Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
октября.
Они с Андреем красивая пара. Она это чувствовала вчера всеми порами
кожи, читала во всех взглядах, и даже слух ее уловил чей-то скупой выдох: "
красивая пара"...
Конечно, Андрюша очень хорош собой. Эти чудные глаза с длиннющими
темными ресницами, эти завитки каштановых волос, которые она так любит
пропускать меж пальцев... Да и она - красивая девушка! Идешь по улице - и
все тобой любуются. Ну и что, что зависть? Она бы и сама на их месте
завидовала! А вон и тот парнишка, в кепи с длинным козырьком, который так
косился на нее три дня назад: снова косится!
Впрочем, кажется, не он: у того усиков не было, а у этого есть... да и
кепи, вроде бы, не такое... Но это не имеет абсолютно никакого значения,
главное - что и этот глаз от нее отвести не может! Естественно, ведь на ней
сегодня новая короткая юбка, с этой дивной маечкой, которая чуть-чуть, самую
малость приоткрывает верх груди; сверху шелковистая легкая куртка - она
распахнута, и на шее маленький шелковый платочек... А духи - что за запах, с
ума можно сойти!
Лина не смогла сдержать улыбку: парнишка этот какие-то листовки
раздавал прохожим, но так на Лину засмотрелся, что раздавать перестал. Руку
кому-то протянул, - она так и повисла в воздухе. Ну не надо уж так сильно
волноваться, молодой человек, подумаешь - красивая девушка, если из-за
каждой столбенеть, так и в столб превратиться можно! - снисходительно
подумала она и улыбнулась.
Молодой человек с усиками спохватился, отдал прохожему листок, и
прямиком устремился к Лине.
- Для такой красивой девушки - самая лучшая реклама! - бодрым и
неожиданно тонким, ломким голосом выкрикнул он. Покопавшись в пачке, вытянул
из нее один листок и вложил в руки Лины. Мельком глянув на какое-то
очередное "самое лучшее - у нас", она мило улыбнулась ему и пошла дальше,
чувствуя спиной, как паренек еще долго провожал ее взглядом...
Ей повезло, что она не обернулась и не увидела этот взгляд, скрытый, к
тому же, темными очками. Иначе бы сбежала без оглядки и потом долго бы еще
просыпалась по ночам от кошмарных снов. Столько звериной тоски и безумной,
самоубийственной страсти-ненависти было в этом взгляде...
Лина готовила ужин к приходу Андрея с небывалым вдохновением. Она
научилась готовить, и все ей удавалось необыкновенно быстро и вкусно.
Тарелки больше не бились, сама она больше не падала - она летала, она
порхала, она чувствовала за спиной крылья...
Жизнь, как Жар-птица, разворачивала перед ней свои перья во всей их
блистательной красе. Казалось, счастье ее не имело пределов; каждое
мгновение ее существования, каждая клеточка ее тела были напитаны счастьем.
Если бы так продолжалось всегда!
Но почему бы и нет? Почему счастью не длиться? У них с Андреем есть все
для этого!
Да, но где-то существует Муж. За которым она замужем. Который имеет
какие-то права на нее...
Какая чушь! Почему это он имеет права на нее? Потому, что он муж?
Взгляд ее упал на открытку, которую она сегодня опять нашла в двери: волк
положил свою большую остроухую голову на спину волчице и смотрел в объектив
желтыми глазами, будто говоря: моя самка, не подходи!
Вот, - сказала себе Лина, - правильно! Мы же не волки! Мы же люди! Мы
можем объясниться, поговорить...
Нам нужно договориться о разводе, только и всего!
От этой мысли ее передернуло. Страх, который она испытала тогда, в
магазине, когда Муж примерещился ей через стекло витрины, снова нахлынул на
нее.
Лина вытерла мокрые руки, и, пытаясь унять противную слабость в
коленках, села на стул, обхватив себя руками, будто защищаясь...
Чего она, собственно, так испугалась? Ну, пусть даже там был и Муж. Не
бандит же, не маньяк какой-нибудь, - муж! Всего-навсего. Ничего страшного.
Уважаемый человек, между прочим, директор издательства. Чего же бояться-то?
