Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
ДАЙРЕН. "ЯМОТО-ОТЕЛЬ"
_____________________________________________________________________
Это самый фешенебельный отель Дайрена. Кругом красное дерево, все
старомодно и учтиво. Делегацию встречает секретарь МИДа господин Шимада.
Он провожает членов делегации на отведенный им второй этаж и
договаривается с секретарем русской делегации, что переговоры будут
вестись здесь же, в сером зале, без прессы, форма - белые костюмы из-за
влажной жары, черные галстуки и штиблеты черного цвета.
- Дьяволы, - ворчит Блюхер, - не иначе, как от своих агентов получили
сведения, что у нас нет белых костюмов. Вот ведь черт возьми, а? Может, мы
и в этих пройдем? Чем наши плохи, серенькие?
- Не годится, - говорит Федор Николаевич Петров. - Придется
раскошелиться, сейчас поедем к портным.
Японцы - народ вежливый и предупредительный - одним нашим не дают
побыть ни минутки. Только наши решат отдохнуть с дороги, как в номер к
каждому стук в дверь: на пороге стоит сахарный от нежных улыбок дипломат,
и просит пожаловать господ делегатов вниз, в ресторан, на торжественный
обед.
Стол накрыт: икра, омары, трепанги, крабы, сыры, вина, ветчина. Не
бывает такого стола в жизни! Наши дипломаты - все из рабочих, только
переводчик - бывший студент да Федор Николаевич Петров прошел курс наук в
тюремном замке Шлиссельбурга.
Японские дипломаты лихо орудуют пятью вилочками, десятью ножичками,
на руки свои не смотрят, жуют быстро, отрезают малюсенькие кусочки, и все
будто само у них режется. А у наших - кроме Петрова, который так же легок
и изящен, - ножи тупые, с вилок все падает, секретарь вывалил кусок курицы
на брюки своему японскому соседу (японец даже не шевельнул бровью - вроде
это и не его ноги), экономический советник опрокинул на себя один из пяти
фужеров, поставленных перед ним официантом, другой советник с такой силой
нажал вилкой на елозившую по тарелке диковинную закусь, что тарелка - тюк!
- и пополам. Василий Константинович до вилки с ножом не дотрагивается
вовсе. Только корочку маслом помазал и жует себе, на хозяев стола
посматривает и все запоминает: кто как и что ест.
- Господа! - возглашает руководитель японской делегации Мацушима. - Я
думаю, что переговоры явят собой образец искренности и взаимного
доброжелательства. Я пью за успех, господа!
Шумит тяжелый океан, с ревом разбивается о высокие каменные глыбы,
замирает в воздухе снежными, устремленными ввысь валами, а потом с
шелестом обрушивается вниз - в самого себя.
Блюхер без ежедневной двухчасовой прогулки не человек. Как бы ни
работал, пусть двадцать часов, все равно обязательно пешочком, размеренным
шагом десять километров отшагай, хоть помри.
- Мой двоюродный дядька, - объяснял Василий Константинович Петрову, -
до восьмидесяти пяти лет жил, а в восемьдесят еще женихался с молодухами.
А все почему? Он по вечерам письмоноше помогал, в соседние деревни письма
разносил. Пятнадцать километров отмахает, а потом сидит у печи, ноги
вытянет и от счастья плачет. Честное слово! Молится и плачет радостно.
Блюхер кладет пистолет в задний карман брюк, надвигает канотье,
смотрит на себя в зеркало и отправляется к океану - тут, в Дайрене, до
него рукой подать. Он перепрыгивает с валуна на валун, уходя все дальше и
дальше - вдоль по пустынному берегу. А за ним - неотрывной тенью два
японца в штатском, шпики. Идут, совсем не скрываясь, даже изредка
переговариваются друг с другом. Им тяжело идти за Василием
Константиновичем, потому что тот в ходьбе быстр. Шпики чуть не бегут за
ним, тяжело дышат, потные. А Блюхер идет и посмеивается. Думает: "Это вам,
сукины дети, за обед в ресторане! Вы лихо жуете, мы - ходим. А ну - кто
кого?!" И Василий Константинович поддает скорости. Один из шпиков, тот,
что поменьше ростом, заглядевшись на военного министра, спотыкается,
падает и расшибает себе лоб. По щеке течет кровь. Второй шпик на ходу
вытирает кровь своему спутнику, но понимает, что дело плохо. Либо надо
останавливаться, чтобы по-настоящему помочь товарищу, либо одному бежать
следом за русским министром.
