почти  через
месяц после начала войны, Сталин был назначен Наркомом обороны, и 8  августа
Ставка Верховного Командования Вооруженных Сил была переформирована в Ставку
Верховного   Главнокомандования.   И.В.Сталин    занял    пост    Верховного
Главнокомандующего  Вооруженными  Силами.  О  его  назначении  знали   тогда
немногие.  Только  после   первых   успехов   на   фронтах   в   сообщениях,
публиковавшихся    в    печати,    Сталина    стали    называть    Верховным
Главнокомандующим.
     В состав Ставки Верховного Главнокомандования я в то время  не  входил.
Практически я этого не ощущал: как и раньше, вызывался в  Ставку  только  по
вопросам, касавшимся флота. В состав Ставки меня снова ввели лишь 17 февраля
1945 года.  Этим  же  постановлением  был  утвержден  членом  Ставки  Маршал
Советского Союза А.М.Василевский, к тому времени уже давно  занимавший  поет
начальника Генерального штаба.
     Невольно вспоминается, как еще долго,  в  тяжелых  условиях  временного
отступления, приходилось нам отрабатывать организацию руководства войной.
     В  те  дни  события  развивались  с  неимоверной  быстротой.  Противник
стремительно рвался к Москве и Ленинграду. Г.К.Жуков выехал на фронт. Вскоре
начальником Генштаба вновь стал Б.М.Шапошников. Смена людей на таком  важном
посту в столь трудный, я бы сказал, критический момент для  страны  вряд  ли
была своевременной. Это тоже результат непродуманности  в  системе  военного
руководства и подборе кадров. Конечно, Г.К.Жуков при  всех  его  неоспоримых
полководческих  способностях  не  очень   подходил   для   роли   начальника
Генерального штаба. Штабная работа была не я его характере. Однако  подумать
об этом следовало бы раньше.
     В первой декаде июля меня вызвали в  кабинет  С.К.Тимошенко,  и  там  я
после значительного перерыва в первые дни войны встретился со  Сталиным.  Он
стоял за длинным столом, на котором лежали карты - только сухопутные, как  я
успел заметить. - Как дела на Балтике? - спросил Сталин. Я хотел  развернуть
карту Балтийского моря и доложить обстановку, но  оказалось,  что  в  данный
момент его интересовала лишь оборона Таллина и островов  Эзель  и  Даго.  Он
спросил меня, нельзя ли вывезти с  островов  артиллерию,  чтобы  усилить  ею
сухопутные войска.
     Я ответил, что шансов на успешную эвакуацию  орудий  береговой  обороны
мало. Они нанесут врагу больший урон там, где установлены,  -  на  островах.
Сталин согласился. На том разговор закончился.
     Насколько помню, вопрос об артиллерии зашел тогда в связи  с  созданием
оборонительной полосы в  районе  Вязьмы.  Мы  выделили  туда  два  дивизиона
морской артиллерии. Командующий артиллерией фронта  Л.А.Говоров  сам  выбрал
места установки  орудий.  Вместе  с  армейскими  частями  моряки  готовились
встретить врага.
     До конца июля - точнее до первой бомбежки Москвы - члены Ставки  иногда
собирались в кабинете Сталина в Кремле.  Он  имел  обыкновение  вызывать  на
заседания Ставки лишь того, кого находил нужным. По сути  дела,  и  в  самой
Ставке установилось полное единовластие. Стиль руководства в то время не был
по-военному четким. Я видел, как Сталин по простому телетайпу связывался  из
своего кабинета с фронтами. Он не считал  необходимым  отдавать  приказания,
соблюдая порядок подчиненности. Вызывал непосредственного исполнителя, часто
не ставя в известность даже его начальника. Понятно,  что  в  исключительных
случаях можно было  так  поступать,  но  делать  это  правилом  недопустимо.
Недооценка системы и организации в руководстве со стороны Сталина оставалась
до конца его дней.
