорет: "Эй, Гарри! Гарри Мартел!" И я скорее всего
откликнусь: "Да, в чем дело?" В смысле -- я могу быть кем угодно, какая
разница? Что в имени тебе моем?
Жизнь -- странная штука, правда? В бейсбольную команду меня всегда
включали последним -- знали, что могу запулить их паршивый мяч к чертовой
матери в Денвер. Завистливые хорьки!
Я был талантлив, и сейчас талантлив. Иногда я смотрел на свои руки и
видел, что мог стать великим пианистом или еще кем-нибудь.
И чем же занимались мои руки? Чесали яйца, выписывали чеки, завязывали
h-c`*(, спускали воду в унитазе и т.д. Прошляпил я свои руки. И мозги. Я
сидел под дождем.
Зазвонил телефон. Я вытер его насухо просроченным извещением из
Налогового управления, поднял трубку.
-- Ник Билейн, -- сказал я. Или я Гарри Мартел?
-- Это Джон Бартон, -- раздалось в трубке.
-- Да, вы меня рекомендовали, спасибо.
-- Я наблюдал за вами. У вас есть талант. Немного неотшлифованный, но в
этом его прелесть.
-- Приятно слышать. Дела идут плохо.
-- Я наблюдал за вами. Все наладится, надо только потерпеть.
-- Да. Чем могу служить, мистер Бартон?
-- Я пытаюсь обнаружить Красного Воробья.
-- Красного Воробья? Что еще за птица?
-- Я уверен, что он существует. Просто надо его найти, я хочу, чтобы вы
его нашли.
-- Ниточки какие-нибудь есть?
-- Нет, нет, но я уверен, что Красный Воробей где-то там.
-- У этого Воробья есть имя, или как?
-- В каком смысле?
-- В смысле -- имя. Ну, Генри или Абнер. Или Селин?
-- Нет, это просто Красный Воробей, и я не сомневаюсь, что вы можете
его найти. Я в вас верю.
-- Это будет стоить вам, мистер Бартон.
-- Если найдете Красного Воробья, я буду платить вам сто долларов в
месяц до конца жизни.
-- Хм-м... Слушайте, а может, дадите все вперед -- чохом?
-- Нет, Ник, вы спустите их на бегах.
-- Хорошо, мистер Бартон, дайте мне ваш номер телефона, и я этим
займусь.
Бартон дал мне номер телефона и сказал:
-- Я очень на вас надеюсь, Билейн.
И повесил трубку.
Так, дела пошли на лад. Но потолок протекал еще сильнее. Я стряхнул с
себя несколько капель, врезал саке, скрутил сигаретку, зажег, вдохнул и
закашлялся от дыма. Потом надел мой коричневый котелок, включил
автоответчик, медленно подошел к двери, открыл ее... Там стоял Маккелви. У
него была широченная грудь и плечи словно подбитые ватой.
-- Твоя аренда кончилась, гнида! -- рявкнул он. -- Выметайся отсюда в
жопу!
Тут я обратил внимание на его брюхо. Оно напоминало мягкую гору дерьма,
и кулак мой утонул в ней. Маккелви согнулся пополам, я встретил его лицо
коленом. Он упал, откатился в сторону. Отвратное зрелище. Я подошел, вытащил
его бумажник. Фотографии детей в порнографических позах.
Не убить ли его, подумал я. Но вместо этого взял его кредитную карточку
"Золотая Виза", пнул его в зад и спустился на лифте.
Решил пойти в магазин Реда пешком. Когда я на машине, меня вечно
штрафуют за неправильную парковку, а платные стоянки мне не по карману.
Я шел к Реду в угнетенном настроении. Человек рождается, чтобы умереть.
Что это значит? Болтаешься и ждешь. Ждешь маршрута А. Августовским вечером
ждешь пару больших грудей в гостиничном номере Лас-Вегаса. Ждешь, когда
заговорит рыба. Когда свистнет рак. Болтаешься.
Ред был на месте.
-- Тебе повезло, -- сказал он, -- разминулся с этим пьяницей Чинаски.