- Эй, господина! - кричит он, задыхаясь. - Подожди!
Блюхер идет, будто этот крик к нему не относится. Вокруг валуны,
низкие, словно расчесанные огромным гребнем, корейские сосны, и больше
ничего. Только океан глухо стонет и грохочет.
- Э, хоросая господина! - снова в отчаянии кричат шпики в спину
Василию Константиновичу.
Блюхер останавливается. Смотрит на своих сопровождающих. Они бредут к
нему - жалкие, перемазанные кровью, взмокшие.
- Вы кто? - спрашивает Блюхер.
- Васа охрана.
- Шпионы, что ль?
- Сипионы, сипионы, - радостно соглашается тот, что разбил себе лоб.
- Немнозко сипиона, немнозко охрана. Твоя ходи, моя топ-топ, за тобой
ходи, но твоя быстро ходи, как животное.
- Сейчас пойдем дальсе, - говорит второй шпик, - только остановим
кровь.
- До кости разбил? - спрашивает Блюхер.
- Немнозко до кости.
- Иди сюда.
Шпик подходит к Блюхеру, и Василий Константинович начинает
осматривать рану.
- Ну-ка, - говорит он второму, - вот мой платок, сбегайте и намочите
его водой.
Шпик убегает вниз, к океану.
- Садись, - говорит Блюхер.
- В васем присутствии нельзя.
- Пиджачок сними - мокрый.
Шпик снимает пиджак, под мышками у него - на кожаных ремешках - два
кольта.
- Хорошие кольты, - говорит Василий Константинович.
- Немнозечко тязеловаты.
- Покажите-ка...
- А вы меня не застрелите?
- У меня свой есть, чтоб застрелить.
- У вас маленький браунинг, им не застрелить.
- А вы откуда знаете, что у меня браунинг?
- Так мы зе сипионы. Когда из отеля вы выходили, я к вам призался
рукой, около портье, помните?
- Нет.
- Вот и хоросо. А я на осцупь все пистолеты знаю. У вас браунинг,
английской фирмы.
- Молодец! - искренне восхищается Блюхер.
Польщенный шпик достает из-под мышки кольт и протягивает Василию
Константиновичу.
- Вот, - говорит он. - Мозно посмотреть.
Блюхер навскидку целится из пистолета. Высоко над ним, распластав
крылья, летит ястреб. Блюхер берет его на мушку. Гремит выстрел. Ястреб,
сломав крылья, стремительно падает на камни.
- Господина, вы великий стрелок, - говорит шпик, - только где я
теперь достану денег, чтобы купить патрон?
- Сколько он стоит?
- Недорого, но все-таки. Мы, сипионы, бедные люди.
Блюхер достает десятидолларовую бумажку и протягивает ее шпику.
- Господин такой седрый, мы не будем вам месать и станем говорить,
что вы осень-осень хоросий министр.
Второй шпик приносит намоченный платок. Блюхер промывает ранку и
предлагает:
- Ну что, обратно пойдем?
- А вам хосется есе походить по берегу.
- Хочется.
- Если бы вы позволили нам идти босиком, - просит шпик, - то мы бы не
месали вам звуком своих шагов сзади и вам бы казалось, что нас нет.
- Если не оглядываться?
- Мозно и оглядываться. Мы будем лозиться, когда вы оглянетесь.
- Разувайтесь, - соглашается Блюхер, - я тоже босиком пойду.
