Электронная библиотека
Библиотека .орг.уа
Поиск по сайту
Детективы. Боевики. Триллеры
   Боевик
      Баконина Марианна. Школа двойников -
Страницы: - 1  - 2  - 3  - 4  - 5  - 6  - 7  - 8  - 9  - 10  - 11  - 12  - 13  - 14  - 15  - 16  -
17  - 18  - 19  - 20  - 21  - 22  - 23  - 24  - 25  - 26  - 27  - 28  - 29  - 30  - 31  - 32  - 33  -
34  - 35  -
значит "ладно еще"! -- Саша гордился своим умением снимать трогательные или пламенные сюжеты. -- Я не хочу идти в ученики или подмастерья! -- Самое печальное, -- продолжала Лизавета, пропустив последнюю реплику мимо ушей, -- это эксперимент над новостями как таковыми. Он пишет о принципиально новом подходе к информации, о новой новостийной технологии! Причем имеет в виду не собственно технологию, которая определяется техникой, -- не о спутниках и тарелках, не о цифровых камерах и монтажных идет речь. Речь идет о "подходе". -- Лизавета и в эфире умела играть голосом, превращая обычное слово в насмешку, сейчас это вышло особенно удачно. -- Все равно что изобретать по новой велосипед или колесо. В принципе, любой человек со средним и при этом "очень средним" образованием может обосновать что угодно, да так гладко, что профаны будут балдеть и тащиться, да еще выложат за это миллиарды. Вспомните, больше двух лет академики твердили, что никакой красной ртути нет и быть не может! А сколько было желающих экспортировать сей стратегический товар! -- С красной ртутью другое, я этим занимался. -- Будучи человеком увлекающимся, Саша Маневич так или иначе занимался всеми шумными делами последних лет. -- Люди просто мыли деньги, продавали рубли за валюту, ни покупатель, ни продавец ни секунды не верили в чудо красной ртути. Это была отмазка для властей, просто так рубли не вывезешь, доллары не легализуешь. Я бы назвал эту операцию "черный бартер"! -- Может быть, не знаю. -- Сбить Лизавету всегда было непросто, вместо отвергнутого аргумента она умела находить два новых. -- Президиум Академии наук ежемесячно получает больше сотни проектов вечных двигателей. Если такой проект увидит человек неподготовленный, он решит, что землянам больше ни к чему искать новые источники энергии -- зачем, если есть один, вечный? -- А у нас что -- вечный двигатель? -- Конечно, один новостийный "нон-стоп" чего стоит. Я бы вообще отправляла в мусорную корзину все заявки на производство информационных программ, в которых есть слова "новый подход к информации". Со времен Троянской войны и похода аргонавтов за Золотым Руном подход к информации один и тот же -- все, что нарушает привычный порядок вещей, становится слухом, легендой, мифом или репортажем. Это, кстати, и к вопросу о хороших новостях. Если завод работает, если крестьянин убирает урожай, если учитель проводит урок -- это просто жизнь. -- А вам, молодым, только чернуху подавай. Ты красивая девушка -- и все про убийства, про пожары, про аварии. Вампиризм какой-то, психическая болезнь! Нельзя быть такой кровожадной! -- Я не могу с вами согласиться, Светлана Владимировна. -- Саша угробил немало сил на то, чтобы наладить дружеские контакты с милицией, пожарными и прочими спецами по ЧП, и поэтому часто привозил именно "кровожадные", чернушные сюжеты. -- Информация -- это прежде всего право знать о том, что угрожает безопасности людей. Это мост, который может рухнуть, это хулиганы во дворе и на улицах, это война, на которой могут убить вашего сына или мужа. -- Но не только же это! Надо же от трупов людям роздых дать! -- не выдержала Верейская. -- Ваше лекарство очень часто превращается в яд. Передозировка, явная передозировка. Ты даже под Новый год устроила повесть о крови и кражах! Лизавета работала с Верейской в новогодней программе и делала обзор года. Лана до сих пор при всяком удобном случае поминала эту передачу -- в пять минут Лизавета вместила и Дагестан, и Чечню, и заложников, и взрывы в Москве и Волгодонске. За те же пять минут она