? - усмехнулся режиссер.
   - Я написал, - неохотно согласился Карманов, - но  по  твоему  настоянию.
Хорошего кино все равно не получится. Мужики, которые  подобную  мерзость  в
бане смотрят, или подростки, без родителей собравшиеся отметить праздник, не
разбираются в тонкостях, им только трахи  подавай,  все  остальное  для  них
лишнее.
   - Может, ты и прав, - произнес Роман Сагалович, - но я не  умею  работать
иначе. Для меня обязательна мораль в фильме.
   Сценарист захихикал:
   -  Какая,  к  черту,  мораль,  если  ты  за  секс  с  малолетками  деньги
получаешь?
   - Художник должен уметь работать с  любым  материалом,  -  важно  отметил
режиссер.
   Все остатки - пластиковые стаканчики от йогурта, бутылки из-под напитков,
пакетики, бумажки - собрали в один большой мешок.
   - Теперь вам будет посложнее, - ставил очередную задачу режиссер, - вы, -
он указал на школьниц, - получили удовольствие от  секса  даже  больше,  чем
хотели. Вам уже противна близость. Но парни только разошлись,  и  теперь  их
действия перерастают в насилие. Они заставляют вас заниматься гадостью.  Вам
противно, если кого-нибудь вырвет перед камерой, я буду только рад.
   - Так в жизни не бывает, - вздохнул один из парней.
   - Почему? - тут же повернулся режиссер.
   - Мужчины быстрее устают, чем женщины,  которым  не  надо  прилагать  для
секса никаких усилий.
   - Правда искусства всегда расходится с правдой жизни, -  блеснул  глазами
Сагалович. - За работу! В ваших глазах, девочки, должны читаться отвращение,
страх, ужас, отчаяние. Да, я понимаю, вам тяжело войти в  роль,  -  режиссер
морщил лоб. - Представьте себе, что за  вами  сейчас  наблюдают  ваши  мамы,
папы, дедушки, бабушки.
   Девочки испуганно жались друг к другу.
   - Вот-вот, - режиссер вытянул руку  вперед,  -  сохраните  это  выражение
глаз. Вы подчиняетесь насилию, а вы - вне себя от желания. Начали!
   Заправивший  новую  кассету  оператор  вновь   склонился   над   камерой.
Получалось не так живо, как хотелось Сагаловичу, но вполне  сносно.  Девочки
удовлетворяли его полностью, им и в самом деле уже опротивел  этот  секс  по
заказу, хотелось вымыться, прополоскать рот. Парни же,  бывшие  актерами  по
образованию, довольно умело изображали насильников,  готовых  убивать  из-за
сексуального наслаждения.
   - Еще один дубль, - сказал режиссер.
   - Все, не могу, - парень поднялся на колени, его  спину  покрывали  капли
пота. На плече и даже на лице виднелись  следы  птичьего  помета.  -  Голуби
вконец задолбали.
   - Ладно, - вздохнул режиссер, понимая, что  большего  из  парней  уже  не
выжать, - вы поработали на славу.  Да  и  солнце  скоро  сядет,  а  мне  еще
финальную сцену снимать. Пойдем.
   Он отозвал двух парней за надстройку лифтовой шахты  и  там,  прячась  от
девчонок, вручил им по сотне баксов.
   - Вот вам за работу. Только, если они вас спрашивать станут, не говорите,
сколько получили.
   - Сколько вы им заплатите? - задал нетактичный вопрос один из парней.
   - Меньше, чем вам.
   - Что ж, не хотите говорить, не надо, - парни похватали  свои  шмотки  и,
даже не прощаясь с девчонками, ушли.
   - Мучения близятся к концу, - сказал уставший режиссер, он  уже  ног  под
собой не чуял. Шатались от усталости и девочки.
   Сагалович рассмотрел их:
   - Грязи  на  вас  маловато,  -  разочарованно  произнес  он.  -  А  ну-ка
дружненько подошли к голубятне! Вымазывайтесь пометом. Вот так, вот  так,  -
приговаривал Сагалович, собственноручно  подправляя  живописные  разводы  на
спинах и животах. - Вы все в грязи, вас изнасиловали после того, как вы сами
дарили свою любовь.
   До  школьниц  явно  не  доходило  то,  о   чем   говорит   режиссер,   но
переспрашивать они боялись. У них имелось только одно  желание  на  троих  -
поскорее закончить съемки и получить деньги, потому как в мыслях  каждая  из
школьниц уже потратила их на всякую дребедень.
   - Вам так противно, что вы не можете совладать с собой, вы кончаете жизнь
самоубийством - все три. Беретесь за руки и прыгаете с крыши.
