ей Вахтмейстер, которая взяла на себя за-
боту о ее материальных нуждах.  Совсем больная,  страдающая от острого
ревматизма,  который грыз все ее измученное тело, она с неослабевающим
самоотвержением сидела за своим письменным столом с раннего утра

чера, не давая себе никакого отдыха среди дня.  В разгаре этого труда,
  поглощавшего ее всю без остатка,  на нее неожиданно обрушился второй
  страшный удар,  который наверно раздавил бы каждую менее сильную ду-
  шу. Вот как гр. Вахтмейстер описывает это страшное для Елены Петров-
  ны утро в декабре 1885 г.: "Никогда не забуду я словно застывшего на
  лице ее выражения неописуемого страдания, с которым она взглянула на
  меня, когда я вошла к ней утром и застала ее с
только что полученным отчетом г-на Ходжсона в руках. "Вот, воскликнула
она,  какова карма Теософского общества! Она обрушивается на меня, и я
- козел отпущения!  Я должна нести на себе грехи Общества,  и  теперь,
когда  меня заклеймили величайшей обманщицей,  да еще русской шпионкой
вдобавок,  кто будет слушать меня, кто будет читать "Тайную Доктрину"?
Как буду я продолжать дело Учителя?  О,  проклятые феномены, которые я
делала,  чтобы удовлетворить друзей и поучать окружающих! Как я вынесу
такую страшную карму?  Как переживу все это?  Если я умру,  пострадает
дело Учителя и Общество погибнет!".*
  Отчет, который  потряс  ее  таким  образом,  принадлежал следователю
Ходжсону,  посланному Лондонским обществом психических исследований  в
Индию  с  целью  проверить  на месте обвинения Куломбов в поддельности
всех необычайных явлений,  которые происходили в Адьяре. Отчет призна-
вал  все  эти явления результатом мошеннических подлогов,  совершенных
Еленой Петровной с помощью помощников и при посредстве проделанных от-
верстий  и  задвижных  дверей.  В  таком  виде результат следствия был
представлен Совету Общества психических исследований  и,  санкциониро-
ванный этим Обществом,  был напечатан в его протоколах.  Теперь, когда
прошло столько времени и когда выяснились все подробности  этого  про-
цесса, в котором на одной стороне были: явно обнаруженный подкуп (мис-
сионер Паттерсон не скрывал,  что платил Куломбам за доставленные  ими
письма,  приписанные Е. П. Блаватской), подложные письма и, в качестве
единственных обвинителей,  двое рассчитанных за дурное поведение слуг,
а с другой стороны свидетельства всех ближайших сотрудников Е. П. Бла-
ватской и Г.  Олькотта,  д-ра ф. Гартманна, Джеджа, Ледбитера, Броуна,
Домадара,  Субба-Рао и др., большинство которых жило в адьярском доме,
затем - всеми уважаемых г-на Синнетта и генерал-майора Моргана, бывше-
го секретаря министерства по делам Индии господина Лэн-Фокса,* инжене-
ра Четти и др.  вплоть до инспектора полиции и множества  известных  и
уважаемых  индусов,  которые все единодушно утверждали,  что обвинения
мужа и жены Куломбов - ложь и вздорная клевета;  когда все это знаешь,
является потребность узнать,  как мог целый синклит ученых с известным
Майерсом во главе не усмотреть всей несостоятельности следствия,  про-
изведенного Ходжсоном;  как могли они не заметить, что все инение, на-
лагавшее на доброе имя обвиняемой позорное клеймо мошенничества,  было
основано исключительно на показаниях двух лиц, которые сами признавали
себя за ее сообщников... Это осталось бы неразгаданной тайной, если бы
все  дело не происходило в первой половине 80-х годов истекшего столе-
тия,  когда материалистический гипноз в науке был настолько силен, что
все,  недоступное проверке физических чувств,  отвергалось как "не вы-
держивающее научной критики".
  Суть дела состояла в том,  что после отъезда Е.  П. Б. и Г. Олькотта
из Адьяра в Европу,  который состоялся 7 февраля 1884 года, оставшиеся
в  Адьяре ближайшие сотрудники их в середине мая того же года порешили
удалить из дома экономку Куломб и ее мужа,  которые надоели им  своими
интригами,  дурным  характером  и нечестностью.  Взяты они были Еленой
Петровной из сострадания к их бедственному положению,  а когда  Е.  П.