     Я, как Нарком ВМФ, ощущал подобный подход к делу очень часто. В  мирное
время многие вопросы, касающиеся всех Вооруженных Сил, в том числе и  флота,
нередко решались без моряков, без учета нашей специфики. В годы войны с этим
стало еще сложнее. Флоты, как  правило,  оперативно  подчинялись  фронтам  и
получали приказы  оттуда.  Ввиду  отсутствия  положения  о  том,  что  такое
оперативное подчинение (директива об этом вышла только 4 апреля 1944  года),
фронты нередко вмешивались во внутреннюю жизнь флотов. Приходилось  за  этим
следить и всеми путями исправлять положение.
     Ставка и созданный 30 июня Государственный Комитет  Обороны  еще  долго
переживали организационные неполадки, неизбежные  в  период  становления.  В
дальнейшем их организация  улучшилась.  У  Ставки  завязались  более  тесные
отношения с командующими фронтами. Сталин  внимательно  прислушивался  к  их
мнению. Все крупные операции, например, Сталинградская,  Курская  и  другие,
подготавливались уже  совместно  с  фронтами.  Несколько  раз  мне  довелось
наблюдать, как вызванные к Сталину командующие фронтами не соглашались с его
мнением.  Нередко  в  подобных  случаях  оп  предлагал  еще  раз   взвесить,
продумать, прежде чем принять окончательное решение. Часто Сталин соглашался
с мнением командующих. Мне думается, ему даже нравились люди,  имевшие  свою
точку зрения и не боявшиеся отстаивать ее.
     В случаях разногласий отрицательную роль, как правило, играли отдельные
его ближайшие сотрудники. Они, менее сведущие,  чем  он  сам  и  командующие
фронтами в военном деле, обычно советовали не противиться и  соглашаться  со
Сталиным. Так было в больших и малых делах, в мирное время и в  годы  войны.
Поэтому, как я уже говорил, у меня сложилось твердое  убеждение,  что  лучше
решать вопросы было тогда, когда Сталин находился один. К сожалению, за  все
годы работы в Москве у меня было всего два-три таких случая.
     Центральный военный аппарат претерпел немало  изменений  и  стал  более
гибким. Нашел свое место и Генеральный штаб, с которым Сталин считался.  Без
докладов начальника Генштаба не принимались никакие решения.
     Почему  же  все-таки  столь  трудно  складывалось  управление   боевыми
действиями на фронтах в начале войны?
     Мне  думается,  потому,  что  не  было  четкой  регламентации  прав   и
обязанностей среди высоких военачальников и высших должностных лиц страны. А
между тем именно они должны были знать свое место и границы  ответственности
за судьбы государства. Ведь в ту пору мы были уже уверены, что в предстоящей
войне боевые операции начнутся с первых же ее часов н  даже  минут.  В  этом
убеждали нас опыт и первой мировой войны, н события  в  Испании,  и  главным
образом начавшаяся в 1939 году вторая мировая война.
     Мне думается, неправильной была  просуществовавшая  всю  войну  система
выездов па фронты представителей а уполномоченных Ставки. Обычно их посылали
на тот или иной фронт перед крупными операциями, и там они нередко подменяли
собой  командующих.  Тем  самым  словно  бы   подчеркивалось   недоверие   к
организации дела на фронтах.
     Для военных людей давно уже стало  азбучной  истиной:  с  первых  минут
войны  следует  ожидать  мощных  ударов  авиации.  Следовательно,  связь   и
коммуникации, особенно в прифронтовой полосе, могут быть сразу же  нарушены.
От местного командования потребуется умение действовать  самостоятельно,  не
дожидаясь указаний сверху. Все указания, какие только  возможны,  надо  дать
заблаговременно, еще в мирную пору. Однако из за того, что  не  было  четкой
организации в центре, многие вопросы оставались нерешенными и на местах. Так
и для Военно-Морского Флота ряд важных вопросов оставался нерешенным. Какому
фронту будет подчинен тот или иной флот в случае войны? Как будет  строиться
их взаимодействие?
     Мы, к сожалению, как и Наркомат  обороны,  не  имели  четких  задач  на
случай войны. Все замыслы  высшего  политического  руководства  хранились  в
тайне. Если бы перед войной были проведены более широкие  совещания  военных
руководителей,  выслушаны  их  мнения  и  заслушаны  откровенные  доклады  о
готовности Вооруженных Сил, мы избежали бы многих неприятностей в  начальный
период.  В  результате  только  таких  совещаний  могли  быть  поставлены  и
правильные задачи всем видам Вооруженных Сил.
