ила секретарша  -  вышколенная,  молодая,  красивая,
недоступная. Он позавидовал шефу этой газеты,  для  которого  наверняка  эта
девушка была вполне доступна. Иных в подобных организациях не держат.
   - Владимир Антонович занят, - уведомила она с пластмассовой улыбкой куклы
Барби. - Вы будете чай? Кофе?
   - Чай, если можно.
   - С лимоном?
   - Да.
   Секретарша, вильнув аппетитным задом, закованным в тесную юбку, принялась
готовить в углу приемной чай с лимоном.
   Газета была из новых. Из тех, что печатаются в  Финляндии  на  мелованной
бумаге, в цвете, как журналы. И у которых  себестоимость  раза  в  два  выше
розничной цены.
   Естественно, дохода такие печатные издания приносить не могут в принципе.
Политические   издания   существуют   благодаря    щедрым    вливаниям    из
финансово-промышленных структур, а то и  из  иностранных  источников.  Ну  а
издания  типа  этого  используются  чаще  для  отмывания  денег   полученных
преступным путем, - для этого разработана элементарная  технология,  которая
до сей поры срабатывала безошибочно.
   Впрочем, Валдаева все эти вопросы интересовали мало.
   Ему нужна была работа, чтобы печататься и получать деньги. Естественно, в
такой красивой газете печататься куда приятнее, чем в мятом желтом листке.
   Из кабинета главного редактора вышли двое с  иголочки  одетых  седовласых
бизнесменов, у одного на руке был "Роллекс".
   - Вас ждут, - сказала секретарша.
   Валдаев собрал волю в кулак. На это потребовалось немало усилий. Главное,
выглядеть нормальным  человеком,  а  не  истериком,  затравленным  жизнью  и
людьми, каковым он, несомненно, являлся сейчас. Эх, если бы тут знали о  нем
побольше - вряд ли бы пустили на порог.
   Владимир Антонович был из журналистов старой гвардии, но  в  глазах  было
куда больше адекватности и понимания, чем у шефа "Запределья".
   - Сейчас мы развиваемся, - начал он. - У нас уже готовятся пробные номера
еще двух газет - для женщин и криминальной. Идут переговоры о выпуске  нашей
передачи на российском канале телевидения - думаю, это решится  положительно
через два-три дня. Так что возможности для  профессиональной  самореализации
большие. Зарплата  -  шестьсот  долларов.  Но  это  начальная.  Будет  расти
соответственно заслугам.
   Владимир Антонович расписывал схему типичного издательского концерна. Три
газеты - аномальщина, порнуха и криминал. И для поддержки - телепрограмма. В
принципе такая организация могла существовать и  на  самофинансировании.  Но
при одном условии - нужны немалые деньги на раскрутку. Такие  деньги  здесь,
похоже, были.
   - Как журналист вы  нас  устраиваете,  -  заключил  главный  редактор.  -
Единственно...
   Валдаев напрягся, ожидая очередной подлости судьбы.
   - Вы знаете главный порок журналиста? - Владимир Антонович  снял  сильные
очки и протер их бархоткой.
   - Думаю, не лживость.
   - Это как раз порой больше достоинство...  Неуемная  страсть  к  спиртным
напиткам, - главный редактор поморщился. - Если честно, у меня и так перебор
алкоголиков. Так что я подумываю о сухом законе.
   - Я практически не пью.
   - Похвально, - с некоторым сомнением в голосе произнес главный  редактор.
- Когда вы сможете приступить к работе?
   -  Мне  нужно  хотя  бы  несколько  дней  на  раздумье...  Пока  в   знак
сотрудничества принес вам пару статей,  -  Валдаев  вытащил  из  "дипломата"
скрепленные скрепкой материалы в пластмассовой прозрачной папке.
   - Спасибо. Мы обязательно рассмотрим их и дадим ответ в ближайшее  время,
- он выразительно посмотрел на часы. Время -  деньги.  Валдаев  раскланялся,
вышел из кабинета, попрощался с секретаршей.
   На улице подумал - и за каким чертом он столько лет  общался  с  "молодым
коммунистом" из "Запределья", когда давно бы мог уйти оттуда.  Но  когда  ты
инертен и не привык искать от добра добра, можно  так  и  умереть  на  одном
месте от старости.
   Несколько дней на раздумье... Внезапно Валдаева обожгло - какое  к  черту
раздумье в его ситуации? Какие несколько дней? Он вдруг понял, что стремится
этим визитом не столько трудоустроиться, сколько зацепиться за обыденность.
