кого, а себе на Вахтеневского Бурана.
     - Ну, дорогая  моя,  если  Ястреб  придет  первым,  то  ты  выиграешь
порядочную сумму, - сказал Кочеров, возвратившись с билетами. - Почти  все
ставят на Бурана я и себе взял на него билет. Посмотрим, чья возьмет!
     - Посмотрим!
     К  удивлению  не  только  Кочерова,  но  и  всех  почти  завсегдатаев
ипподрома, первым пришел Ястреб.
     Катя радостно аплодировала победителю наезднику.
     -  Ну,  вот  видишь,  чья  взяла!  -  торжествующе  воскликнула  она,
обращаясь к Кочерову. - Я играла на счастье,  и  выиграла!  Отправляйтесь,
милостивый государь, и получите мой выигрыш. Сегодня я  вас  буду  угощать
шампанским!
     На билет пришлось 132 рубля.
     Катя была в восторге. Ее радовала не столько сумма выигрыша,  сколько
вообще удача. До конца бегов она ставила  еще  на  двух  лошадей  и  также
выиграла.
     - Тебе сегодня необыкновенно везет! - даже удивился Кочеров.  Сам  он
уже проиграл около пятидесяти рублей.
     - Должно быть, я в любви несчастна! - с притворным  вздохом  ответила
Катя, обжигая своего поклонника кокетливым взглядом.
     После второго отделения Катя предложила ехать домой.
     - Дольше оставаться  незачем:  программа  не  обещает  больше  ничего
хорошего. К тому же я проголодалась, пора обедать!
     Иван Семенович изъявил  готовность.  Они  вышли  из  ложи.  В  буфете
теснилось много публики и  путь  к  выходу  был  сопряжен  с  трудностями:
приходилось  продвигаться  медленно.  Катя  шла  за  Кочеровым,  рассеянно
поглядывая на окружающих, как вдруг взгляд ее упал на  лицо,  показавшееся
ей знакомым. Катя остановилась  и  посмотрела  внимательнее.  В  человеке,
стоявшем за в двух шагах  от  нее  и  закуривающим  папиросу,  она  узнала
приятеля своего сердечного друга - Сеньку Козыря.
     В былые дни оба они, пройди свет и Сенька, часто бывали  у  Орлихи  и
Катя запомнила лицо Сеньки.
     -  Вот  встреча  кстати!  -  обрадовалась  она.  -  Спрошу  его   про
Александра.  Наверное  он  знает:  они  ведь  товарищи  с  ним!  -  И  она
решительным шагом подошла к Козырю, не  заботясь  о  том,  что  ей,  такой
изящной и нарядной, неудобно разговаривать  среди  любопытных  с  каким-то
подозрительным типом...
     - Здравствуйте, - тихо произнесла она, подходя к Козырю и  дружелюбно
протягивая к нему руку. - Вы не узнаете меня? Помните, приходили к  нам  с
Александром...
     Сенька Козырь галантно приподнял фуражку и осторожно пожал  маленькую
ручку Кати.
     - Помилуйте-с! Очень даже хорошо помню! Нечто, увидавши вашу милость,
возможно забыть!
     Катя не обратив внимания на этот комплимент, бросила  быстрый  взгляд
вокруг себя и прошептала:
     - Пойдемте отсюда, мне поговорить надо с вами!
     - С нашим полным удовольствием! - поспешил согласиться Козырь и кинув
недокуренную папиросу, пошел за Катей к выходу.
     В дверях стоял Иван Семенович.
     - Что это ты? - обратился он к Кате. - С кем заговорилась?
     Девушка подняла на него глаза и  тоном,  не  допускающим  возражения,
сказала:
     - Ты подожди меня у экипажа. Мне надо поговорить со своим знакомым по
делу... понял?
     Последнее было произнесено так выразительно, что  Иван  Семенович  не
вступая в дальнейшие расспросы, поспешил ретироваться.
     - О чем говорить желаете? -  осведомился  Козырь,  проводив  Кочерова
насмешливым взглядом.
     Катя, не желая  прямо  приступить  к  делу,  предварительно  спросила
своего собеседника о его личных делах.
     - Как вы поживаете. Где это вас так долго не видно было.
     - Немудрено, что не видно! - Козырь усмехнулся и понизил голос.  -  В
"сушилоне" находился. Казенный паек глотал!
     - В тюрьме!
     - В ней самой! Как пословица говорит:  "От  сумы,  да  от  тюрьмы  не
отказывайся"! Всего вторую неделю на "воле" хожу.