уехала из Адьяра,  они, под предлогом ремонта, завладели ее комнатами,
и зная,  что их положение в доме становится все более шатким, решились
отомстить,  судя же по дальнейшему их поведению,  надеялись, вероятно,
извлечь и материальную пользу из этой мести.  С этой целью столяр  Ку-
ломб  принялся  ломать  стену в спальне Елены Петровны и делать разные
приспособления, которые должны были доказать, что она производила свои
феномены  с помощью потайных дверей и других мошеннических приемов.  К
счастью,  им не удалось докончить начатого, и когда от них потребовали
ключи  от комнат Елены Петровны и несколько теософов,  в числе которых
были д-р Гартманн,  Субба-Рао, судья Сринаваза-Рао, г-н Броун, Домадар
и другие,  вошли в ее спальню, они увидели следующее: в стене, застав-
ленной шкафом, было пробито отверстие, которое было недоделано и долж-
но было, по всей вероятности, пройти насквозь в соседнюю, так называе-
мую "оккультную комнату",  в которой - как раз против  сделанного  от-
верстия  - висел на противоположной стороне стены небольшой шкаф,  где
чаще всего происходили различные феномены.  Цель Куломбов была ясна: в
шкафу, стоявшем в спальне, они уже устроили подвижную стенку, которая,
впрочем,  скрипела и плохо двигалась;  вероятно,  такую же стенку  они
предполагали сделать и в шкафу,  висевшем в оккультной комнате, а сте-
ну, лявшую оба шкафа, они уже начали ломать с целью сделать отверстие,
через  которое  можно бы сообщаться из спальни с "оккультной комнатой"
через висевший там шкаф.  Но это им не удалось, и в течение всего лета
1884 года многочисленные посетители Адьяра рассматривали и начатую ды-
ру в стене,  которая была такого размера,  что 10-летний мальчик мог с
трудом в нее влезть,  и подвижную спинку шкафа,  которая скрипела и не
хотела скользить.  Осенью 1884 г.,  следовательно до возвращения Елены
Петровны и до появления в Индии следователя Ходжсона.  В. Джедж, заме-
нявший президента на время ее отсутствия,  решил уничтожить следы дея-
тельности Куломбов; с этой целью он пригласил тридцать свидетелей, ко-
торые все подписались под протоколом,  свидетельствовавшим о проделан-
ном  в  стене  отверстии,  после чего приглашенный им каменщик заделал
пробитую стену и комнату оклеили новыми обоями. Но все это не помешало
командированному Обществом психических исследований Ходжсону,  который
приехал в Адьяр весной 1885 года и не мог видеть ничего, кроме гладкой
стены,  так  как отверстие было сделано осенью 1884 года,  приложить к
своему отчету план комнаты (стр. 220) с пробитой стеной, вводя читате-
лей отчета в заблуждение,  будто он сам видел отверстие и сам набросал
план,  тогда как план этот был составлен Джеджем до заделки отверстия.
Между тем,  Куломбы, потерпев неудачу в своем первом предприятии, при-
думали новое: они подделали целый ряд писем,* будто бы написанных Еле-
ной Петровной к своей сообщнице г-же Куломб,  в которых делаются приз-
нания в различных мошенничествах. Это предприятие удалось: письма были
куплены  иезуитом  миссионером  Паттерсоном  и напечатаны в "Christian
College Magazine".  Но самое непонятное из этой вторичной попытки пре-
дать  и  продать  Елену  Петровну  выпадает на долю самого следователя
Ходжсона: несмотря на то, что Е. П. Блаватская клятвенно отрицала под-
линность этих писем,  несмотря на все признаки подделки (орфографичес-
кие ошибки во французских словах, перепутанные имена и т. д.), несмот-
ря  на взрыв негодования всех знавших Елену Петровну порядочных людей,
г-н Ходжсон не согласился показать эти письма ни ей,  ни ее близким, и
в то же время все свои обвинения строил на них. Другое обвинение Ходж-
сона состояло в том, что письма Учителей писались самой Еленой Петров-
ной,  и это обвинение поддерживалось им несмотря на то, что берлинский
эксперт Шютце утверждал, что "нет ни малейшего сходства между почерком
этих писем и почерком Е.  П. Блаватской". Но самым интересным является
конечный вывод Ходжсона:  отвергнув целый ряд психологических мотивов,
которые  могли бы заставить Елену Петровну пуститься в такие проделки,
он решает, что она была агентом русского правительства и действовала в
пользу русских интересов,  в доказательство чего и представляет "доку-
мент" (опять-таки выкраденный г-ой Куломб из бумаг Елены Петровны).  К
несчастью для г-на Ходжсона редактор газеты "Pioneer" узнал в этом до-
кументе отрывок из перевода Елены Петровны "Путешествие в  центральную
Азию" полковника Гродекова, который она делала для его газеты. Вероят-
но,  вышла неудачная страница и она выбросила ее в корзину для  бумаг,
откуда "документ" и попал в руки проницательного следователя.