   А зацепиться не  удавалось.  Обыденность  ускользала.  Вокруг  была  одна
катастрофа.
   Он направился к метро. И неожиданно окружающее стало для него куда четче.
На него набросились звон и грохот Улицы. Попав в толпу у входа в  метро,  он
ощутил, что его душат закованные  в  костюмы,  платья,  куртки  человеческие
тела. А еще он стал болезненно  различать  запахи,  резкие  звуки.  Валдаеву
захотелось взвыть. Ему захотелось в тот его заветный бункер,  о  котором  он
мечтал, - в мир без людей запахов и шума...
   В расстроенных чувствах, выйдя из  метро  на  своей  станции  и  переходя
улицу, он едва не угодил под поливальную машину. И  удостоился  от  водителя
таких матюгов, которых не слышал никогда в жизни.
   - Харю бы  тебе  размолотить!  -  закончил  тираду  водитель  и,  малость
успокоенный, покатил дальше.
   Город с каждым днем все больше высасывал силы  и  здоровье,  будто  и  не
Москва это была, а чернобыльская зона. Предельно допустимые дозы  разлада  и
страхов Валдаев, кажется, давно уже схватил. Город отравлял душу, терзал ее,
как терзает тело радиация.
   - Чего  встал,  чурбан!  -  заорала  тетка  с  тележкой,  и  Валдаев  как
ошпаренный отскочил.
   К дому он подошел измотанный. Голова кружилась. У своего подъезда, совсем
близко от желанной цели - железной двери своей квартиры, он услышал  резкий,
как выстрел, окрик:
   - Стоять!
   Он кинулся вперед. Ему хотелось одного - бежать.  Исчезнуть.  Припасть  к
земле или зарыться под нее. Не успел. Его сграбастали. Затолкали в машину.
   - Больно, - прошипел Валдаев, скривившись от боли в руке.
   - Переживешь, - оборвал грубый голос.

***

   Кажется, Валдаев уже должен был привыкнуть  к  тому,  что  его  постоянно
заталкивают в машины, что ему все время угрожают, допрашивают, засовывают  в
камеры. Но привыкнуть к этому невозможно.
   Долго гадать, кто его взял за шкирман  в  очередной  раз  -  милиция  или
бандиты, - не пришлось. Бежевый "жигуль", в котором  его  везли,  затормозил
около райотдела милиции.
   - Выходи, - его грубо выволокли из машины. Наручники жали. Железо впилось
в кожу. Почему они всегда так туго затягивают браслеты? Из принципа? Или  от
спешки? Или просто так?
   - Давай, - один из сопровождавших пинком придал ему  ускорение.  -  Майор
заждался.
   Ну конечно. Майор Кучер. Кто же еще?
   Валдаева провели в хорошо знакомый просторный кабинет. Майор  был  с  тем
самым долговязым оперативником, с которым приходил в последний раз.
   - Ну все, Валдаев, - произнес угрожающе Кучер.  -  Терпение  лопнуло.  На
этот раз ты спекся. Его усадили на стул. И начался очередной допрос.
   - Ты когда познакомился с Ломом? - спросил майор.
   - С кем?
   - Который донимал тебя насчет квартиры.
   - Не так давно. Они окатили меня водой из-под колес в моем дворе.
   - Ах из-под колес. Ну-ка, рассказывай.
   Взялись за него крепко. Выдавливали по капельке каждую деталь. Сбивали  с
толку. Ловили на противоречиях, а противоречий,  естественно,  было  немало,
поскольку при разговоре в таком темпе по  любой  проблеме  -  будь  то  хоть
погода, хоть положение в сельском хозяйстве, хоть причастность его  к  серии
убийств - Валдаев  начинал  путаться  и  сбиваться.  После  каждого  прокола
молодой оперативник удовлетворенно хмыкал, всем своим видом  показывая,  что
допрашиваемый сам себя разоблачает, отчего Валдаев терялся еще больше.
   Его спрашивали о двух бандитах. Потом о сатанистке. Потом об Элле.  Потом
опять о бандитах. Потом требовали подробно, по часам, описать, как он провел
последние дни. Заявления, что он сидел дома и  смотрел  телевизор,  вызывали
одобрительные ухмылки. Тогда  его  требовали  подробно  рассказать,  что  же
показывали по телевизору.  Естественно  так  как  он  телевизор  не  столько
смотрел, сколько сидел в  расстроенных  чувствах  уставившись  куда-то  мимо
экрана ничего путного он вспомнить  не  мог.  Даже  когда  он  действительно
смотрел телеящик, он с трудом мог рассказать о  потоке  информации,  которая
льется из него. Но сказать что он ничего не делал в это время, а  копался  в
своих чувствах, - это означало  вызвать  новую  радостную  гримасу  на  лице
молодого опера и видимое удовлетворение на лице майора.
