поднимали
своими "подкопами".
   Встречались и более крупные рыбы. Светлая" однажды нырнула в большую стаю
резвящейся кефали, и, по ее уверениям, каждая  рыбина  была  чуть  ли  не  в
полметра величиной. Дважды я видел акул. Но они держались вдалеке и  поэтому
вовсе не казались большими и не вызывали тревоги.
   Мне  привелось  видеть,  как  охотится  морской  ершскарпена.  Уродливый,
зловещий, грязновато-бурото цвета, весь ощетинившийся  колючими  плавниками,
он неподвижно лежал на дне  в  тени  камней,  почти  сливаясь  с  рыжеватыми
кустиками цистозиры. Он замер, как  убитый,  жили  только  его  тупые,  злые
глаза. Мимо проплывала барабулька. Мгновенный  бросок  -  и  она  исчезла  в
прожорливой пасти скарпены. А эта гадина, которую  недаром  рыбаки  называют
"помесью жабы с драконом", снова замерла в засаде, поджидая новую добычу,
   Вид у скарпены какой-то доисторический: вся она покрыта шишками и буграми
непонятной грязноватой раскраски,  глаза  тусклые,  мрачные,  угрожающие.  В
кипящей ухе он оказался бы куда приятнее, хотя бы на вкус. Но я  поостерегся
его трогать, вспомнив рассказы рыбаков о ядовитых колючках.  Они  у  него  в
спинном плавнике. Голыми руками его не возьмешь, а остроги или ружья у меня,
увы, не было.
   Да и с убитым морским ершом, как ни заманчиво добыть его для ухи, нелегко
справиться под водой. Насадить его просто на кукан, как других рыб,  нельзя:
пока доплывешь до берега, весь непременно исколешься. Единственный  выход  -
тут же, прямо под водой, остричь у него все ядовитые колючки. Но не  станешь
же для этого брать с собой ножницы на морское дно!
   Теперь, когда "Алмаз" с опытными рыбаками плавал далеко, нам  приходилось
самим  добывать  себе  свежую  рыбку  к  обеду  и  ужину.  Этим   занимались
дневальные, ныряя в маске с подводным ружьем. Но  и  остальные  не  упускали
случая загарпунить зазевавшуюся рыбешку,
   Шип хвостокола
   Наступала осень, времени удавалось мало, а следов загадочной крепости  мы
все не находили. Решили перебираться в соседнюю бухту Барахты.
   Для первого погружения нам с Наташей досталось место  у  подножия  скалы.
Рядом работали Светлана и Михаил.
   Подплыв к скале, я начал опускаться. Солнечные лучи пронизывали  воду  до
самого дна и переливались на крупной гальке. Местами среди  камней  виднелся
чистый песок. Он был почти белый и шелковистый на ощупь.
   На обломках камней, валявшихся у  подножия  скалы,  покачивались  длинные
алые ленточки каких-то водорослей. Глубина здесь не превышала  пяти  метров,
поэтому их яркий, сочный цвет почти не тускнел от поглощения света водой.
   Наташа показала мне большой палец, выражая свой восторг, и поплыла дальше
в сторону открытого моря. Так мы договорились еще на  берегу.  Искать  среди
камней она боялась. А я начал методически, метр за метром, осматривать дно у
подножия скалы.
   Прошло уже минут пятнадцать, как вдруг серое  облачко  мути,  поднявшееся
левее над леском, привлекло мое внимание. Наверное, там пасутся  барабульки?
Но сколько я ни всматривался, ни одной рыбешки не  видел.  А  притаиться  им
негде, кругом чистый белый песок.
   Это меня заинтересовало, и я подплыл  ближе.  Мне  показалось,  будто  на
светлом фоне песчаного дна проступают слабые контуры  непонятного  предмета.
Там словно что-то пряталось под слоем леска.
   Сердце у меня дрогнуло. Неужели мне опять повезло и я первый наткнулся на
след древнего поселения?! Мне показалось, что в песке  находилась  мраморная
плита. Может быть, с надписью...
   Я протянул руку, чтобы смахнуть с нее песок... и  в  тот  же  миг  ощутил
страшный удар, словно в ладонь вонзилась  сразу  сотня  острейших  кинжалов.
Плоское, точно блин, гибкое тело взвилось перед моим лицом,  подняв  облако,
песка. .Черные и белые полосы замелькали в глазах....
   Первое, что я увидел, открыв глаза, было высокое синее небо и вонзившееся
в него острие мерно качавшейся мачты. Я лежал на палубе нашего  тралбота  на
мокром матраце. Рядом сидела  Светлана  и  читала  книжку.  Заметив,  что  я
очнулся, она торопливо наклонилась ко мне и сказала:

   - Лежи, лежи. Только не ворочайся! Хочешь пить?