   - Я не понимаю, - затрясла головой Вероника, - зачем это в фильме?
   - Тебя и не спрашивают. Быстрее, солнце сядет!
   Небо над  городом  постепенно  приобретало  красноватый  оттенок.  Солнце
садилось за лес, за кольцевую дорогу.
   - Как это? - переспросила Вероника.
   - Вы все три станете на край стены, возьметесь за руки  и  сделаете  вид,
что собираетесь прыгнуть вниз.
   - Нас же голыми с улицы увидят! - в ужасе сказала Алиса.
   - Никто вас не увидит, посмотри! - режиссер схватил  девочку  за  руку  и
подвел к невысокому парапету, огораживающему плоскую крышу.
   По улице проносились машины, пешеходы шли не  поднимая  голов.  На  самом
краю парка на лавке,  под  кустом  сирени  сидел  мужчина  с  поблескивающей
бутылкой в руках.
   - Кто тебя, дура, оттуда рассматривать станет?  Вы  появитесь  на  десять
секунд, и этого будет достаточно. Девочки переглянулись.
   - Мне страшно, - сказала Маша, - я высоты боюсь, -  она  держалась  двумя
руками за парапет и боялась подойти к нему вплотную.
   - Вы вниз не смотрите, а смотрите на солнце.
   - Не знаю, получится ли, - засомневалась Вероника.
   - Если вы отказываетесь работать, то и деньги  сегодня  не  получите.  Не
получите их никогда.
   - Нам посоветоваться надо, - школьницы отошли в сторону и зашептались.
   - Я не буду, - твердила Алиса.
   - И я не хочу.
   - А деньги получить хотите? - напомнила Вероника.
   - Все равно страшно.
   - Закроем глаза и постоим десять секунд. Главное - держаться за  руки,  -
сказала Вероника, - тогда не так страшно, если одна  пошатнется,  другие  ее
удержат.
   - Лады, - наконец сказала Алиса, и девочки ударили по рукам.
   - Ну что? - встретил их улыбкой Сагалович.
   - Мы согласны, готовы. Но только один дубль.
   Сагалович собственноручно подсаживал каждую из школьниц, их тела тряслись
от страха. Девочки готовы были расплакаться, но все же исполняли то, что  от
них требовалось.
   Роман в душе ликовал: "Такие лица! Если Паша  упустит,  его  убить  будет
мало!"
   Девочки  стояли  на  узком  парапете.   Вниз   уходила   отвесная   стена
восемнадцатиэтажного дома, их тела золотило заходящее солнце.  Им  казалось,
что в этот момент весь мир смотрит на них. Паша снимал. Они вцепились друг в
дружку, боясь, что сейчас налетит ветер и сдует их с крыши.
   - А теперь медленно приседаем, словно  вы  собрались  прыгать,  -  шептал
Роман Сагалович замогильным голосом. Он сам был заворожен этой сценой.
   Девочки медленно присели. Паша крикнул:
   - Готово!
   Тут же Сагалович с Кармановым  сняли  трясущихся  от  страха  школьниц  с
парапета. Девочки и сами не верили, что были способны двадцать секунд стоять
на парапете над пропастью.
   - Ну вот, а вы боялись, - ласково  произносил  Сагалович.  -  Все  теперь
хорошо, съемки окончены. Фильм получился, мойтесь.
   Мыться пришлось, поливая себя из больших пластиковых бутылок  минералкой,
успевшей согреться за день.
   Наконец Алиса, Маша и  Вероника  обсохли  на  ветру.  Оделись.  Сагалович
терпеливо ожидал их, сидя на коврике рядом со сценаристом.  Девочки  боялись
заводить разговор о деньгах.
   - Ну что ж, вы сегодня честно поработали, - Роман полез в карман, вытащил
портмоне.  Делал  это  он  медленно,  подчеркивая  важность  момента.  -  За
сегодняшний день каждая из вас заработала по пятьдесят долларов, -  произнес
он и подумал: боже, за какие копейки они работают!
   -  Спасибо,  -  произнесла  Вероника,  принимая  пятидесятку  и  тут   же
заворачивая ее в фольгу от шоколадки.
   - Спасибо, - поблагодарили режиссера Алиса и Маша.
   Деньги девочки прятали старательно, на самое дно джинсовых карманов.
   - Все, - улыбнулся им режиссер, - можете быть свободны. Всем спасибо.
   - Вы нам обещали... - промямлила Вероника.
   - Что? - насторожился Сагалович, боясь, что разговор зайдет о деньгах,  а
он, как человек слабохарактерный, не выдержит и заплатит еще по пятьдесят.
