таюсь черт знает где.
   Заместитель по политчасти осторожно взял собеседника за локоть.
   - Ты, Александр, хороший муж, а это значит почти то же, что хороший
мужчина. Но ты зря думаешь, будто один на этом  свете  озабочен  своим
ребенком. Твои заботы ему еще потребуются, но сейчас  ему  нужны  руки
доктора.
   Старший лейтенант несколько секунд шел рядом молча, отводя  росяные
ветви, потом, улыбаясь, заговорил:
   - Когда моя Алка собралась подарить мне дочь, я стоял в карауле. До
госпиталя - полсотни километров. Как назло,  "санитарка"  забарахлила.
Все женщины в доме всполошились. Позвонили командиру -  он  немедленно
вызвал  свою  машину  и  сам   возглавил   "операцию"   по   отправке.
Естественно, все прошло блестяще. А у тебя куда проще обстоит дело...
   Он вдруг загородил дорогу Сизякову и потребовал:
   - Да перестань ты киснуть! Не на повивальную бабку жену  оставил  -
все будет в порядке, тебе говорят... Придет время -  спросит  сын  или
дочь: "Папа, а что ты делал  в  день  моего  рождения?"  И  вспомнишь:
бездарно руководил взводом на учениях.
   Сизяков засмеялся.
   - Ну вот, теперь тебе можно являться  перед  командиром.  Мне  тоже
пора браться за дело.  -  И  старший  лейтенант  быстро  направился  к
ближним машинам.
   Выслушав   распоряжения   командира   роты,   Александр    старался
сосредоточиться на предстоящей задаче, однако никак не мог погрузиться
в привычную атмосферу дел и забот. Внешне он овладел собой, но  в  нем
по-прежнему сидел накаленный уголек  беспокойства,  жег  и  раздражал,
мешал думать, толково руководить  подчиненными.  Не  глядя  на  своего
заместителя сержанта Стеценко, он сухо и кратко отдал ему распоряжения
по охране и обороне позиции  взвода  и,  хотя  еще  оставалось  время,
направился к пункту сбора для офицеров батальона.  Предстояла  поездка
на рекогносцировку.

   Сержанта Стеценко заместитель командира роты по  политчасти  застал
за проверкой вооружения.
   - Обиделись на командира? - спросил Левшин.
   Сержант вспыхнул:
   - Что вы, товарищ старший лейтенант! На строгость не обижаются.
   - Вот и правильно.
   Левшин, щурясь, оглядывал подошедших мотострелков.  Улыбка  у  него
открытая, лучистая и чуть-чуть заговорщическая. Смотришь  на  него,  и
кажется - он знает про тебя такое, о чем ты сам лишь догадываешься. На
его улыбку невозможно отвечать хмурым взглядом и недоверчивостью, хотя
никогда не угадаешь, что за ней скрыто. Вот как теперь.
   - Чего расцвели? - неожиданно сердито спросил Левшин. - Думаете,  я
любуюсь вашим видом?  Ничуть.  От  ваших  расстегнутых  воротничков  и
кое-как затянутых ремней мне грустно.
   Солдаты смущенно начали заправляться.
   - Отлично. А теперь у  нас  деликатная  беседа...  Командир  ваш  в
некотором роде  именинник.  Если  не  сегодня,  так  завтра  будет  им
наверняка.
   - Знаем, - вновь заулыбались солдаты.
   - И я подумал, - продолжал  старший  лейтенант,  -  что  имениннику
подарок полагается.
   Солдаты молча переглянулись. Ответил за всех комсомольский  групорг
взвода:
   - Да где мы его возьмем в поле? Вот вернемся, тогда...
   - Я знаю, - неожиданно заявил сержант Стеценко.  -  Я  знаю,  какой
подарок самый хороший для командира. Бери, комсорг,  боевой  листок  и
записывай наши обязательства на учение...
   В продолжение этого двухминутного  собрания  старший  лейтенант  не
проронил  ни  слова.  Его  вмешательство  не  требовалось.   Он   лишь
одобрительно улыбался солдатам и сержантам,  и  глаза  его,  казалось,
говорили: "Я же знал, чего вы хотите. Я знаю, что и  дальше  окажетесь
молодцами".
   А когда мотострелки единогласно утвердили решение,  заместитель  по
политчасти, построжав, сказал:
   - Теперь за дело. Ваш  вызов  на  соревнование  я  передам  второму
взводу. На прошлых учениях он всех побил. Сегодня - ваша очередь.
   ...Комбат запоздал. Оказалось, он объехал район батальона  и  вышел
из машины, явно не расположенный к мирной беседе.
