продолжая  обмахиваться  форменной
своей фуражкой.
   - Садись, Юра,  -  сказал  Гордюхин,  показывая  на  соседнее  кресло.  -
Расслабься немного.
   - Где?!
   - Ты о чем?
   - Екатерина Сергеевна позвонила и  сказала,  что?  -  Едут.  Будут  через
полчаса.
   - Кто едет, Коля? - Убахтин, наконец, смог  задать  какой-то  осмысленный
вопрос.
   - Бандиты. Она назначила им встречу через сорок  пять  минут,  пятнадцать
уже прошло? Через полчаса должны быть, - Гордюхин  говорил  устало,  даже  с
каким-то безразличием, будто речь шла о том же Пыжове.
   - Они позвонили и потребовали пленку, - вмешалась Касатонова. Сказали,  с
сыном могут сделать что угодно, Они уже его вычислили. Сына. Моего.
   - Разговор записан? - спросил Убахтин, кивнув на  коробочку,  от  которой
тянулись проводки к аппарату.
   - Да, там все записано. Ваш эксперт побывал до этого.  Но  они  и  раньше
звонили.
   Боевики в масках с прорезями, убедившись, что ни в ванной,  ни  на  кухне
никакой опасности нет, столпились в дверях, ожидая дальнейших указаний.
   - Мы успели во время, - сказал им Убахтин. - Ждем.
   - Водички  бы,  -  один  из  боевиков  содрал  с  головы  маску,  обнажив
простоватую, веснушчатую физиономию со  всклокоченными,  взмокшими  от  пота
волосами.
   - Екатерина Сергеевна, - Убахтин нашел  глазами  Касатонову.  -  Угостите
ребят, ладно?
   Но Касатонова, рванувшаяся было на кухню  к  холодильнику,  остановилась,
замерла, окаменела - в прихожей опять громко и раздражающе ревел звонок.
   - Всем оставаться  на  местах!  -  скомандовал  Убахтин,  повернувшись  к
Гордюхину и Касатоновой.  И,  сняв  предохранитель  на  пистолете,  какой-то
незнакомой, кошачьей походкой двинулся в прихожую. По пути  он  подал  своим
ребятам непонятный знак рукой, но те сразу сообразили, что  нужно  делать  -
один расположился за дверью в ванной, второй встал у  входной  двери,  чтобы
тут же броситься на любого, кто окажется  перед  ним  на  площадке,  третий,
выставив вперед пистолет, сжатый в двух кулаках сразу,  остановился  чуть  в
отдалении, почти в комнате.
   Убахтин осторожно  приблизился  к  дверному  глазку  и  увидел  человека,
который стоял на площадке и почти беспрерывно нажимал кнопку звонка.  -  Шиз
какой-то, - пробормотал он.
   - Может, Леша? - неуверенно проговорила Касатонова.
   - Бандит? - уточнил Убахтин.
   - Не совсем? Сын в общем-то.
   Убахтин, поморщившись от звонка, который не переставая верещал над  самой
его головой, поманил рукой  Касатонову.  Она  подошла,  приникла  к  глазку,
замерла.
   - Вроде, Леша, - неуверенно пробормотала она.
   - Вы не узнаете своего сына? - удивился Убахтин.
   - Взволнованный он какой-то? Я никогда не видела его таким.
   - Ну, вы даете, Екатерина Сергеевна, - Убахтин отстранился  от  двери.  -
Какой-то замок у вас идиотский? Где вы взяли такой?
   - Николай Степанович подарил.
   - Открывайте.
   Алексей ворвался в квартиру тоже с намерением немедленно кого-то  спасти,
кого-то покарать, в общем, навести порядок.  Но,  увидев  группу  захвата  в
зловещих черных масках с прорезями для  глаз,  увидев  их  угрожающие  позы,
направленные на него пистолеты, увидев  мать,  которая  пугливо  выглядывала
из-за тощеватой спины Убахтина, Алексей обессилено пошатнулся к стене.
