ва вскинул автомат, намереваясь разнести в  щепки  последнюю
преграду, но с улицы донесся испуганный голос Каши. Через окно  выскочив
на улицу, Базар услышал совсем рядом вой милицейских сирен.
   - Уходим, - крикнул он и рванул к машине. - Ну  его  на  хрен,  этого
придурка с его бабой!
   Вслед за старшим на улицу  выбрался  пошатывающийся  Петруха,  снятой
рубахой он зажимал рану на голове. Изодранный собакой Каша  и  Бантик  с
кровавым пятном вместо глаза, поддерживая друг друга, едва тащились. Они
еще  не  успели  погрузиться  в  машину,  когда  из-за  угла   выскочила
патрульная "Нива".
   Рация все-таки сработала: призыв Астафьева был услышан, и теперь сюда
мчались все патрульные машины  города.  Базар,  увидев  ментов,  утробно
зарычал, поднял автомат и дал  очередь  по  автомобилю  -  из  пробитого
радиатора сразу повалил пар. Водитель резко свернул  в  сторону,  дверцы
"Нивы"  почти  одновременно  открылись,  и  из  них  молниеносно   стали
выпрыгивать милиционеры, в том же темпе укрываясь за "Нивой".  По  "БМВ"
была открыта беспрерывная стрельба. Начал стрелять из пистолета и  плохо
понимающий, что делает, Петруха, пару раз выстрелил  одноглазый  Бантик.
Одна из пуль,  выпущенных  Базаром,  достала  милицейского  автоматчика.
Захрипев, он завалился назад, из-под корней волос  медленно  потекла  на
лоб темная широкая полоса крови.
   - Лешка, ты что?! - закричал его напарник,  склонившись  над  другом.
Лешка был мертв.
   Воспользовавшись моментом, Базар швырнул в  салон  машины  автомат  и
крикнул еще раз:
   - Уходим!
   Никто из раненых братков еще не успел рассесться, а Базар уже включил
зажигание и врубил заднюю скорость для разворота. Каша успел ввалиться в
последнюю секунду. Но уйти  им  не  удалось.  Когда  "БМВ"  выскочил  из
переулка, со стороны города появилась черная иномарка.
   - Наши! - радостно крикнул Базар.
   Но черная "ауди", приблизившись, на ходу ударила  по  машине  Базара.
"БМВ" развернуло, мотор заглох,  и  ничего  не  понимающий  хозяин  авто
заорал:
   - Они что, совсем ох...!
   Он так и не понял, в чем дело. Выскочивший из "ауди" Колодников начал
крошить из автомата салон "БМВ". Он стрелял с метра, не более, и  каждая
пуля находила свою цель. Андрей не делал пауз и отпустил  скобу  спуска,
лишь когда опустел магазин.
   В наступившей внезапно тишине показалось, что заложило уши,  он  даже
тряхнул головой, стараясь избавиться от неприятного ощущения. В  воздухе
стоял запах пороха и  крови...  Опустив  автомат,  Колодников  отошел  к
"ауди", положил оружие на сиденье. А со стороны  центра  города  неслись
друг за дружкой еще две  патрульные  машины  и  "Нива"  вневедомственной
охраны. Выскочившие из них  с  оружием  наперевес  милиционеры  окружили
иномарки. Намерения у них были самые серьезные.
   - Руки! - закричал кто-то из рядовых, передергивая  затвор  автомата,
но капитан тут же дал этой команде отбой.
   Хорошо, что в одной из машин прибыл капитан Могильнов.
   - Отставить! Это свои, - сказал он и подошел к Колодникову.
   - Хорошо, Андрюха, что я тебя  признал,  а  то  бы  еще  чуть-чуть  и
расстреляли бы на хрен.
   Все это время  Паша  Зудов  неподвижно  сидел  в  машине.  Колодников
наклонился к другу и обеспокоенно спросил:
   - Паша, ты чего?