   - Небось, думаете, неорганизованный у вас начальник  -  позже  всех
прибыл. А пришлось кое-чьи прорехи  штопать.  Я  недоволен  службой  в
некоторых взводах и ротах...
   Взгляд его задержался на лейтенанте Сизякове, и  впервые  с  начала
учений Александр ощутил беспокойство за свой взвод, ответственность за
его действия и почувствовал, что краснеет. Он ждал  резкого  выговора,
ибо вспомнил множество недоработок, но случилось неожиданное.
   - Только вторая рота порадовала, - сказал комбат. - Особенно  взвод
Сизякова.  Люди  веселые,   подтянутые,   смотреть   приятно.   Машины
замаскировали лучше всех и быстрее всех. Уже  наполовину  отрыты  щели
для укрытия экипажей,  составляются  огневые  карточки,  наблюдение  и
охрана организованы  отлично.  Каждый  знает  свою  задачу  назубок  -
чувствуется, командир взвода хорошо поработал. Пойдет дело  так  же  -
пятерка обеспечена...
   Вот теперь Александр действительно покраснел.
   "Стеценко... Конечно, похвала комбата по праву принадлежит сержанту
Стеценко. Другой бы после той  незаслуженной  грубости  на  все  рукой
махнул, а он ни в  чем  не  изменил  себе,  мой  верный  заместитель".
Лейтенант знал достоинства своего воспитанника,  ценил  его  и  теперь
мучился  вопросом:  как  случилось,  что,   не   разобравшись   и   не
задумываясь, буквально наорал на Стеценко  там,  в  парке?  Ему  стала
понятна справедливость слов Левшина. Перед сержантом надо  извиниться,
это не  ущемит  его  командирского  авторитета  и  самолюбия.  Скорее,
наоборот. Разве его заместитель не доказал еще  раз,  что  заслуживает
лучшего к себе отношения?..

   В прокаленных солнцем гимнастерках, с обожженными  лицами,  немного
усталые, офицеры батальона сходили с машины. День клонился к закату, в
березовых рощах стояла  теплая  успокаивающая  тишина.  Комбат  обещал
Сизякову связаться с дежурным и попросить его выяснить - не прибыло ли
их полку? Пока ждали сеанса связи, Александр направился в свой  взвод.
Теперь в нем жило и другое нетерпение: увидеть своими глазами, как без
него поработали подчиненные.
   В  машинах  оказались  только   дежурные   наблюдатели,   остальных
заместитель командира роты по политчасти собрал для беседы.  Негромкий
голос Левшина доносился из глубины рощи. Туда-то  и  пошел  лейтенант,
удовлетворенный осмотром позиции  взвода.  Левшин  обернулся  на  звук
шагов и, продолжая беседу, вынул из  кармана  заклеенный  конверт  без
надписи, протянул Сизякову. Тот глянул удивленно.
   - Машина соседей ходила  в  город,  -  пояснил  Левшин.  -  Мы  ее,
понятно, задержали и попросили завернуть к  белому  дому  в  тополином
саду. - Он ободряюще улыбнулся.
   Лейтенант  отошел  за  деревья,  вскрыл  конверт.  Сначала   взгляд
схватывал на бумаге только самые важные слова: "...Счастлива... сын...
вылитый ты..." Потом читал по порядку:  "...Спасибо  за  цветы.  Таких
здесь не было ни у кого. Настоящие, лесные, и так много. Ты, наверное,
рвал их целый день. Не сердись - я поделилась  ими  с  соседками,  они
такие же счастливые - и цветов хватило на всех..."
   Про цветы Александр ничего не понял. "Какая-то ошибка вышла..."  Он
смущенно оглянулся.
   Поляна  близ  машин  словно  поблекла.  Утром  на  ней  состязались
фиолетовые,  синие,  желтые,  сиреневые  краски,  единодушно   уступив
первенство красно-оранжевому пламени ранних жарков. Сейчас их почти не
осталось. Один человек и за час не смог бы так опустошить поляну. Тут,
без сомнения, поработал целый взвод.
   Александр представил, как эти цветы полыхают среди белизны  палаты,
как их весенний, живой, теплый свет ложится  на  бледное,  измученное,
счастливое лицо жены, и в тот же миг захлестнула  буйная,  неудержимая
радость. Сын! У него есть сын!..