Идет министр босиком, подвернув брюки, песню поет, руками в такт
размахивает, а ветер с океана свистит - свежий, великолепный ветер,
навстречу ему идти всей грудью - нет большей радости.
ЗАЛ "ЯМАТО-ОТЕЛЯ". УТРО
_____________________________________________________________________
- Следовательно, - заканчивает Петров, - мы вновь выдвигаем только
одно требование: незамедлительная эвакуация японских оккупационных войск
из Приморья. Это справедливое требование, и мы уверены в том, что оно
будет удовлетворено.
Глава японской делегации, протирая очки, говорит:
- Перед тем как мы выдвинем наши окончательные требования, нам бы
хотелось урегулировать вопрос о японских солдатах, жертвах последних лет,
похороненных на территории Дальнего Востока. Нам кажется, что следовало бы
найти удобную для вас форму не только решить вопрос о материальных
компенсациях, но и о моральных. В данном случае мы имеем в виду
официальное соболезнование - словом, частности мы готовы обсудить вместе с
вами, если вы согласитесь, а вы не можете не согласиться с нашим
изначальным предложением, потому что оно законно и отвечает всем нормам
человеческой морали.
Блюхер сжимает кулаки и начинает вертеть головой - первый признак
гнева.
- На войне как на войне, - говорит он. - Не мы пришли на вашу
территорию, а вы явились на нашу. Вас никто сюда не звал. Следовательно,
ни о какой компенсации, ни материальной, ни тем более моральной, не может
быть и речи. Мы приехали к вам, движимые лишь одним желанием: вести
переговоры. Мы отвергаем диктат как метод.
Блюхер садится на свое место, по-прежнему покашливая от волнения.
Молодые секретари японской делегации склоняются над головами советников,
сидящих за стульями главы делегации и его заместителей. Глава делегации -
генерал Мацушима - обменивается тихими, улыбчивыми фразами с заместителем.
Советники шепчут свои мнения заместителям, те пишут иероглифы синей тушью
и передают листочки генералу. Он просматривает их и поднимается.
- Прежде чем мы возьмем перерыв для информирования высокого
императорского правительства о позиции, занятой вашей делегацией, нам
хотелось бы познакомить руководителя нашей военной делегации генерала
Танака с господином военным советником Блюхером и выделить военные
переговоры в особую сферу работы нашей конференции.
Генерал Танака кланяется Блюхеру. Блюхер кланяется генералу. Какое-то
время они рассматривают друг друга, а за ними в это время пристально
наблюдают и японцы и наши.
- Высокая Дайренская конференция объявляет перерыв на три недели! -
возглашает секретарь японской делегации.
Петров спрашивает:
- Разве нельзя провести консультацию с правительством в более
короткий срок, господин председатель?
- Сейчас неспокоен океан, - отвечает Мацушима, - поэтому мы берем
некоторое упреждение.
- Дипломат употребляет военный термин, - громко говорит Петрову
Василий Константинович, - упреждение берут, когда готовят сильный залп.
Японец режет Блюхера взглядом и отвечает:
- Уступая просьбе уважаемой русской делегации, переговоры прерываются
на две недели и пять дней.
ПОЗДНИЙ ВЕЧЕР. НОМЕР БЛЮХЕРА
_____________________________________________________________________
Мархлевский, наблюдатель из РСФСР, сидит за круглым столом. Перед ним
роскошный стол, сервированный с огромным вкусом. Хрусталь, фарфор,
огромное количество вилок, вилочек, ножей, ножниц и ножичков, всяких
диковинных пилок и прочих инструментов, которые Василию Константиновичу
кажутся хирургическими.
- Смотрите, - учит Мархлевский, - вилку надо брать легко, кистью. Это
искусство - красиво держаться за столом. Ну-ка, повторите.
Блюхер повторяет хитрые жесты, которые так лихо выполняет Юлиан
Мархлевский.
- Вы прекрасный ученик. Не жмите на вилку, не жмите. Тарелка не враг,
она ваш союзник. А если вы будете налегать на нее всем вашим весом, она
расколется. Вот так, уже лучше. И будьте непосредственны. Держите себя
проще.