рассказала о банкротствах, финансовых махинациях, переделе сфер влияния между бандитскими группировками... Лана тогда разозлилась не на шутку и вспылила: -- Ты бы хоть из любопытства нашла какое-нибудь хорошее событие года. А то -- война, обманы, землетрясения, мертвые банкиры, ограбленный музей! -- Музей как раз из серии добрых новостей, -- ехидно ввернула Лизавета, -- преступники задержаны, скоро суд! -- Язва! На экране научилась быть мягкой и обворожительной, маскируешь свой яд улыбками! -- сказала Светлана Владимировна и согласилась, что Лизавета, в сущности, права -- самые значительные события года действительно отдавали дымом войн и горечью обманутых надежд... Разгромив Лизавету, Верейская сосредоточилась на Саше, который имел неосторожность улыбнуться. -- Не знаю, не знаю, почему и на каком основании ты улыбаешься, словно сам без греха! Как где на заводе забастовка -- там сразу Маневич! Провокатор какой-то! Азеф! -- Ну, Светлана Владимировна, так уж и Азеф, могли бы для меня фигуру поприятнее отыскать! -- Ничего, не хрустальный. Привыкай! Вот станете работать по-новому, с пьесой дня и по сценарию, и не так вас назовут, чернушников! -- Никакие мы не чернушники! -- Лизавета сделала вид, что обиделась. -- Могу доказать. Когда я снимала в Москве выборы, там прямо в буфете умер человек. Помощник депутата. Хлебнул водочки -- и инфаркт. Будь я любителем мазута и дегтя -- какое раздолье для широковещательных заявлений и далеко идущих выводов! А я воздержалась! -- Так-таки и ни словечка об этом в репортаже? -- засомневалась Лана. -- Ты это серьезно? -- немедленно "взял след" Саша Маневич. Он сразу стал похож на лайку -- простоватая, обманчивая внешность, дружелюбный хвост колечком и задатки высококлассного охотника. Сейчас он помахивал хвостом, то есть ласково улыбался. -- А ты точно знаешь, что умер? Может, просто обморок? -- Точно, -- лукаво и бесстрастно ответила Лизавета. -- Как его зовут, не выяснила? -- А как ты думаешь? Саша демонстративно хлопнул себя по лбу: -- Зачем я задаю глупые вопросы! Великая Лизавета, разумеется, все разузнала и все выведала. -- Ладно, там Лидочка, наверное, уже текст прислала, пойду посмотрю. Лана Верейская плавным царственным жестом поднесла к губам керамическую рюмочку с японской красавицей на боку, одним глотком опустошила ее и величественно выплыла из комнаты. А Лизавета охотно рассказала Саше Маневичу все, что знала о смерти Владимира Дедукова и о школе двойников, которая беспокоила второго помощника депутата Поливанова. -- Он так страшно захрипел. И унесли его в момент. А потом, когда расспрашивала охрану насчет происшествий, -- никто ни слова. Даже странно. Ведь он рухнул на глазах у сотни людей! Саша слушал внимательно и азартно. И задавал дополнительные вопросы: -- А ты потом газетки-журналы не посмотрела? Никто не писал об этом? -- Я не видела, -- покачала головой Лизавета. -- И я не видел. А ведь это ЧП! Ты потом еще подробности выясняла? -- Кое-что узнала. Уж больно загадочная эта школа двойников. Я, кстати, выяснила, что Поливанова выбрали в Думу не в Туле и не в Орле, а в городе, гораздо более близком к Петербургу, -- Новгороде. Между прочим, в комитете по образованию этот экс-директор школы работал бок о бок с другим экс-педагогом, историком, членом Государственной думы от Петербурга Яковом Сергеевичем Зотовым. -- Ах, с этим... -- Саша вздохнул. Якова Зотова и Лизавета, и Саша, и все петербургские журналисты знали не просто хорошо, а очень хорошо. Он выдвинулся благодаря своей невероятной активности и умению гладко говорить о чем угодно. Зотов был всегда готов публично выступить по любому поводу, и его вызывали как "скорую помощь", когда позарез был необходим комментарий "специалиста-политолога", а люди более осторожные отказывались порадовать прессу своим мнением. Вот уже десять лет Яков Сергеевич Зотов, педагог, преподаватель высшей школы, именовал себя