Он ей, конечно, не нравится. Она его находит неприятным. Она его не
любит. Но это не значит, что надо впадать в панику при его виде. Она не
должна себя чувствовать перед ним виноватой: действительно, не ее ведь вина,
что у нее амнезия, что она его забыла, и что теперь она его не любит. Не
может любить: она любит другого. Она любит Андрея...
Что ж, он должен это понять. Он, наверное, умный человек, раз в его
годы он уже директор такого большого, солидного издательства!
Вот, отказалась слушать доктора Паршина, теперь гадай - что за человек
ее муж... А согласилась бы слушать доктора - никогда бы Андрея не встретила!
Так что все к лучшему в этом лучшем из миров... Где-то она эту фразу
слышала... Или читала? Неважно. Важно то, что все не так уж страшно на самом
деле.
Воодушевленная этой простой мыслью, Лина вскочила, схватила открытку с
волками, выбросила ее в ведро - чтобы этот безнадежно жесткий звериный
взгляд не мешал ей обдумывать ее человеческие дела, - и зашагала по комнате,
сплетя руки на груди и сосредоточенно разглядывая заляпанный краской старый
паркет. В туманном стекле зеркала, синхронно с ней, маршировало ее
отражение, и она иногда останавливалась, чтобы на него взглянуть, словно ища
у него поддержки своим рассуждениям. Отражение угодливо поддакивало.
Действительно, если подумать... Если подумать хорошенько, то совершенно
очевидно совершенно простое и совершенно необходимое решение: надо с ним
поговорить. По-хорошему так, без паники, спокойно. Все ему объяснить. Не
будет же он, в самом деле, настаивать, чтобы она с ним жила, раз она его не
любит! Он, в сущности, не должен держать на нее обиды: она его не бросила,
она ему не изменила - она его забыла! Это разные вещи. И ничего не
поделаешь, даже если ему это и неприятно, даже если ему это обидно - это
факт, и надо, чтобы он посмотрел, наконец, этому факту в глаза.
Именно! Страх надо прогнать, надо встретиться, во всем разобраться с
ним вдвоем. Можно к нему самой поехать, так даже лучше: придет к нему, как
солидный человек, уверенный в себе - обсудить кое-какие дела...
Он, наверное, теряется в догадках - куда она делась? Может, ищет.
Может, даже в милицию заявил... Но она приедет к нему домой; не станет же он
милицию вызывать, правда же? Он сам говорил, что не хочет ее в лапы милиции
отдавать, правильно? Так что она ничем не рискует. Придет, как солидный,
взрослый человек, который не прячется от него, трясясь от страха, а открыто
является, чтобы все по-хорошему, цивилизованно обсудить...
Адрес она знает. Приедет; все объяснит; все уладит, договорится, чтобы
он ее не искал, милицию не беспокоил и на возврат их отношений не
рассчитывал... Может, даже о разводе можно поговорить...
Решено. Она с ним встретится. Она готова. Она не боится его. Вот так
вот. Пора этому положить конец. Завтра же.
Завтра.
"Пора этому положить конец" - думал Алекс, глядя невидящим взглядом в
разложенные на его столе бумаги, которые секретарша принесла ему на подпись.
- "Нужно открывать карты. Наши отношения вполне определились, Лина теперь не
испугается. Она будет просто смеяться, как смеялась тогда, когда узнала, что
я и есть тот директор, к которому она приходила наниматься секретаршей".
Он восстановил на работе свой обычный ритм, дел накопилось множество, и
теперь жизнь в мастерской Андрея, отсутствие той устроенности,
организованности быта, которая позволяла ему не тратить время попусту, ему
мешало. К тому же Алекс не любил врать, обман создавал у него ощущение
дискомфорта, и раз в нем отпала необходимость, ему хотелось с ним поскорее
покончить, поставить точку и перевернуть страницу.
Пора, сказать Лине правду, пора! Она уже готова к тому, чтобы ее
услышать. Может быть, даже сегодня.
Сегодня вечером.