   Лейтенант Сизяков не мог пуститься в пляс. Он был командиром,  а  в
десяти шагах сидели его подчиненные.  Он  только  прислушался  к  себе
самому, прислушался к разговору солдат с заместителем по политчасти. И
в том, как он прислушался, ему внезапно  открылось  новое,  незнакомое
прежде отношение к своему взводу. Особенная, мужская  любовь,  которую
он уже испытывал к маленькому, еще ни разу не виденному им человеку, с
первого  мгновения  перешла  и  на   солдат.   Может   быть,   чувство
благодарности им за внимание, такое неожиданное  для  него,  заставило
Александра в  одну  минуту  понять  нечто  важное.  У  него,  молодого
лейтенанта, были и взрослые сыновья. Очень разные, временами трудные и
неожиданные в своих характерах. Но такие, что не подведут ни  в  воде,
ни в огне. Сейчас он знал: какие бы сложные  минуты  ему  ни  пришлось
пережить, он никогда больше не позволит себе той хляби, что  одолевала
его утром.
   Подошел Левшин, понимающе улыбаясь, глянул  в  лицо  Сизякова.  Тот
лишь молча и сильно пожал  руку  товарищу.  Через  полчаса  они  снова
сидели   в   одной   машине.   Время   от   времени   посматривая   на
сосредоточенную, крепкую фигуру Сизякова, заместитель  командира  роты
по политчасти все больше убеждался, что сомневаться в успехе  близкого
боя у него нет оснований.
Владимир Возовиков, Владимир Крохмалюк. Соперники



   Второй час танки трясло на  ухабах.  Качались  по  сторонам  редкие
бугры, покрытые свалявшейся, жесткой от мороза травой, качались редкие
озяблые кустики, и низкое тусклое небо  тоже  качалось  -  медленно  и
тяжело.  Траки  машины  рвали  серый  лед  в  колеях,   и   лейтенанту
Тухватуллину в гуле  мотора  чудился  сердитый  треск.  Было  холодно,
неуютно от  бесснежья  в  столь  позднюю  пору  и  тревожно.  Командир
разведдозора молчит с самого начала марша, а рубеж вероятной встречи с
"противником" уже близок, и  такое  молчание  не  к  добру.  Руководит
ротным тактическим учением сам комбат майор Фисун, а у него на  маршах
ковровых дорожек не жди. И если пока ни одной  каверзы  не  подстроил,
значит, бдительность усыпляет.
   Тухватуллин заерзал в люке, оглянулся, словно  боялся,  что  с  его
ротой уже случилось недоброе.  Вид  колонны,  изогнувшей  на  повороте
стальное   длинное    тело,    успокоил.    С    такой    силой,    да
опростоволоситься!..
   До чего несхожа пестрая  расцветка  карты  с  однотонной  войлочной
окраской  декабрьской  степи!  И  попробуй  угадать,  где  тебе  могут
устроить ловушку! Там  ли,  где  маршрут  роты  встречается  с  речной
излучиной,  или  дальше,  у  самого   рубежа   вероятной   встречи   с
"противником"... Знает майор Фисун, где  назначить  рубеж.  Как  будто
нарочно сошлись тут холмы, оголив округу, да так и  остались  овальной
грядой  посередь  степи.  Готовая  крепость.  Скаты  холмов - надежней
железобетонных стен. Распадки - гигантские амбразуры, направленные  во
все стороны. Они же - лучшие  пути  для  внезапных  контратак...  Кому
достанется эта крепость?..
   - Скорость! - коротко бросает Тухватуллин в эфир. - Скорость!
   Оглушает железный ливень траков,  стонет  мерзлая  земля,  к  самой
башне пригибается антенна, лицо дубеет от резкого ветра, а все кажется
- скорость мала. Знает лейтенант Тухватуллин: "противник"  сейчас  так
же рвется к этой гряде.
   "Противник"... Давний друг и вечный соперник Тухватуллина лейтенант
Сашка Ершов.
   До  сих  пор  звезда  удачи  дарила  им  свои  лучи   поровну,   за
единственным, кажется, исключением...  Впервые  она  сверкнула  Ершову
через месяц их службы  в  одном  батальоне,  после  строевого  смотра.
Собрав  офицеров  прямо  на  плацу,  майор  Фисун  хитровато   оглядел
Тухватуллина.
   - Что же вы, лейтенант,  так  плохо  людей  своих  подготовили,  а?
О-пять Ершов нынче обставил...
   Голос майора звучал  почти  ласково,  однако  лейтенант  покраснел.
Больше всего задело его словечко "о-пять". Почему "опять"? Быть может,
Сашка расхвастал, как еще в училище,  во  время  последней,  а  потому
особо жаркой спортивной баталии  между  курсантами  выпускных  рот  он
изрядно  отдубасил  Асхата  Тухватуллина  на  боксерском  ринге?  Было
обидно,  хотелось  напомнить  комбату,  что  во  взводе   Тухватуллина
собралась сплошь зеленая молодежь. Да разве комбат сам не знал!..