политологом. А раньше он два десятка лет просто преподавал историю КПСС -- и диплом у него был соответствующий, и диссертацию защитил по теме "Деятельность ячеек РСДРП(б) на Кубани после революции 1905 года". Политологом Зотов стал тогда, когда ликвидировали одиозные кафедры, имевшиеся в каждом вузе. А поскольку о безработице и массовых увольнениях в те времена еще не помышляли, то упраздненные научно-педагогические коллективы переродились и стали коллективами преподавателей социально-политической истории двадцатого века. Возрожденные к новой жизни доценты и профессора творчески переработали название собственных кафедр, и на просторах СССР появились легионы политологов. Не все политологи пошли в политику, как речистый Зотов. Он же -- как курочка по зернышку: здесь в газете мелькнул, там на телевидении выступил, потом на радио пригласили как постоянного комментатора, -- в результате прочная репутация и победа на выборах в Думу четыре года назад. В этот раз Яков Сергеевич снова успешно прошел предвыборную дистанцию -- в годы парламентского сидения он не забывал дружить с прессой, особенно городской, -- подкидывал время от времени эксклюзивные скандальчики и позаботился о финансовых тылах для своего второго похода на Думу. Кому, чем и как он помог, журналисты только гадали, однако не то двести тысяч, не то полмиллиона долларов на выборы Зотов достал без труда. Саша не занимался чисто политическими темами, но тут почему-то достал блокнот и принялся писать. -- Значит, умер помощник Поливанова, а Поливанов -- приятель нашего Зотова. -- Все названные Лизаветой имена и фамилии Саша Маневич аккуратно занес в толстый кожаный блокнот. Он был не только романтиком, но и педантом. Вот такая гремучая психологическая смесь. -- Зотову я даже не звонила. Так, поспрашивала других думцев, обиняком... Сам Зотов сразу стал бы... -- Напрашиваться в эфир, -- не дал ей договорить Саша. Когда люди много и по-настоящему работают вместе, они научаются понимать друг друга с полуслова. -- Но я должна узнать, какую такую школу двойников-близнецов собираются открыть наши думцы. И что по этому поводу думает господин Зотов. Мне почему-то кажется, школьной реформой здесь и не пахнет. Это какая-то политическая школа каких-то политических двойников. И ведь фактов особых нет, а в голову лезут всякие истории про дублеров Саддама и Кастро. -- Я тоже об этом подумал. Бред, да и только! При чем тут школа? -- Вот и хотелось бы узнать! -- Узнаем, -- пообещал Саша Маневич. Если он что-то обещал, то можно быть уверенным -- расплющится в лепешку, но сделает. Недруги утверждали, что Саша упрям, как баран. НЕУД ЗА ПРОГУЛ Телевизионные гримерные похожи одна на другую и очень отличаются от театральных и киношных гримерок. Здесь, как правило, нет никакой экзотики -- париков, костюмов, пастижерных изысков в виде накладных носов и зубно-губных пластин. Никакой роскоши -- зеркал во всю стену, спецподсветки и мягких вращающихся кресел. Телевизионные гримерные просты и аскетичны, как монашеские кельи. Ничего лишнего -- рабочий стол с минимумом косметики, причем большая ее часть самая обычная, какой пользуются в повседневной жизни. Стаканы с кисточками, расчески, щетки, фены. К рабочему столику приставлен ничем не примечательный стул -- зачем тратиться на дорогущий специнвентарь, если можно прекрасно работать на чем попало? Телевизионный ведущий должен выглядеть на экране, как в жизни. Вот и не балуют телевидение рачительные хозяйственники. Причем все изложенное справедливо для любых телевизионных студий мира -- в скудно обставленных комнатках гримируют и великих, вроде Уолтера Кронкайта и Владимира Познера, и звездочек поменьше -- каких-нибудь ведущих новостей в Королевстве Лесото и асов разговорных шоу на Ярославской студии. Петербургское телевидение не исключение: скромная гримерка для своих. Вся театрально-кинематографическая специфика в соседней комнате -- когда-то, когда на питерском ТВ еще ставили телеспектакли и даже мини-сериалы, в ней работала дружная бригада парикмахеров-гримеров-пастижеров. Там экзотики хватало. В гримуборной "для своих" сидели дежурные парикмахер и гример. Такая работа раньше считалась скучной -- действительно, ни уму ни сердцу: попудрить диктора или гостя какой-нибудь программы, замазать "усталость" под глазами ведущей программы для молодежи, которая всю ночь толковала с модным рок-музыкантом. Об интервью толковала, не о чем-нибудь. Потом эта тоскливая работа стала единственной, и те, кто не ушел со студии на вольные хлеба, бились за возможность подежурить. Ведь если долго нет никакой работы, по нынешним временам могут и уволить, а премии, хоть и копеечной, вообще не увидишь. Постепенно заброшенная гримерка заполнялась людьми -- теперь дежурили по два гримера и по два парикмахера. Работы далеко не всегда хватало на всех. Чаще -- как на конкурсе вокалистов: один выступал, то есть работал, остальные готовились. А то и просто скучали -- своих программ снимали все меньше. Поэтому Лизавету встретили радостными приветствиями. -- Здравствуйте, Лизонька, давненько вы не заходили, в командировку ездили или... -- повернулась к ней старейший гример студии Вера Семеновна. -- Здравствуйте. В горы, на лыжах каталась. -- Ой, а я смотрю, откуда такой загар! Ты же вроде была против этих кварцев! -- безапелляционно заявила громогласная парикмахерша Тамара. -- Вы ко мне сядете, Лизонька, или сразу к Тамаре? -- обращение "Лизонька" в устах старейшего гримера звучало совершенно по-тургеневски. Только Вере Семеновне разрешалось называть Лизавету Лизой, Лизонькой и так далее. Все остальные нарывались на едкие замечания. -- Спасибо, Вера Семеновна, я -- как обычно. Обычно Лизавета гримировалась сама, а причесываться ходила именно в гримерку для своих. Тамара пододвинула стул, достала из косметического ящика фен и тут же принялась болтать: -- Вот ты говоришь, от зимнего загара кожа горит и истоньшается, а Наталья каждую неделю или даже по два раза на неделе нежится в этих хрустальных гробах и выглядит на пять с плюсом, и не надо в горы подниматься. -- Горы -- это удовольствие. -- Лизавета не захотела вдаваться в подробности и рассказывать, какое это грандиозное удовольствие -- солнце, снег, почти космической, инопланетной красоты пейзажи, яркие разноцветные костюмы и одинаково коричневые и улыбчивые лица лыжников. -- А что касается кварцевания, оно действительно опасно, хотя и не для всех, по крайней мере, так пишет "Космополитен". Ссылка на этот журнал обычно производит должное впечатление. "Космополитен", когда-то недоступный, давно издается на русском языке, и каждый желающий может удостовериться, что это глянцевый вариант "Работницы", разве что иллюстрации эффектнее. Но большинство по инерции продолжают считать все напечатанное на его мелованных страницах безусловной истиной. -- Горы тоже опасно -- можно ногу сломать! -- продолжала Тамара. -- Может кирпич на голову упасть! Или кусок балкона, у нас сюжет был. Не видели? На Каменноостровском проспекте, номер дома не помню, на мальчика упал кусок лепнины, голова кариатиды. -- И что с мальчиком? -- встревожилась сердобольная Вера Семеновна. -- Жив, к счастью. Но сразу после этого проверили фасады домов и оградили те участки, которые представляют опасность. -- Ах, вот оно что! -- Тамара так энергично всплеснула руками, что чуть не уронила фен. -- А я-то думаю, почему по улицам не пройти, понаставили барьеров и заборов! -- Уж лучше так, Тамарочка! -- заметила Вера Семеновна. -- Так не так, а когда эти заборы обходишь, можешь и под машину угодить. Хрен редьки... -- Я, честно говоря, спешу, -- сказала Лизавета, увидев, что обитатели гримерки готовы всерьез начать диспут насчет меньшего из зол. Это сейчас очень популярное занятие -- и при выборе президента, и при покупке колбасы. -- Ты всегда спешишь. -- Тамара