... Все. Пора этому положить конец. Приехали, дальше ехать некуда,
конечная, "просьба освободить вагоны..." Когда Филипп увидел Алю вместе с
Алексом, у него от ненависти перехватило дыхание, от бессильной ярости
закружилась голова, от желания перегрызть на месте обоим горло скрутило
сердечную мышцу. Ему и в самом деле стало не на шутку плохо - безумно плохо
оттого, что он не мог это сделать прямо сейчас.
Отказавшись от помощи прохожего, он доплелся до какого-то двора, где
отсиживался час, приходя в себя. А придя в себя, он понял: все, больше он
ждать не может. Если в ближайшие дни Аля не будет с ним, он просто погибнет.
Умрет.
Сдохнет.
Но только вместе с ней. Он, уходя из этой жизни, не оставит Алю
ненавистному Алексу.
Волк унесет свою хуторянку с собой...
И если не в лес - то в смерть.
На следующий же день он передал ей в руки рекламный листок, на обороте
которого он нацарапал несколько слов. Таких слов, которые должны ее
заставить подчиниться его воле, когда он придет за ней назавтра.
А он придет назавтра. Он предстанет перед ней снова Мужем. И она не
сможет не последовать за ним.
И, если он не увидит ее на улице, то он поднимется в квартиру. Днем она
дома одна.
И тогда все сразу решится: или в лес, или в смерть.
За столом Лина была молчалива и рассеянна. Еда стыла у нее на тарелке,
вилка застыла в руке.
Алекс никак не решался с ней заговорить, хотя он уже знал, как и что он
скажет.
Он скажет: "Эта квартира слишком маленькая. Нам лучше было бы переехать
в другое жилье... м-мм, в дом, например. В красивый, большой дом. И мы там
будем жить вместе. Мы будем в нем принимать гостей, устраивать шашлыки в
саду и танцы в гостиной, и сами будем ходить в гости к друзьям...
А она скажет: "Как же мы можем жить с тобой вместе - вот так, открыто?
Мы ведь не женаты. Хуже того, я замужем за другим человеком. И он меня,
должно быть, ищет".
А он ей ответит загадочно: "Он тебя не ищет". И замолчит.
Она посмотрит на него вопросительно, потом спросит: "Почему это он меня
не ищет? Почему ты так решил?"
И вот тут он ей скажет: "Потому что он тебя уже нашел!"
Она не поймет сразу, она будет смотреть на него огромными, лиловеющими
в сумерках глазами, соображая...
И он добавит: "Потому что я и есть твой муж, Лина".
Она, может быть, сначала даже испугается, но он ей начнет рассказывать
всю эту историю, как он приходил каждый день в больницу, как смотрел на нее
издалека...
Алекс замечтался. ...Когда он ей расскажет все, они оба испытают
облегчение, они будут смеяться, Лина будет смеяться своим прежним страхам и
они будут радоваться, что так все получилось, что они нашли друг друга...
- Андрей...
Он поднял на нее радостное лицо:
- Да, любовь моя?
- Я решила... Я хочу со своим мужем встретиться... Я хочу с ним
поговорить, объясниться. Прямо завтра. Так дальше не может продолжаться. Он
меня ищет, наверное...
Алекс хотел уж было воскликнуть: не ищет! уже нашел!
Но тут в его голове мелькнула другая идея. И он промолчал.
- Я ему скажу, все как есть - продолжала Лина. - Что я люблю другого,
тебя... Что я не могу с ним жить, он должен это понять...
Алекс понимающе кивнул. Оба они замолчали, каждый предавался своим
мыслям.
Лина себя убеждала: "Конечно, я это сделаю. Решила - и сделаю. Я
справлюсь. Да, да, я сумею поговорить с ним, как солидный человек!"
Алекс ликовал: "Вот, потрясающее решение само плывет в руки! Она завтра
хочет встретиться со своим мужем? Что ж, она с ним встретится! Она его
увидит! Она его узнает!"
- Я думаю, ты права, - сказал он, уже предвкушая завтрашнюю сцену. -
Все равно, рано или поздно это нужно будет сделать. Где ты с ним хочешь
встретиться?
- У него дома, конечно. На работе будут всякие посторонние люди... Я
знаю адрес. Как ты думаешь, он когда с работы приходит?