   - Так, - сказал он. - И что дальше? - Еще раз посмотрев  на  каждого,  он
остановил свой взор на Касатоновой. - Жива?
   - Вроде.
   - А как понимать?
   - Они пришли спасать меня? Видишь как получилось? Раньше тебя пришли.  Ты
немного опоздал.
   - Да, кто не успел, тот опоздал, - сказал Убахтин, пряча пистолет. -  Вы,
Екатерина Сергеевна, еще кого-нибудь ждете? Артиллерия? Авиация? Танки?  Еще
кто-нибудь несется сейчас по городу спасать вашу драгоценную жизнь?
   - Юрий Михайлович? Вы, кажется, огорчены, что она?  Я  имею  в  виду  мою
драгоценную жизнь? Вы огорчены, что она еще теплится в моем теле?
   - Не знаю, что у вас там теплится, а что уже перестало!
   - Ничего в моем теле теплиться не  перестало!  -  отчеканила  Касатонова,
уловив в словах следователя намек на что-то непристойное.
   - Приятно слышать,  -  кивнул  Убахтин.  -  Думаю,  обязательно  найдется
человек, который в этом сможет убедиться.
   - Вы сомневаетесь?!
   - Работа такая, Екатерина Сергеевна, - Убахтин извиняюще  развел  руки  в
стороны. - За сомнения мне деньги платят. Я кормлюсь ими, сомнениями.
   - Оно и видно! - сказала Касатонова заканчивая эту маленькую перепалку  в
свою пользу. - Оно и видно! - повторила она, увидев, что Убахтин  собирается
ответить еще что-то может быть более дерзкое.  -  Мне  позвонили  бандиты  и
сказали, что едут сюда, ко мне! - пояснила Касатонова Алексею. - Они  хотели
прямо немедленно, но я ответила, что принимаю ванну и не могу в мокром виде?
- Теплые, однако, у тебя отношения с этими бандитами, - пробормотал Алексей.
- Ты сказала, они согласились, теперь собираешься их как-то принять не то  в
мокром виде, не то в сухом? - Меня это тоже озадачило, - вставил Убахтин.  -
Какой-то в этом просматривается посторонний смысл.
   - Да! А они ведь и мне звонили! -  вдруг  встрепенулся  Алексей.  -  Я  и
забыл? Да-да, звонили.
   - Когда?
   - Сегодня утром.
   - И что сказали? - Убахтин впился глазами в растерянное лицо Алексея. Они
ведь должны были что-то потребовать?
   -  Так  чтобы  требовать?  Не  отложилось.  Но  настоятельно   советовали
поговорить? С  тетенькой,  как  они  выражаются.  С  Касатоновой  Екатериной
Сергеевной.
   - О чем вы должны ней поговорить? - Гордюхин обладал способностью слышать
главное и не обращать внимания на слова, за которыми стояло  только  задетое
самолюбие - кого-то  назвали  тетенькой,  кто-то  усомнился  в  чьих-то  там
способностях, чего бы они не касались? - Не помню дословно. В  комнате  было
шумно, пришли лотошники, брали книги,  хлопали  двери,  какой-то  дурноватый
оптовик все не мог  ни  на  чем  остановиться?  А  тут  звонок.  Касатонова,
спрашивают, твоя мать? Да, говорю, моя мать. А в чем дело? Дело, говорят,  в
том, что твоя мать должна вести себя так, как ей велят.
   И никак иначе. А если иначе, то будет плохо. Кому? - спрашиваю. И  ей,  и
тебе. А в чем это будет выражаться? -  спрашиваю.  Я  поначалу  не  проникся
этими угрозами.
   - Что ответили? - спросил Убахтин.
   - В слезах, говорят, будет выражаться. В кровавых слезах.
   - Круто, - крякнул Гордюхин.
   - Так-то оно так, - пробормотал Убахтин. - Но знаешь, Коля, мне  все  это
кажется какой-то? любительщиной. Так  ведут  себя  дети,  которые  играют  в
войну.