  Я не могу останавливаться долее на подробностях этого процесса; при-
бавлю  только,  что он вызвал в свое время со стороны заинтересованных
лиц новые расследования на месте, которые опровергли все выводы следо-
вателя Ходжсона. Протоколы этих расследований и многочисленные протес-
ты,  появившиеся в то время в газетах Индии и Америки, составили целую
литературу. Наиболее ценные данные из всех тогдашних расследований бы-
ли,  после тщательной проверки,  собраны новым президентом Теософского
общества, А. Безант и изданы в 1907 году под заглавием "Е. П. Блаватс-
кая и Учителя Мудрости".  В этой  книге  интересующиеся  могут  узнать
правду относительно процесса Куломбов-Ходжсона.
  Как бы то ни было,  а дело было сделано:  клевета была пущена гулять
по свету,  и люди, стоявшие далеко от истинного положения вещей, долго
еще продолжали повторять невежественные обвинения Ходжсона,  ровно ни-
чего не понимавшего в восточном оккультизме. Тех же, которые старались
вникнуть в дело,  чрезвычайно смущал вопрос:  отчего ясновидящая Елена
Петровна не знала, что готовится против нее заговор? И отчего не спас-
ли ее Учителя, к которым она относилась с такой глубокой преданностью?
В ответ на первый вопрос можно указать на тот случай ясновидения,  ко-
торый сестра Елены Петровны приводит в биографии Е.  П. Б.* Она сильно
беспокоилась за своего сына.  Заметив это, Елена Петровна попросила ее
помолчать, закрыла глаза и, после нескольких мгновений сосредоточенно-
го внимания, сказала сестре, чтобы она не тревожилась, что сын ее жив.
Для ясновидения нужна такая же фиксация внимания, как и для физическо-
го зрения. Каждый испытал на себе, как ускользают от человека окружаю-
щие объекты, когда внимание его занято одним определенным предметом, а
мы знаем, что Елену Петровну в то время занимали чрезвычайно серьезные
задачи.  И она, конечно, не думала о проделках оставшихся в Адьяре Ку-
ломбов.  Великодушные  люди всегда доверчивы;  а когда узнаешь,  каких
больших размеров была душа у Елены Петровны,  становится вполне понят-
но, что ей не хотелось устремлять свое внимание на мелкие предательст-
ва,  о которых ее не раз предупреждали.  Она просто не останавливалась
на  них  и пользовалась своим ясновидением для более достойных и инте-
ресных целей.
  Гораздо труднее  ответить  на второй вопрос,  так как он относится к
психическим законам высшей ступени сознания,  на которой многое прояв-
ляется совершенно иначе, чем на нашей низшей ступени, хотя для понима-
ющего закон кармы не трудно  догадаться,  почему  Учитель  никогда  не
пользуется  своими  высшими  силами для изменения человеческой судьбы.