- Часов в семь... Я точно тебе, естественно, сказать не могу, но я так
думаю...
- Вот и хорошо. Я подъеду к семи к нему домой... Ты не волнуйся, я не
долго...
- На чем ты поедешь? Я тебя отвезти не смогу. Возьми такси.
- Возьму, - кивнула она, - хотя он далеко живет, за городом.
- Не страшно, я тебе дам деньги. А оттуда ты мне позвони, я за тобой
приеду - вошел в роль Алекс.
- Ладно. Да ты не волнуйся, я на такси и обратно приеду.
Не придется! Не придется тебе обратно ехать, мой маленький зайчик! Там
ты и останешься, у себя дома.
- Все-таки позвони сначала, ладно? - сказал он.
Глава 39.
И этот день не принес никаких результатов: коммуналка дружно не
отвечала на звонки детектива.
Кис решил побеспокоить соседей по лестничной клетке, и очень скоро
узнал, что две семьи каким-то образом получили отдельные квартиры и покинули
коммуналку; что Елизавета - одинокая пожилая дама, занимавшая третью
комнату, - уехала в отпуск, ну а Филипп, вы сами знаете, наверное, он троих
людей убил и теперь в бегах...
Кис вышел из подъезда и сел на лавочку во дворе, удачно укрытую почти
со всех сторон кустами. Достал сигареты и предался интересным размышлениям.
Интерес же их состоял в том, что полным отсутствием соседей по квартире
Филиппу грех был бы не воспользоваться... Да, конечно, соседи по лестничной
площадке его не видели, но ведь и Филипп не дурак: если он сюда и приходит,
то глубокой ночью...
Что ж, Кису, похоже, предстоит провести ночь здесь.
Ну не на лавочке, разумеется. Когда погасли соседские окна и затих
подъезд, Кис осторожно поднялся и, тихо поколдовав над двумя замками, через
несколько минут уже входил в темную, безмолвную квартиру.
С комнатой Филиппа было еще проще - он открыл ее за считанные секунды.
Подавив искушение включить фонарик, Кис попытался осмотреться в темноте. Но
в комнате был порядок, ничего не валялось на диване, на столе или стульях...
И Кис, который уж было размечтался найти кепочку и черные очки где-нибудь
прямо на виду, небрежно и впопыхах брошенные, со вздохом устроился на
диване, напротив двери, предвкушая, как вернет должок: Филиппу причиталось
за разбитую Кисову бровь...
Филипп приближался к дому с уже привычными предосторожностями. Он
хорошо знал эту лавочку во дворе, в кустах, и всегда проверял ее перед тем,
как войти в подъезд. Он много чего видел на этой лавочке: и тайком курящих
подростков, и целующиеся парочки, и одинокого соседа, распивавшего свою
одинокую бутылку водки - опять поссорился с женой... Но то, что он увидел
сегодня, ему не понравилось: сегодня на лавочке сидел некто, который ни с
кем не целовался, не пил, хоть и курил, и явно ждал кого-то.
Филипп не мог приблизиться и рассмотреть человека, но чутье подсказало
ему, что с большой долей вероятности человек ждет именно его. И Филипп
затаился.
После часу ночи человек поднялся, задавил окурок, и вошел в подъезд
Филиппа.
Что ж, он, охотник, был прав: он сразу учуял неладное! Домой теперь
нельзя, это ясно... Но ему надо обязательно выспаться! У Филиппа завтра
очень ответственный день. Завтра решится все. Завтра решится его судьба: или
в лес, или...
Филипп вышел со двора, поймал машину и поехал на Сокол. Гена
подпрыгнул, увидев нежданного ночного гостя. Филипп велел ему расплатиться
за машину, успокоил, что он всего на одну ночь и что Гене бояться нечего,
поскольку никаких счетов у Филиппа к Гене нет.
Только вот если Гена его заложит... Тогда счеты будут, и тогда пусть
Гена боится, вспоминая, как умеет сводить счеты Филипп!..
Гена, заверив бывшего дружка в самых лучших чувствах и честнейших
намерениях, уступил ему свою кровать, сам устроился на раскладушке и до
самого рассвета не смог сомкнуть глаз - зрелище размозженных затылков
неотвратимо всплывало, едва смежались его тяжелые веки...