   Я попытался привстать, но тут же почувствовал такую боль  в  левой  руке,
что невольно застонал. Рука была тяжелой, точно каменная, и не  повиновалась
мне.
   С мостика, стоя у штурвала, на нас смотрел Сергей. Он  что-то  крикнул  в
переговорную трубку. Через  минуту  на  палубе  вокруг  меня  собралась  вся
экспедиция во главе с Кратовым.
   - Что случилось? - спросил я, еле разжимая спекшиеся губы.
   - Тебя ранил хвостокол! - сделав большие глаза, выпалила Наташа. - Ужас!
   Я ничего не понимал. Только смутно припоминались  мелькнувшее  под  водой
плоское тело и пестрые полосы.
   - Первой тебя увидела возвращавшаяся: к берегу Наташа, - сказал Кратов, -
ты лежал на песке...
   - Я так испугалась, что закричала под водой, представляешь?  -  торопливо
вставила девушка.
   - Она выскочила на поверхность, и мы сразу поняли,  что  с  тобой  что-то
стряслось, - продолжал профессор. - К тому  же  ты  не  ответил  на  сигнал.
Правда, это с тобой частенько бывает, - тут  он  строго  посмотрел  на  меня
поверх очков. - Аристов, к счастью, еще не успевший  снять  акваланг,  сразу
бросился на выручку. Вдвоем с Наташей они тебя и вытащили.
   Я посмотрел на Михаила и, постаравшись улыбнуться неповинующимися губами,
сказал:
   - Значит, мы теперь с тобой квиты? Спасибо.
   - Не стоит, - небрежно ответил он. - Долг платежом  красен.  Хорошо,  что
мундштука не выронил. А то бы я так и остался твоим должником.
   - Что же все-таки со мной было? - спросил я.
   - Пожалуйста, помолчи, а то тебе опять станет плохо, - строго  остановила
меня Светлана. Она, видно, всерьез решила играть роль сестры милосердия.
   - Судя по ране, ты  наткнулся  на  морского  кота-хвостокола,  -  ответил
Кратов.
   Я вспомнил, с каким отвращением выбрасывали матросы за борт "Алмаза" этих
странных, уродливых рыб, попадавшихся в  трал.  Значит,  вот  такая  плоская
гадина и притаилась в песке? А я принял ее за драгоценную мраморную плиту!
   - Куда же мы плывем? - спросил я.
   - В Планерское, в больницу, - торопливо ответила Светлана.  -  Успокойся,
уже прибыли.
   В самом деле, мотор заглох, и Валя пробежал на нос  с  длинным  багром  в
руках. Под килем громко заскрипела галька.
   Ребята подхватили мой матрац на руки и, толкая  друг  друга,  потащили  к
сходням. Когда меня приподняли, переваливая через  борт,  я,  наконец,  смог
увидеть свою руку. Она вся посинела и сильно распухла. А из вздувшейся,  как
лепешка, ладони торчал глубоко вонзившийся твердый шип.
   Не буду рассказывать, как его вырезали из  ладони  в  больнице.  Операция
была весьма мучительной и долгой. Шип хирург подарил мне на память,  хотя  и
так я вряд ли забуду об этом  приключении.  Это  была  небольшая,  но  очень
острая костяная игла, к тому  же  зазубренная,  словно  наконечник  гарпуна.
Вытащить ее самому из раны совершенно невозможно.
   У морского кота, как мне рассказали потом научные сотрудники  биостанции,
бывает даже не одна, а две или  три  такие  иглы.  Они  спрятаны  у  него  в
основании хвоста. Хвостокол вонзает их в жертву  со  страшной  силой.  Но  и
этого мало: каждый шип покрыт ядовитой слизью, которая долго  не  дает  ране
заживать.
   Ученые рассказали, будто иногда в  аквариумах  разозленные  морские  коты
даже кончают жизнь  самоубийством,  нанося  самим  себе  этими  отравленными
шипами смертельные удары в спину,
   А  напороться  на  хвостокола  легко.  Брюхо  у  него  темное,  а   спина
желтовато-серая, вот почему пестрые полосы мелькнули у меня в глазах.  Когда
он зароется в песок, подстерегая добычу, заметить его очень трудно.
   Придется полежать недели две, решили врачи.  Это  меня  совсем  доконало.
Выбыть из  строя  в  такое  напряженное  время!  Но  опухоль  опадала  очень
медленно, рука еле двигалась,  точно  парализованная,  и  мне  волей-неволей
пришлось смириться.