     - Хочу я  спросить  вас,  где  теперь  Александр?  Что  с  ним  такое
случилось? Я не видела его с половины зимы...
     - А вы разве не слыхали?
     Предчувствие недоброго сжало сердце Кати.
     - Что такое?
     - Да ведь он давно на том свете грехи отмаливает!
     - Как! Умер, умер, говорите вы? Когда же? Отчего?!!
     Лицо Кати покрылось смертельной бледностью. Глаза отразили  выражение
ужаса перед роковой вестью. Она зашаталась.
     - "Пришили" его! - мрачно пояснил  Козырь...  -  До  пасхи  еще  дело
было... А как и что - не знаю... В тюрьме я тогда сидел... Говорили, между
прочим, знакомые ребята, что будто из-за бабы вышло! Из ревности будто его
кто "похерил". За что купил, за то и продаю!
     - Убит!  Мертв!  Все  теперь  кончено!  -  вихрем  налетело  страшное
сознание невозвратимой утраты... Не было слез - сильные натуры не  плачут,
но глубокое отчаяние овладело душой  Кати.  Она  не  взглянула  больше  на
Козыря, не сказала ему ни одного слова и молча, опустив голову, пошла вниз
по лестнице.
     Когда в душе женщины, подобной Кате, вспыхивает искренняя любовь,  то
это чувство становится для нее единственной отрадой в жизни,  единственным
и дорогим, и самым светлым из всего, что осталось на долю той,  у  которой
нет ни семьи, ни друзей, которая всеми презираема и отвергнута...
     Такая любовь чаще всего кончается трагически. Женщины, продающие свое
тело, душу свою отдают раз и навсегда...
     - Что с тобой, Катя? - испугался даже Кочеров,  увидя  ее  бледную  и
странно молчаливую...
     - Ничего... молчи... скорее домой... Будем пить... пить...



                            27. ГНЕЗДЫШКО ОПУСТЕЛО

     После событий, описанных в предыдущих главах,  прошло  три  месяца...
Стояла глубокая поздняя осень... Город превратился в  одну  сплошную  лужу
грязи. Круглые сутки моросил дождь.  Общественная  жизнь  замерла:  зимний
сезон еще не начался, клубы  пустовали,  ибо  томичи,  умудренные  горьким
опытом, не решались пускаться в путешествие по улицам, тонущим в  грязи  и
мраке. После  восьми  часов  вечера  улицы  погружались  в  глубокий  сон,
нарушаемый  лишь   колотушками   сторожей,   да   шальными   револьверными
выстрелами,  производимыми  осторожными  обывателями  с   целью   запугать
любителей чужой собственности, которые с наступлением темноты все  чаще  и
чаще дают о себе знать.
     Итак, повторяем, скучное время наступило для томичей и многие из  них
совершенно основательно роптали на затянувшуюся осень.
     - Хотя бы холода поскорее наступили... Давно такой  гнилой  осени  не
было, - говорили старожилы.
     Но морозы не наступали и близкий покров не обещал  принести  с  собой
первый свежий снежок.
     Город тонул в грязи и тумане дождливых дней, также  пасмурно  было  в
розовом тумане приюта любви и наслаждения. Сама хозяйка  этого  гнездышка,
после  полученного  печального  известия  о  трагической  кончине   своего
возлюбленного, опустила руки и на все  окружающее  смотрела  безучастно  и
равнодушно. Стала запивать чаще, чем прежде, и в размерах, пугающих  Ивана
Семеновича. Тщетно он старался добиться у  Кати,  что  за  причина  такого
неудержимого, мрачного настроения и  молчаливого  пьянства.  Она  молчала,
замкнувшись в себе и продолжала топить тоску в вине. Кочеров терял голову.
С одной стороны скверные  денежные  дела,  задолженность,  запутанность  в
делах, с  другой  -  непонятная  ему  перемена  в  характере  и  поведении
любовницы, - все это вышибло его из колеи. Как человек со слабой  инертной
волей, Кочеров, не  отдавая  себе  отчета  в  своих  поступках,  быстро  и
неуклонно двигался по роковому  пути  к  гибели.  Окончательный  разрыв  с
семьей и со своим прошлым был для  него  ничто,  по  сравнению  с  боязнью
потерять  Катю.  А  чувство  это  за  последнее  время  все  чаще  и  чаще
пробуждалось в душе  его.  Жизнь,  сопряженная  с  большими  расходами  на
покрытие всех требований любовницы, не  могла  продолжаться  долго.  Денег
достать было негде. Возможный кредит был весь исчерпан. Точно предчувствуя
возможную близость разрыва, Катя в последнее время возобновила  знакомство
с Орлихой, принимая ее у себя и сама пропадала у нее по  целым  дням.  Все
это очень не нравилось Кочерову, но он был совершенно бессилен предпринять
что-либо против этого... Так обстояли дела, когда  в  один  темный  вечер,
после дня, проведенного в безуспешных поисках денег, Кочеров усталый, весь
забрызганный грязью, подъехал к воротам Кати. Нижний этаж  этого  дома,  в
котором помещался трактир, был ярко освещен. Полосы мутного  света  падали
из окон на грязный тротуар. Рассчитавшись с извозчиками, Кочеров с горечью
убедился, что весь его капитал не превышает теперь пяти рублей.