Он заснул только под утро, а когда встал, уже за полдень, то Филиппа и
след простыл, - хоть думай, что просто сон дурной приснился.
Собственно, Гена предпочел думать именно так.
Кису показалось, где-то в середине ночи, что он задремал. Еще ему
показалось, что кто-то открывает дверь. Потом ему показалось, что он встал и
тихо приблизился к двери комнаты, прислушиваясь; а затем резко распахнул ее
и его кулак со свистом въехал прямо в тяжелую челюсть Филиппа.
Хруст, который при этом раздался, окончательно разбудил детектива, и он
открыл глаза, с некоторым удивлением констатируя, что уже рассвело, что
хрустит под ним старый продавленный диван, что Филипп так и не появился в
своей комнате, что сам он задремал в самой неудобной позе, что теперь его
шею свело и вообще ему ужасно холодно.
Он потянулся, размялся, покрутил, охая, шеей, присел пару раз, помахал
руками... Кофе бы. Или чаю. Горячего... И пожрать бы чего-нибудь... Этот
поганец так и не пришел, а Кис тут как последний идиот всю ночь просидел; да
и вообще, что-то его воображение разыгралось и всю эту душераздирающую
историю с Филиппом он просто придумал. Ведь ясно же было с самого начала,
что не мог он явиться в Москву, да еще и к дому Алины - ведь это
самоубийственно! Да и бессмысленно! Зачем? Что ему теперь выглядывать и
высматривать? Поезд ушел, никаких перспектив у Филиппа нету, кроме одной:
тюряги. Может, ребята с Петровки его в той деревне и загребут... Тут вот
никаких следов пребывания Филиппа нет, все на местах, все в таком порядке,
словно никто здесь не живет и не бывает...
Кис обвел внимательным взглядом комнату: два стула аккуратно
приставлены к совершенно пустому столу, нигде - он был прав - ничего не
валяется, все на своих местах; на стенке полка с книгами и кассетами...
Внезапно он замер. Что-то смотрело в его спину, в его затылок.
Взгляд.
Или дуло пистолета?
Между лопатками завозился холодок, мышцы шеи мгновенно одервенели.
Он медлил.
Он прислушивался.
Он ждал шороха. Или голоса, который скажет ему издевательски: уж не
меня ли ты тут поджидаешь, ищейка?
Но почему-то не было ни голоса, ни шороха.
Кис начал осторожно, медленно оборачиваться, все еще ожидая окрика.
Обернулся.
На него смотрели волчьи глаза. С плаката - такие можно купить на
Арбате. Крупный, головастый волк крепко стоял на своих четырех лапах,
попирая землю, готовясь к обороне. Рядом с ним лежала, развалясь с игривой
ленью, волчица, обратив томную морду в сторону своего избранника...
Светло-желтые, холодные глаза зверя были спокойны и уверены, и от этого
спокойствия, от этой уверенности исходила угроза, сознание собственного
превосходства, даже вызов, будто он хотел сказать: кто тут против меня? Ну
давайте, попробуйте...
Отряхнувшись, словно от наваждения, от этого взгляда, Кис задумался.
Где-то он уже это видел... Открытка! В дверях Алекса и Алины! Она,
помнится, еще сказала, что уже не первая... Там тоже были волк с волчицей! И
волк своей тяжелой головой прижимал спину волчицы, словно говоря: МОЕ.
Волки, волки... Почему волки? Хищники... Филипп считает себя хищником?
Ну да, он, видно, ощущает себя обложенным, как зверь, и ведет свою игру
против охотников, сам охотник... Что-то еще! Здесь что-то еще есть!
Что?!
Кис буквально рванул из тихой коммуналки, забыв о предосторожностях, и
через двадцать минут он уже входил в квартиру матери Филиппа.
- Книжка! - запыхавшись от бега по лестнице без лифта, начал с порога
Кис. - Что в ней?
Ему понадобилось еще пять минут, чтобы объяснить матери Филиппа суть
своего вопроса. Когда она, наконец, поняла, то к