взяла принесенную Лизаветой пенку. Вообще-то в гримерке имелись примочки для грима и прически, купленные централизованно. Только, на беду, ответственный за закупки начальник хозяйственного отдела, приобретая косметику, придерживался мелкобуржуазного принципа "числом поболе, ценою подешевле" -- лак и пенка для укладки волос, пудра и тон приобретались крупными оптовыми партиями, и на мелочи типа срока годности никто не обращал внимания. Эти запасы благоухали так, словно в гримерке только что травили клопов и тараканов. Лишь безумно храбрые или беспросветно глупые люди разрешали мазать свои щеки и поливать волосы казенными снадобьями. Лизавета ни глупой, ни особо смелой себя не считала, лечиться от облысения и пересыхания кожи не хотела и, как всякий утопающий, спасала себя сама -- таскала на работу все необходимое. Потекли обычные разговоры -- о косметике, модах, ценах, семье, мужьях, любовниках -- о чем обычно разговаривают женщины, оказавшиеся в сугубо дамской обстановке, вроде зала парикмахерской, косметического кабинета или на занятиях по аэробике. Однако в этот раз разговоры были хоть и обычные, но странные. Все, на первый взгляд, как всегда -- тем не менее атмосфера душная, темная, как перед грозой. Так бывает. Все тихо, мирно, туч нет, солнышко сияет, но в воздухе носится предчувствие бури. Спокойное оцепенение, переполненное тревогой. И в гримерке в тот день запах лака для волос перемешался с запахом дурных вестей. Хотя никто ничего особенного не говорил и не рассказывал, чувствовалось, что мысли гримера и парикмахера заняты не только работой. А дамская болтовня -- лишь попытка избавиться от тоскливых дум. Вообще-то телевизионная гримерная сугубо женской никогда не была, здесь толклись и мужчины, ведущие спортивные передачи, и новостийщики, и дикторы. Однако атмосфера, царящая здесь, меняла и их тоже -- мужчины охотно и со знанием дела обсуждали сорта пудры, цены на костюмы в элитном магазине "Барон". С еще большим знанием дела они беседовали о том, кто, что, с кем и где. Лизавета не так давно с удивлением отметила, что сплетничают мужчины чаще и больше, чем давно заклейменные сплетницами дамы. -- Общий привет! Лизавета, триста лет, триста зим! Тамарочка, дай лапку! Отдельный поклон Вере Семеновне! -- ворвался в гримерку самый обаятельный и привлекательный диктор всех времен и народов Валентин Ченцов. Ворвался и немедленно подтвердил тезис о мужской склонности к пересудам: -- Опять звонил муж Леночки Кац, она так и не нашлась. -- Не нашлась? Боже, что же могло случиться-то! Он больше ничего не сказал? -- затараторила Тамара. -- Нет, а я не стал расспрашивать. Ленка, она ведь мужика своего не уважала, просто держала при себе, чтоб был, вот я и думаю, не закрутила ли где? -- Валентин, в лучших водевильных традициях, игриво подмигнул присутствующим. Одет он был тоже неумолимо водевильно -- белая хрустящая рубашечка, галстук-бабочка в горошек, тужурка а-ля Лев Толстой и лакированные штиблеты. -- Ты чего мелешь, язык без костей, глаза бесстыжие! -- возмутилась Вера Семеновна. Валентин ответил еще более игривой улыбкой. Бомба тревоги, висевшая над гримеркой, взорвалась. Лизавета теперь поняла, что предчувствие тревоги было не миражом, а реальностью. Тамара, заметив ее удивленное лицо, всплеснула руками: -- Лизавета же ничего не знает! -- И тут же начала рассказывать: -- У нас Лена Кац пропала, представляешь! Сначала-то никто не

Страницы: 1  - 2  - 3  - 4  - 5  - 6  - 7  - 8  - 9  - 10  - 11  - 12  - 13  - 14  - 15  - 16  -
17  - 18  - 19  - 20  - 21  - 22  - 23  - 24  - 25  - 26  - 27  - 28  - 29  - 30  - 31  - 32  - 33  -
34  - 35  -


Все книги на данном сайте, являются собственностью его уважаемых авторов и предназначены исключительно для ознакомительных целей. Просматривая или скачивая книгу, Вы обязуетесь в течении суток удалить ее. Если вы желаете чтоб произведение было удалено пишите админитратору