   - Вы обещали перед самыми съемками, что фильм, который вы сделаете, будет
продаваться только на Западе, что в России его никто не увидит.
   - Да, обещал.
   - Проследите, - вполне серьезно попросила Алиса, - чтобы так оно и  было,
- здесь нас узнать могут. Роман засмеялся:
   - Это я вам обещаю.
   - Еще съемки будут? - спросила Маша.
   - Тебе понравилось? - с трудом выдавил из себя Сагалович.
   - Нет, деньги нужны.
   - Честно скажу, девочки, не знаю. Если вы мне понадобитесь, я вас  найду,
ваши телефончики у меня есть.
   - Может, вы нам свой дадите? - робко попросила Вероника.
   -  Нет,  нельзя,  -  обрезал  ее  Сагалович.  -  И  помните,  никому   не
рассказывать о том, что мы делали, потому как меня в тюрьму посадят, а вас в
колонию отправят для малолеток. А там придется делать то  же  самое,  только
уже без денег.
   - Ясно, - вздохнула Вероника.
   - Сами домой доберетесь или подвезти?
   - Нет, нас подвозить не надо. Еще родители увидят, спрашивать  начнут,  с
кем это мы в машине катаемся.
   - Да, понимаю, вам репутацию портить нельзя. Вам еще жить, учиться, замуж
выходить, детей рожать. Школьницы сдержанно захихикали:
   - Мы же не взаправду все делали, мы актрисы.
   - Конечно, - тут же согласился Сагалович, - вы актрисы, вы  роли  играли.
Это искусство. Секс за деньги - это совсем другое дело, это  проституция.  А
тут искусство.
   "Какую чушь я несу, - думал он, - себя убеждаю, что занимаюсь искусством,
несовершеннолетних девочек втянул в съемки порнофильма... Но жить-то  как-то
надо. Кино - единственная моя профессия, и, если есть спрос на  порнографию,
его кто-то должен удовлетворять. Пусть лучше порнофильм будет сделан  руками
мастера, чем недоучки, пришедшего из подворотни."
   - Все, расстаемся. Вы идите, мы попозже. Когда девочки ушли, сценарист  и
режиссер криво улыбнулись.
   - Мерзко все это, - сказал Иван.
   - Никто тебя силой не тянул заниматься подобным бизнесом.
   - От этого и мерзко.
   - Мы с тобой как те голуби, - сценарист указал на голубятню, - птицы сами
забираются в клетку, если там насыпали жрачку, клюют зерна и гадят вокруг...
И солнце еще садится.
   - Не думай об этом, -  посоветовал  Сагалович,  -  лучше  подумай,  какие
удовольствия ты приобретешь на полученные деньги.
   Они уже спускались в лифте.
   - Деньги... - усмехнулся Карманов. - Были бы это настоящие деньги, а то -
копейки.
   - Центы.
   - Какая, на хрен, разница.
   - Аппетит приходит во время еды, - усмехнулся режиссер. - Раньше и  сотка
баксов была для тебя в радость, как полтинник для девчушек, теперь  же  тебе
тысячи мало.
   - Что такое тысяча? - хмыкнул сценарист. - Если взвесить все наши с тобой
моральные потери, принципы, на которые мы болт забили ради порнографического
кино, то тут и миллиона мало.
   - Нет, - покачал головой Сагалович, - все в нашем мире имеет цену. И люди
продаются именно за те деньги, которых они стоят. Ты  можешь  лишь  мечтать,
что стоишь миллион баксов, на самом же деле твоя красная цена - три штуки.
   - И твоя, - не удержался поддеть приятеля Карманов.
   - Я и не претендую на большее.
   - Как же насчет искусства?
   Мужчины вышли во двор, сели в микроавтобус. Оператор Паша уже  готов  был
заснуть, он спал каждую свободную минутку.
   - Вези домой,  -  устало  сказал  Сагалович,  -  надо  посмотреть  снятый
материал.
   Микроавтобус покатил по узкому проезду к улице.
   - Что за идиот стоит? - буркнул водитель, увидев впереди худого  парня  с
пакетом, набитым пивными бутылками, под мышкой он  сжимал  плоский  сверток.
Парень стоял запрокинув голову и смотрел на крышу дома.
   "Может,  он  увидел-таки  голых  девчонок   и   надеется,   что   видение
повторится?" - подумал Сагалович.
   Резко прозвучал сигнал, парень отскочил в сторону, и микроавтобус  выехал
на улицу.