   - Так. Значит, вы легли спать, - майор Кучер  посмотрел  в  свои  записи.
Писал он очень быстро, исписывая черной чернильной  ручкой  один  за  другим
листы бумаги. - И сколько проспали?
   - Четырнадцать часов.
   - А не многовато?
   - После таких мучений - в самый раз. Меня от стрессов в сон  клонит...  Я
уже не могу, понимаете! - воскликнул Валдаев в отчаянии. -  Вы  хотите  моей
смерти?
   - Всем  бы  лучше  было,  -  буркнул  молодой  оперативник.  И  заработал
уничижительный взор от Кучера.
   - Я уже говорил вам, что у нас одно желание - разобраться в происходящем,
- заметил майор.
   - Ну так разбирайтесь. Зачем целенаправленно доканывать меня?  -  Валдаев
провел дрожащей рукой по своей лысине. Ему было неудобно за слезы на глазах,
но он вдруг подумал, что это им должно быть неудобно.
   - Итак, еще раз. Опишите вашу последнюю встречу  с  Ломом,  -  потребовал
майор.
   - Я уже говорил. Они выкинули меня из машины за кольцевой дорогой...
   - Вы лжете. Это была не последняя ваша встреча, - Устало произнес майор.
   - Я не видел его больше!
   - Глядите, пробрало, - хмыкнул молодой оперативник.  Майор  открыл  стол,
вытащил несколько фотографий и бросил перед Валдаевым изображениями вниз.
   - Полюбуйтесь.
   Валдаеву не хотелось брать эти фотографии. Он знал, что  ничего  хорошего
на них нет. Здесь не от кого ждать чего-то доброго. Эти  двое  как  паразиты
пожирают его волю, сознание. Они мечтают доломать то, что  еще  осталось  от
его личности. Два впившихся в жертву беса.
   Валдаев с ненавистью посмотрел на майора. И тот понимающе слегка кивнул.
   Валдаев взял одну фотографию. Тут же потянулся ко второй.  Просмотрел  их
всех, кинул перед собой.
   - Это как? - прошептал он.
   - Его нашли в квартире, которую он  снимал.  Он  лежал  на  полу.  Он  не
сопротивлялся. Судя по всему, он не ожидал от гостя ничего подобного. Он  не
принимал гостя всерьез... Для скольких ему  подобных  недооценка  противника
стала роковой.
   - Ужасно... Ужасно, - Валдаев обхватил голову  руками.  Казалось,  в  ней
завелся комар, он звенит, и его звон перерастает в гул взлетающего самолета.
Кабинет качнулся. Все как бы размывалось. Уплывало в сторону.
   - Осторожнее, - майор поддержал его и не дал свалиться со стула.
   Валдаев до боли закусил губу и собрал рассыпающуюся, как разбитый витраж,
картинку действительности воедино.
   - Что, дурно себя чувствуете? - с участием осведомился майор Кучер.
   - Мне нехорошо.
   - А ему еще хуже было, когда жизнь вытекала из него вместе  с  кровью,  -
майор положил ладонь на фотографию.
   - Я не понимаю, почему вы лезете ко мне со всем этим?
   - А чего тут непонятно? Лом - ваш недоброжелатель, обещал  вас  убить.  И
где он? Мертв.
   - Мало в Москве у него было конкурентов? Бандиты Убивают друг  друга.  На
то они и бандиты.
   - Действительно. На то они и бандиты. В логике  вам  не  откажешь...  Вот
только одна любопытная деталь. Способ Свершения преступления. Вам это ничего
не напоминает?
   Майор кинул перед Валдаевым фотографию, где была крупно изображена голова
убиенного и верхняя часть его туловища.
   - Специфическая рана, не  правда  ли,  -  произнес  майор.  -  Горло  как
перерезано?
   - От уха до уха, - прошептал Валдаев.
   - Слишком много вокруг одного человека  событий.  Слишком  много  похожих
смертей. Невероятно много, Валерий Васильевич. Вывод -  или  человек  опутан
нитями заговора, что маловероятно. Вы никому не нужны...
   - Никому, - слегка кивнул Валдаев.
   - Или человек сам причастен к этому, - закончил майор.
   - Ни к чему я не причастен, - прошептал Валдаев. -  Я  ничего  не  делал.