Приходил тут, хвастался своей новой серией марок.
-- Это ладно, -- сказал я. -- У тебя есть подписанный экземпляр "Когда
я умирала" Фолкнера?
-- Конечно.
-- Сколько стоит?
-- Две тысячи восемьсот долларов.
-- Я подумаю...
-- Прошу прощения, -- сказал Ред.
Он повернулся к человеку, листавшему первое издание "Домой возврата
нет".
-- Пожалуйста, поставьте книгу в шкаф и убирайтесь к чертовой матери!
Это был хрупкий человечек, весь согнутый. И одет в какой-то желтый
резиновый костюм.
Он поставил книгу в шкаф и прошел мимо нас к двери; глаза у него были
на мокром месте. А дождь на улице перестал. Желтый резиновый костюм был ни к
чему.
Ред посмотрел на меня.
-- Можешь представить, некоторые из них приходят сюда, облизывая
мороженое!
-- Могу представить себе кое-что похуже.
Тут я заметил, что в магазине еще кто-то есть. Он стоял в глубине. Я,
кажется, узнал его по фотографиям. Селин. Селин?
Я медленно подошел к нему. Совсем близко. Уже мог разглядеть, что он
читает. Томас Манн. "Волшебная гора".
Он увидел меня.
-- У этого парня проблема, -- сказал он, подняв книгу.
-- Какая же? -- спросил я.
-- Он считает скуку Искусством.
Он поставил книгу на полку и стоял передо мной, похожий на Селина.
Я посмотрел на него.
-- Это поразительно, -- сказал я.
-- Что?
-- Я думал, вы умерли, -- сказал я.
Он посмотрел на меня.
-- Я думал, что вы тоже умерли, -- сказал он.
Мы стояли и смотрели друг на друга.
Потом я услышал Реда.
-- ЭЙ, ТЫ! -- заорал он. -- УБИРАЙСЯ ОТСЮДА К ЧЕРТОВОЙ МАТЕРИ!
Нас было только двое.
-- Кому из нас убираться? -- спросил я.
-- ТОМУ, КОТОРЫЙ ПОХОЖ НА СЕЛИНА! УБИРАЙСЯ ОТСЮДА К ЧЕРТОВОЙ МАТЕРИ!
-- Но почему? -- спросил я.
-- Я СРАЗУ ВИЖУ, КОГДА ОНИ НЕ СОБИРАЮТСЯ ПОКУПАТЬ!
Селин, или кто он там, направился к выходу. Я за ним.
Он пошел к бульвару, остановился у газетного киоска.
Сколько помню, этот киоск стоял там всегда. Я вспомнил, как двадцать
или тридцать лет назад подцепил там трех проституток. Я отвел их всех к себе
домой, и одна дрочила моей собаке. Им это казалось забавным. Они были пьяные
и на колесах. Потом одна проститутка пошла в ванную, упала там, разбила
голову о край унитаза и все вокруг залила кровью. Я подтирал за ней большими
мокрыми полотенцами. Потом уложил ее в постель, посидел с остальными, и
наконец они ушли. Та, что в постели, пробыла еще четыре дня и четыре ночи,
выпила все мое пиво и без конца говорила о своих двух детях в восточном
Канзас-Сити.
А этот человек -- Селин? -- стоял у киоска и читал журнал. Подойдя
ближе, я разглядел, что это "Нью-Йоркер". Селин(?) положил его на место и
посмотрел на меня.
-- У них только одна проблема.
-- Какая?
-- Они просто не умеют писать. Ни один из них.
Мимо проезжало пустое такси.
-- ЭЙ, ТАКСИ! -- крикнул Селин.
Такси притормозило, он подскочил к машине, задняя дверь открылась, и он
влез.
-- ЭЙ! -- закричал я. -- Я ХОТЕЛ У ВАС СПРОСИТЬ!
Такси промчалось к Голливудскому бульвару. Селин высунулся из окна,
показал мне средний палец. И уехал.