   Тот поднял на него глаза, и Андрей понял,  что  капитан  находится  в
состоянии, называемом  боксерами  "грогги".  В  последний  момент  перед
столкновением "БМВ" Паша крикнул  непристегнутому  ремнями  безопасности
Колодникову: "Держись!" - и рукой  придержал  Андрея,  но  сам  ударился
головой о лобовое стекло.
   - Ничего, все нормально, - сказал Зудов, попытался завести машину, но
стартер гудел впустую.
   - Бесполезно, сдохла тачка, -  сказал  он,  неуверенно  выбираясь  из
машины.
   У дома номер семь стояло машин пять, но все милиционеры столпились  у
простреленной "Нивы", а Колодников с Зудовым поспешили во двор.
   Всегда чистенький и ухоженный,  сейчас  дворик  напоминал  поле  боя.
Повсюду битое стекло, на  асфальте  блестят  латунью  стреляные  гильзы,
яркими пятнами на стенах дома и на завалинке алеет кровь...
   Увидев застреленного  пса,  Колодников  рванулся  в  дом.  Паша  чуть
замешкался и услышал  сдавленный  крик  Андрея.  Выхватив  пистолет,  он
осторожно вошел в полутьму коридора. Он понял, куда девался майор, когда
увидел черный провал подпола. Наклонившись над люком, спросил:
   - Андрей, ты где?
   - Да здесь я, здесь!
   - Не ушибся?
   - Нет, тут уже кто-то есть, так что я мягко приземлился. Дай руку.
   Паша помог Андрею выбраться.
   - Кто-то стонет,  ранен,  что  ли,  -  начал  рассказывать  опешивший
Колодников.
   - Не Юрка?
   - Нет, я по голове случайно провел - лысый. А где же наш Юрок?
   Они разбежались по разным комнатам, и вскоре Паша позвал Колодникова:
   - Андрей, помоги мне!
   - Вот, рацию его нашел! - сказал Колодников, выходя из зала.
   Увидев расстрелянную дверь, он присвистнул, потом приналег плечом,  и
вдвоем они сантиметр за сантиметром  начали  отодвигать  пока  невидимую
преграду.
   Когда зазор увеличился настолько, что мог проникнуть  человек,  худой
Колодников сумел пролезть в комнату. Первое, что он увидел в полутьме, -
лежащего на полу лейтенанта с залитым кровью лицом.
   - Ну, с-суки, что делают! - скрипнул зубами Колодников. Вслед за  ним
протиснулся и Паша.
   - Мертв? - спросил он.
   - Не знаю, - майор попытался приподнять голову Юрия.  Неожиданно  тот
застонал, и Андрей обрадованно вскрикнул:
   - Жив! Вызывай "скорую", реанимацию! А пока давай вынесем его.
   Но это оказалось не так-то просто. Сначала  им  пришлось  оттащить  в
сторону слоновий комод, и лишь потом, полностью открыв дверь, они смогли
вынести раненого лейтенанта. Колодников лишь  раз  покосился  в  сторону
кровати, но, увидев широко  открытые  испуганные  глаза  Ольги  Орловой,
больше не обращал на злополучную мисс Кривов никакого внимания. "Как  же
он за нее дрался!
   Собственным телом закрыл. Дает Астафьев!" - подумал майор.
   За  воротами  стояла  "скорая  помощь",  приехавшая  еще  раньше.   К
сожалению, убитому милиционеру помочь  ничем  уже  было  нельзя,  а  для
оперативников приезд врачей был очень кстати.
   - Носилки! - закричал Колодников. Юрия  положили  на  носилки,  стали
грузить в машину.
   - Куда ногами вперед! -  возмутился  Андрей,  но  врач  "скорой"  его
успокоил:
   - Какая разница, лишь бы быстрей.