Блюхер работает ножом и вилкой легко, изящно. Мархлевский удивленно
разглядывает его.
- Ну а как вы очистите яблоко?
Блюхер достает с блюда яблоко, берет фруктовый ножик, чистит яблоко
между делом, не глядя на руки, а рассматривая картину на стене.
- Прекрасно! Теперь налейте вина даме слева. Нет, нет, обязательно
правой рукой. Согните ее в локте. Молодчина. Теперь все сначала. Итак,
прошу!
Блюхер повторяет следом за Мархлевским.
- Хорошо. Молодец. А теперь давайте продумаем план ваших переговоров
с Танака. Вы, наверное, знаете, что он такой же дипломат, как я танцор.
Этот человек говорит по-русски чище меня. Он один из ведущих разведчиков,
специалист по России.
НОЧЬ. НОМЕР БЛЮХЕРА
_____________________________________________________________________
Дверь, выкрашенная краской слонового цвета, открывается бесшумно. В
номер Василия Константиновича входят три человека. Двое замирают у дверей,
а третий по-кошачьи тихо проходит к широченной кровати, на которой
разметался во сне Блюхер, садится на краешек и осторожно включает ночник.
Блюхер от света вздрагивает. Открывает глаза, видит троих в комнате, лезет
под подушку - к пистолету. Там уже пусто, потому что человек за мгновение
перед этим пистолет Василия Константиновича сунул себе в карман.
- Здравствуйте, Блюхер, - говорит человек очень усталым голосом. -
Ваше разведуправление не показывало мою фотокарточку перед тем, как вы
сюда отправились? Нет? Понятно. Они не предполагали, что я сам буду
заниматься вами. Я - Ицувамо, начальник разведслужбы империи. Очень
приятно с вами познакомиться.
- По какому праву вы влезли в мой номер?
- Зачем вы кричите, Василий Константинович? Я не собираюсь вас
убивать или обворовывать. Я пришел засвидетельствовать свое почтение и тут
же откланяюсь, если вы, конечно, не попросите меня остаться.
Блюхер садится в постели, подоткнув под себя подушку.
- Сколько? - спрашивает он.
- Что, что?
- Сколько, спрашиваю, будете предлагать?
- Я не в лавке, и вы не мелкий торговец. Я не буду вам предлагать ни
иен, ни долларов. Не считайте людей вокруг себя глупее вас. Это совет
человека, который относится к вам доброжелательно. Я обращусь к вам с
просьбой, предложив вам взамен нашу незримую помощь. Вы даже ничего о ней
и знать не будете. Не отказывайтесь от нашей помощи, не советую.
- Не вертите, не вертите, давайте скорее кончать все это. Какая
просьба?
- Мне не нужны данные о численности ваших дивизий, полков и рот, я
знаю это лучше, чем вы. Мне не нужен ваш план Забайкальского укрепрайона.
Я знаю все, что происходит у вас в штабе, Василий Константинович. Так вот:
когда вас, военного советника, спросит руководство, которое получит наш
меморандум с требованиями, пока вам неизвестными, вы должны будете сказать
всю правду вашему уважаемому руководству.
- О чем?
- О том, что воевать вам примерно еще года два будет не под силу. Это
же, кстати, именно та точка зрения, которую вы недавно высказывали на
заседании Совета Министров в Чите. Грубо говоря: посоветуйте своему
правительству принять наш меморандум.
- А меморандум ваш будет каков?
- Хочется узнать?
- Очень.
- Закурите?
- Здоровье берегу.
- Разумно.
- Так требования-то каковы? Что вы от нашей делегации потребуете?
- Услуга за услугу, Василий Константинович.
- Э, нет, господин хороший. Я в невыгодном положении. Вы всегда
скажете в случае чего, что я достал текст японских требований
неофициальным путем и все это ложь, а русские ведут себя провокационно,
чтобы сорвать переговоры. Разве нет? Именно так и поступите.