     - Скверное дело! - подумал  он,  поднимаясь  на  скользкие  ступеньки
грязного крыльца. - Если завтра не найду денег, дело дрянь.
     Он прошел через трактир и поднялся по лестнице наверх.
     - Дома Александр Иванович? - спросил он  мимоходом  у  встретившегося
полового.
     - Дома... Никак у себя, чай пьют!
     - Гм, хорошо... Ты подашь нам шашлыка и водки.  В  комнату  Екатерины
Михайловны. Понял?
     - Как не понять, - тряхнул головой официант. - А только хозяин...
     - Ну чего там хозяин, - сердито перебил его  Кочеров.  -  Делай,  что
тебе говорят.
     Иван  Семенович  прошел  по  коридору,  слабо   освещенному   чадящей
лампочкой к дверям Катиной комнаты. Двери  были  полуоткрыты  и  в  темной
комнате царила глубокая тишина.
     - Ты спишь, Катя? - вполголоса спросил он, входя в комнату.
     - Нет, - кратко ответила Катя.
     Она сидела на подоконнике одного из окон, выходящих на улицу.  Слабый
свет уличного фонаря проникал в комнату. В его слабом отблеске  неподвижно
чернел силуэт Кати.
     - Чего это ты впотьмах сидишь? Постой, я  сейчас  зажгу  лампу...  Ты
обедала уже?
     - Не зажигай огня... не надо... - медленно и устало выговорила Катя.
     - Почему это? - удивился Иван Семенович.
     - Так... опротивело мне смотреть на эту комнату...  Эти  стены  душат
меня...
     В слабом надломленном голосе девушки слышалась глубокая печаль, тоска
и страстное желание покоя. Кочеров не на шутку испугался.
     - Что с тобой, моя Катя! - нежно и тихо заговорил он, подвигая стул к
окну и садясь у ее ног. - Здорова ли ты, Катя, у тебя холодные руки... Дай
мне их. Я согрею твои пальчики...
     Девушка молча освободила руки и спрятала их под  шаль,  накинутую  на
плечи.
     - На улице холодно...  грязно?..  -  спросила  она  после  некоторого
молчания.
     - Да, скверная погода!
     - Я сегодня целый день сидела на окне и все смотрела на улицу... Даже
не пила против обыкновения. Все это надоело...
     - Какая ты сегодня странная: точно спишь с открытыми глазами!
     - Все надоело, - продолжала она, прижимаясь лицом к холодному  стеклу
окна. - Внизу весь день шумели... Орали песни, а я сидела...  смотрела  на
улицу... и думала...
     - О чем ты думала, моя радость? - попробовал пошутить Иван Семенович.
     - О многом...  тебе  это  незачем  знать...  У  тебя  и  своих  забот
довольно! - оборвала она, поднимаясь с места. - А вот  что  я  надумала  -
скажу. Жила я шумно, весело, так и дальше хочу жить. А не  придется  -  не
надо... Лягу  и  усну...  -  В  ее  последних  словах  прозвучала  твердая
решимость человека, призывающего смерть. - Довольно! Не говори мне  больше
ничего! Можешь зажигать лампу и делать,  что  тебе  заблагорассудится.  Ты
ведь еще хозяин в этой комнате!
     На другой день Кочеров вновь пустился  в  поиски  кредита.  Когда  он
уходил, Катя уже не спала. Она, молча, курила папиросы и смотрела  усталым
равнодушным  взглядом.  Поздно  вечером  Кочеров  вернулся.  На  этот  раз
старания  его  увенчались  успехом:  ему  удалось  достать,  правда,   под
чудовищные проценты, некоторую сумму. Веселый  и  оживленный  вошел  он  к
Кате, торопясь поделиться приятным известием... Кати в  комнате  не  было.