   Когда "скорая"  уехала,  в  переулке  появилось  такси,  из  которого
вылезла белая как бумага Анна Владимировна Орлова. Она сразу поняла, что
произошло что-то страшное, и трясущимися губами спросила:
   - Что... с Ольгой что-то?
   - Да жива ваша дочь. Она свой  лимит  на  смерть  исчерпала.  Паш,  -
обратился Андрей к другу. - Ради бога, сходи, закрой этот чертов люк,  а
то все так и будут туда падать.
   - А этот? - Зудов показал пальцем вниз.
   - Да черт с ним,  потом  разберемся!  Никто  его  не  заставлял  туда
нырять, так что пусть пока посидит.
   Анна Владимировна в сопровождении Паши прошла  в  дом,  а  Колодников
потащился к древней лавочке у  калитки  и  без  сил  опустился  на  нее.
Вытянув последнюю сигарету из пачки, он закурил и, взглянув снизу  вверх
на подошедшего Могильнова, спросил:
   - Этот день когда-нибудь кончится? Столько приключений на собственную
задницу я не находил за все годы службы. Что там у тебя?
   - Пименов убит. "Нива" как  решето,  -  сказал  Могильнов,  опускаясь
рядом с Колодниковым. Закурил. - А ведь только что ее получили, какой-то
месяц назад.
   - Черт с ней, с машиной. Парня жалко.
   - Что дальше делать будем?
   - Надо Гуся брать.
   - А санкции?
   - Думаешь, прокурор не даст?
   Могильное подумал и уверенно кивнул:
   - Даст. После этого, - он посмотрел на изрешеченную "Ниву".  -  Даст,
никуда не денется.

Глава 31

   На служебной "Волге" Мамонов сначала поехал в свою городскую квартиру
по  улице  Ватутина,  где  давно  не  появлялся,  в  основном  обитал  в
Демидовке. Поднялся на третий этаж престижного элитного дома, вытащил из
кармана массивную связку ключей и долго перебирал их, пока не нашел - от
этой квартиры.
   Прошел в гостиную, бросил на диван фуражку и, рухнув в мягкое кресло,
закурил. Этот день вымотал его морально и физически. Сегодня  он  только
завтракал, пообедать в  ресторане,  как  обычно,  не  удалось,  не  было
времени. Да и не до ресторанов!
   "Надо посмотреть, может, что есть в холодильнике", - подумал он и тут
же почувствовал, что в комнате  находится  кто-то  еще.  Подняв  голову,
подполковник был неприятно поражен. В дверях стояла его  жена,  Надежда.
Последние полгода они существовали, как два враждующих  лагеря,  и  Надя
почти  постоянно  обитала  в  старой  небольшой   квартире,   полученной
Мамоновым в свое время от управления.
   С первого взгляда он понял, что жена снова пьяна. Высокая, под  стать
мужу, грузная, с отекшим лицом, в котором только по  глазам  угадывалась
ее прежняя яркая, броская красота, Надежда едва стояла на ногах. Сегодня
она к тому же была в наряде, который  Мамонов  не  переносил:  лосины  и
короткая футболка, обтягивающая ее массивную грудь.
   - А, хозяин пожаловал, - прогудела она своим низким, грудным голосом,
и на Мамонова пахнуло перегаром. - Какое счастье!
   К этому виду российского досуга Надя пристрастилась года  три  назад,
когда муж резко пошел  по  служебной  лестнице  в  гору  и  ей  невольно
пришлось принимать участие в его многочисленных "деловых" гулянках.  То,
что для мужчины развлечение, для женщины - гибель. Сам  Мамонов  слишком
поздно понял, что дело зашло слишком далеко, долго  пытался  бороться  с
болезнью супруги, а потом плюнул и вскоре возненавидел  ее  с  такой  же
силой, с какой прежде любил.
   - А что, мне уже в свою квартиру  нельзя  прийти?  -  спросил  он,  с
ненавистью глядя на жену.