   - Дети? - изумленно посмотрела на следователя Касатонова.  -  Вы  сказали
дети?! А труп Балмасова с пулей в голове?! А моя  собственная  разгромленная
квартира? А пропавшие снимки, в которых вы никак не можете разобраться?
   - Разберитесь вы, Екатерина Сергеевна!
   - Разберусь!
   Убахтин не успел ответить - в прихожей раздался звонок. На  этот  раз  он
был каким-то прерывистым, вроде неуверенным, будто кто-то сомневался,  стоит
ли ему звонить.
   - Все по  местам!  -  скомандовал  Убахтин.  Ребята  в  масках  оттеснили
Касатонову и Алексея в комнату, сами  заняли  уже  привычные  им  позиции  и
замерли.
   Убахтин на цыпочках подошел к  двери,  постоял  секунду-вторую  и  только
после  этого  решился  посмотреть  в  глазок.  И  увидел  совершенно  пустую
площадку.
   Хотя на  площадке  не  было  ни  души,  снова  раздался  звонок.  Убахтин
растерянно  оглянулся  назад.  Касатонова  поняла  его  взгляд  по-своему  -
проскользнув мимо бойцов, она посмотрела в глазок и тоже никого не увидела.
   - Открываю? - спросила она у Убахтина.
   - Подождите,  -  Убахтин  обернулся  к  своим  ребятам.  -  Только  дверь
откроется, сразу на площадку? Дальше сами знаете,  по  обстановке.  Руки  на
стенку, ноги пошире и обыскать. Увидите в руках оружие - стреляйте. Готовы?
   Вперед. Успокойте их, - Убахтин показал Касатоновой на дверь.
   - Минуточку! Сейчас открою! - бодро сказала Касатонова и пошла к двери.
   - Постойте, - сказал Убахтин. - Где пленка?
   - Вот она, - Касатонова разжала кулачок и показала патрончик от кассеты.
   Убахтин молча взял его, вынул пленку,  снова  надел  плотную  крышечку  и
вернул Касатоновой.
   - Нас здесь достаточно много, - пояснил  он.  -  Незачем  рисковать.  Кто
знает, что мы увидим на этой пленке,  если  увеличим  до  размера  кухонного
стола.
   - Как скажете, - и Касатонова раскрыла дверь.
   И никого не увидела.
   Вслед за ней рванулись ребята в масках и с короткими автоматами. Выскочив
на площадку, они тоже  замерли  в  недоумении.  Кто-то  из  них  взбежал  по
лестнице на следующий этаж, кто-то спустился вниз - никого не было. И только
после этого Касатонова  увидела  прямо  под  дверным  звонком  перепуганного
мальчонку, который прижимался спиной к выкрашенной стене.
   - Ты звонил? - спросила Касатонова.
   - Ну.
   - Зачем?
   - Вы что-то должны передать. Там ждут?  Сказали,  принеси,  на  мороженое
получишь.
   - Отдайте, - сказал Убахтин. - Пусть отнесет.
   Схватив пластмассовый цилиндрик, мальчонка так быстро бросился вниз,  так
часто застучали его ноги по ступенькам  -  пока  кто-нибудь  сообразил,  что
делать, он был уже на первом этаже.
   - За ним! - досадливо скомандовал Убахтин -  поздновато,  эх,  поздновато
сообразили, что к чему. Когда самый шустрый боевик выскочил на  крыльцо,  он
увидел лишь, как мальчонка нырнул за угол, направо, опять  направо.  Грохоча
тяжелыми подкованными ботинками боевик бросился следом, но было уже поздно.
   Мальчишка пронесся сквозь кусты, выскочил на дорогу к стоявшим жигулям  и
сунул цилиндрик в кабину. Машина тут же рванулась с  места.  Видимо,  стояла
уже с заведенным мотором. И когда боевики в масках и с автоматами  выскочили
на дорогу, они увидели лишь удаляющуюся машину. Лучше бы они не выскакивали,
лучше  бы  не  показывались.  А  так  сразу  стало  ясно,   какая   операция
провалилась.