Какие доказательства, кроме ваших умозаключений? Что вы  имеете,  чтобы  так
вот подло изничтожать меня? Интуиция ваша чертова, которая ничего не  стоит,
да? За что все это мне?! За что. Господи?!
   Ему казалось, что он громогласно кричит, этот крик сейчас  разметает  все
вокруг, расколет стекла и стены. И сам испугался своего порыва. Но на  самом
деле он просто слабо выдавливал эти слова.
   Витраж действительности снова начал колоться на отдельные фрагменты.
   Валдаев сжал кулаки, закусил губу. Но на сей раз усилия не  помогли.  Все
осыпалось.
   Последнее, что он услышал, - отдаленный голос молодого оперативника:
   - Вот поганка. Симулирует.
   - Нет, - возразил майор Кучер. - Это взаправду.  Слишком  сильно  мы  его
зажали. Давай "Скорую", а то глядишь...
   И Валдаев отключился...

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
ДОМ, ГДЕ ВЫРЫВАЮТСЯ СЕРДЦА

   Моторная лодка мчала вперед, зарываясь носом в  волны  и  подпрыгивая  на
них. Вокруг расстилалась бескрайняя водная гладь.  Небо  было  хмурым,  тучи
висели так низко,  что  казалось,  до  них  можно  дотянуться  рукой.  Лодка
налетела на очередную волну. Валдаева тряхнуло и...
   И он открыл глаза.  Кончено,  моторной  лодки  не  было.  Очнулся  он  на
носилках в салоне машины. Здесь пахло лекарствами. Рядом  сидела  женщина  в
белом... В белом халате.
   В голове звенело. В ней царила пустота. А вокруг было как-то ватно.
   - Пришел в себя, - кивнула женщина в белом. Она  завозилась.  В  ее  руке
возник стилетом одноразовый шприц. Он совсем не больно впился в  предплечье.
По телу Валдаева стал растекаться жар. И стало еще больше до фонаря.
   Машину тряхнуло так, что у него лязгнули зубы. Валдаев застонал.
   - Тихо, тихо, - женщина успокаивающе погладила его по плечу.
   Все стало опять уплывать. Он провалился в забытье.
   Очнулся он ночью. В окно светила полная, серебряная,  как  бы  налившаяся
силой выпуклая луна. Она  выползала  из-за  труб  дома  напротив.  Выползала
быстро. Только что был виден лишь кусочек ее верхней части. И  вот  уже  она
поднялась над домом и  карабкается  выше  и  выше  в  небо,  как  сверкающий
воздушный шар.
   Валдаев испытывал  такую  слабость,  что  едва  смог  двинуться.  Ему  не
хотелось вставать, шевелиться. Ему нравилось  глядеть  на  взмывающую  вверх
луну.
   Мысли текли вяло и были путаными. Он скосил глаза.
   Увидел, что лежит в больничной палате, дверь со стеклом и через  него  из
коридора падает тусклый свет. Палата была на четыре места - две  койки  были
свободны, а на одной кто-то спал, причмокивая и посапывая.
   Причмокивал этот некто сладко и заразительно, и Валдаева тоже потянуло  в
сон. На грани сна и реальности он решил было вспомнить, как  попал  сюда.  И
понял, что вспомнить это - проблем не будет.  Ну  а  что  потом?  Вспоминать
ничего не хотелось. Там, за дверцей забытья, притаился первобытный ужас,  от
которого он уехал на машине "Скорой" и возвращение в который его  совершенно
не радовало...
   Проснулся он утром  от  тонкого  позвякивания.  Седая  строгая  медсестра
разносила градусники и наблюдала, чтобы больные клали их под  мышку.  Следом
за ней молоденькая, на вид не больше семнадцати, смазливая сестричка толкала
перед собой столик на колесах с таблетками, склянками, мензурками.
   Валдаев сделал попытку встать, но седой медсестрой она была пресечена  на
корню.
   - Лежать, - прозвучало как приказ.
   - Почему? - слабо произнес - Валдаев.
   - Дня три-четыре, как пойдет, у вас постельный режим, -  проинформировала
медсестра.
   - А что случилось?
   -  Вы  немного  устали.  Вам  надо  отдохнуть,  -  увещевающе  произнесла
медсестра, взяла со столика мензурку, две таблетки и стакан воды. Приблизила
мензурку к его губам. Он проглотил содержимое и закашлялся.  Лекарство  было
горьким. Следом медсестра накормила его таблетками, дала запить и  удалилась
к следующему больному.
   Валдаев прикрыл глаза. Мысли в его голове  ворочались  туго.  Они  бежали
окольными путями. Ему неохота было думать о вчерашнем  дне.  Но  против  его
воли картинка за картинкой в мозгу сложились воспоминания.