Первый раз за десятки лет я повстречал в этих местах такси -- то есть
незанятое, без пассажира.
Ну, дождь перестал, но тоска не проходила. К тому же стало прохладно, и
пахло так, как будто кто-то мокрый испортил воздух.
Я втянул голову в плечи и отправился к Муссо.
У меня была кредитная карточка "Золотая Виза". Я был жив. И кажется,
даже стал ощущать себя Ники Билейном. Я стал напевать мотивчик Эрика Коутса:
Ад таков, каким ты его устроишь.
4
Я посмотрел в словаре Вебстера. Селин, 1891 -- 1961. На дворе был 1993-
й. Если он жив, значит, ему 102 года. Неудивительно, что ЛЕДИ СМЕРТЬ его
разыскивает.
А тот, в книжном магазине, выглядел на 40-50. Ну ясно. Он не Селин. Или
&% он придумал, как победить процесс старения. Взять кинозвезд: они снимают
кожу с зада и приживляют к лицу. На заду кожа морщится позже всего.
Последние годы они дохаживают с ягодицами вместо лиц. Пошел бы на это Селин?
Кому охота дожить до 102 лет? Только дураку. И с чего бы Селину захотелось
жить так долго? Все это -- какое-то сумасшествие. Леди Смерть сумасшедшая. Я
сумасшедший. Пилоты авиалайнеров сумасшедшие. Никогда не смотри на пилота.
Поднимайся на борт и заказывай выпивку.
Я понаблюдал, как трахаются две мухи, и решил позвонить Леди Смерти.
Расстегнул ширинку и ждал ответа.
-- Алло, -- послышался ее голос.
-- М-м-м, -- сказал я.
-- Что? А, это вы, Билейн. Как продвигается дело?
-- Селин мертв. Он родился в 1891 году.
-- Статистика мне известна, Билейн. Слушайте, я знаю, что он жив... где-
то... и в книжном магазине мог быть он. Вы что-нибудь выяснили? Он мне
нужен. Очень нужен.
-- М-м-м... -- сказал я.
-- Застегнитесь.
-- А?
-- Дурак, я сказала застегнись.
-- А... Сейчас...
-- Я должна определенно знать, есть он или нет его. Я вам сказала: у
меня с ним не клеится. Психологический тормоз. Бартон рекомендовал вас,
сказал, что вы один из лучших.
-- А, да, кстати, я как раз сейчас работаю на Бартона. Пытаюсь
разыскать Красного Воробья. Что вы об этом думаете?
-- Слушайте, Билейн, распутайте историю с Селином, и я вам скажу, где
Красный Воробей.
-- В самом деле, леди? О, я бы для вас что угодно сделал!
-- Ну например!
-- Ну, убил бы моего любимого таракана, выпорол бы ремнем мать, если бы
она была здесь...
-- Хватит молоть! Я начинаю думать, что Бартон меня разыграл.
Беритесь-ка лучше за дело. Или вы распутаете историю с Селином, или я
за вами приду.
-- Одну минутку, леди.
Трубка у меня в руке молчала. Я положил ее на рычаг. Ох. За мной-то она
явится без всяких тормозов. Меня ждала работа. Я поискал глазами: нет ли где
мухи, чтобы убить.
Дверь распахнулась, на пороге стоял Маккелви и большая слабоумная куча
дерьма. Маккелви посмотрел на меня и кивнул на кучу.
-- Это Томми.
Томми смотрел на меня мутными глазками.
-- Очень приятно, -- сказал он.
Маккелви улыбнулся мне жуткой улыбкой.
-- Так вот, Билейн, Томми здесь с одной целью, и эта цель -- медленно
превратить вас в лепешку кровавого куриного говна. Так, Томми?
-- Угу, -- сказал Томми.
По виду он весил килограммов сто семьдесят. Ну, состричь на нем шерсть
-- будет этак сто шестьдесят. Я любезно улыбнулся ему.
-- Слушай, Томми, ты ведь меня не знаешь, правда?
-- Угу.
-- Так зачем тебе меня бить?