   Убахтин выглядел подавленным.
   - Может, мальчика допросить? - обратился он к Касатоновой.
   - Можно, - она передернула плечами. - Если  больше  некого,  то  можно  и
мальчика.
   - Он не убежал? - спросил Убахтин одного из вернувшихся боевиков.
   - Куда ему бежать, - нервно хохотнула Касатонова. - В  соседнем  подъезде
живет.   Васей   зовут.   Смышленный   такой   мальчик.   Вежливый,   всегда
поздоровается. С мамой живет, папы у  них  нету.  Поэтому  охотно  выполняет
всякие поручения. И ничего, справляется. Как видите.
   - Ладно, Екатерина Сергеевна, - сказал Убахтин. - Ладно. Пролетели, можно
сказать. И на старуху бывает проруха. Будем и  дальше  тянуть  наш  нелегкий
воз.
   Вы, помнится, грозились назвать фамилию убийцы?
   - Было дело.
   - А сейчас что же, передумали?
   - Передумала.
   - Вас можно привлекать за недоносительство.
   - Привлекайте.
   - Не возражаете?
   -  Буду  даже  рада.  Мне  кажется,  что  в  кутузке  я  буду  в  большей
безопасности. Хотя кто знает, кто знает, - она  горестно  покачала  головой,
как бы возвращая всех к случившемуся конфузу.
   Бестолково  толклись  в  прихожей  здоровенные  ребята  в  масках   и   с
автоматами, посрамленно молчал Гордюхин, маялся Убахтин. Касатонова вскинула
голову, посмотрела на  всех  широко  раскрытыми  глазами,  как  бы  радостно
изумляясь такому количеству гостей в своей маленькой квартирке.
   - Может быть, чай? Кофе? - спросила она, переводя сияющий свой  взгляд  с
одного лица на другое. - Кто-то обещал принести пряники?
   - Есть пряники, - отозвался Гордюхин.
   - Нет уж, спасибо, - взял в себя в руки Убахтин. - У нас еще будет  повод
устроить чаепитие.
   В этот момент зазвонил телефон.
   Никто не сдвинулся с  места.  И  Касатонова  тоже  стояла  без  движения,
позволяя Убахтину самому принимать решение.
   - Возьмите трубку, Екатерина Сергеевна, - наконец, произнес он.
   - Слушаю, - сказала Касатонова,  -  Тетенька,  -  услышала  она  знакомый
голос. - Ты напрасно с нами вот так? Мы же договаривались? Не надо  бы  так,
тетенька, - даже с сожалением проговорил незнакомец. -  Пустышку  подсунула,
ребенка  обманула,  костоломов  полную  квартиру  наприглашала?  А  мы  ведь
предупреждали. Теперь разбирайся сама.
   - С чем разбираться?
   - Ну, ты даешь, тетенька! - хмыкнул неизвестный.
   Касатонова повертела трубку в воздухе, как бы в растерянности и осторожно
положила на аппарат.
   - Кто? - спросил Убахтин, не выдержав молчания.
   - Они.
   - Чего хотят?
   - Ничего. Выражают искреннее сожаление по поводу случившегося.
   - Грозятся? - спросил Убахтин хмуро.
   - Так чтобы очень, то нет, - Касатонова передернула плечами. - Но  понять
дают.
   - Что  дают  понять?  -  с  легким  раздражением  продолжал  допытываться
Убахтин.
   - Намекают, что жизнь моя теперь немного стоит.
   - Другими словами, -  начал  было  Убахтин,  но  замолчал,  остановленный
лучезарным   взором   Касатоновой.   Она   некоторое   время   действительно
рассматривала его с непередаваемым своим изумлением и, наконец, сжалилась.