Когда он зажег лампу, то первое, что бросилось ему в глаза,  был  конверт,
написанный ею, лежащий на столе. Она писала ему:
     "Прощай! Я уехала из Томска! Забудь меня - наши дороги разошлись..."
     Глухой стон вырвался из груди Кочерова и он  бессильно  опустился  на
стул...



                      28. СВИДАНИЕ С ЧЕЛОВЕКОМ В МАСКЕ

     Говорят, что время лучший целитель ран. Так было и с Кочеровым. После
взрыва безумного отчаяния, овладевшего им на первых порах разлуки с Катей,
наступил кризис. Глубокое горе сменилось тихой затаенной тоской...  Время,
между тем, шло и шло... Зима сменила осень, миновали святки. Кочеров круто
изменил образ жизни: принес повинную голову своим старикам и жене,  бросил
кутить, принялся за  дело.  Жена  его,  обрадованная  и  удивленная  такой
переменой в муже, охотно помогала ему при уплате наиболее срочных  долгов.
Казалось, Иван Семенович окончательно порвал с бурным бесшабашным  прошлым
и превратился в мирного семьянина. На самом же деле  в  глубине  его  души
продолжало  жить  крепкое,  неумирающее  чувство  любви  к  бросившей  его
любовнице. Он знал, что она живет в Красноярске  на  содержании  у  одного
местного  золотопромышленника,  человека,  уже   немолодого,   грубого   и
невежественного. Кочерову удалось завязать переписку  с  Катей,  и  из  ее
писем он мог видеть, что настоящая связь не особенно ей приятна,  несмотря
на всю роскошь, которой окружил ее старый волокита...
     В  голове  Кочерова  созрел  один  план,  который  он  и  приводил  в
исполнение. Он решил так или иначе заручиться полным доверием  со  стороны
жены, уговорить ее перевести дома на его имя, а затем, тем или иным  путем
избавиться от нелюбимой жены и, сделавшись свободным  человеком,  жениться
на Кате. Вот какие стремления имел  в  душе  Иван  Семенович,  играя  роль
делового человека и образцового  семьянина.  Этот  тонко  обдуманный  план
делал честь достойному  ученику  Егорина,  выработавшему  свои  взгляды  в
атмосфере убийств и разврата, насилия и лжи.
     - Остепенился парень, перебесился, - думали про него родные.
     Один только Кондратий Петрович  догадывался  об  истинных  намерениях
Кочерова, но до поры до времени молчал.


     Однажды вечером, на последние дни масленицы, Кондратий Петрович решил
немножко повеселиться на холостяцкий манер. Он отправился  в  общественное
собрание, где в этот вечер был последний маскарад: на святках - 4  января,
и перед закрытием зимнего сезона - на масленице, проводят  обыкновенно  их
весело и оживленно. Народа бывает - ступа не протолчет.
     Так было и на этот раз. Когда Егорин  поднялся  по  лестнице  в  фойе
собрания, его сразу охватила сутолока  густой  медленно  движущейся  толпы
масок,  мужчин  в  сюртуках  и  фраках,  военных  и  студентов.  Вся   эта
разношерстная публика смеялась, разговаривала, перебрасывалась конфетти, и
от шарканья ног, шелеста шелковых юбок, смеха и  перекрестного  разговора,
стоял неясный, неумолкаемый шум. Спиртозные запахи  буфета  смешивались  с
крепкими духами, запахом человеческого тела, пота и  дешевой  пудры.  Было
тесно, душно, но весело.
     Кондратий Петрович остановился около  дверей  в  столовую  и  занялся
наблюдением проходящих масок. Каких тут только костюмов не было: начиная с
дорогих и изящных и кончая жалкими попытками создать при  помощи  дешевого
миткаля и цветной бумаги каких-нибудь "испанцев" или  "рыбочек".  В  самый
разгар маскарада, когда  Кондратий  Петрович  основательно  подогрев  себя
коньяком, уже намеревался зацепить какую-нибудь  из  масок  и  отправиться
ужинать, на его плечо опустилась чья-то рука. Кондратий Петрович вздрогнул
от этого прикосновения  и  обернулся.  Сзади  его  стояло  черное  изящное
домино.
     - Что тебе, маска, - пробормотал Егорин, невольно  делая  шаг  назад,
пораженный холодным блеском глаз таинственного домино.
     - Идем со мной! - тихо и властно произнесло  домино,  повертываясь  к
выходу на лестницу.
     - Он, - промелькнуло в голове у Егорина. - Он, человек в маске!
     - Одевайтесь и подождите меня у выхода, - шепнуло домино,  когда  они
спустились в вестибюль.