   И привычный скользкий ужас заметался где-то в глубине  его  сознания.  Он
стремился вырваться наружу и  пожрать  все  существо  Валдаева,  но  это  не
удавалось. Видимо, пациента от души накачали медикаментами, эмоции померкли,
отдалились. Да дело даже не в  медикаментах.  У  него  не  было  больше  сил
переживать. Эмоции в последние дни истощали его силы, отзывались  физической
болью. И это было счастье - равнодушие.
   Через пятнадцать минут у него забрали градусник. Седая медсестра измерила
ему давление и почему-то с осуждением отметила:
   - В космос можно.
   Валдаев в космос не собирался. Он  опять  провалился  в  полусон-полуявь,
куда доносились голоса, шаги, смех, приглушенная музыка из радио. В больнице
шла своя жизнь.
   - Вставай, браток, еда приехала, - услышал Валдаев. Он приоткрыл глаза  и
увидел  над  собой  крупного  мужчину  лет  тридцати  пяти  в   адидасовском
спорткостюме. Мужчина держал в руках поднос, на котором была тарелка с  пюре
и сосиской, а также бутерброд с маслом и стакан какао.
   Валдаев нехотя приподнялся. Присел. Каждое движение давалось с трудом.
   - Спасибо, - прошептал он.
   - Не за что. По-соседски, - мужчина кивнул на соседнюю койку. -  Товарищи
по несчастью.
   Что-то смущало Валдаева в его соседе. Но  думать  об  этом  не  хотелось.
Думать не хотелось ни о чем.
   - Алексей, - представился сосед.
   - Валерий, - ответил Валдаев.
   - Вот и познакомились.
   Валдаев без всякой радости  прожевал  сосиску.  Съел  ложку  пюре.  Запил
глотком казенного желто-коричневого какао с непременной пенкой. Пенки он  не
выносил, но сейчас проглотил ее без особых ощущений.
   - Где вообще я? - спросил он.
   - В двадцать восьмой больнице, - с готовностью пояснил сосед. - Отделение
для таких, как мы.
   - А какие мы?
   - Жизнью пришибленные. Реактивное состояние.
   - Это что, сумасшедший дом?
   - Нет, что ты.  Это  его  прихожая.  Для  тех,  кто  еще  не  созрел  для
полноценного дурдома, но уже чуток вышел из нормы.
   - Ох, - простонал слабо Валдаев.
   - Я тут уже три недели.
   - Из-за чего?
   - Ну, - Алексей замялся.  -  Знаешь,  браток,  как  бывает.  Заканчиваешь
институт. Пашешь в "ящике", пополняешь государственные  секреты.  Потом  все
рушится, и ты со своими секретами на фиг никому не  нужен.  Но  ты  молодой,
находишь силы, переквалифицируешься. Заводишь бизнес. Зарабатываешь  деньги.
Прогораешь. Но у тебя еще есть силы. Поэтому продаешь все, расплачиваешься с
долгами. Устраиваешься в офис. Зарабатываешь не слишком, но по зеленой штуке
в месяц выходит. Фирма валится. И ты в долгах как в шелках. Мыкаешься неделю
без работы. Да тут еще жена уходит с  каким-то  горбоносым  бабуином.  И  ты
ощущаешь, что уже не такой молодой и не так полон сил. И  смотришь  на  свое
охотничье ружье и думаешь - вот оно, то, что тебе  надо.  Хороший  заряд.  И
мысль эта становится все милее.
   Он помолчал, поглядел на Валдаева, криво улыбнулся и продолжил:
   - А потом однажды на людях у тебя начинается истерика. Ты как  институтка
грохаешься в обморок. Или совершаешь из ряда вон выходящий поступок. И  люди
понимают - ты уже не такой, как они сами. Ты уже не  можешь  держать  все  в
себе. И тебя запирают сюда.
   - Ужасно.
   - Ничего  ужасного.  Весь  ужас  за  этими  стенами.  Спасибо  еще,  пока
финансируются такие заведения. Хуже остаться самим с собой, браток.  Хуже...
Когда остаешься только ты и  твое  официально  зарегистрированное  охотничье
ружье...
   Валдаев допил какао.
   - Все, спасибо, - произнес слабо он, ставя стакан на поднос на тумбочке.
   - Да не за что, - добродушно улыбнулся Алексей. Он взял поднос и ушел.
   Валдаев понял, что его насторожило в соседе. Отстраненность во взгляде...
   Это был приют уставших людей.

***