   - Юрий Михайлович, - сказала она. Вы говорите -  другими  словами?  Какие
могут быть другие слова в моем положении? Мне  такие  неизвестны.  Называют,
кстати,  они  меня  исключительно   вежливо   -   тетенька.   Вам   доступна
оскорбительность этого обращения?
   - Не вижу здесь ничего такого, что могло бы? - Напрасно. Тетенька -  это,
во-первых, уже не женщина. Во-вторых, это такая задрыга жизни, о  которой  в
приличном обществе и упомянуть стыдно. А если  уж  говорить  о  жизни  этого
странного существа, то она не стоит и ломаного гроша.
   И если что с этой тетенькой и случится, то человечество должно только дух
перевести с громадным облегчением - наконец-то!
   - Преувеличиваете, Екатерина  Сергеевна,  -  неуязвимо  ответил  Убахтин,
привыкший на своей службе слышать и более суровые слова.
   -  Конечно!  -  подхватила  Касатонова.  -  Как  и  каждый   человек,   я
преувеличиваю все, что касается моей личной жизни. И  приуменьшаю  все,  что
никоим образом не касается. В Индии целый поезд утонул - а мне хоть бы  хны!
В Турции землетрясение - а я как курила сигаретку, так и продолжаю курить! В
Америке два небоскреба взорвали, а я? А я говорю - надо же, как жаль! И все.
И больше ничего  не  говорю,  потому  что  продолжаю  с  интересом  смотреть
похождения Коломбо.
   - Кстати, Балмасов тоже любил эту передачу,  -  заметил  Гордюхин,  чтобы
хоть как-то напомнить о своем присутствии.
   - А вы знаете, чем это кончилось? - азартно подхватила Касатонова.
   - Чем же это кончилось? - не понял Убахтин.
   - Как чем? - Касатонова поворотила к Убахтину свой взор. - Труп  в  одной
квартире, разгром в другой! И это еще не конец! Это только начало!
   -  Не  надо  преувеличивать,  Екатерина  Сергеевна,  -  повторил  Убахтин
неуязвимые свои слова - они хороши, между прочим, в  любой  обстановке  и  в
любой компании. - Нам пора. Мы уходим. Не думаю, что они решатся снова  сюда
сунуться.
   - Почему вы так решили? - спросил Алексей.
   - А нет смысла. Пленка им уже не нужна.
   - Почему?
   - Она была им нужна до тех пор, пока  лежала  на  дне  сумочки  Екатерины
Сергеевны. Когда снимки были только у нее. Когда об этой пленке  и  об  этих
снимках знала только она. Теперь,  когда  они  убедились,  что  все  гораздо
серьезнее? Пленка потеряла всякий смысл.
   - Я тоже потеряла для них интерес? - спросила Касатонова с легкой  обидой
в голосе.
   - Думаю, да, - безжалостно ответил Убахтин.
   - Спасибо на добром слове.
   - Но следствие интереса к вам не потеряло,  -  добавил  Убахтин.  -  Даже
наоборот. Наш интерес к вам возрос многократно.
   - Надо же, - по тону Касатоновой чувствовалось, что ей  все-таки  приятны
слова следователя.
   - Надеюсь, в ближайшее мы с вами обязательно увидимся, - Убахтин сделал в
сторону Касатоновой еле заметный поклон.
   - Сегодня вечером я, к сожалению, занята! - быстро  ответила  Касатонова,
впадая в кураж.
   - Вообще-то, я имел в виду завтрашнее утро.
   - Ах, утро! - разочарованно протянула Касатонова.
   Обстановка разрядилась, все поулыбались  и  Убахтин  удалился  вместе  со
здоровенными парнями в черных масках, с черными автоматами  и  в  грохочущих
черных ботинках.
   По своей привычке Касатонова вышла на  балкон,  еще  раз  убедилась,  что
гости благополучно добрались до земли, высыпали во двор,  лязгая  автоматами
погрузились в поджидавшую машину.