   И долго потом не мог одолеть Асхат затаенную  обиду  на  Александра
Ершова, даже стороной обходил его. Но и работал же в те дни - даже  по
ночам тренировки снились! Стрельба из танков близилась. Пушки - они-то
скажут во весь голос, кто чего стоит!
   И пушки заговорили...
   Отправляя тогда  экипажи  взвода  на  огневой  рубеж,  он  забыл  и
тщеславие, и ревность к возможному успеху соседа - была лишь страстная
надежда увидеть грозными бойцами солдат, которых учил сам.
   И разрывы снарядов вспыхивали праздничным фейерверком,  а  пулеметы
танков  выстукивали  веселящие,  лихие  мелодии  -  наводчики   взвода
стреляли отлично. Вот  тебе  и  зеленая  молодежь!..  Снова  хитровато
щурились глаза комбата, только теперь обращены они были на Ершова.
   - Ай-яй-яй! Что же это,  то-варищ  Ершов?  Опять  Тухватуллин  тебя
побил.
   И радостно было Асхату совсем не от похвалы -  радостно  было,  что
зря подозревал Сашку в хвастовстве. Такая уж манера у майора Фисуна  -
подзадоривать подчиненных словечком "о-пять"...
   Вечером, после службы, специально  дождался  Ершова,  чтобы  вместе
идти в общежитие, и тот по дороге предложил:
   - Слушай, перебирайся ко мне.  Комната  двухместная,  а  сосед  мой
съехал вчера.
   Тухватуллин схватил Александра в охапку,
   - Шайтан рыжий! Почему молчал до сих  пор?  Бежим,  а  то  подселят
кого-нибудь...
   С того дня они стали друзьями. И соперниками, каких еще не  было  в
полку. Сначала над ними посмеивались, но  шуточки  смолкли,  когда  их
взводы одним приказом были объявлены отличными, а комбат певучим своим
украинским тенорком журил других лейтенантов:
   - Ш-шо ж вы, хлопцы, терпите, а? О-пять Тухватуллин с  Ершовым  вас
всех поколотили...
   Нынешней  осенью  уехал  учиться  в  академию  командир  Ершова,  и
Александр стал врио комроты. Через неделю  в  длительную  командировку
уехал и ротный командир  Тухватуллина.  Опять  лейтенанты  сравнялись.
Поговаривают, будто Фисун все подстроил - посмотреть хочет, кто же  из
двух его любимчиков лучше справится с ротой. Может, и правда. Один  из
них должен заступить на место офицера, уехавшего  в  академию.  Видно,
нынешнее учение все и решит. Где, как не в поле, во встречном бою,  до
конца раскроет себя командир!..
   Суров  комбат  в  последние  дни  с  лейтенантами.   Редко   скажет
насмешливое словцо, смотрит холодно, и в  голосе  не  слышно  веселого
добродушия. Есть тому причина. Второй месяц поговаривают в  батальоне,
будто пробежала между друзьями черная кошка. А что  за  "кошка",  всем
вроде понятно:  вакантную  должность  не  поделили.  Выходит,  все  их
соперничество - только из-за карьеры. В двадцать  три-то  года!  То-то
комбат не спешит с аттестацией,  приглядывается,  устраивает  им  одну
проверку за другой,
   От людей не скроешь ни дружбы, ни ссоры. Но разве объяснишь  людям,
отчего в последние дни возникла неприязнь у Асхата к Саше Ершову? Нет,
не объяснишь вслух, почему не бежишь, как  прежде,  поздравить  его  с
успехом или подразнить за неудачу, не заглядываешь к нему  в  роту  по
поводу и без повода, не устраиваешь совместных собраний  своих  и  его
танкистов и в кинозале садишься в другой ряд, а в столовой - за другой
столик. Люди думают, из-за вакансии, а у этой "вакансии" серые глаза и
целое облако кудрей...
   Сколько девушек было на шефском вечере, куда они с  Сашкой  привели
своих отличников, а вот  надо  же  -  обоим  приглянулась  сероглазая,
пышноволосая активистка. Наверное, была слишком заметной - пришедших в
заводской клуб танкистов и встречала, и  приветствовала  со  сцены,  и
модные танцы показывала. Сколько улыбок она раздарила в тот вечер,  но
чудилось Асхату - ему доставалось больше всех, и каждая со  значением.
Он тогда  совсем  упустил  из  виду,  что  ее   особенные   улыбки   и
многозначительные взгляды могли предназначаться тому, который  повсюду
находился рядом с ним.