   Лежать одному в пустой больничной палате, когда за окном сияет  солнце  и
шумит море, невыносимо тоскливо и скучно. Хорошо  хоть  друзья  не  забывали
меня. Они наведывались почти каждый вечер, приносили книги и рассказывали  о
ходе подводных поисков. А я им показывал шип хвостокола.
   - Во всяком случае, у тебя есть одно утешение, - с интересом рассматривая
его, сказал Василий Павлович. - Ты ранен историческим, даже,  я  бы  сказал,
легендарным оружием. Как рассказывает Гомер, хитроумный Улисс - Одиссей тоже
был поражен дротиком с наконечником из такого же шипа.
   Наташа иглу даже в руки взять побоялась.
   -  Ты  знаешь,  нас  из-за  этих  хвостоколов  теперь  заставляют  нырять
непременно с железной палкой в руках. Мы ими песок сначала разгребаем -  нет
ли там хвостоколов. А потом уже можно руками...
   Один бесконечный день тянулся за другим,  а  новости,  которые  приносили
друзья, оставались неутешительными. Уже  обследовали  всю  бухту  Барахты  и
перебрались в следующую, Голубую, а толку никакого. Нигде ни малейших следов
поселений. Видимо, в те  далекие  времена  места  эти  были  совсем  дики  и
необитаемы.
   Прошла неделя, и мне стало совсем невмоготу валяться в  одиночестве.  Как
назло, в тот вечер и навестить меня никто не пришел.  Вчера  ребята,  тщетно
обшарив все дно Голубой бухты, перебрались в Пограничную  -  ту  самую,  что
расположена  напротив  Золотых  ворот  Карадага.  Неужели   и   там   ничего
утешительного?
   Так я лежал, не зажигая света, в темной палате и грустил, прислушиваясь к
задорным звукам фокстрота, доносившимся с танцевальной площадки.
   И вдруг в окне, на фоне звездного неба, появилась лохматая голова.
   - Коля, ты спишь? - неуверенно спросил знакомый голос. Я узнал Павлика.
   - Нет, - обрадовался я.
   Он неуклюже влез в окно и зажег свет.
   - Ты один?
   - Один, - ответил он с каким-то таинственным, заговорщицким  видом.  -  :
Ребята не решились идти, думали, ты уже. спишь. А я не удержался, решил тебя
сегодня же порадовать.
   - Чем? - я сел на кровати.
   Он протянул мне руку и медленно разжал кулак.  На  ладони  у  него  лежал
точно такой же острый, зазубренный шип, каким меня наградил хвостокол.
   - Что, опять кого-нибудь ранило? - испугался я. - Чему ты радуешься?
   Он расхохотался и сунул ладонь прямо мне под нос.
   - Да ты возьми его в руки и рассмотри как следует!
   Ничего  не  понимая,  я  повертел  зазубренную  косточку  в  руке.  Самая
обыкновенная, как и моя.
   - Да ты ослеп, что ли? - закричал Павлик. - Она же просверлена!
   Только теперь я заметил у основания шипа маленькую сквозную дырочку.
   - Ну и что же?
   - Да ведь она не могла сама по себе образоваться! -  Павлик  уже  начинал
приходить в ярость от коей непонятливости. - Ее кто-то просверлил! Этот  шип
был наконечником дротика или стрелы. Мы обнаружили на дне  остатки  каменной
стены, и там он валялся. Раз там бросали  оружие,  значит,  там  кипел  бой.
Понимаешь? Значит, мы нашли эту крепость!

   Теперь-то я все понимал. Забыв о  больной  руке,  я  вскочил  и  бросился
искать свою одежду. Черт, ее же отобрали!
   - Еще что нашли?
   - Больше ничего пока. Понимаешь, шип обнаружили при последнем погружении,
уже под вечер. Поэтому и ребята не пришли, устали, спорят там у костра...
   - Ты настоящий товарищ! - сказал я, крепко пожимая  ему  руку.  -  Теперь
достань мне где-нибудь рубашку и брюки.
   - Какие брюки?
   - Я пойду с тобой. Не могу же я идти в этом халате.
   - Что ты! - перепугался он. - Ты же еще болен, Кратов прогонит тебя.
   - А ты  думаешь,  что  я  смогу  здесь  валяться,  пока  вы  раскапываете
крепость? Я сдохну с тоски!
   Павлик задумался, а потом рассудительно сказал:
   . - Все равно ты не имеешь права нарушать дисциплину.
   Тогда я взмолился:
   - Хорошо, я  останусь  здесь  еще  на  одну  ночь.  Но  только  до  утра!