   Убахтин поднял голову,  пошарил  глазами  в  пространстве,  нашел  нужный
балкон и, увидев Касатонову, приветственно помахал рукой.
   - До скорой встречи!
   - Бог даст, свидимся, - ответила Касатонова и тоже помахала рукой.  Потом
она сделала в воздухе  некое  вращательное  движение  указательным  пальцем,
дескать, звоните  в  случае  чего.  Убахтин  понял,  покивал  головой,  тоже
покрутил пальцем в воздухе. Это означало, что и Касатонова может  звонить  в
любое время, - когда почувствует опасность для своей жизни, когда посетит ее
мысль ясная и неожиданная, и вообще когда будет у нее телефонное настроение.
   Тощий, суховатый Убахтин легко впрыгнул в кабину,  расположился  рядом  с
водителем. Дверца захлопнулась, машина резко рванулась с места и скрылась за
углом.
 
*** 
 
   Прошло совсем немного времени с тех  пор,  как  Касатонову  пригласили  в
качестве понятой в квартиру несчастного Балмасова  и  она  впервые  в  своей
жизни соприкоснулась с криминальными понятиями, с людьми,  которые  по  этим
понятиям живут и работают.
   Несколько дней, не более того.
   Но произошла странная  вещь  -  вся  прежняя  жизнь  Касатоновой  как  бы
отдалилась, более того, обесцветилась, от  нее  не  осталось  ничего,  кроме
нескольких дат, да и те подернулись дымкой  нереальности.  Окончание  школы,
замужество, рождение Алешки, даже развод  ей  не  запомнился.  Был  мужик  и
куда-то исчез, пропал, растворился в душном кухонном чаде.
   А все, что  произошло  за  последние  несколько  дней,  с  тех  пор,  как
смущающийся Гордюхин позвонил в ее дверь ранним утром, все пылало  красками,
чувствами, волновало, тревожило и заставляло трепетать ее бедное сердце. Она
прекрасно  понимала,  что  это  происходит  вовсе  не  оттого,  что  события
произошли только что, вовсе нет, всколыхнулось что-то давно существующее, но
пребывавшее в какой-то спячке.
   Она как бы проснулась.
   Ее изумленный взгляд вовсе  не  был  деланным  и  притворным,  Касатонова
действительно удивлялась миру, в котором оказалась  так  неожиданно.  Другие
разговоры, другие законы поведения, другие люди. И все это  вдруг  оказалось
не просто интересным, а как бы даже родным,  истинным,  к  чему  она  всегда
стремилась, но бессознательно, не догадываясь даже, где ее  настоящее  лицо,
нутро, естество.
   Была ли она убита разгромом собственной квартиры?
   Ничуть.
   Действительно ли она боялась бандитов, которые  звонили  ей  с  какими-то
невнятными и оттого еще более ужасными угрозами?
   Да нисколько.
   Робела ли перед следователем Убахтиным, участковым  Гордюхиным,  путалась
ли в разговорах, которых никогда в жизни ни с кем не вела?
   Наоборот.
   Она вдруг ощутила, что тема близка, ей есть что сказать, что в построении
версий, подозрений, в поисках следов кошмарного убийства она ни в чем никому
не уступает.  И  даже  гордилась,  что  есть,  есть  у  нее  одно  маленькое
соображение, которое  может  не  просто  ускорить  поиск  убийцы,  а  вообще
перевернуть ход расследования. И если она до  сих  об  этой  своей  мыслишке
никому ничего не сказала, то не из зловредности,  не  из  желания  посрамить
следователя,  не  в  попытке  скрыть  истинного  преступника,  а  просто  из
осторожности - может быть она не все поняла, не правильно  оценила,  сделала
ошибочный вывод? Но пока следствие катилось именно по  той  дороге,  которая
открылась ей в самом начале, когда в  дождливый  вечер  неожиданно  хлопнула
дверь подъезда и женщина в  светлом  плащ