   Миражи рассеялись,  когда  Александр  решительно,  через  весь  зал
направился прямо к той самой девушке с явным намерением пригласить  на
танец. Вначале Асхат  рассердился  на  друга,  который  перебегал  ему
дорогу, но тут же увидел, как девушка  сама  пошла  навстречу  Ершову,
первая заговорила, и  Александр,  улыбаясь,  сказал  что-то  в  ответ,
отчего она вся засветилась.
   Уйти бы Асхату в ту  минуту,  но,  видимо,  заговорила  привычка  к
соперничеству. Или самолюбие?  Ведь  если  девушка  предпочитает  тебе
другого, обязательно возникает болезненное,  честолюбивое  чувство,  и
хочется доказать, что ты не так уж плох. Ну и  доказывал  бы  -  разве
мало девчат вокруг...
   Нет, тут не только самолюбие говорило. Асхат  смотрел  на  девушку,
танцующую с его другом, и ему казалось, он давным-давно  где-то  видел
ее, искал,  нашел,  а  она  не  узнает.  Но  стоит  подойти   поближе,
перемолвиться словом - она тоже вспомнит его, и все пойдет по-другому.
А Сашка, видно, просто ее добрый знакомый, он ведь тоже устраивал этот
вечер, значит, встречались раньше.
   Ершов оглянулся. Асхат не успел отвести глаз...
   Минутой позже Ершов тормошил друга:
   - Чего как бирюк смотришь? И солдаты твои  к  стеночкам  жмутся  по
примеру командира. Вон сколько девчонок скучает!  Знал  бы,  всю  нашу
роту привел...  Леночка!  -  позвал  он  девушку,  присоединившуюся  к
подружкам.  -  В  твоем  доме  непорядок  -  я  скучающего  лейтенанта
обнаружил.
   Та всплеснула руками.
   - Не может быть! Девушки, ну-ка возьмите его в оборот!
   - А ты пример покажи.  -  И  Александр  подтолкнул  Тухватуллина  к
Леночке...
   Они танцевали. И говорили весело о  пустяках,  как  говорят  давние
знакомые. И душа Асхата  оттаивала,  рождалась  веселая  решимость  не
уступать больше эту  девушку  Сашке  Ершову.  Внезапно  он  перехватил
взгляд Лены, брошенный на Александра, танцующего с  другой,  и  сквозь
веселье по лицу ее  скользнуло  выражение  ревнивого  беспокойства.  В
следующий миг Лена смеялась  шутке  Асхата,  но  он  заметил  уже  всю
деланность ее веселья...
   Ершов  вернулся  домой  заполночь.  Топтался  по   комнате,   потом
ворочался в постели, вставал и выходил  курить.  Наверное,  поговорить
хотелось,   но   Тухватуллин   упорно   притворялся   спящим.   Завтра
воскресенье, и наговориться можно вволю. Однако разговора не  вышло  -
Александр с утра заторопился  в  город:  "Дельце  есть  неотложное..."
Асхат усмехнулся, однако подумал, что без объяснений, пожалуй,  лучше.
И чуточку грустно было, что вот так кончается их  дружба.  Обзаведется
Сашка женой, и даже в гости к нему не пойдешь, потому что обоим  тогда
будет тяжело и неловко. Вечером долго не засыпал, все ждал Александра,
но так и уснул, не дождавшись. Было это под утро.
   Разбудил его грохот упавшего стула.  Было  уже  светло.  Александр,
невыспавшийся, сердитый, торопливо собирался на службу, и  Тухватуллин
насмешливо следил из постели за  его  метаниями  по  комнате.  Спешить
Асхату  было  некуда  -  он  работал  в  воскресенье,  и   понедельник
становился его выходным. На пороге Ершов задержался и, как бы вспомнив
о малозначащем, спросил:
   - Да! Ты танкострелковую с ходу по движущимся уже провел?
   - Провел.
   - Одолжи конспект. Занятие, конечно, ерундовое, но сам знаешь,  для
формы с конспектом положено.
   - А если проверят?
   - Чепуха! Я сам в роте нынче начальник.
   - Ну гляди...
   Ершов торопливо схватил со стола конспект Тухватуллина и выбежал за
дверь.
   Вечером  заглянул  комбат.  Повел  околичные  разговоры  о   жизни,
перебирал  книги  на  полке,  хвалил  заезжий   драмтеатр,   исподволь
допытываясь у лейтенантов мнения об актерах, искренне  огорчился,  что
на лучших спектаклях они "не сумели" побывать.
   Лейтенанты сидели скучные,  ожидая  главного  разговора.  У  Фисуна
всегда так: сначала - о  мелочах,  потом  -  о  главном.  С  некоторым
облегчен