     В те  годы  мы  все  относились  к  И.В.Сталину  как  к  непререкаемому
авторитету. У меня, например, не возникало никаких сомнений  в  правильности
его действий. Раздумья о правомерности отдельных решений Сталина по  военным
вопросам  пришли  гораздо  позднее.  Однако  справедливости   ради   следует
подчеркнуть:  пережив  трагическую  обстановку  первых  дней  войны.  Сталин
оказался на высоте во все последующие годы. Он  понял  характер  современных
операций  и  прислушивался  к  советам   полководцев.   Совершенно   неверно
утверждение, будто бы он по глобусу оценивал обстановку и принимал  решения.
Я мог бы привести много примеров, когда Сталин,  уточняя  с  военачальниками
положение на фронтах, знал  все,  вплоть  до  положения  каждого  полка.  Он
постоянно имел при себе записную книжку, в которой ежедневно отмечал наличие
войск, выпуск продукции по важным позициям и запасы продовольствия.
     Говоря о просчетах И.В.Сталина в предвоенный период и в  начале  войны,
не следует забывать и ту  положительную  роль,  которую  сыграл  его  личный
авторитет в критические для нашей страны дни и  в  достижении  окончательной
победы.
     Мне хотелось бы  подробнее  остановиться  на  организации  центрального
аппарата Военно-Морских Сил.
     Военно-морской флот издавна, даже еще в эпоху парусных кораблей,  из-за
своеобразных условий, в которых он действует - под этим я понимаю морские  в
океанские просторы  с  их  стихиями,  -  требует  особенно  высокого  уровня
организации. И чем  совершеннее  становился  флот,  тем  больше  приходилось
морякам уделять внимания корабельной службе, теории и  практике  вооруженной
борьбы на море.
     К моменту создания самостоятельного Наркомата ВМФ наш флотский организм
на  всех  театрах  представлял  уже  сложную  систему,  которая   объединяла
надводные и подводные корабли, морскую авиацию, войска ПВО флота,  береговую
оборону, морскую пехоту и т. д.  Корабельные  соединения  включали  линкоры,
крейсера, эсминцы, подводные лодки, тральщики, всевозможные катера, плавучие
базы. В авиацию входили различные типы самолетов, от истребителей до больших
морских летающих лодок.  Береговая  оборона,  некогда  состоявшая  из  одних
батарей, предназначенных  для  защиты  побережья  только  с  моря,  в  конце
тридцатых годов уже имела многообразные средства обороны военно-морских  баз
не только со стороны моря, но и с воздуха, а в некоторых случаях и с суши.
     После гражданской войны страна приступила к восстановлению флота.
     Как я уже писал, в ту пору в  головах  моряков  и  некоторых  армейских
товарищей было много разных идей по поводу будущего нашего флота. Правильное
решение указали партия и правительство: не задаваться  непосильными,  трудно
выполнимыми планами,  исходить  из  экономических  возможностей  страны,  но
строить такой флот, которому было бы под силу защитить морские рубежи.
     В свое время Управление РККФ органически вошло в  Народный  комиссариат
по военным и морским делам. В конце 1937 года было решено создать  отдельный
Наркомат Военно-Морского Флота.
     Когда я вступил в должность наркома, новый  наркомат  переживал  период
становления. Дело в том, что при разделении наркоматов, как я  уже  говорил,
не  было  разработано  положения,  в  котором  бы  четко  определялся   круг
деятельности каждого из органов. Так, нигде не было  сказано,  что  Наркомат
обороны является нашим старшим оперативным органом, не были уточнены вопросы
взаимодействия флотов с округами (фронтами), взаимоотношения командиров  баз
с командирами сухопутных частей. Все это нередко приводило к  недоразумениям
между флотскими и армейскими товарищами.
     Выражение "оперативное подчинение" еще в мирные дни некоторые армейские
товарищи понимали по-разному и нередко отдавали подчиненным флотским  частям
далеко не оперативные распоряжения.
     Вспоминаю,  как  на  Дальний  Восток  был  назначен  новый  командующий
войсками И.Р.Апанасенко. Ему оперативно  подчинялись  Тихоокеанский  флот  и
Амурская флотилия. Театр военных действий самый отдаленный и самый огромный.