Закон кармы учит,  что все, происходящее с человеком во время его зем-
ной жизни, есть результат им же совершенного в прежних существованиях,
есть восстановление им же нарушенного равновесия  или  справедливости,
что одно и то же.  Поэтому Адепты Мудрости не считают себя вправе вли-
ять на совершающуюся карму кого бы то ни было своими оккультными сила-
ми. В пределах всем доступного человеческого участия и сострадания они
могут действовать,  и в этих пределах они сделали все,  что можно было
сделать, предупреждая неоднократно и остававшихся в Адьяре, и уехавше-
го в Европу Олькотта.* Иное вмешательство было бы нарушением духовного
Закона, который в "Голосе Безмолвия" выражается так: "Она (стезя отре-
чения) приводит архата к неизреченной душевной печали;  печали за "жи-
вого мертвеца"** и бессильной жалости к страдающему человечеству, под-
лежащему всем бедствиям кармы;  ибо мудрые знают,  что плоды кармы  не
могут быть устранимы".  И дальше:  "Научай не создавать новые причины;
но волне последствий, подобно великой волне прилива, ты не должен ста-
вить преград, дабы завершился ее естественный бег".*** Прибавлю к это-
му и еще одно указание:  на тех высших ступенях человеческого духа,  о
которых идет речь, мера, которой мы меряем события, не имеет значения,
и то,  что для нас кажется чрезвычайно важным, является совсем не важ-
ным там.
  Чтобы покончить совсем с этим тяжелым,  эпизодом из жизни Е. П. Бла-
ватской,  нужно сказать несколько слов о ее поездке осенью 1884 года в
Индию,  о которой было упомянуто лишь вскользь.  Узнав о проделках Ку-
ломбов  и о поддельных письмах,  напечатанных Паттерсоном в "Christian
College Magazine",  она поехала туда с надеждой  привлечь  Куломбов  и
Паттерсона  к судебной ответственности,  выяснить на суде всю правду и
восстановить свое доброе имя.  Но ей пришлось еще раз пожертвовать со-
бой.  Комитет,  состоявший из 24 наиболее уважаемых членов Теософского
общества,  европейцев и индусов,  решил, что иск с ее стороны выдвинет
на сцену вопрос о махатмах,  и они сами, а также их отношения к учени-
кам, станут темой для пересудов и насмешек совершенно невежественных в
вопросах восточного оккультизма английских судей, а это обстоятельство
может оскорбить чувства индусов. Этот мотив был для нее важнее ее лич-
ной судьбы и - она покорилась.  Необходимо к этому прибавить,  что она
обрадовалась,  когда узнала, что Общество психических исследований по-
сылает в Индию своего поверенного для расследования всего дела на мес-
те,  что и выражала в своих письмах. Из этого читатель поймет, до чего
неожидан был удар, который ей нанес отчет Ходжсона.
  Чрезвычайно важным доказательством вздорности всех обвинений  следо-
вателя Ходжсона и правоты Елены Петровны служат те овации и знаки ува-
жения и сочувствия,  с которыми индусы встретили Елену Петровну, когда
она приехала в Мадрас уже после клевет, возведенных на нее Куломбами и
Паттерсоном.  Если бы в обвинениях следователя была хотя искра правды,
индусы должны бы забросать не цветами,  как это было в действительнос-
ти,  а камнями ту женщину,  которая из личных темных целей надругалась
над  их священными заветами.  Сама идея махатм и сношения с ними имеют
для индусов такое высокое значение, что они никогда не простили бы то-
му,  кто сделал из этих сношений повод для подлога и шутовского маска-
рада, в чем обвиняли Елену Петровну Куломбы и чему поверил Ходжсон.
  А между тем,  индусы встретили ее со всеми признаками глубокого ува-
жения и в обращенных к ней приветственных речах определяли ее деятель-
ность совершенно иначе, чем лондонский ареопаг ученых; они благодарили
ее за "возрождение санскритской литературы,  за старания примирить ре-
лигию с наукой, за пролитие света на потустороннюю судьбу человека, за
соединение различных индусских каст в одно братское  чувство  взаимной
симпатии,  за верную передачу арийской Мудрости,  которая подвергалась
таким искажениям со стороны европейцев".
  Нужно думать, что это благодарное отношение индусов принесло некото-
рое утешение Елене Петровне; но нравственное потрясение было настолько
сильно,  что она тяжко заболела.  Лечивший ее доктор настоял на ее не-
медленном возвращении в Европу,  и друзья перенесли ее в  носилках  на
пароход,  который  и  увез  ее  навсегда из привлекавшей ее с юных лет
"страны чудес".  В Европе она,  как уже было  сказано,  избрала  тихий
Вюрцбург,  чтобы без помехи писать "Тайную Доктрину", и прожила сперва
в этом немецком городке,  а потом в Остенде,  вдвоем с гр. Вахтмейстер
до  своего  переселения в 1887 году в Лондон.  В Остенде на глазах гр.