-- Потому что мистер Маккелви так велел.
-- Томми, а если мистер Маккелви велит тебе выпить твое пи-пи, ты
выпьешь?
-- Ты не путай моего парня! -- сказал Маккелви.
-- Томми, а если мистер Маккелви велит тебе съесть мамино ка-ка, ты
съешь мамино ка-ка?
-- А?
-- Заткнись, Билейн, здесь разговариваю я!
Он повернулся к Томми.
-- А ну-ка, разорви мне этого типа, как старую газету, разорви его в
клочья и пусти к чертям по ветру, понял?
-- Я понял, мистер Маккелви.
-- Ну так чего ты ждешь, последней розы лета?
Томми шагнул ко мне. Я вынул из ящика стола люгер и навел на
(a/.+(-a*cn тушу.
-- Стой, Томас, или сейчас тут будет больше красного, чем на всех
футболках стенфордской команды!
-- Э, -- сказал мистер Маккелви, -- откуда у тебя эта штука?
-- Сыщик без машинки все равно что кот с презервативом. Или часы без
стрелок.
-- Билейн, -- сказал Маккелви, -- ты чушь порешь.
-- Мне уже говорили. А теперь скажи своему парню "тпру", или я проделаю
в нем такое окошко, что арбуз пройдет!
-- Томми, -- сказал Маккелви, -- отойди назад и встань передо мной.
Томми повиновался. Теперь надо было решить, что с ними делать. Это было
непросто. В Оксфорде мне стипендию не платили.
Биологию я проспал и в математике не отличался. Но до сих пор умудрялся
остаться в живых. Кажется.
А пока что я сдал себе некоего туза из некоей заряженной колоды. Ход
был за мной. Сейчас или никогда. Приближался сентябрь. Вороны держали совет.
Солнце исходило кровью.
-- А ну-ка, Томми, -- сказал я, -- на четвереньки! Живо!
Он посмотрел на меня так, как будто не очень хорошо слышал.
Я холодно улыбнулся ему и щелкнул предохранителем.
Томми был глуп, но не окончательно.
Он упал на четвереньки, встряхнув весь 6-й этаж, как землетрясение в
5,9 балла. Мой фальшивый Дали упал на пол. Тот что с подтаявшими часами.
Глыбясь как Большой Каньон, Томми глядел на меня снизу.
-- А теперь, Томми, -- сказал я, -- ты будешь слоном, а Маккелви будет
погонщиком!
-- А? -- сказал Томми.
Я посмотрел на Маккелви.
-- Давай-давай! Залезай!
-- Билейн, ты спятил?
-- Как знать? Безумие относительно. Кто определяет норму?
-- Я не знаю, -- сказал Маккелви.
-- Залезай давай!
-- Ладно, ладно. Но у меня никогда не было таких неприятностей с
должниками.
-- Залезай, жопа!
Маккелви вскарабкался на Томми. Но свесить ноги ему было трудно. Он
чуть вдоль не разорвался.
-- Хорошо, -- сказал я. -- Теперь, Томми, ты слон, и ты повезешь
Маккелви по коридору к лифту. Приступай!
Томми пополз из кабинета.
-- Билейн, -- сказал Маккелви, -- я тебе отплачу. Клянусь лобком моей
матери!
-- Залупись еще раз, Маккелви, и я заткну твой член в мусоропровод!
Я открыл дверь, и Томми со своим погонщиком уполз из кабинета.
Он пополз по коридору, а я, засовывая люгер в карман пиджака, нащупал
там что-то -- скомканный листок. Я вынул его. Мои письменные ответы на
экзамене, когда я пересдавал на водительские права. Все исчеркано красным. Я
провалился.
Я бросил бумажку за спину и последовал за моими друзьями.
Мы подошли к лифту, и я нажал кнопку.
Я стоял, напевая мотивчик из "Кармен".
И вдруг вспомнил, как давным-давно прочел в газете о смерти Джимми
Фоккса в номере какой-то загаженной гостиницы. Такой бейсболист -- и умер
среди клопов.
Подошел лифт