По мелочам в центр не обращались: все приходилось решать на месте. Зашел  ко
мне новый командующий перед отъездом в Хабаровск, чтобы поговорить о  том  о
сем, я ему задал важный для моряков  вопрос:  как  он  понимает  оперативное
подчинение флота и флотилии.
     - Ну на месте будет виднее, - ответил он. - Можете  быть  спокойны,  не
обижу...
     Я  пробовал  ему  разъяснить,  как   это   представляется   мне   (ведь
документов-то  нет!).  И.Р.Апанасенко  кивнул  головой  в   знак   согласия.
Некоторое  время  спустя  получаю  ряд  телеграмм.  Оказывается,  Апанасенко
приказал изменить распорядок жизни на кораблях: надо, говорит, жить так, как
все части его  округа.  У  меня  состоялся  с  ним  неприятный  разговор  по
телефону. А флоту я отдал распоряжение: сохранить существующий порядок.
     Нам, морякам, пришлось вырабатывать  специальный  документ,  в  котором
определялось, что же все-таки означает оперативное  подчинение  морских  сил
сухопутным.  В  годы  войны  в  этот  документ  был  внесен  ряд  изменений,
уточнений, но тогда было сделано далеко не все.  К  тому  же  этот  документ
считался обязательным лишь для моряков.  Только  в  апреле  1944  года  была
издана директива за подписью И.В.Сталина,  в  которой  точно  говорилось,  в
каких случаях флоты следует  оперативно  подчинять  фронтам,  подчеркивалось
также, что Нарком ВМФ является главнокомандующим Военно-Морским Флотом.
     В нашей мемуарной литературе, к сожалению, мало  говорится  о  значении
штабов. Между тем не следует забывать: прежде чем начиналась любая операция,
над ней кропотливо работали, вникая в каждую мелочь, штабы всех степеней. Не
думаю умалять огромную роль талантливого командира, но не следует забывать и
его штаб.
     Лично   я   Главному   морскому    штабу,    где    собран    коллектив
высокообразованных специалистов, старался придавать первостепенное значение,
считал его "мозгом флота".
     Главный морской штаб изучает, анализирует,  обобщает  все  общефлотские
вопросы: сколько кораблей должен иметь тот или иной флот, какие корабли надо
строить, какие  другие  боевые  средства  потребуются  флотам.  Получив  все
исходные данные сверху, от правительства, штаб решает задачи флота в системе
всех Вооруженных Сил, предлагает наилучший вариант их выполнения. Без  столь
высокоспециализированного коллектива, с моей точки зрения, нельзя решать  ни
одного  крупного  вопроса.  Мы  приложили  много  сил  к   совершенствованию
центрального аппарата и штабов на флотах. И все же во время войны  сказались
некоторые  недоработки,  которые  пришлось  устранять  уже  в  ходе   боевых
действий.
     Говоря об организации ГМШ, нельзя обойти молчанием роль его начальника.
Мне  всегда  представлялось  правильным  начальника   ГМШ   считать   первым
заместителем наркома: он постоянно в курсе всех  дел  на  флотах,  и  прежде
всего тех, которые могут  потребовать  спешного  и  ответственного  решения.
Следовательно, ему и  карты  в  руки.  Это  полностью  подтвердила  практика
военных лет. Помнится, на одном из совещаний  высоких  военачальников  сразу
после войны, когда министерство было уже единое и обсуждались новые  уставы,
все единогласно высказались: именно начальник штаба фактически оставался  за
командира, даже когда формально кое-где имелся первый заместитель.
     Действительно, где, как не на должности начальника  штаба,  на  кипучей
работе,   проверяется   и   готовится   настоящий   заместитель   командира,
командующего!
     Начальником Главного морского штаба до войны  был  вначале  Л.М.Галлер,
затем его сменил И.С.Исаков. Оба они без особых на то  полномочий  выполняли
функции первого заместителя наркома, и никто другой, пусть даже  назначенный
официально, не мог претендовать на эту роль, ибо по опыту и знаниям вряд  ли
кто мог их заменить.