Поклянись,  что  уговоришь  старика   завтра   утром   непременно   прислать
кого-нибудь за мной. Рука уже почти зажила, видишь, как свободно ворочается?
.Расскажи об этом Кратову. Пусть мне нельзя еще нырять.  Я  буду  лежать  на
палубе и быстрее поправлюсь на свежем воздухе, чем в этой больнице. Слышишь?
Не все ли врачам равно, где я буду лежать?
   - Ладно, .ладно, - замахал он  на  меня  рукой.  -  Чего  ты  горячишься?
Конечно, Василий Павлович поймет. Мы его уговорим. Ну, я пошел.
   Он полез обратно в окно, а я крикнул ему вслед:
   - Если утром не возьмете меня, сам приду! Так и передай.
   Спая я плохо, а утром не мог найти себе .места. Неужели они оставят  меля
здесь, когда начинается самое интересное? Нет, не могут. Ведь это  я  первый
нашел цисту. А мой дядя расшифровал стихи и направил нас  сюда,  в  Карадаг.
Если Кратов не учтет этого, нет больше справедливости на свете!
   С такими мыслями я  метался  по  комнате,  как  вдруг  услышал  за  окном
знакомые веселые голоса. Они пришли за мной! Экспедиция в полном составе!
   - Да, но где же Василий Павлович? - упавшим голосом спросил я.
   Неужели он сам не пришел, а  только  прислал  их  уговаривать  и  утешать
меня?!
   - Успокойся!
   - Не трусь! - загалдели друзья.
   - Шеф отправился к главному врачу. Если тот разрешит, твое дело в шляпе.
   Я кинулся к двери. Но она уже отворилась, и  в  комнату  вошли  Кратов  с
врачом. Врач осматривал меня очень уж медленно, но потом сказал:
   - Ладно, можешь отправляться. Но только минимум неделю еще полный покой.
   - Конечно, конечно, доктор. Я буду все время лежать...
   - За этим я сам прослежу, - добавил Кратов. Оделся я быстро, стараясь как
можно  свободнее  действовать  раненой  рукой,  хотя,  признаться,   она   и
побаливала  еще  немного.  Поблагодарил  доктора  и  через  минуту  уже  был
свободен, снова среди товарищей.
   Мы поспешили на берег, где, уткнувшись носом в гальку, стоял наш чудесный
кораблик. Вся команда радостно  приветствовала  мое  появление.  Женя  сразу
запустил мотор, и мы отчалили, взяв курс прямо на Золотые ворота Карадага.
   - А вот твое место, - сказал профессор, указывая на  матрац,  разложенный
на палубе перед мостиком под небольшим навесом  из  парусины.  -  Немедленно
ложись - и ни шагу отсюда!
   - Есть... - упавшим голосом ответил  я.  Внутри  у  меня  все  кипело  от
негодования, но не спорить же.
   Так я и валялся все время на этом унылом ложе. Мы стояли на якоре посреди
Пограничной бухты, неподалеку от Золотых ворот.
   Ребята надевали акваланги, ныряли, потом возвращались с  находками,  а  я
все лежал, словно инвалид, Правда, мне все было видно и слышно, но от  этого
становилось еще обиднее. Теперь я в полной  мере  оценил  пословицу:  "Видит
око, да зуб неймет".
   Ночевал я на тралботе. Вместе со  мной  остались  Павлик,  Женя  и  Валя.
Остальные отправились на берег.  Разложив  на  палубе  .матрацы,  мы  лежали
рядком и смотрели, как они там разводят костер возле палаток.
   На берегу было  весело,  но  и  у  нас  не  плохо.  Палуба  чуть  заметно
покачивалась. Над нашими головами с протяжным скрипучим  криком  проносились
чайки и прятались под каменной аркой Золотых ворот. В вечерней  тишине  было
отчетливо слышно, как странно плещется море в камнях. Оно  то  вздыхало,  то
начинало что-то глухо бормотать, совсем по-человечески.
   Прислушиваясь к этим таинственным звукам, мы говорили  вполголоса,  точно
боясь неосторожно вспугнуть засыпающее море. Говорили мы, конечно, все о том
же - о подводных находках.
   Их было мало, а главное, против наших  ожиданий,  все  они  оказались  не
очень интересными. За первый день Михаил и Павлик нашли только еще три таких
же, как и первый, наконечника дротиков из шипов  хвостокола,  а  Светлана  -
сильно проржавевший медный наконечник копья. Вот и все. Правда,  ребята  еще
подняли со дна четыре крупные гладко обтесанные каменные глыбы,  но  никаких
значков или надписей  на  них  не  оказалось.  Вероятно,  это  были  обломки
крепостных стен.