   - Можно, почему ж, - усмехнулась Надя и, пройдя в комнату, плюхнулась
в кресло  напротив.  Закрыв  глаза,  она  откинула  голову  назад,  чуть
покачивая  ею  из  стороны  в  сторону,  видимо,  в  такт   алкогольному
"вертолету".
   - Баб-то много к себе  привозишь  в  Демидовку?  -  спросила  она  не
открывая глаз. Это была ее любимая тема, и взвинченный, понимающий  все,
что произойдет  дальше,  Мамонов  вскочил  с  кресла  и,  выматерившись,
метнулся на кухню.  Открыв  холодильник,  он  начал  шарить  по  полкам,
надеясь найти что-нибудь съестное. Из комнаты раздался истеричный  хохот
Надежды.
   Последний раз в этой квартире подполковник был с неделю назад, и все,
что он тогда привез из продуктов: сметана,  колбаса,  майонез  -  теперь
имело неаппетитный вид. Мамонов не стал  рисковать  и  вышел  из  кухни,
прошел в кабинет и запер дверь. Надя перестала смеяться и теперь  начала
что-то говорить, торопливо, постепенно повышая голос и тем же истеричном
тоном. Все это было до боли знакомо Мамонову, знакомо  и  отвратительно,
но не менее неприятную процедуру ему  еще  предстояло  пережить.  Внутри
деревянной тумбы, на которой стоял телевизор, подполковник  замаскировал
небольшой несгораемый сейф, полученный в свое время для нужд милиции, но
"прихватизированный"  Мамоновым  для  личных  целей.  Открыв   массивную
дверцу, он достал из его чрева небольшой "дипломат", положил на стол  и,
набрав код, откинул крышку. Как восхитила бы бледная зелень американских
долларов бальзаковского героя, живи он сейчас. Но подполковник Мамонов и
был сегодняшним, современным новоявленным Гобсеком.
   Он и сам не  заметил,  в  какой  момент  эта  страсть  поглотила  его
целиком.
   Природная жадность до  острых  ощущений,  которая  и  привела  его  в
органы, с годами приобретала все больший  размах.  Мамонов,  еще  будучи
молодым оперативником, не пропускал мимо ни рюмки, ни юбки. Потом пришла
жажда власти, и он постепенно приобретал  ее:  сначала  благодарности  и
поощрения, следом - звания и должности.
   Одновременно  появилась  страсть  к  приобретению.  И  Мамонов  начал
обзаводиться недвижимостью, а для этого частенько  приходилось  идти  на
сговор с собственной совестью, чтобы поплыли в руки  эти  самые  зеленые
бумажки, гарантирующие ему  комфортную  жизнь  богатого  человека,  даже
после ухода на пенсию. То, что небрежно отброшенными оказались  уважение
коллег,  бывшие  друзья,  медленно,  но  верно  спивающаяся  жена,  мало
волновало  подполковника.  Подобно  персонажу  Бальзака,  он  чувствовал
безмерное счастье, укладывая в свою "копилку" очередную порцию долларов.
И теперь ему придется с ними расстаться! Не насовсем... но выпустить  из
рук и на время потерять из виду... Даже мысли об  этом  лишали  Мамонова
последних остатков душевного равновесия.  Со  вздохом  захлопнув  крышку
кейса, он закрыл  сейф  и,  прихватив  "дипломат",  вышел  из  кабинета.
Надежда ждала его в коридоре, и тяжелый взгляд ее темных глаз  не  сулил
ничего хорошего.
   - Куда, опять к своим б...? Не пущу! - сказала она,  пытаясь  закрыть
руками дорогу мужу.
   - Да пошла ты... - Мамонов небрежно оттолкнул ее в сторону и шагнул к
двери.
   Тогда Надежда быстро ухватила мужа сзади за шею,  пытаясь  остановить
его.