   "Черт с ними, - решил режиссер, - смонтирую фильм, получу деньги и забуду
о девчонках."
 
Глава 2 
 
   Из трех братьев Гаспаровых самым  удачливым  оказался  младший  -  Эдуард
Таирович. Свою преступную деятельность братья начали  на  заре  перестройки.
Они умудрились совершить несколько очень крупных  афер.  Создали  фирмы,  на
первый взгляд вполне легальные, но на  самом  деле  плевать  они  хотели  на
законы.  Гаспаровы  нагло  осваивали  в  то  время  еще   свободный   рынок.
Азербайджанские родственники ссудили братьям деньги, и дела пошли.
   Алкоголь,  горюче-смазочные  вещества,  трикотаж,   а   со   временем   и
компьютерная техника - все это  сплелось  в  единый  клубок.  Фирмы  братьев
Гаспаровых открывались, закрывались, исчезали и  появлялись  вновь.  Уже  за
первых несколько лет своей деятельности Гаспаровы смогли сколотить  довольно
солидный капитал.
   Но, как говорится, чужие успехи разозлили врагов. Да и действовали братья
Гаспаровы нагло и отчаянно. Всех неудобных и несговорчивых  они  убирали  со
своей дороги. Взрывались машины, горели дома, гремели выстрелы. До  поры  до
времени братья оставались неуязвимыми. На них пытались "наехать" конкуренты,
но кончалось это, как правило, гибелью последних, причем  гибелью  жестокой.
Братья считали, что если врага убиваешь,  то  делать  это  надо  так,  чтобы
другим стало страшно и было неповадно поднимать руку на бизнес Гаспаровых.
   Самые большие  деньги  Гаспаровым  приносила  торговля  горюче-смазочными
материалами.  Но  везение  не  бывает  бесконечным.  Первой   жертвой   стал
Гаспаров-старший: два наемных киллера расстреляли его "мерседес".  Гаспарова
и его охрану буквально изрешетили пулями. Как и водится, убийц не  нашли  ни
правоохранительные органы, ни двое братьев. Пришлось  умерить  пыл.  Средний
брат Михаил увеличил собственную охрану, и в девяносто четвертом году за ним
неотступно следовали четыре дюжих бывших спецназовца. Но охрана не спасла  и
среднего Гаспарова. Его роскошный автомобиль по дороге в бакинский  аэропорт
взлетел на воздух. Как следовало из заключения  экспертов,  заряд  взрывного
устройства,  спрятанного  в  бампере  машины,   был   эквивалентен   четырем
килограммам тротила. Гаспарова среднего и  его  охрану  разнесло  в  клочья,
автомобиль  сгорел.  Среднего  брата,   как   и   старшего,   пришлось,   по
мусульманскому обычаю, похоронить на родовом кладбище недалеко от Баку.
   После двух таких чувствительных ударов Эдуард Гаспаров (а он  из  братьев
был самым образованным и умным) понял, что если дела пойдут так и дальше, то
ему в ближайшее время тоже несдобровать. И  он  сделал  вид,  что  пошел  на
попятную.
   Правда, после гибели Гаспарова среднего в  Москве,  в  Баку  и  в  Питере
прогремело несколько взрывов, протрещали автоматные очереди,  и  кое-кто  из
тех, кто, по мнению Эдуарда Гаспарова, был виновен  в  смерти  его  среднего
брата, оказался в морге.
   Гаспаров-младший якобы отошел от дел.  У  него  остался  маленький  банк,
созданный средним братом, в котором и персонала-то было  не  более  двадцати
пяти человек, и две компании в офшорных зонах.  Заниматься  нефтепродуктами,
алкоголем и цветными металлами становилось все более опасно. Эдуард Гаспаров
это понял, ощутил на собственной шкуре.
   - Все, - сказал он себе, - я из этого бизнеса ухожу.
   Часть денег, заработанных братьями в лихие времена становления бизнеса на
территории бывшего Советского Союза, он вложил в газету и стал ее  хозяином.
Это свое приобретение Эдуард Гаспаров не афишировал. С редактором встречался
редко, раз или два в месяц.
   Еще в тысяча девятьсот девяносто третьем, когда  был  жив  средний  брат,
Эдуард предложил ему заняться кинопроизводством. Тогда через кино можно было
отмыть и легализовать крупные суммы. Но одно дело отмыть  деньги,  другое  -
заработать. И тогда  Эдик  решил,  что  вместе  с  отмывкой  деньги  надо  и
зарабатывать. Имея кое-какой опыт сотрудничества с киноиндустрией, он  пошел
на рискованное мероприятие: собрал надежных  людей  и  принялся  снимать  не
художественные, не  документальные  и  не  анимационные  фильмы,  а  занялся
подпольным производством порнофильмов. Наладил одновременно и  производство,
и сбыт.