   А мы ведь так рассчитывали  найти  сокровища,  о  которых  упоминалось  в
письме. Неужели они исчезли навсегда и бесследно?
   В подводноя капкане
   Прошло еще два дня. Изредка попадались жалкие остатки древнего  оружия  -
металлические и  костяные  наконечники  копий,  дротиков,  стрел  и  осколки
посуды. Все это находили и раньше на суше при раскопках скифских курганов  и
греческих поселений. Стоило из-за них нырять!
   Один Кратов был доволен, с увлечением рассуждал о всяких тонких различиях
фортификационного искусства скифов, тавров и греков.  Но  даже  и  он  порой
вздыхал, рассматривая поднятые со дна черепки:
   - Здорово поработали солдатики, что и говорить, здорово!
   Да, с каждым погружением становилось все более  очевидно,  что,  захватив
крепость в беспощадном бою, каратели буквально постарались стереть ее с лица
земли. От  крепостных  стен  сохранились  только  основания.  Их  решили  не
.выкапывать, а только слегка расчистить, чтобы  составить  план  разрушенной
крепости.
   Крепость стояла на самом берегу моря. Уровень его в те  времена,  видимо,
был метров на девять ниже нынешнего. Одной из стен крепости служила  высокая
отвесная скала, на вершине которой, вероятно, располагался сторожевой пост.
   Чем больше вырисовывался план крепости, тем меньше мы понимали,  куда  же
могли скрыться оставшиеся в живых защитники ее. Да еще не налегке, а унося с
собой сокровища, о чем прямо говорилось в письме Аристиппа.
   - Не понимаю, - вздыхал Кратов, снова и снова  перечитывая  вслух  строки
письма: -  "Мятежники  спрятали  в  крепости,  где  у  скифов  было  древнее
святилище, много  награбленных  ими  сокровищ,  поэтому  ты  понимаешь,  как
стремились все наши воины овладеть ею. Мы взяли крепость после  трехдневного
штурма.  Представь  наше  удивление,  дорогой  Ахеймен:   среди   убитых   и
захваченных в плен мы не нашли никого из вожаков мятежа. Не обнаружили мы  и
сокровищ. Они исчезли совершенно бесследно. Сразу  же  среди  воинов  прошел
слух, будто  защитники  крепости  в  самый  последний  момент  вознесены  их
проклятыми варварскими богами на небо..." Ну, дальше уже начинается  ерунда,
мистика, - сказал профессор, задумчиво складывая копию письма. - Но куда  же
они скрылись? Уйти в горы не могли. Уплыть в море - тем более.
   Он посмотрел на море, сверкавшее в лучах солнца,  потом  на  горы,  тесно
обступившие маленькую бухту, словно ожидая от них ответа.
   Но горы молчали, а море шумело лениво и равнодушно, как и двадцать  веков
назад. Только чайки, словно поддразнивая нас, кричали, кружась над палубой и
выпрашивая подачки.
   - А может, это не та крепость? - сказал Михаил. - Поищем еще  в  соседних
бухтах. Кратов пожал плечами.
   - Нет, видимо, это именно Тилур. Конечно, прямых подтверждений у нас пока
нет. Но уж очень беспощадно она разрушена. Не мудрено, что даже упоминания о
ней не сохранилось в источниках. Пока она была скифской или гаврской,  греки
ею особенно не  интересовались.  А  разрушив  до  основания,  они,  конечно,
постарались, чтобы все забыли даже ее  ненавистное  имя.  Да  и  место  это,
наверное,  судя  по  легендам,  упоминаемым  в  письме,  считалось  каким-то
дьявольским, зачарованным. Его никто не посещал.
   Он снова вздохнул и предложил:
   - Ну, хватит гадать. Давайте лучше продолжать поиски. Чья очередь нырять?
   - Наша, - ответил Михаил и лениво пошел надевать акваланг.
   Через полчаса Михаил и Светлана вернулись - опять с пустыми руками.
   Это было последнее погружение в тот день.
   Поднялся резкий ветер. Наш капитан с  тревогой  посматривал  на  косматые
тучи, застрявшие на острых горных вершинах. Мы все опасались, что он вот-вот
скажет: "Пора уходить отсюда..."
   Но Сергей промолчал, только решил на всякий случай остаться  ночевать  на
борту вместе с нами.
   Солнце спряталось за вершинами Карадага. Шлюпка ушла на берег.
   Я лежал, закинув руки за  голову,  смотрел  в  небо  и  думал  о  загадке
исчезновени