Вахтмейстер произошло ее третье чудесное  выздоровление.  Два  доктора
нашли ее положение безнадежным и только удивлялись, как она могла жить
с такими сложными недугами.  Ночью с ней началась агония; долго сидела
около нее гр.  Вахтмейстер,  пока не забылась. "Когда я открыла глаза,
первые утренние лучи прокрались в комнату и на меня напал страх, что я
спала,  а в это время Е. П. Блаватская могла умереть... Я с ужасом по-
вернулась к ее кровати,  но вместо трупа  увидела  Е.  П.  Блаватскую,
смотрящую  на  меня  спокойно своими ясными серыми глазами.  "Графиня,
идите сюда", сказала она. Я бросилась к ней. "Что случилось? Вы совсем
не та,  что были ночью!" - Она ответила:  "Да,  Учитель был здесь;  Он
предложил мне на выбор или умереть и освободиться,  если я того  хочу,
или  жить еще и кончить "Тайную Доктрину".  Он сказал мне,  как тяжелы
будут мои страдания и какое трудное время предстоит мне в Англии  -  я
ведь должна буду туда поехать.  Но когда я подумала о тех людях, кото-
рым мне разрешено передать мои знания и о Теософском обществе, которо-
му я уже отдала кровь своего сердца, я решилась пожертвовать собой"...
Окончила она свою речь веселой шуткой, а пришли доктор и еще несколько
лиц  и  она  встретила  их на ногах и завела с ними шутливый разговор,
удивление их не знало границ".*
  И она  "промучилась" еще пять лет,  потому что с земной точки зрения
тот напряженный труд,  который она несла до последнего часа,  несмотря
на  жестокие физические страдания,  нельзя назвать иначе,  как мучени-
чеством.  За эти пять лет многое было сделано: написаны три тома "Тай-
ной Доктрины",  из которых два были напечатаны при ней, а третий после
ее смерти; написаны: "Ключ к теософии" и "Голос Безмолвия" и множество
статей  в  журнале  "Люцифер",  который она начала издавать немедленно
после водворения в Лондоне.  Кроме этого литературного труда,  который
брал  у нее,  по показаниям многочисленных свидетелей последних лет ее
жизни,  по 12 часов в день, она по вечерам была окружена посетителями,
в числе которых было много литераторов и ученых.  В это время английс-
кий отдел Теософского общества был уже вполне сформирован и по четвер-
гам собиралась первая Теософская Ложа, которая и до сих пор носит наз-
вание "Ложи Блаватской"; на этих вечерних собраниях всегда присутство-
вала Елена Петровна, давая ответы на многочисленные вопросы, с которы-
ми члены ложи обращались к ней. К этому же времени относится появление
среди теософов,  окружавших Елену Петровну,  г-жи А.  Безант,  ставшей
после ее смерти главой и сердцем теософского движения.
  В мае  1891  года,  почти без всякой предупреждающей болезни,  Елена
Петровна скончалась в своем рабочем кресле,  как истинный  воин  Духа,
каким  она  была всю жизнь.  Ее тело было предано сожжению и пепел был
разделен на 3  части:  одна  часть  сохраняется  в  Адьяре,  другая  в
Нью-Яорке, третья оставлена в Лондоне. День ее успокоения чествуется в
трех частях света под названием "Дня Белого Лотоса". Теософы всего ми-
ра стараются ознаменовать этот день добрыми делами. В Бомбее, Адьяре и
Калькутте в этот день дают обеды тысячам бедняков и раздают им  Бхага-
ват-Гиту;  в Нью-Йорке,  Филадельфии и еще в нескольких городах Соеди-
ненных Штатов происходит то же самое,  но особенно горячо чествуют  ее
память на Цейлоне, где все население чтит ее имя.



Глава 5. Мировое значение Е. П. Блаватской

  Чтобы верно  оценить мировое значение принесенных Е.  П.  Блаватской
откровений,  необходимо знать, насколько они были нужны и своевременны
именно для нашей эпохи, а для этого следует охватить общий смысл всего
переживаемого человечеством на наших глазах. Но несчастье современного
европейского  сознания  в том,  что оно раскололось на такое множество
точек зрения, ничем не связанных между собой, с которых рассматривает-
ся и оценивается вся текущая действительность,  что прийти к чему-либо
общему и согласованному для  него  чрезвычайно  трудн