   Это разъярило подполковника. Он  со  всей  силой  отбросил  ее.  Надя
повалилась назад и, ударившись головой о дверной косяк, сползла на  пол.
Мамонов, даже  не  взглянув  на  нее,  вышел  из  квартиры  и  торопливо
спустился вниз. Его колотила нервная дрожь от злости и омерзения.
   "Старая алкашка! Надо будет заказать ее Гусю. Только  надо  придумать
ей такую смерть, чтобы вызвала ко мне сочувствие, как к Ковчугину".
   Он вел машину в сторону окраин, а в трехкомнатной  квартире  элитного
дома Надежда Мамонова по-прежнему лежала  на  полу,  а  под  ее  головой
расползалось по импортному линолеуму темно-бордовое пятно.
   Выехав за город, Мамонов начал думать, где ему закопать деньги.  Луга
отпадали: каждую весну на них был мощный разлив, отчего они  и  получили
свое название: заливные луга. Лесопосадки слишком  близко.  Подполковник
лихорадочно размышлял...
   Был поздний вечер, и самая  короткая  ночь  года  никак  не  решалась
подступиться со своей украшенной  миллионами  звезд  чернотой.  И  тогда
Мамонов повернул "Волгу" к Зубовской  пуще.  По  преданию,  эти  остатки
девственного дикого леса в свое время принадлежали помещику  Зубову.  За
годы советской власти пущу чуть было не пустили под пилу, но  оказалось,
что кроме этого леса в области нет  других  мест  для  охоты,  и  любовь
областного  начальства  к  пернатым   трофеям   спасла   заповедник   от
уничтожения.
   Заехав в лес насколько это было возможно, Мамонов свернул с дороги  и
выбрался   из   машины.   Несколько   минут   стоял,   прислушиваясь   и
присматриваясь к окрестностям. Эти места были ему хорошо знакомы, раньше
они семьей выезжали сюда на шашлыки.
   Достав  из  багажника  лопату  с  коротким   черенком   и   прихватив
"дипломат", подполковник двинулся в глубь леса. Пройдя метров двести, он
остановился у приметного дуба на берегу небольшого  ручья.  Под  деревом
Мамонов копать не решился - судя по взрыхленной земле,  сюда  в  поисках
желудей частенько  наведывалось  семейство  кабанов.  Определив  стороны
света по таявшему закату, он отмерил десять шагов на север  и  аккуратно
вскрыл дерн около куста  шиповника,  так  же  аккуратно  отложил  его  в
сторону, затем выкопал яму сантиметров семьдесят  глубиной.  Прежде  чем
погрузить  в  землю  "дипломат",  он  завернул   его   в   два   больших
полиэтиленовых пакета и обмотал скотчем. Уложив свое богатство,  Мамонов
забросал яму землей,  излишки  ее  разбросал  по  сторонам  и,  наконец,
осторожно вернул дерн на место, утрамбовывая землю,  нервно  оглядываясь
по сторонам. Ему казалось, что кто-то следит за ним, наблюдает  за  тем,
что он делает. Но сколько  ни  вглядывался  подполковник  в  наступающую
темноту, ничего не заметил. В конце концов он решил, что это  лишь  игра
нервов и воображения.
   "Совсем  докатился,  мерещится  уже  хрен  знает  что!"  -   мысленно
успокаивал он себя.
   Засыпав тайник сверху опавшими листьями и сучьями и еще раз тщательно
повторив  про  себя  приметы  местонахождения  своего   клада,   Мамонов
подхватил лопату и двинулся к "Волге". Когда шум мотора начал удаляться,
раздвинулись кусты и на полянку около дуба выбрались трое детей.  Самому
старшему было лет десять, девчонке чуть меньше,  а  маленькому  от  силы
года четыре - типичные деревенские дети, худые, с  выцветшими  до  самых
корней волосами,  с  расцарапанными  от  бесчисленных  комариных  укусов
голенастыми ногами. Это были  дети  лесника,  возвращавшиеся  на  кордон
после рыбалки на Кривом озере. Они испугались  и  спрятались  в  кустах,
когда неожиданно увидели странного дядьку в милицейской форме, копающего
яму.