- Зачем вы плохо обо мне думаете, Василий Константинович! Разведчики
- обязательные люди.
- Шрамик у вас на роже не от битья?
- Ага... Били... - быстро кивает головой начальник имперской разведки
Ицувамо. - По роже. Любит русский народ изящными намеками изъясняться,
мочи нет.
- Смешно подметили. А за что лупили?
- За что? - переспрашивает Ицувамо. - За то, что желтый. Я, изволите
ли видеть, в течение десяти лет был няней в доме у одного просвещенного
российского интеллигента, который сейчас очень знаменит во Владивостоке и
поддерживается нами. Так вот от него. За плохую стирку носовых платков для
дочки.
Блюхер и начальник имперской разведки молча смотрят друг на друга.
- Крепко нас не любите? - спрашивает Блюхер.
- Вы имеете в виду красных или вообще нацию?
- Так ведь теперь вся нация красная, как ни крути.
- Оттенки пока сохраняются.
- Скоро сойдут.
- Постараемся задержать процесс. Так как же - дружба?
- Не выйдет, няня, - улыбается Блюхер. - Хорошо, что про шрамик свой
вовремя рассказал, а то я тебя хотел звездануть промеж глаз. У меня
кулак-то, видишь? Потрогай, потрогай, не бойся, чудак.
- Да я вижу. Кулачок весьма тяжел. Всего хорошего, Василий
Константинович.
- Пока, - отвечает Блюхер и снова ложится, укрывшись с подбородком. -
Спокойной ночи, нянечка. Пистолетик только мой верни, а то воровство это,
не солидно.
Ицувамо достает из кармана пистолет, протягивает его Блюхеру.
- Положи на столик, - говорит Василий Константинович и сонно зевает.
Японец кланяется Блюхеру и идет к двери.
- Мне жаль вас, - говорит он, задержавшись. - Вы уже погибли, потому
что говорили со мной. А это вам всегда могут поставить в вину. И я эту
нашу беседу подтвержу. В том случае, конечно, если вы вдруг не захотите
вновь встретиться со мной. Вы приятны мне, Блюхер. Вы - поверьте, - людям
моей профессии нельзя ошибаться в диагнозах - станете великим человеком.
Но чем больше величие" тем страшнее падение. До свидания. Примите мои
извинения.
Трое исчезают, словно и не было их. Свет за собой выключили и дверь
замкнули.
Н о т а
правительства Дальневосточной Республики
правительству Японии
Правительство Дальневосточной Республики, несмотря на
присутствие японских оккупационных войск на территории
Дальневосточной Республики, решило приступить к переговорам с
Японским Правительством с целью установить дружеские отношения между
Дальневосточной Республикой и Японией и создать возможность мирного
сотрудничества между населением обеих стран в деле промышленности и
торговли.
При этом Правительство Дальневосточной Республики полагало, что
развитие хозяйственной жизни населения Дальневосточной Республики
отразится благоприятно и на интересах японской торговли в
промышленности.
Начав переговоры в г. Дайрене с представителями Японского
Правительства, уполномоченные Дальневосточной Республики сознавали,
что основным препятствием к установлению мирного сотрудничества между
обоими государствами является присутствие японских войск в Приморской
области и в других местах территории Дальневосточной Республики, а
также наличие в этих районах враждебных Дальневосточной Республике
русских организаций и вооруженных отрядов, неизменно встречающих
определенную поддержку со стороны японского военного командования.
Правительство Дальневосточной Республики было уверено, что
одновременно с началом переговоров о дружбе между Японией и
Дальневосточной Республикой в г. Дайрене Японское Правительство
приступит к выводу своих войск из пределов Дальневосточной Республики
и сделает все необходимое, чтобы враждебные Дальневосточной
Республике организации и отряды не могли пользоваться
покровительством японских войск и их командования.
Представителями Японского Правительства во время переговоров в
г. Дайрене были сделаны соответствующие заявления представителям
Дальневосточной Республики о том, что никакой поддержки означенным
мятежным организациям со стороны японских военных отрядов и яп