     Егорин молча кивнул головой и поспешил к вешалкам...  Посмотрим,  что
новенького скажет мне он. Наверное, что-нибудь предстоит...
     - Я готов, следуйте за мной... - произнес спокойным тоном  незнакомец
в пальто с поднятым воротником, совершенно закрывшим лицо, появляясь перед
Егориным. Они вышли из собрания. - Извозчика  не  будем  брать.  Пойдем  в
"Россию", - заметил спутник Егорина.
     В отдельном кабинете "России", куда они  прошли,  не  снимая  верхней
одежды, незнакомец потребовал подать  бутылку  шампанского  и  дождавшись,
когда его приказание было выполнено, плотно запер за собой  дверь.  Теперь
только он снял пальто и Егорин, по его дорогому прекрасно сшитому костюму,
по бриллиантовым запонкам манишки и белым выхоленным рукам,  мог  еще  раз
убедиться,  что  таинственный  человек  в  маске  принадлежит  к   высшему
обществу.
     - Выпьем, Кондратий Петрович! - поднял свой бокал незнакомец. - Давно
мы не имели удовольствия встречаться.
     - Да, давненько, таки, - отозвался Егорин, подходя к столу...
     Теперь, когда незнакомец протянул руку, чтобы чокнуться  с  Егориным,
их отделял друг от друга всего лишь какой-нибудь аршин расстояния, так что
Кондратий Петрович мог хорошо рассмотреть своего загадочного  собеседника,
тем  более,  что  свет  электрической  люстры  падал  как  раз  на  голову
последнего.  Таким  счастливым  положением  Кондратий  Петрович,  конечно,
поспешил воспользоваться, но ничего  нового  не  открыл:  черная  шелковая
маска плотно облегала лицо незнакомца, так что казалось что оно отлито  из
черного  гипса.  Егорин  на  мгновение  встретился  с   глазами   мрачного
неподвижного взгляда незнакомца, так что бокал даже задрожал в его руке.
     - Ха-ха-ха, - рассмеялся резким ироничным смехом человек в  маске.  -
Вы, Кондратий Петрович, все еще  не  покидаете  надежду  открыть  мне  мое
инкогнито. Напрасно стараетесь! Человек,  который  хотя  бы  раз  на  одну
секунду увидевший мое лицо, долго не живет! Это запомните!
     Невольный трепет пробежал по членам Егорина при этих  словах,  полных
страшного значения.
     - Я позвал вас, чтобы  поговорить  об  очень  важном  деле,  -  начал
человек в маске, разваливаясь в кресле и спокойно глотая шампанское.
     Егорин подобострастно подался вперед, весь превратившись во внимание.
     - По донесениям моих агентов, приблизительно  через  месяц  мы  можем
взять около трехсот тысяч рублей. Сумма, как видите, большая,  но  и  риск
немалый!  Хотя  план  действий  будет  разработан  мной  всесторонне.   Но
рисковать все же придется. От вас я требую быть  готовым  на  все,  вполне
подчиняться моим указаниям и в известную минуту явиться к моим  услугам  с
двумя лошадьми в отдельных экипажах, и двумя надежными помощниками. За это
вы можете получить одну треть взятой суммы... Согласны ли вы.
     - Под вашим руководством - на  все  согласен!  -  решительно  ответил
Егорин.
     Сто тысяч рублей уже рисовались в его воображении и заставляли забыть
о грозящих опасностях.



                          29. КАНДИДАТЫ НА ВИСЕЛИЦУ

     Изъявив согласие  на  участие  в  предприятии,  хотя  и  опасном,  но
заманчивым по выгодности, Егорин задумался над  тем,  кого  взять  себе  в
помощники.  Требовалось  двое.  И  оба  должны  были  быть  люди   смелые,
решительные.
     Разве Ваньку взять, - думал Егорин. - Он хоть и прикидывается  теперь
тихоней, а от фарта не откажется.
     Предположение Егорина оправдалось: когда  он  в  дружеской  беседе  с
глазу  на  глаз,  рассказал  Кочерову  о  готовившемся   предприятии.   Не
передавая, впрочем, подробностей его, то Иван Семенович хотя  и  колебался
видимо, но решительного отказа не высказал...
     - Ты-то подумай, - уговаривал его  Егорин,  -  сейчас,  промежду  нас
сказано, ладишь ты бабу свою околпачить. Это я давно  заметил  уже.  Скоро
тебе  жену  не  провести:  хитра  шельма!  Не   гляди,   что   смиренницей