   Первые два года дела пошли так хорошо, что Эдуард Гаспаров сам  удивился.
То ли рынок был свободен и не находилось достойных конкурентов,  то  ли  над
ним зажглась звезда удачи. Появлялись, конечно, свои проблемы на этом  пути,
но все они решались на удивление легко. Кто за деньги, кто из страха уступал
дорогу Эдуарду Гаспарову. И он занял если  не  первое  место  на  российском
порнорынке, то, во всяком случае, входил в первую десятку.
   Вечера Эдуард Таирович любил проводить в  одиночестве,  в  своем  большом
доме, купленном еще средним братом в те времена, когда провернуть  сделку  с
недвижимостью в центре Москвы не составляло большого труда, были  бы  только
деньги. А денег у братьев Гаспаровых на такие приобретения хватало.
   Дом находился в центре Москвы за высоким  забором  в  знаменитом  поселке
Сокол. Когда-то здесь жила богема - архитекторы, писатели, художники. Сейчас
же  в  поселке  остались  лишь  осколки  славных  фамилий  -  вдовы,  внуки,
племянники, дети. Большинство  зданий  и  участков  выкупили  новые  хозяева
жизни, и они перешли в другие руки.
   Обыкновенные  деревянные  двухэтажные  домики,  по  сегодняшним  понятиям
ветхие и убогие, снесли, а на их месте возвели похожие на крепости особняки.
Домик, доставшийся Гаспарову среднему, был, в общем, ничего.  Тем  не  менее
Эдуард снес все, что находилось над фундаментом, и построил два этажа  вверх
и этаж вниз. Наверху красовалась тарелка спутниковой  антенны,  над  оградой
торчали, медленно поворачиваясь,  видеокамеры  наружного  наблюдения.  Общая
площадь дома составляла восемьсот квадратных метров.
   В доме постоянно жили четыре человека охраны и сам хозяин.  Жена  и  дети
Эдуарда Гаспарова жили то в Баку, то  в  Турции,  то  во  Франции.  Средства
позволяли супруге и трем детям перемещаться по всему миру. Изредка, раз  или
два в год, они наведывались к отцу, проводили у него пару  недель,  а  затем
Эдуард отправлял семью из Москвы от  греха  подальше.  Все-таки  его  бизнес
продолжал оставаться опасным, а подставлять  своих  наследников  Эдуарду  не
хотелось, слава Богу, он был научен жизнью, потерял в нелегком продвижении к
богатству двух старших братьев. Теперь он опасался как за свою жизнь, так  и
за жизнь близких.
   Вечерами  Эдик  Гаспаров  любил  играть  в  бильярд,  кормить   рыбок   в
многочисленных аквариумах своего дома. Вот и  сегодня  с  девяти  вечера  он
ходил с кием в руках вокруг ярко освещенного  огромного  бильярдного  стола.
Выстраивал хитроумные комбинации из шаров, обходил, приседал, примерялся,  а
затем наносил точный удар, следя за тем, как шары столкнутся друг с  другом,
раскатятся в нужных для Гаспарова направлениях и  окажутся  в  лузах.  Когда
удар получался удачным, Эдик издавал загадочный звук,  похожий  на  хрюканье
поросенка. Было в этом  звуке  восхищение  собственным  умением,  радость  и
сладострастие.
   Бильярд и рыбки заменяли Гаспарову и женщин, и алкоголь, и многие мирские
радости, кроме, естественно, одной. Для того чтобы постоянно ни в  чем  себе
не отказывать,  нужны  деньги.  Наученный  горьким  опытом  родных  братьев,
Гаспаров-младший   всегда   действовал   осторожно,   осмотрительно,   любил
повторять: прежде чем нанести удар, все надо взвесить и рассчитать. Бизнес -
это тот же бильярд: побеждает умелый и расчетливый. Иногда  сопернику  можно
дать фору в пару шаров, а затем ловко его обставить и одним ударом вогнать в
разные лузы сразу два или три шара.
   - Вот так.., вот так, -  ловко  ударив,  он  загнал  в  лузу  чрезвычайно
сложный шар, натер кий голубоватым мелком и замер, оглядывая, как полководец
поле, зеленое сукно бильярдного стола.
   Затем он положил  кий  и  семенящей,  немного  пританцовывающей  походкой
подошел к гигантскому аквариуму, принялся наблюдать, как полосатый  сомик  с
длинными усами медленно  п