     Плавая на кораблях, мне приходилось наблюдать,  как  временно  с  целью
подготовки командиров вводили иногда должность дублера или второго  старшего
помощника.  Кроме  дезорганизации  службы,  ничего  хорошего  из  этого   не
получалось.
     Хочешь стать отличным  командиром  корабля  -  побудь  сначала  в  роли
старшего помощника! Другого рецепта дать нельзя.
     Несколько слов об организации ВВС, береговой обороны и тыла.
     На флоте возник полноценный, совершенно самостоятельный вид  вооружения
- военно-воздушные  силы.  Наше  правительство  придавало  большое  значение
авиации в войне па море. Ни одно учение мы не проводили  без  взаимодействия
авиации с корабельными соединениями. Не вызывала  сомнений  и  необходимость
создания в нашем наркомате центрального органа военно-воздушных сил, который
руководил бы авиацией всех флотов. Но в Наркомате обороны  стали  возражать:
дескать, вам будет трудно справляться с авиатехникой, занимайтесь кораблями,
а авиацию, пожалуй, разумнее передать общеармейским ВВС.  Мне  раза  два-три
пришлось давать объяснения, почему мы  настаиваем  на  собственных  флотских
военно-воздушных силах. Нас поддержали в правительстве.  На  практике  мы  с
каждым днем убеждались в правильности принятого решения: только  подчиненные
флоту авиасоединения  могли  успешно  взаимодействовать  с  кораблями.  Это,
конечно, не исключало того, что в морских операциях использовались и крупные
авиасоединения, не подчиненные флотам. В свою очередь и ВВС  Военно-Морского
Флота могли в случае нужды  привлекаться  сухопутным  командованием,  как  и
бывало в годы войны.
     Нашу верную точку зрения на подчинение флотской авиации  Наркомату  ВМФ
подтвердил и опыт второй мировой войны. Известно, что в Германии  Геринг  не
захотел подчинить адмиралу Редеру авиацию. В результате  отсутствия  нужного
взаимопонимания между флотом и авиацией гитлеровцы не раз терпели неудачи на
море. Правда, объяснить их только этим нельзя.
     Командующим военно-воздушными силами ВМФ всю войну был  С.Ф.Жаворонков.
В прошлом участник гражданской войны, старый член партии, он  уже  в  зрелом
возрасте выучился летать, освоил авиационное дело. Впервые я его встретил на
Черном море в роли командира эскадрильи флотской авиации.  Затем  наши  пути
сошлись на Дальнем Востоке. Возглавляя ВВС Тихоокеанского флота, он  проявил
себя требовательным командиром и  хорошим  организатором.  Его  уважали,  но
вместе с тем побаивались. Во время хасанских событий мы частенько беседовали
о взаимодействии авиации с кораблями. И всегда находили  общий  язык.  Когда
надо было найти кандидата на должность командующего военно-воздушными силами
ВМФ, я не  искал  никого  другого  -  С.Ф.Жаворонков  был  самой  подходящей
кандидатурой.
     Это  были  уже  предвоенные   годы.   Авиация   флота   быстро   росла.
Проводившиеся учения и маневры требовали ее активного участия. Когда в  годы
войны налеты  фашистских  самолетов  на  базы  и  корабли  стали  учащаться,
С.Ф.Жаворонков  умело  организовывал  отражение  вражеских  воздушных  атак,
руководил также  всеми  средствами  ПВО.  Этому  содействовали  его  деловые
взаимоотношения с начальником ПВО А.И.Сергеевым.
     Более сложным оказался вопрос о том,  иметь  или  не  иметь  в  составе
военно-воздушных сил все средства ПВО. Работая еще на  Тихоокеанском  флоте,
где часто нарушались воздушные границы, я пришел к убеждению: самым активным
и действенным средством отражения налетов врага являются истребители. Но  их
успех зависит от того, насколько  своевременно  предупреждает  об  опасности
противовоздушная оборона. Да и в  море  безопасность  кораблей  обеспечивает
также прежде всего истребительная авиация. В те  годы  истребители  являлись
самым эффективным средством. Встала проблема: либо разделить  истребительную
авиацию между ВВС и  ПВО,  либо  все  средства  ПВО  сосредоточить  в  руках
командующего  ВВС.  Когда  обсуждали  эту  проблему  в  Москве,  большинство
выс