   - Уехал! Айда посмотрим, что он там зарыл,  -  сказал  самый  старший
пацан и деловито отправился к тайнику подполковника. Раскапывали они его
дружно, в шесть рук, сопя от напряжения. Достав  находку,  они  небрежно
сорвали пакеты и с любопытством начали вертеть "дипломат" в руках. Такой
интересной штуки никто из них еще никогда не видел.
   - Это цто? - спросил самый младший.
   - Чемодан такой, не видишь, - солидно объяснил старший брат.
   - А почему он такой маленький? - спросила девочка,  почесывая  свежие
комариные укусы.
   - Это специальный, чтобы можно было  прятать  в  землю.  Щас  мы  его
откроем.
   Чемодан никак не открывался,  как  они  ни  старались.  Но  у  самого
старшего, Сашки, как у настоящего сына лесника,  имелся  для  защиты  от
всяких неожиданностей хороший, крепкий самодельный охотничий нож. С  его
помощью он быстро привел, в негодность корейский замок, и через  полчаса
упорного труда твердыня пала. Содержимое "дипломата" разочаровало детей.
   - Я думала, тут  что-то  интересное,  вроде  денег,  а  тут  какие-то
бумажки, - сказала Анька, вертя в руках стодолларовую  купюру.  -  Зачем
они ему нужны?
   Санька, как самый старший и ответственный за все, напряг свой скудный
интеллект и важно заявил:
   - Видел я такие бумажки в городе, зимой,  у  тетки  Ольги.  Петька  с
Наташкой в них в такую игру играли, называется... - он еще больше напряг
память. - Мало-полия.
   - Это как?
   - Я вам завтра расскажу, а сейчас айда  домой,  поздно,  а  то  папка
опять драться будет.
   Они прихватили удочки, нанизанных на  кукан  карасей  и  поспешили  к
кордону, по дороге обсуждая свои планы на будущее.
   - Сейчас мы эту штуку в сарай припрячем, а то мамка сразу отберет,  а
завтра уйдем на Кривое озеро и поиграем. Хорошо?
   - Хорошо, - согласилась Анька, с  обожанием  поглядывая  на  старшего
брата.
   Мнением младшенького они не интересовались.
   Могильнову не удалось взять Гусева, хотя прокурор без  звука  выписал
постановление на его арест. Когда сообщение об этом поступило на  пульт,
помощник дежурного капитан  Дроздов  болезненно  охнул,  схватившись  за
живот, и сказал своему напарнику:
   - Коль, я на минутку отойду.
   - Ты чего это сегодня, обожрался? Целый день бегаешь на толчок.
   - Не знаю, колбаса, наверное, несвежая попалась.
   Когда Дроздов вышел из дежурки, он  оказался  рядом  с  переполненным
"обезьянником" и тут же  попал  под  прицел  всей  задержанной  за  день
"братвы".
   Гусевские "бойцы", оказавшись вместе, осмелели и начали наглеть.
   - Начальник, тащи парашу, а то сейчас  прямо  здесь  кучу  наложу!  -
заорал кто-то.
   - Валяй, сам ее нюхать будешь, - отрезал Дроздов, проходя мимо.
   - Ну, будь человеком, скотина! Своди на толчок.
   - Не бойся, я за тебя все сделаю.
   - С-сука!.. - понеслось ему вслед.
   Но Дроздов свернул совсем в другую от туалета сторону.  Открыв  своим
ключом один из  кабинетов,  он  проскользнул  внутрь  и,  набрав  номер,
доложил:
   - Все, Комар выписал постановление на твой арест. Минут через  десять
они будут у тебя.
   - Сволочь старая! Мало его пр